Архив : №11. 15.03.2013
Президент всегда появляется вовремя
Глава из романа «Смерть на фуршете»
Журналист и филолог, занимающаяся проблемами лингвокультурологии, ведущий научный сотрудник одного из московских академических институтов Наталья Кременчук (прозрачный псевдоним, который по желанию автора мы не раскрываем) принесла в редакцию «ЛР» свой сатиро-юмористический детектив «Смерть на фуршете».
Невольное участие в расследовании тройного убийства на фуршете после присуждения национальной литературной премии «Новый русский роман» позволяет главной героине романа, сотруднице Института возрастной педагогики Ксении Котляр увидеть замысловатое закулисье современной российской литературной действительности, механизмы присуждения премий, создания книжных кумиров, а также по-новому осознать взаимосвязи литературы и жизни и те случаи, когда игра в литературу оборачивается игрой в жизнь.
Предлагаем читателям главу из первой части романа, изображающую фуршетное застолье после объявления лауреата премии.
– Ну что, получила впечатления? – с отцовской ласковостью спросил Стрешнев. Теперь в его руках был стакан, наполненный виски почти до края. – Поешь наконец!
– Слушай, – удивлённо спросила Ксения, – у вас, кажется, лежала здесь эта самая… стерлядь по-горчаковски… Неужели съели?
– А ты что, тоже хотела поиграть в эту угадайку?! Ну, пожалуйста, сейчас я тебе принесу. Не ожидал, что ты этим заинтересуешься – и отдал рыбок действительным членам нашего семейного стола Академии фуршетов.
– Почему семейного стола?!
– А как ещё? В стандартной Академии – отделения, а в нашей, фуршетной, разумеется, должны быть столы. Молодёжный стол. Стол пенсионеров… Есть православный стол.
– А он чем отличен?
– Понятно: постами. Во время постов его члены вкушают только постную часть фуршета, правда, алкоголь они, в большинстве своём, себе позволяют. Очень просто: объявляют себя путешествующими, а путешествующим прерывать пост можно. Находят компромисс.
– Это им профессор Полоскухин Герман Гурьевич подсказал, – пояснил Воля. – Он однажды к их столу прибился, увидел, что они страдают без пития и промыслительно помог. Объяснил, что поездку на фуршет по Москве из дома, а тем более, если живёшь в Подмосковье, вполне можно считать путешествием.
– А кто это? – спросила Ксения. – Полоскухин…
– Сейчас мы тебе его покажем, – сказал Воля, осматриваясь. – Это наш постоянный и непременный член. Член всё той же Академии фуршетов.
– Сегодня не покажем, – возразил Стрешнев. – Он уже напился, и его увела жена.
– Увы! Однообразный финал, – Воля грустно посмотрел на парочкой стоявших Ксению и Стрешнева. – Для Германа Гурьевича до банальности стандартный. Они с женой могли бы войти в наш семейный стол, но эта трагическая дама появляется на фуршетах только затем, чтобы депортировать своего охмелевшего супруга…
– Так что мы их числим заочными членами семейного стола. Соответственно здесь только очные. Обычно они, по привычке, – за одним столом. Но мы все между собою дружим. Дружим столами.
За одним из недальних столиков двое мужчин среднего возраста и соответствующие их положению и летам дамы вели беседу.
Ксения всмотрелась.
– Это же, по-моему, Верстовский!
– Естественно, Верстовский.
– Ты что, не читаешь его филологические романы? Филологические романы – моя стихия!.. А как здорово он выступал против ЕГЭ по литературе и свёртывания литературного образования в школе!
– Ну, если ты думаешь, что все остальные здесь – сторонники ЕГЭ и сливания в один предмет русского языка и литературы, то – увы! Ты не на тусовке министерства образования! А насчёт филологических романов ты, Ксюха, опоздала. Филологический роман умер больше десяти лет назад, и похоронил его, надеюсь, небезызвестный тебе Владимир Иванович Новиков. Кстати, он тоже где-то здесь, среди наших.
