Архив : №06. 08.02.2013

Голоса классиков записаны в генокоде

Журналист, переводчик, прозаик. В «закромах» – испанская языковая школа, филфак МГУ, диплом социолога Национальной Школы Общественных Отношений (Чили), 20 лет проживания в Латинской Америке. Пробовала себя в преподавании, журналистике, менеджменте корпоративных коммуникаций. Поработала аналитиком на социологических опросах, сюрвейером-контролёром экспортных поставок мяса, переводчиком-синхронистом. В настоящее время дистанционно сотрудничает с российскими СМИ и занимается литературными переводами.

Анна НОВИКОВА

– В России последние годы быстрыми темпами сокращается книжный рынок, читают всё меньше и меньше, как с этим обстоит в Чили и Аргентине? Насколько книги доступны, насколько развита культура чтения? Что обычно читают в метро Буэнос-Айреса? 

– Если говорить об Аргентине, то в настоящее время ситуация тут довольно печальная, особенно, если учесть, что традиционно это была не только «самая читающая» страна Латинской Америки, но и «самая издающая».

По данным исследований TNS Gallup, за истёкший 2012 год 58% населения не прочитало ни одной книги... И это при том, что в магазины за тот же период поступило 67 млн экземпляров книжной продукции. Кстати, интересен критерий, которым «Гэллап» (основываясь на положениях аргентинского минобраза) определяет, что именно следует считать «чтением» на уровне самого процесса: это, оказывается, непрерывное и осознанное восприятие текстового материала на протяжении 15 минут. Так вот... Исходя из этого, чтение мейлов, газет и журналов тоже считается ЧТЕНИЕМ. И вот такое ЧТЕНИЕ вполне имеет место. Более того, среди школьников за этот год показатели выросли аж на 24 единицы. Что позволяет аргентинцам поглядывать свысока на соседей-чилийцев: у тех аналогичный «столбик» поднялся всего-то до отметки «7». Впрочем, Чили – это совсем другая история, тут куча нюансов.

На этом фоне уже не удивляет, что наибольшей популярностью у взрослых пользуется печатная продукция, посвящённая спорту, политике, нетленкам типа «нью-эйдж» и книгам из категории «личностного роста». Коэльо, Ошо, Карнеги, иже с ними. Что касается чтения в метро – ну, читают в Буэнос-Айресе, да. Чаще всего – это студенты, впившиеся в свои конспекты. На втором месте – пассажиры с религиозными брошюрами в руках. Но бывают и крайне приятные исключения: например, ухоженная старушка с томиком Чехова или парень, одной рукой сжимающий скейт, а другой – «Историю ХХ века» Хоббсбаума. Всё-таки есть некий социо-культурный навык, полностью его уничтожить не под силу даже поп-культуре.

У чилийцев он развит гораздо слабее. И тысячи километров общей границы с Аргентиной тут ни при чём: региональные варианты испанского языка, культура, образ мыслей, бытовые привычки, издательская активность и, соответственно, цены на книги в обеих странах сильно отличаются.

В Чили, к примеру, достаточно «закрытая» фонетика, характерное «проглатывание» окончаний – так и тянет связать эти лингвистические особенности с типичной чилийской интроверсией, стеснительностью, церемонностью. С точки зрения географии, страна не обременена ни тропическим изобилием, ни ресурсами... А вот землетрясения случаются достаточно часто, после них многим приходится начинать свою жизнь с нуля. Нациям с подобными исходящими свойственны приземлённое мышление и довольно высокая работоспособность, ориентированная на выживание и тяготение к материальным благам. А поскольку предложение определяется спросом – цены на бытовую технику, к примеру, вполне умеренные. Поэтому (хотя и не только поэтому) в транспорте чилийцы в основном не читают, а слушают музыку в наушниках, в то время как счастливые обладатели мобильного интернета коротают поездку в фейсбуке.

В Аргентине тоже коротают, конечно. Но земли там плодороднее, это обстоятельство ещё в приснопамятные времена позволяло колонизаторам подумать и «о душе». Да и самих колонизаторов было больше. В отличие от труднодоступного и сейсмически нестабильного Чили, аргентинское население процентов на 80 состоит из потомков европейских иммигрантов... среди которых попадались и светочи.

– «Можно полагать, если в XX веке больше всего превозносился «человек разумный», то XXI век будет жить под знаком «человека творческого», – предположил американский психолог Фрэнк Беррон. Не кажется ли тебе, что это слишком оптимистичный прогноз?

– На фоне глобального перехода от коллективизма к индивидуализму, от навязшей в зубах «корпоративной этики» к радостям фриланса... Почему бы и нет?! Информации море, виртуальный инструментарий доступен в изобилии, мода на «хэнд-мейд» тоже достаточно показательна, на мой взгляд. Другое дело – что я не знаю, насколько это хорошо; и действительно ли «человек творческий» в чём-то превосходит «человека разумного». Как ни странно, самые выдающиеся «лирики» получались именно из «физиков»! Системное мышление и логика творческому процессу по идее не должны вредить; «конечный продукт» от этого только выигрывает...

Впрочем, в этом плане я, наверное, являюсь «человеком ХХ века».

– Какова, на твой взгляд, роль писателей в современном обществе? Слышны их голоса? Есть ли перспектива у литературы? 

– Этим летом я наблюдала в родном городе, как ежедневно на помойке возле моего дома появлялись домашние библиотеки: тут тебе и Достоевский, и Толстой. Никто не нужен. Весьма символично.

