Архив : №24. 14.06.2013
Падение ангела,или последний день самурая
Его называют японским Достоевским, последним самураем, столпом психологического романа, сумасшедшим, а сам он для себя ещё в шестнадцать лет выбрал псевдоним Юкио Мисима, что означает «Зачарованный Смертью». Споры не стихают, но очевидным остаётся одно – он воплощённый миф, человек-легенда. Его романы – это и прыжок в пропасть, и смерть от клинка, и лабиринт, для выхода из которого необходима абсолютная честность перед самим собой. Его, как и Достоевского, читать невероятно сложно, и, как и в случае с русским гением, пройдя через эти страдания, получаешь что-то бесценное. На этом, в сущности, чёткая параллель между двумя гениями обрывается, и остаётся лишь неосязаемая нить. Они оба жили на грани, доходили до пределов, до исступления, но путь у них был совсем разный.
«Наиболее совершенным произведением искусства Мисимы стал он сам», – так писал известный японовед Дональд Кин. Юкио мастер эпатажа, был режиссёром театра, кино, актёром и дирижёром оркестра, культуристом и фехтовальщиком «кэндо», посетителем гей-клубов на Гиндзе, монархистом и эстетом, несколько раз обогнул шар на военном истребителе. Порой он намеренно кичился своими пороками, привлекая внимание СМИ и шокируя общественность. А зачастую сами СМИ обвешивали Мисиму ложными грехами. Так, например, скандалом ознаменовалась постановка пьесы Мисимы «Мой друг Гитлер». Писателя сразу начали подозревать в сочувствии фашистам, хотя на самом деле речь, конечно, шла о том, что другом Гитлера был главный персонаж, примитивный и грубоватый Эрнст Рем.
Так и формировался анти-образ писателя, за которого многим японцам сейчас стыдно, он ведь так далеко выходил за их «нормативы» гениальности. А разве кто-то может сказать, что стоит за его эпатажем? В своей самой известной в России книге «Исповедь маски», которую многие критики считают автобиографичной, он пишет: «Все говорят, что жизнь – сцена. Но для большинства людей это не становится навязчивой идеей, а если и становится, то не в таком раннем возрасте, как у меня. Когда кончилось моё детство, я уже был твёрдо убеждён в непреложности этой истины и намеревался сыграть отведённую мне роль, ни за что не обнаруживая своей настоящей сути». Может быть, и обличение пороков ему даётся так хорошо, что его, как никого другого, ранит их уродство.
Ещё при его жизни были экранизированы 15 его романов и инсценированы 18 пьес. Он был три раза номинирован на Нобелевскую премию, в 1988 году издательство «Синтёся» утвердило премию имени Юкио Мисима. Но, пожалуй, самым кодовым событием его судьбы становится его трагическая и, для западных людей, странная гибель, превратившаяся в символ его искусства. В отрыве от этого символа невозможно рассуждать о феномене Мисимы. В нём сконцентрирована вся вселенная гения, здесь сходятся линии всех произведений и его собственной судьбы. И этот символ сам по себе становится импульсом для творчества других людей, исследователей, литературоведов, политологов и деятелей культуры, которые до сих пор пытаются осмыслить этот жест. Режиссёр Пол Шрёдер снял об этом фильм «Мисима: жизнь в четырёх главах», музыку к фильму написал композитор Филип Гласс, Пелевиным был написан об этом рассказ «Гость на празднике Бон». Поэтому закономерно, что его история начинается с конца.
Юкио, питавший огромный интерес ко всему Прекрасному, всегда восхищался философией и укладом жизни самураев. Для него самураи воплощали в себе образ совершенного безупречного человека, красоту, в поисках которой, он провёл всю жизнь. Писатель был заворожён их мироощущением, твёрдостью, выдержкой, он даже написал книгу комментариев к самурайскому кодексу «Хагакурэ» – «Введение в «Хагакурэ» – самурайская этика в современной Японии». Но для него это было не просто любованием, он всерьёз решил, что необходимо возрождать былые уклады, понятия чести, этику поведения воинов. От книг он перешёл к делу.
Вначале он, движимый своими утопичными идеями, участвует в военно-патриотических выступлениях. Через несколько лет вступает в японские Силы Самообороны и публично заявляет о своих праворадикальных взглядах. Главной целью его борьбы становится пересмотр «унизительной» конституции, согласно которой Япония не имела права иметь свою армию, а только силы самообороны. А в 1968 он создаёт собственную военизированную студенческую организацию Татэ-но кай – «Общество щита», которую содержит на собственные средства. В ней из юношей делают воинов, учат обращению с оружием, национальным видам борьбы. Помимо этого, конечно, тщательно изучают древнюю и новую самурайскую литературу. Организация имела собственную символику и униформу, в которую и облачается писатель в свой последний день.
Утром 25 ноября 1970 Мисима закончил свой роман «Падение ангела», входивший в тетралогию «Море изобилия», отослал его своему редактору, после чего облачился в форму, пристегнул самурайский меч и с единомышленниками из «Общества Щита» поехал к штабу Восточного округа сил самообороны, где встретился с командующим округом генералом Кэнри Масите. Генерал поинтересовался, зачем писателю меч. Когда генерал стал разглядывать оружие, по команде Мисимы один из его людей схватил и связал генерала.
