Архив : №38. 20.09.2013
Реставрация юмора
Юмор – материя тонкая и эфемерная, очень сильно зависящая от времени. И часто мы не понимаем, что смешного было в шутках и остротах, которые пользовались бешеным успехом в прежние годы.
Мы тонко улыбаемся невежеству чеховского Апломбова, который заявлял, что он «не Спиноза какой-нибудь, чтоб выделывать ногами кренделя» – но невежественны мы сами, мало кто помнит, что в те времена на сцене Большого театра блистал модный испанский танцовщик – однофамилец знаменитого философа. Нас забавляет, что незадачливый симулянт у Ильфа и Петрова величает себя то Гаем Юлием Цезарем, то Генрихом Юлием Циммерманом – но мало кто помнит, что в те времена больше людей знало по навязчивой рекламе музыкальную фирму Г.Ю. Циммермана, чем древнего императора Г.Ю. Цезаря. А кто сейчас поймёт, что гусь, ради спасения которого Никита Пряхин в «Золотом телёнке» бросается в огонь, не птица, а большая, трёхлитровая, бутылка водки, по размерам и форме напоминающая тушку гуся?
МАШИНКА С ТУРЕЦКИМ АКЦЕНТОМ
Кто не помнит смешную пишущую машинку, которую купил для конторы «Рога и копыта» Шура Балаганов?
– Вот послал бог дурака уполномоченного по копытам! – сердился Остап. – Ничего поручить нельзя. Купил машинку с турецким акцентом! Значит, я начальник отдэлэния? Свинья вы, Шура, после этого!
Но откуда взялся этот перл юмора? Дело в том, что в один прекрасный (или не очень) день все пишущие машинки на Украине заговорили с турецким акцентом.
У меня хранится томик едва ли не прижизненного издания «Кобзаря». Он написан именно так, как писал Тарас Григорьевич Шевченко – на великолепном украинском языке, обычными русскими буквами. Единственно, что было необычным – Шевченко точно различал, что в украинской фонетике есть фрикативное и взрывное «г», и для различия в некоторых словах писал «г», а в некоторых «кг».
Но украинские националисты-самостийники выдумали свою грамматику. И в ней – в отличие от Шевченко – для передачи звука «ы» стали использовать букву «и», для передачи звука «и» – букву «i», для передачи звука «э» стали использовать букву «е», а для передачи звука «е» придумали новую букву, перевёрнутое русское «э», вот такую: «є». А там, где Тарас Григорьевич писал «йи», придумали гибрид «ё» и «і» – «ї». Хотя никаких различий в фонетике русского и украинского языка в этих случаях нет. А вот там, где разница в фонетике действительно есть, в произношении «г», они никаких изменений не ввели.
И вот когда начался очередной пароксизм украинизации, которую вёл – по иронии судьбы – Лазарь Моисеевич Каганович, началась такая комическая путаница, что старые одесситы со смехом рассказывали о ней и через тридцать-сорок лет.
Все пишущие машинки, имевшие в абсолютном большинстве русский шрифт, заговорили с турецким акцентом. Буквы «ы», «ё» и «э» оказались лишними, буквы «и» и «е» следовало читать как «ы» и «э», букв «ї» и «є» вообще не было в клавиатуре. И напечатанное «начальник отделения» следовало произносить «начальнЫк отдЭлЭнЫя».
Так что «машинка с турецким акцентом» появилась у весёлых одесситов Ильфа и Петрова, скорее всего, как отражение тех комических событий.
Так что «машынка с турэцким акцэнтом» появылась у вэсьолых одэссытов Ыльфа и Пэтрова, скорээ всэго, как отражэниэ тэх комычэскых соб_тый. :)
ЕЩЁ ПОЛЬСКА НЕ СГИНЕЛА
Простодушный Адам Козлевич и его автомобиль «Лорен-Дитрих», он же «Антилопа гну», тоже не просто так возникли на страницах «Золотого телёнка».
Выражаясь высоким штилем, Адам – добродушный шарж на поляков, а его драндулет – злая карикатура на польское государство, смешная и понятная большинству читателей в те времена.
Адам – персонаж, в целом, весьма симпатичный, самый безобидный из команды Остапа Бендера. За ним всего два грешка – уголовное прошлое, и излишняя религиозность, которой пользуются проходимцы-ксёндзы. Религиозность поляков – это понятно и читателям и сегодня, а вот уголовное прошлое требует пояснений. Дело в том, что по разным, в том числе и социально-политическим причинам, Царство Польское в Российской Империи имело репутацию уголовного края. Политическое подполье, боровшееся за возрождение Польши, было тесно переплетено с подпольем уголовным, пользовалось теми же методами и приёмами, потому и так много слов в русском блатном жаргоне имеют польские корни или пришли через Польшу. «Куток», «малина», «блат» и многие другие слова – «польское наследство».
