Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №14. 05.04.2013

Патология обыденности

То, что литературное пространство сегодня, вопреки предсказанию Хорхе Луиса Борхеса, романоцентрично, ни для кого не секрет. Сборники рассказов издательства берут неохотно, в финалы премий они попадают редко, да и читатель вниманием их особо не балует.

Возможно, причина кроется в том, что при чтении романов, особенно толстых – «Благоволительницы» Литтела или «Каменный мост» Терехова будут примерами – создаётся ощущение (или иллюзия), что ты прикасаешься к чужой, необъятной жизни, занятый при этом чем-то по-настоящему важным. Хороший же рассказ скорее напоминает вспышку, яркую, эмоциональную, но кратковременную. К тому же писать их сложнее, чем романы; всё на виду, будто на выставке достижений.

Тем любопытнее наблюдать за попытками реанимировать интерес к рассказам. Начинают обычно с компиляций, составленных известной персоной (тут особенно преуспел Захар Прилепин), или тематических проектов, как, например, «Красная стрела», объединившая под чёрно-белой обложкой Татьяну Толстую, Александра Иличевского, Людмилу Петрушевскую и многих других.

С новеллистикой авторской до недавних времён дела обстояли хуже. Позволить её себе могли преимущественно авторы уровня Виктора Пелевина или Владимира Сорокина. Однако в последнее время позитивные тенденции всё же наметились. Можно, например, вспомнить сборник Михаила Елизарова «Мы вышли покурить на 17 лет».

Ещё один любопытный «реаниматор» жанра рассказа вышел совсем недавно в издательстве «Альпина Нон-Фикшн». Речь о «Чувстве вины» Александра Снегирёва.

Говоря о Снегирёве, часто используют дефиницию «молодой автор». Что, в общем-то, логично, если учесть, что ему ещё нет 35 лет. С другой стороны, наград у Снегирёва столько, что говорить о «молодости автора» как-то неловко; прежде всего, по отношению к менее известным и более возрастным коллегам. Из значимых регалий: приз продаж Ozon.ru, премия «Дебют» (кстати, полученная именно за рассказы) и финал «Национального бестселлера».

На последний Снегирёв претендует и в этом году. «Чувство вины» уже пробралось – первое словосочетание можно употреблять и без кавычек – в длинный список «Нацбеста». Номинантом выступила Анна Козлова.

Шансы на финал «Нацбеста», полагаю, у «Чувства вины» достаточно велики. Так же, как и велики шансы на зрительские симпатии, выраженные в количестве купленных книг и совершённых скачиваний.

Александр Снегирёв, создавая свои произведения, похоже, старается учесть всё: стиль, язык, окружающую обстановку, актуальность, тренды. Да, прежде всего, тренды.

Тут тебе и умирающие дети, и childfree, и панк-рокерши в чулках на головах, и «шпильки» в адрес РПЦ. Хотя что там РПЦ – в адрес Иисуса Христа и Марии Магдалины тоже. «В моём возрасте Христос уже вдоволь нараспространялся экстремистских идей, увлёк за собой шлюх и два года как воскрес!» – вольно трактует действия Спасителя герой рассказа «Моя борьба», собирающийся сдать кровь в помощь больным детям.

В общем, актуальнее некуда.

 

Снегирёв, кстати, как и Маяковский, любит эпатировать публику. И, несомненно, умеет. Причём не так чтобы в лоб, а, как правило, ловко, иронично, как бы исподволь. Чтоб изумлялись постепенно, задаваясь по мере прочтения вопросом: «Ну что за бред, а? В жизни ведь так не бывает». Вот-вот да и отложит книжку.

 

Но фокус в том, что крючок уже впился в нёбо, не соскочишь. Автор держит плотно; подтягивая леску, он водит читателя так, чтобы в конце потянуть, как следует, и новое понимание при этом будет безапелляционно: «Только так быть и может; оно, собственно, так и есть, но мы всё никак себе в этом не признаемся».

Сергей Шаргунов называет прозу Александра Снегирёва «литературой панка». Возможно. Но с одной обязательной оговоркой. Панк этот, не смотря на всю протестность и эпатажность, на девяносто девять процентов коммерческий, сделанный по канонам массового искусства, и в него успешно интегрированный.

Герой рассказов, несмотря на определённые различия, вроде профессии или семейного положения, один и тот же. Это, обычно, воспитанный, образованный молодой человек, сочувствующий, думающий. Таким хорошо работать коммивояжёрами. Или продавцами в автосалонах. Умеют слушать, умеют убеждать. Но делают это не настойчиво, а как бы сочувствующе, понимающе. Вроде не он тебя, а ты его грузишь. Очаровывает, в общем. Как и главный герой.