Военные, привлечённые шумом, попытались войти, но мятежники забаррикадировали дверь. С угрозой убить заложника Мисима потребовал выстроить на плацу солдат. Ему необходимы были люди, которым он хотел донести свои идеи. Ультиматум был выполнен. Мятежники разбрасывали листовки с текстом Мисимы, в котором он призывал военных захватить власть и добиться пересмотра мирной конституции. Заканчивался текст так: «Неужели вы цените только жизнь и позволили умереть духу?.. Мы покажем вам, что есть ценность большая, чем наша жизнь. Это не свобода и не демократия. Это Япония! Япония. Страна истории и традиций. Япония, которую мы любим».
Прибыла полиция, но арестовывать мятежников с прославленным писателем во главе пока не торопились. Все ждали, что будет дальше. Мисима появился на балконе и обратился к солдатам с пламенной речью: «Самураи вы или нет?! Мужчины или нет?! Ведь вы воины! Зачем же вы защищаете конституцию, которая запрещает существование армии?» А толпа гудела: «Идиот!», «Уходи оттуда!», «Отпусти генерала!», «Пристрелите его!»
Поняв, что его идеи не находят отклика, Мисима трижды прокричал «Да здравствует император!» и вернулся в комнату. По традициям самурай не допускает унижения или позора, в противном случае он должен сам лишить себя жизни, а его близкие должны отсечь ему голову. Несмотря на уговоры товарищей, Юкио сделал обряд сэппуку. Затем его сподвижник и ученик Морита пытался отсечь писателю голову, но ему удалось это только с третьей попытки. После этого Морита также распорол себе живот, и другой товарищ отсёк ему голову.
Что это было? Как можно понять этот безумный кич? Что руководило писателем? Писатель не мог не знать, что цель его недостижима, обладая острым умом, он отдавал себе отчёт в том, какие настроения преобладают в обществе. Не только для западного человека остаётся необъяснимой такая трагическая «постановка» собственной смерти, но и для японцев 70-х это уже выглядело анахронизмом. Сэппуку, смерть за императора, призывы к возрождению самурайского духа,– всё это не соответствовало времени, резко контрастировало с ним. В глазах современников это было скорее эпатажное и непонятное «Донкихотство», абсурдный трагифарс.
Вот оно, «Падение Ангела»: в этот момент судьба писателя и его произведения соединяются, образуя сложную мозаику, и «старообрядный» мятеж, и ритуальное самоубийство за императора, которое совершил автор, становятся итогом его творчества и завершающей главой его тетралогии. Вероятно, это было не что иное, как слияние с тем, что он считал Прекрасным, с тем, что чтили веками в стране восходящего солнца и что сейчас безвозвратно утеряно.
Однако создаётся впечатление, что чем отчаяннее он стремится познать Прекрасное, тем сильнее и яростнее Его ненавидит. Для Юкио Красота и Смерть являются понятиями тождественными, они неразлучно проходят через всё творчество и саму его жизнь. Что бы писатель ни выбирал в качестве цели, он доводил до такой беспрецедентной высоты, что в этом чистейшем Абсолюте чувствовалось дыхание смерти. Конечно, он не мог умереть тихо, иначе это был бы не Мисима. Он опять оставил множество вопросов и страшное кровавое многоточие…
Истинную знаменитость Кимитакэ Хираока (настоящее имя писателя) принёс роман «Исповедь маски», после выхода которого, он ушёл с престижной должности юриста в министерстве финансов и погрузился в писательство. «…Красота – это страшная и ужасная вещь!», – этими словами Достоевского из «Братьев Карамазовых» начинается эпиграф к «маске». В нём Мисима с немыслимой хирургической точностью описывает свой внутренний мир, самые глубокие подсознательные мотивы и чувства. С беспристрастностью судьи он говорит о самых тяжёлых и постыдных вещах. И поражают не его проступки (пороками наше общество уже не удивить) а гениальная проницательность автора, знание самого себя и восхитительная художественность его произведения. Хотя многие исследователи склоняются к версии частичной автобиографичности романа.
В своих романах Мисима описывает сложные «психологические схемы» так многогранно, что не заметить его гениальность практически невозможно. Более того, эти «схемы» помещены в целый художественный универсум, создать который способен только писатель, всю жизнь обуреваемый жаждой Прекрасного. Он очень тонко ухватывает зарождение порока и то, как в ужасном может брезжить еле приметный огонёк чистоты. «В идиллии есть нечто, пробуждающее порок» – опять смешивает он порок и прекрасное.
Произведение «Жажда любви», написанное в 1951 году, признано ЮНЕСКО шедевром японской литературы. Но на родине Мисиму, автора 40 романов, если и не забывают, то читают гораздо меньше, чем более понятного и лёгкого Мураками, который с немыслимой скоростью стряпает бестселлеры и с такой же невероятной скоростью их распродаёт (в 2008 году весь тираж его книги был раскуплен за 1 день). Это и понятно, ведь с увесистым томиком Мураками уютно дремать или валяться на пляже, а вот с Мисимой или Достоевским такое уже невозможно.
Наталья ГОРБУНОВА