– Новиков? Сам? Я бы взяла автограф… А рядом с Верстовским кто?
– Естественно, кто: законная жена. Тоже филолог, профессор МГУ. И ведут они беседу с такой же законной семейной парой… Хочешь, я тебя с ними познакомлю, тем более что жена другого мужа, Карина, – по образованию зоопсихолог, доктор наук. Вы найдёте с ней общий язык. Если будешь защищать докторскую – она даст тебе отзыв, а то и оппонентом будет. Но учти, она очень строгая и педантичная. Зоопсихологию потеснила – хочет возвратить гнедичевско-жуковский гекзаметр в русскую поэзию и уже премного преуспела в этом. Получила премии «Киприда» и «Ромей», избрана почётной понтийской гречанкой.
– А муж её – тоже зоопсихолог?!
Ксении приглянулся рослый бородач, одетый, несмотря на жару, в какую-то странную куртку, похожую на телогрейку.
– Нет, Адриан, это тебе понравится, – лесничий. Они вообще до недавнего времени жили где-то в восточносибирской тайге, работали по долитературным специальностям, вырастили шестерых детей, благодаря Интернету, стали посылать свои труды в Москву, и вот – пробились.
– Адриан тоже пишет гекзаметром?
– Нет, он полиглот. Знает то ли шесть, то ли семь языков… Ну, словом, Карина рожала, а он изучал языки. Очередной ребёнок – новый язык. Аристарх – древнегреческий, Аркадий – латынь, Алла – немецкий, Анна – иврит, Айша – арабский, Артур – кельтский… Да, ещё Аревик, младшая, сейчас учится в РГГУ, это древнеармянский… Когда стало можно, подрабатывал на переводах всякой бывшей запрещёнки, а теперь один из ведущих переводчиков с мёртвых и новых языков.
– Интересные у вас здесь люди!
– В общем, случайных нет, – скромно потупился Стрешнев. – У нас даже халявщики свои, постоянные.
– Что за халявшики?
– Те, кто приходит сюда только затем, чтобы выпить и закусить. Ты что, ничего о них не слышала? Такие по Москве целыми роями перемещаются. О них даже статья в Википедии есть…
– И кто же здесь халявщик?! Может, как раз ваш невидимый президент, который, как вы говорите, приходит только к фуршету?!
– Воля, ты слышишь? Давай-ка сразу исключим её из нашей Академии, не принимая туда?! Запомни: халявщик – это тот, кто проникает на мероприятия без каких-то профессиональных оснований. А наш Алексей Максимилианович Ласов – старший научный сотрудник Института истории гуманитарной культуры. Воля заведует отделом в Ассоциации распространения научной информации, я принадлежу к масс-медиа, попросту, как нас величают в народе, журналюга. Я всюду свой. Как бомж бутылки, подбираю где только можно факты и новости…
– Жареных тоже?
– Фаршированных! Ксюха, можешь издеваться надо мной сколько угодно: я толстокожий… Вон, кстати, прошёл Амазасп Гивиевич… да-да, этот седой, благообразный джентльмен с большим пластиковым пакетиком, уже порядком набитым… Полагаю, там упокоилась изрядная часть лотерейной стерляди… Сейчас мы тебе и Позвонка покажем… Воля, ты не видишь его?
– Я вообще давно его не вижу. Промелькнул, когда мы ещё у входа языки чесали… а потом… затерялся где-то… Вот Парасолька здесь… И Клара Кораллова…
– А это кто?
– Тоже халявщики!
– Парасолька – это же зонтик по-украински!