В рассказе «Внутренний враг» такой сочувствующий молодой человек, переводчик, сирота, получает от деда наследство – домик в деревне. Ну и до кучи узнаёт, что никакой он ни Михаил Глушецкий, а Степан Васильевич Свет.

Реагирует новоиспечённый Свет нормально, понимающе. За дедом ухаживает, относится к нему с симпатией. Пока не узнаёт, что тот, на самом деле, бывший сотрудник НКВД. Допрашивал, пытал, может, даже расстреливал. И охватывает Света дикое желание отомстить за невинно убиенных и замученных, сопровождаемое навязчивыми видениями.

Чем сильнее желание, тем меньше очарование героем. Он, как преступник на жёстком допросе, начинает сыпаться, и сквозь оболочку милого, обаятельного парня проступают уродливые пятна «человеческого, слишком человеческого».

 

Снегирёв вообще любит добавить изысканной «чернушки». Вроде как сидишь в роскошном ресторане, кушаешь фуагра, и жизнь, похоже, удалась. Но вдруг, как в том рассказе Стивена Кинга, обезумевший официант хватается за мясницкий нож.

 

Нет, вас он не трогает – убивает других, но вид крови всё равно неприятен. Лужу и труп быстро уберут, официанта скрутят, скатерти вновь станут белоснежно-накрахмаленными, но картинка убийства никуда не пропадёт; она останется, интегрируется в мозг. Как частичка того общего безумия, которым вдруг заразился официант.

О безумии я говорю не случайно. Большинство текстов, вошедших в «Чувство вины», напоминают концовкой рассказ Сэлинджера «Хорошо ловится рыбка-бананка»: когда в итоге герой, уходя от себя прежнего, мучаемый извечным экзистенциальным кризисом, прячет, словно человек-страус на обложке, голову в песок и тем самым невольно заглядывает в бездну. Вынужденный, как ещё несколько миллиардов людей, бороться с чудовищами обыденности, он сам превращается в обыденное чудовище.

Рассказы из сборника кто-то назвал смешными. Юмор в них и, правда, присутствует; особенно в тексте «Как бы огонь», где герой встречается с первой любовью. Весьма тонкий, органичный – продуманный, я бы сказал. Но юмор – лишь защита, прикрытие в ситуации, когда запрещена агрессия, но доминантен страх.

В «Чувстве вины» пара ждёт ребёнка. Он натыкается на эротическое фото, где она, обнажённая, ласкает другого мужчину. Они ведут стандартные разговоры. Кажутся вполне нормальными людьми.

Но постепенно ситуация, точно жук-древоточец, выедает из них эту нормальность, и появляются монстры. Нормальные такие монстры. Они вроде бы и не изменились, но что-то неуловимое всё же произошло, переключатель щёлкнул.

Наверное, поэтому у многих персонажей рассказов Снегирёва есть неприятный внешний дефект – «крупная бородавка, кокетливо прячущаяся в курчавостях бороды» – как отражение патологии внутренней, которую общество, похоже, невольно сговорившись, признало нормой.

Патология эта выписана весьма талантливо, а потому идёт не вторым и даже не третьим контекстом прочтения.

Автор играется со стилем, предпочитая то витиевато-певучий с меткими сравнениями вроде «осенняя ночь, как навязчивая пьяная шлюха, полезла под свитер», то лапидарно-телеграфный («Задумался. Оставил бокал. Отложил бутерброд»), а также со временем и местом событий, умело раскручивая маховик читательского интереса.

Правда, справедливости ради, в паре-тройке рассказов он почему-то замирает на середине, и концовка несколько проседает, что тот старый матрас. Отсюда и языковые небрежности. Вроде «полового х...». Будто есть другие, не половые.

 

Но в целом, конечно, написаны рассказы «Чувства вины» мастерски, не без лоска даже, с характерными бегбедеровскими фразочками («понимаешь, что стал папочкой не по плеши и плохому стояку, а потому, что перестаёшь быть в теме»). Александр Снегирёв мне видится вообще этаким литературным денди, стильным, позёрским и хлыщеватым. Впрочем, тем рафинированнее выглядит обыденность безумия, которой пропитаны рассказы «Чувства вины».

 

Дмитрий Быков, чьи слова вынесены на обложку книги, полагает, что Александр Снегирёв замечательно точен в изображении современной России. Что ж, возможно она и такая, нынешняя Россия – нормально-патологичная. 


Платон БЕСЕДИН




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования