Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №43. 25.10.2013

Тайный русский либерал

В самом слове «либерал» есть что-то неприятное на уровне фонетического звучания: отдаёт просроченными анализами. Сравнение грубое, но эмоционально оправданное, тем более что ценности, которые пропагандируют современные отечественные либералы, от содержимого этих анализов не особенно отличаются, и с либеральными ценностями в их изначальном смысле не имеют ничего общего. Поэтому, безусловно, талантливый и уважаемый мною писатель Дмитрий Быков заслуживает определения либераль – этот окказионализм точнее и изящнее характеризует его публицистику, внося необходимую каплю эстетики: ложка мёда в бочке дёгтя.

 

В конце 2012 года в издательстве «Астрель» вышел в свет сборник статей Дмитрия Львовича под претенциозным названием «Тайный русский календарь». Страниц там больше тысячи, но к объёмам этого автора все уже давно привыкли, тем более что, как правило, монументальные объёмы не сказываются на качестве текстов Быкова. Там всё на высоте, комар носа не подточит. С идейной составляющей можно спорить, и, наверное, нужно это делать, но художественная ткань всегда на высоком, требовательном к себе и к реальности уровне. Сборник состоит из двух частей: «Разговоры о главном» и «Споры о бесспорном», каждая из которых является условным календарём 2010 и 2011 годов соответственно. Даты автор выбирает по своему усмотрению: это может быть день рождения (смерти) писателя, день премьеры спектакля (фильма), день первой публикации романа (рассказов) и т.д. Культурное или культовое событие, годное для интерпретации. Год не имеет значения: Быков оперирует огромным пластом истории, от гибели Юлия Цезаря до наших дней.

Прежде всего, надо сказать, что критиковать Быкова чрезвычайно сложно. Во-первых, причинно-следственные связи в любом его тексте выстроены безупречно. Во-вторых, для того чтобы критиковать Быкова с полным правом, надо прочитать столько же, сколько прочитал Быков. Его начитанность и эрудиция воистину восхищают. Из всего корпуса литературных текстов, так или иначе затронутых в «Тайном русском календаре», я лично прочитал от силы четверть. А читаю я много и каждый день. Свой читательский багаж Быков использует мастерски и на полную катушку, возводя эрудицию до уровня приёма: когда читатель понимает, что автор много его умней, степень доверия невольно возрастает. И как органичен у Быкова этот приём, – никакого снобизма, автор на самом деле эрудированнее большинства своих читателей, и знает об этом.

 

Но если отбросить в сторону стилистические приёмы, жонглирование биографиями, датами, текстами, то стержень всей книги оказывается прост и желчен: «Россия – каша, субстанция вязкая, глинистая, сырая, неоформленная, но липкая и живучая». Я с опаской брал эту цитату, проверяя сам себя, не вырываю ли её из контекста. Ещё раз пролистал книгу – нет, не вырываю. Практически в каждой статье именно об этом, другими словами, с иных ракурсов, но об этом.

 

Есть ещё один не очень честный приём, которым повсеместно пользуется Быков: доказывать спорное, отталкиваясь от бесспорного. В этом смысле «Тайный русский календарь» – софистика в чистом виде. Мало кому, например, придёт в голову защищать художественные достоинства «Брусков» Фёдора Панфёрова; но, высмеивая этот роман, Быков издевается над ощущением русским человеком земли, почвы, над тончайшими национальными скрепами. Мало кто будет спорить, что «Тихий Дон» Шолохова – кипящее варево русской трагедии начала XX века, но Дмитрий Львович пытается доказать, что «ничего более русофобского в советское время не печатали». Литература, как русская, так и зарубежная, нужна автору для обоснования своих идейных предпочтений. Весьма спорных. Но зато те места, в которых Быков увлекается, в которых чистая эстетика перевешивает идеологические соображения, – читать одно удовольствие. Убеждён, что никто так сегодня не напишет о Маяковском, Шаламове, Домбровском, О.Генри, Макаренко, Федине, Менделееве, Джеке Лондоне, Конан Дойле. А эссе о Лескове я считаю лучшим, что вообще написано об этом писателе. Я уже не говорю об Эразме Роттердамском и Блаженном Августине, прочитать которых только Быков и может сегодня подвигнуть. Всё это порождает ощутимую амбивалентность «Тайного русского календаря».