– И по-польски тоже… А Парасолька она потому, что на одном фуршете в Литературном музее, где подавали жареных поросят целиком, недолго думая, полураскрыла зонтик, который у неё был с собой, затолкала туда одного, а может, и двух поросят, сунула то, что получилось под мышку – и сделала ноги! Но вот, попала высокая профессионалка кому-то на язык. То ли она полячка-украинка, то ли тот, кто её так назвал. Хорошо легло. И под песенку, была такая… Как раз про парасольку…
– А почему Клара Кораллова?
– Кто знает… Воля, ты не знаешь? Спросим у президента, когда он придёт. Может, реальное имя. То-оже благообразная дама… Всегда с диктофоном… старинным… ещё советских времён… «Репортёр» называется… Громоздкий – хотя, как посмотреть, и вместительный тоже. Легко переделать в сумку-холодильник для сохранности выносимых продуктов. А с виду – она вроде как у вас интервью берёт… Но кто эти интервью слышал или читал?!
Стрешнев вновь отхлебнул виски.
– Впрочем, среди них много пенсионеров. Ну, видно, что не бомжи, опрятные, с парфюмом… Хотя можно и по пути на фуршет где-нибудь в магазине косметики под видом проб себя опрыскать… – Ксении почудилось, что здесь Стрешнев зацепил какие-то свои личные воспоминания. – На пенсию ведь не погурманишь, тем более, когда желудочно-кишечный тракт особых сбоев не даёт. Но нам хочется, чтобы хамства не было…
– А бывает?!
– Кхе! Не так давно в Доме Гоголя, на Никитском бульваре, где он умер, проводили конференцию по «Мёртвым душам» и на заключительном фуршете, натурально, в память о Собакевиче подали осетра. Так вот, пока наши гоголеведы клялись в вечной любви к наследию своего кормильца, оперативная команда халявщиков подошла к столу, где блюдо с осетром стояло, и тут же отошла. От пустого блюда.
– Задержали?! – ахнула Ксения.
– Сейчас! Это мастера! Со своей разведслужбой, со своими людьми среди обслуживающего персонала… Помнишь, Воля, как на одном из первых фуршетов у дяди Пети через женский туалет вынесли почти все холодные закуски? А трудились на этом деле всего трое…
Но услышать окончание этой истории Ксении было не суждено.
Всё тот же истошный голос воззвал к миру:
– Дамы и господа! У нас второй счастливец, вернее, счастливица, познавшая толк в стерляди по-горчаковски. Приглашаем всех заинтересованных лиц, а также Игоря Горчаковского и Василия Николаевича Купряшина пройти к нашему роялю.
– Я пойду! – с вызовом сказала Ксения. – Не угадала, так хотя бы посмотрю.
– Охота пуще неволи, – вздохнул Стрешнев. – Пассионарность неофитства. – И обернулся к грустному Караванову. – Что, Воля? Совсем изжога припёрла?!
У рояля стояли улыбающиеся Арина Старцева, Купряшин и Горчаковский.
Василий Николаевич взял в руки микрофон.
– Милостивые сударыни и судари! Сегодня день невероятных совпадений, странных сближений и озорных поворотов… Если бы мы находились под гнётом банальщины, то, естественно, сочинили бы вот такую коллизию: финалистка угадывает блюдо, изготовленное по рецепту лауреата. Но ни один человек в этом здании, причастный к нашей премии, не может быть уличён в каком бы то ни было подлоге. Кто же мог представить, что наша славная Арина Старцева, безошибочно определившая заветных рыбок, – уроженка Нижней Волги, дочь речника и сама заядлая рыбачка! Ведь мы её выбрали не за эти несомненные достоинства, а потому, что она написала превосходный роман о проблемах современной российской молодёжи «Вечер без тусовки».
Раздались довольно редкие аплодисменты.
– Игорь, я надеюсь, ваш автограф на книге для Ирины будет особенно проникновенным!
Горчаковский покивал и пристроился писать прямо на крышке рояля.
Появился официант с бокалами на подносе.
Горчаковский передал Арине свой роман и уставился на фужеры. Потом что-то тихо сказал Купряшину.