А вот «Лорен-Дитрих» – это как бы автовоплощение Польши. Во время оно – престижный, даже с претензией на роскошь, автомобиль французского производства. Здесь как бы напоминание о былом расцвете Польши, доходившей до Москвы, и о Франции, которая постоянно подстрекала Польшу против России.
Стоит напомнить, что новообразовавшаяся Польша в те годы считалась (и реально была) источником нестабильности в Европе, требовала пересмотра границ, претендовала на земли своих соседей. В том же «Золотом телёнке» есть строки: польская газета «Курьер Поранный», близкая к министерству иностранных дел, уже требовала расширения Польши до границ 1772 года». Пилсудский именовал Чехословакию «уродливым детищем Версальского мира», а когда Польша вместе с гитлеровской Германией напала на Чехословакию и захватила Тешинскую область, то Черчилль сравнил Польшу с гиеной. Так что когда Молотов назвал Польшу «уродливым детищем Версальского мира», это было только ехидное повторение слов польского диктатора.
А состояние, в котором увидели эту машину Бендер и Балаганов – «Видите, Балаганов, что можно сделать из простой швейной машины Зингера? Небольшое приспособление — и получилась прелестная колхозная сноповязалка» – соответствует состоянию польского государства в те времена.
«Пани Польша была бедная, но “благородная” дама с громадными претензиями и с громадной амбицией, живущая абсолютно не по средствам и, кроме того, в чужой квартире, которую выдавала за свою». – так описывал Польшу Валентин Катаев, брат Евгения Петрова.
Так что переименование в машины Адама Козлевича в «Антилопу гну» не случайно – трудно найти животное более нелепое и уродливое.
И ещё одна деталь – внезапно обрывающийся сигнал бывшего «Лорен-Дитриха». Модный танец «Матчиш», который исполнял автомобильный клаксон – не выдумка, этот сигнал машины одесского миллионера Пташникова наверняка слыхали все одесситы, его описывал Валентин Катаев. Но пташниковский клаксон играл мелодию полностью, не обрываясь на полуноте.
А здесь, скорее всего, пародируется один из музыкальных символов Польши – хейнал. По легенде, когда к Кракову подкрадывались враги, караульный на башне заметил их и затрубил сигнал тревоги, хейнал. Но стрела попала ему в горло – и сигнал оборвался на полуноте. С тех пор хейнал исполнялся ежечасно, как сигнал точного времени, внезапно обрываясь.
– Балаганов надавил резиновую грушу, и из медного рожка вырвались старомодные, весёлые, внезапно обрывающиеся звуки:
Матчиш прелестный танец.
Та-ра-та...
Матчиш прелестный танец.
Та-ра-та…
И Антилопа-Гну вырвалась в дикое поле навстречу бочке с авиационным бензином.
ЛЕЙБЕДЕВ И ХВОРОБЬЁВ
«Нет такого обидного слова, которое не давалось бы в фамилию человеком» – отметил в своей записной книжке Ильф.
Среди достижений послереволюционной свободы была свобода менять свою фамилию – меняй как хочешь, но надо только дать об этом объявление в газете. Жулики пользовались этим для афер и махинаций, дурачки и стиляги тех времён для переделки на заграничный манер – помните Маяковского: «он был монтёром Ваней, но в духе парижан себе присвоил званье «электротехник Жан». А для иных это действительно облегчило жизнь. И не зря в записных книжках Ильфа появилась запись: «Наконец-то! Какашкин меняет свою фамилию на Любимов». (Впрочем, если судить по некоторым носителям новой фамилии, это мало что изменило).
Наверное, именно эта смена фамилий породила фирменный ильфовский юмор – в одно касание, одной-двумя буквами менять смысл фамилии. Если меняющие меняли букву-другую, чтобы облагородить звучание, то Ильф проделывал то же – в обратную сторону, придавал звучание комическое.
Немирович-Данченко у него превращается в Мееровича-Панченко, Тан-Богораз в Тен-Богореза, профессор Кончаловский становится Скончаловским, библейский Левиафан делается армянским Левиафьяном, а Военторгом заведует Вайнторг.
Русская фамилия Лебедев приобретает местечковый акцент, превращаясь в Лейбедева, а Воробьёв становится Хворобьёвым.
К сожалению, не все сегодня понимают механизм этого юмора и приходилось слышать со сцены или экрана произношение Хворобьев, с ударением на второе «о» и через «е». Оно, конечно, забавно, что фамилия персонажа образована от слова «хвороба», но ильфовский юмор тоньше – надо бы передавать, что это переделка безобидной фамилии Воробьёв, и произносить – Хворобьёв, через «ё» и с ударением на «ё». Тогда и «хвороба» сохраняется, и вкус ильфовского юмора, вкус того времени.
Александр ТРУБИЦЫН
