Архив : №28. 12.07.2013

Пепельное золото

Всё началось, конечно же, не на пресс-конференции Депардье, когда мимо меня у проходной парламента прошёл Григор. После я узнала, что передо мной внук Терьяна по матери и сын Геворга Эмина. Лет двадцать минуло между этой встречей и днём, когда я переписала в свой дневник стихотворение Эмина «Мотылёк».

Эмин был слишком мужчиной, чувственным и искушающим, чтобы найти другие его стихи. В те гимназические годы я сбежала от него. Но на пальцах правой руки всё же осталось его пепельное золото, осыпанное с крыльев мотылька, что разбивается об окно любимой женщины.

Тогда мы с Григором очень быстро расстались у гостиницы «Ани плаза», где проживали гости «Карота», не успев толком поговорить. Но через месяц, в золотом октябре, была новая встреча. Мы пошли по улице Терьяна к Национальной галерее, где висели огромные фотографии его великого деда – шёл юбилейный год. В кафе на Абовяна вино, зелень и сыр – и вдруг услышала голос за спиной – стоял Ашот Джазоян, который и привёз меня сюда на форум переводчиков.

Я представила их друг другу. Это столкновение было приятно ещё и тем, что родственник Ашота Егишеевича скульптор Николай Никогосян – мой Вергилий в мире армянского искусства – и устанавливал памятник Ваану Терьяну. Обнажённому отражению короля Лира, идущего в бурю даже без рубища.

– Так что же вы стоите? – кричит Джазоян с таким видом, будто предлагает нам сбежать с уроков, чтобы залезть в соседский сад за яблоками. – Давайте прямо сейчас в Бангладеш! Сфотографируете для Коли…

Мы схватили такси и поехали…

Когда прощались, Григор хотел к маленькому томику стихов Терьяна приложить и книги отца. Я отказалась. Не стала переливать чашу – чтобы было, за чем вернуться…

…Геворг Эмин умер 11 июня 1998 года. Это совпадение, но день в день, спустя ровно пятнадцать лет, я вылетела в Армению. Мы встретились с Гришей, будто расстались вчера: диалог не прерывался три года, письма шли по транзиту Москва-Ереван, он писал мне иной раз из Парижа, где учится дочь в Сорбонне, я ему – из Анкары: и тогда Гриша просил меня быть осторожной, не доверять туркам. Гриша принёс мне роскошный подарок – двухтомник отца, выпущенный в Москве, в издательстве «Художественная литература» в 1979 году. Стихи и проза – «Семь песен об Армении».

Перед завтрашним Аштараком я долго смотрела на лицо поэта – замечательная фотография в подаренной книге. Наверное, хорошо, что в шестнадцать я не имела представления о том, чьи стихи во мне только начали пробуждать женщину. Я бы искала тень этого лица во всех проходящих по жизни мужчинах. Взгляд из-под густых бровей – насквозь. На правой щеке у носа глубокая морщина, словно рана… В руке – не сигарета уже, а почти опадающий пепел.

Мы с Гришей встречаемся в одиннадцать, пекло уже то – в такие дни и хоронили Эмина. Из такого раскалённого камня армяне выжимают не только хлеб, но и поэзию, и веру, и любовь…Покупаем на Амиряна розы и снова хватаем такси – уже к Эмину.

Мы в Аштараке, когда-то древнем селе, Гриша без конца регистрирует отсутствия… Когда отец был жив… Когда деревья были большими… Дорога идёт прямо мимо дома, где жил одно время поэт – там и сейчас живут люди. Но родового гнезда уже нет. Его не сохранили. Не переиздаются и стихи…

Красная покрытая черепицей голова Кармравора виднеется с любой точки округи. Одно из тех мест, где бытие и быт не мешают друг другу… Примечательно, что это единственный в Армении памятник, черепичная кровля которого уцелела до наших дней. Григор кладёт на могилу отца розы. Заметно волнуется…

– Гриш, – говорю. – Жара хороша тем, что розы эти смогут быть красивым сухостоем…

У ворот храма сидят мужчины. Один – в соломенной шляпе, как у Ван Гога… Внутри этой церквушки седьмого века больше всего меня поражают кресты, будто стигматы, проявленные на каменной стене. Смотрительница говорит, что они как будто были здесь всегда… И ещё рассказывает, как недавно сюда пришла девушка и стала рвать жёлтые цветы, ими засеяны проёмы между плитами у храма. Когда ей сделали замечание, она смутилась, но в оправдание сказала, что не знала, что здесь покоится Геворг Эмин. И эти цветы – для него.

Напоследок мы фотографируемся. И едем с нашим водителем по Аштараку. В какой-то момент нам становится ясно, что нужно бросить машину и идти пешком. Мимо памятника Перчу Прошяну, через узкую улочку, краем которой шумит ару, заливая наши ноги прохладой, мимо женщин, моющих ковёр – по старинке, бросив его на дороге…

У Цирановора мы находим двух пожилых мексиканцев. Они что-то ищут в округе – оказалось, что не абрикосовые руины их интересуют. Им нужен Кармравор. На потомков Теночтитлана они совсем не похожи… Перед тем, как выйти из машины, женщина поворачивает ко мне – да, русское лицо! – и говорит, что её второе имя Татиана.

Когда машина трогается, Гриша начинает рассказывать об Аштараке и его людях. Это, когда-то маленькое село, а ныне – город, подарило Армении много известных деятелей. Один из них – всемирно известный учёный, основатель космической биологии Норайр Сисакян. Во время празднования его 70-летия в Аштараке на банкете присутствовали руководители республики. Подняв тост за Сисакяна, поэт вдруг призвал всех посмотреть на сидящего за столом другого всемирно известного армянского учёного – президента АН Армении Виктора Амбарцумяна и обратить внимание какой он простой в жизни – похож на обычного сельского учителя. Даже как будто вовсе и не причёсан – волосы растрёпаны. Услышав эти слова, Виктор Амазаспович вытащил из кармана расчёску и стал расчёсывать волосы – что вызвало оживление у присутствующих.

Юмор и непосредственность Геворга Эмина, по словам Григора, вызывали симпатию у его читателей и знакомых, но являлись препятствием для занятия должностей. Лишь однажды, и то – ненадолго, он занимал номенклатурную должность главного редактора журнала «Литературная Армения».

Да и как могли коммунистические власти доверить должность человеку, который, рассказывая в зале АН Армении о своей поездке в США, стал говорить присутствующим, что руководители Арм. ССР поступают неверно – всячески, в том числе и финансово, поддерживая только армянских коммунистов. Эти выводы Геворг Эмин сделал после своей поездки в Соединённые Штаты в 1970 году. Поэт утверждал, что эти коммунисты – горстка стариков, а молодёжь и основная масса диаспоры симпатизирует другим армянским партиям, которые очень даже дружелюбно настроены по отношению к советской Армении.

Я думаю о том, что слова поэта могли бы стать сегодня антитезисом для нашей фейсбучной жизни. Которая отвратила нас от вкусов, запахов, лиц жизни.

Стихи эти – конечно, нам, которых чаще виртуальное интересует. Не нашу голову, а аватарку закачает портретист. Да и не портретист он вовсе, а графический дизайнер…

Валерия ОЛЮНИНА,
АШТАРАК–ЕРЕВАН–МОСКВА