– Игорь Феликсович, – пояснил тот в микрофон, – опасается, что когда объявятся ещё трое угадавших, он просто свалится от такого количества выпитого шампанского.
– Да уж, господа, – развёл руками Горчаковский. – Я не Ноздрёв!
– Игорь, разумеется, не Ноздрёв, который утверждал, что выпил семнадцать бутылок шампанского, – согласился Купряшин. – Давайте пообещаем ему, что в последующие выходы он будет освобождён от заздравной чаши, но сейчас, когда перед ним волнительная Арина Старцева…
Арина легко вытянула микрофон из пальцев Купряшина.
– …которая предлагает Игорю выпить на брудершафт, от чего он не сможет отказаться.
«Пожалуй, она постарше Горчаковского», – подумала Ксения.
Чтобы исполнить задуманное невысокой финалисткой, рослому лауреату пришлось присесть. Но всё-таки они, переплетясь руками, вполне успешно осушили бокалы и не менее успешно расцеловались. После чего Арина с криком «За современную литературу!» (Ксении захотелось докрикнуть: «За Сталина!» – наверное, пока что не Горчаковский, а она перебрала) грохнула бокал о мраморный пол и, стыдливо закрыв лицо руками, затиснулась в толпу.
Видно было, что Горчаковский растерялся, но, оглядевшись, и он швырнул бокал, почему-то прибавив: «Вычтите стоимость из моей премии!».
Народ захлопал, кто-то даже свистнул, а Ксения вернулась на исходные, где коротко пересказала старцевский дивертисмент Стрешневу и Караванову.
Между тем медленно, но уже заметно число гостей начало редеть. Зато появились танцующие под звуки джазового оркестра, образовывалось всё больше пар и группок беседующих людей. Было понятно, что многих после этапа первоначального насыщения потянуло поговорить, тем более, что официанты продолжали выносить фрукты, сладости и даже горячие закуски. У столов с выпивкой – теперь Ксения узрела, что их было три, – по-прежнему наливали, и Стрешнев принёс себе ещё виски, а Ксении – вина. Подходили какие-то люди, здоровались, знакомились с ней, перекидывались с академиками полупонятными фразами и отходили. Несколько раз куда-то уходил и Стрешнев. Ксения почувствовала, что хмель вновь ударил ей в голову. Вдруг вспомнилось, что это не её сопровождает Стрешнев, а она его – потому что нет Инессы.
– Всё-таки ты негодяй, Стрешнев, и банальный бабник! – сказала она ему, допила вино и закусила люля-кебабом. Он оказался совершенно несолёным. – Как вы только их едите, Воля?! – обратилась она к Караванову, но ответа не получила, так как к столику подошёл профессор Георгий Орестович Беркутов со стопочкой водки.
Его лицо выражало крайнюю озабоченность.
– Воля, я, кажется, придумал, как заинтересовать твоего белоруса. Я ему сделаю предложение, от которого он не сможет отказаться!..
Но в чём это предложение состоит, он не договорил. Мимо проходила маленькая брюнетка с довольно хорошей фигурой. Талия и бюст были при ней, а размер ног в жёлтеньких детских сандаликах, пожалуй, ещё меньше Ксеньиного. Брови вразлёт, густые ресницы, ярко-голубые глаза.
– Стойте, Эля! – повелительно проговорил Беркутов, хватая брюнетку за рукав её лёгкого платья. – Что же вы от меня всё прячетесь?!
– Как же я могу от вас прятаться, Георгий Орестович, – с испугом пропела брюнетка. – Я вся на виду.
– Эля! Я вас знаю не первый день и не первый год! Где журналы?
– Георгий Орестович! Вы же знаете, я болела и не ездила в Кимры уже три недели! Поеду в выходные и всё вам привезу!