Я думаю, что в России – так же, как и в Аргентине, кстати – голоса классиков всё ещё слышны. Только звучат они не снаружи, а изнутри – записанные в генокоде, в коллективном бессознательном. Кроме того, хотелось бы думать, что хозяева выброшенных на помойку Достоевского и Толстого просто спешно переезжали на новую квартиру, а перед этим обзавелись электронными читалками... Возможно, им тоже было горько от того, что бумажные книги зачастую некуда бывает пристроить: публичные библиотеки теряют актуальность, в частных домах книжные стеллажи не вписываются в модный дизайн интерьеров.

А по первой части вопроса – недавно перечитала Бредбери «451° по Фаренгейту». Искала цитату для одной своей статьи и, едва пролистав, уже не смогла оторваться... точно так же, как 30 лет назад: когда книжку эту одолжила нам одна мамина знакомая... Так вот, вопросом о том, кого лучше слышно – писателя, блюстителя власти или телеведущего, – люди задавались уже в 1953 году. И выходит, что – и по замыслу автора, и в реальности двухтысячных, и несмотря на диктат «телевизионных стен» – слышнее всё-таки негромкий голос в наших головах, стоит только раскрыть книгу на нужной странице.

– Может ли женщина писать, как Кортасар? А если нет, то, может, и не стоит начинать?

– Думаю, что не может. Логика у большинства из нас, женщин, всё же прихрамывает, а без неё, как ни крути, фундаментальное произведение не напишешь. И – начинать чаще всего не стоит! Вокруг теперь столько обширных и разнообразных полей деятельности. Столько возможностей для самоутверждения. А Кортасар уже и так есть. Есть Борхес, Толкиен, Набоков, Томас Манн, Дмитрий Быков, в конце концов... Зачем, чтобы кто-то ещё писал «как»?

Впрочем, из женщин-писателей, у которых всё в порядке с логикой, хотелось бы упомянуть нашу Людмилу Улицкую, Маргарет Митчелл (да-да, «Унесённые ветром!» – не путать ни с фильмом, ни с романом-продолжением, который некая родственница вздумала наваять относительно недавно) и чилийку Исабель Альенде. Ту самую, у которой «Дом с привидениями». Маринину и Гавальду – не предлагать! 

– Почему в своё время ты выбрала филологию? Как писались первые тексты? Ты переводила Кортасара, занимаешься журналистикой, пишешь прозу. Что тебе ближе всего?

– Говорят, что журналистика мне идёт больше. С точки зрения «твёрдых фактов» – наверное, так оно и есть, потому что проза моя на бумаге не публиковалась, переводы известны, но в слишком «узких кругах», а статьи и репортажи – ничего, печатаются себе. 

А филологию я в своё время выбрала именно потому, что меня отговорили поступать на журналистику! В девятом классе я наизусть знала все очерки Генриха Боровика, посещала Школу Юного Журналиста при МГУ, писала для ЗИЛовской многотиражки, однако один хороший мамин друг, журналист-международник, сказал как-то за рюмкой чая: «Выбирать нужно более широкую специализацию. После языкового отделения филфака она (то есть, я) сможет заниматься всем, чем угодно, в том числе и журналистикой». Слова эти мне показались очень убедительными тогда, а впоследствии – пророческими. В жизни мне пришлось заниматься очень далёкими от филологии вещами, в которых сильно помогли именно полученная на филфаке МГУ база и навык переработки больших объёмов информации.

– Каков современный идеал женщины в Латинской Америке? Она бизнесвумен или домохозяйка? Много ли у неё детей? Насколько она активна в общественной жизни и внимают ли ей мужчины? 

– Вот я упомянула Исабель Альенде – чилийского «Маркеса в юбке». Она считает, что «самым важным в жизни является не литературный талант, а любовь, царящая в её семье». Так что же главнее, семья или творчество?

Лично я не могу не согласиться с Исабель Альенде. Проблема в том, что когда женщина устанавливает для себя этот приоритет, писание автоматически откатывается на второй план... или вообще откатывается. Потому что семья и любовь – это такие вещи, которыми нужно заниматься 24 часа в сутки. В противном случае, они вянут и портятся. Да, конечно, немало писателей, именно в этом и предпочитают черпать вдохновение: ничто так не стимулирует литературный вброс, как насущная драма... Но подобные случаи – свидетельство выбора именно в сторону творчества. И речь тут идёт в основном о писателях – мужчинах. Женщина – хранительница очага по природе своей. Если не удаётся найти разумный компромисс, она в конечном счёте всё же выберет семью. Поэтому писатели «всех времён и народов» – как правило, мужчины. Женщин-классиков в истории литературы можно сосчитать по пальцам.

Что же касается обычных женщин Латинской Америки: они работают, учатся, растят детей (двух – как минимум), а нередко и совмещают все три вышеперечисленные сферы деятельности. Так что, не только наши соотечественницы останавливают на скаку коней... Как успевают? Экономят время на чтении, рефлексии, душеспасительных «тёрках» с подругами (если приспичит – ходят к психоаналитику), да и с детьми, как правило, возятся не матери, а няньки или телевизор. Латиноамериканские женщины терпеть не могут пробки на улицах и, чтобы избежать их, легко пересаживаются в общественный транспорт, даже если он им классово «не комильфо». Они предпочитают модным стрижкам длинные волосы, не слушают аудиокниг, занимаясь в тренажёрном зале, не накладывают макияж, если требуется сбегать в булочную или аптеку за углом, не готовят ломящийся от яств стол, если ждут гостей. В общем и целом они очень практичны. Но с ними скучновато.

Беседовала Мария СКРЯГИНА