– Нет, теперь не только журналы! Вам придётся отвезти в краеведческий музей…
Вдруг Эля почти что заверещала:
– Ой, Георгий Орестович, я на минуточку! Горчаковский один пошёл, освободился наконец, я его обязательно должна увидеть! Он же мне рассказ посвятил, за который свою первую премию получил... Я обязательно с ним об интервью для нашего портала должна договориться!
Вырвалась из рук Беркутова и убежала за Горчаковским вверх по лестнице.
– Кто это? – спросила Ксения.
– Моя бывшая аспирантка, – раздражённо ответил Беркутов и выпил свою водку. – Элеонора Кущина. Талантливая, но авантюристка.
– Любая женщина должна быть немного авантюристкой, – возразила Ксения.
– А она много! Обманывает своего научного руководителя!.. Воля, ты куда? За соком? А мне захвати, пожалуйста, пару стопочек водки.
Беркутов подробно стал рассказывать про Элеонору и других своих аспирантов, жёлчно, но беззлобно жалуясь на каждого. Выходило так, что больше всего огорчений приносят ему самые талантливые из них – эта Элеонора Кущина и Гаврил Амиранов («Тоже член молодёжного стола Академии фуршетов», вставил Стрешнев). Одна, авантюристка-динамистка, причём не в эротическом, а в служебно-бытовом смысле, другой – пьяница… Перевозил его книги из Тулы в Орехово-Зуево, дорогой выпил, упал, вывихнул колено… Пришлось брать такси…
Стрешнев стал Беркутова уговаривать не быть столь суровым к научной поросли, но не успел развить доказательства, так как истошный голос объявил о появлении третьего знатока стерляди по-горчаковски и пригласил Игоря Феликсовича Горчаковского к роялю.
– Ну, иди, полюбуйся на Горчаковского ещё раз, – ехидно предложил Стрешнев Ксении.
– Насмотрелась! – сердито ответила Ксения. – Я лучше Георгия Орестовича послушаю.
Но тут зазвонил телефон Стрешнева.
Разговор был коротким и деловым.
– Дамы и господа! – радостно сообщил академик-метр д’отель. – Президент Академии фуршетов Алексей Максимилианович Ласов вышел из метро и движется по направлению к нам. Через несколько минут будет. Спрашивал, осталось ли? Я президента успокоил. По-моему, более чем осталось. Пойду ко входу, встречу его, чтобы не блуждал.
– Андрей, я с тобой, – Ксения решила оставить общество Беркутова и Караванова. Надо же хоть несколько мгновений побыть наедине с этой сволочью.
Игравший что-то эллингтоновское оркестр вдруг смолк. Несколько танцевавших пар растерянно застыли.
Стрешнев с Ксенией подошли к лестнице, и Андрей радостно воскликнул:
– А вот и наш Лёша!
– Дамы и господа! – раздался из динамиков знакомый голос. – Я – Василий Николаевич Купряшин. Администрация просит всех сохранять полное спокойствие. Никакой угрозы нашим жизням нет. Нет опасности пожара или прорыва канализации, отравления газом или вторжения метеорита. Через несколько минут мы объясним вам причину технической накладки, а пока просим оставаться на своих местах и продолжать общение. На основании вышеизложенных причин выход из здания пока приостановлен. Смею вас заверить, на очень короткое время.
Ксении, стоявшей у лестницы, ведущей вниз, к выходу, было видно, что президент Академии фуршетов, плотный человек в строгом костюме и в очках, на вид стрешневского возраста, едва войдя, попытался объясниться с охранниками и тут же выйти, но они не выпустили его восвояси, а настойчиво отправили, наверх, в пространство еды и пития.
Мимо Стрешнева с совершенно белым лицом бежал брюнет с коком из молодёжного стола Академии фуршетов… Бадов, что ли…
Стрешнев схватил его за руку.
– Что случилось, Гаврила?
– То и случилось, Андрей Филиппович. Горчаковского мёртвым в туалете обнаружили.
Наталья КРЕМЕНЧУК