Рискну предположить, что Быков отчаянно жаждет стать русским писателем, но не знает, что для этого нужно сделать. И сделано, вроде, немало; по крайней мере, барьер попадания в литературную программу успешно преодолён (в вузовскую точно), но чего-то главного не хватает. Попробую высказать страшную и смелую мысль, но это главное и составляет суть внутренней драмы писателя. И в этом отношении «Тайный русский календарь», безусловно, является тайным: слишком глубока, интимна и иррациональна владеющая автором мысль. Вот замечательный современный писатель Михаил Тарковский никогда в учебники не попадёт, но он русский писатель от первой и до последней строчки. Нет, никакой зависти быть не может, Дмитрий Львович слишком умён и честен перед собой, чтобы допустить это чувство, но внутренний зуд, не высказываемое вслух недовольство проскальзывает с явственной горечью.

Пресловутая еврейская тема так же не причём, хотя Быков и не лишён чувства корпоративной этики. Но в прозе и стихах Быков не ставит акценты «гонимости» и «богоизбранности», как это делают Улицкая с Рубиной. Изредка, может, и промелькнёт тоска о генезисе еврейского мифа, но без пестования, живо и органично. Так живо может прозвучать только нарочно замалчиваемое, случайно прорвавшееся за ограду интеллекта и воли. Дело, мне кажется, совсем в другом.

 

Я не вписываюсь в ряды, выпадая из парадигмы

Даже тех страны и среды,

что на свет меня породили…

 

Эти строчки сравнительно раннего стихотворения Быкова предельно ёмко и точно описывают суть внутреннего конфликта. Быков пишет о России, не чувствуя её, как часть себя самого. Эти тонкие связи человека с землёй, небом, родом и даже набившими оскомину берёзами высмеиваются им в духе серости и пигмейства: и национальность для него «в общем, вторична», и «Тихий Дон» русофобский роман, и стихия рода – тёмная, невысокого порядка, и русский народ «сам себе чужой». Но как быть с тем, что без этих связей не стать русским писателем? Это не должность, не звание, не орден: на грудь не нацепишь, корочку не выдадут. За корочками – в Союз писателей, будьте добры, а принадлежность к литературе либо ощущается тобой на уровне крови, либо не ощущается вовсе. Быков, как заправский алхимик, пытается вывести её интеллектуальными и культурологическими мантрами, но нет философского камня под рукой. Да и поможет ли он? Читая статьи «Тайного русского календаря», меня не покидало ощущение, что Быков пишет о России, как о чужой, не родной, вторичной. Попробуйте ради эксперимента в текст его размышлений о стране добавить местоимение «эта» – ущербное, ублюдочное в применении к Родине, – и ничего не изменится ни в содержании, ни, тем более, в стилистике. Россия у Быкова не болит, поэтому он с изяществом хирурга препарирует её острым ножом своих слов и оценок: не по живому режет. Объяснить узость подобного взгляда легко, а вот дать прочувствовать – невозможно. Так бездетному мужчине не объяснить радости отцовства.

К слову сказать, «почвенников» Быков ненавидит лютой ненавистью и не считает нужным это скрывать. «Наш современник» для него, что красная тяпка для быка, прошу прощения за невольный каламбур. Но ненависть ведь показательное чувство: ненавидеть будешь лишь то, что внушает опасность, что обладает силой и потенциалом разрушить твой мир и твою платформу. Всё остальное достойно жалости. Но и в ненависти своей Быков осторожен, не рискуя хаять Распутина или Астафьева, отыгрываясь на писателях второго плана. Это типично для русского либерала, ненавидеть народ, который ты не понимаешь и даже боишься, и при этом учить его жизни. Боится Быков, конечно, не самих «почвенников», но тот национальный глубинный нерв, который они выражают. Но в своём «учении жить» автор опирается на категории эстетического порядка, поэтому он либераль, натура возвышенная и утончённая, плавающая сама по себе.

 

Что в «Разговорах о главном», что в «Спорах о бесспорном», очевидной становится невесёлая мысль: любит Быков не Россию, и даже не себя в России, но те пресловутые противоречия, которые русскому интеллигенту хочется видеть неразрешимыми. Разве что в «Спорах о бесспорном» тон становится более едким, местами даже желчным. И при этом в глубине души Быков остаётся неисправимым романтиком. Этот романтизм прорывается сквозь мировоззренческие и культурологические построения, и ничего с ним не поделать. Чья вина, что в русском национальном Быков видит только низовое, тёмное, пошлое и грязное? Если и самого Быкова, то вина эта опосредованная, выпестованная сменой эпох, загубленными судьбами, либеральной конъюнктурой.

 

Ещё одна отличительная особенность «Тайного русского календаря» – видимая мифологичность при таком же видимом стремлении её избежать. Быков выдумывает Россию с её прошлым такую, какой она никогда не была, и старается выдать мифологему за реальную историю, в доказательствах не нуждающуюся. Попытка простительная, тем более что она бросается в глаза на уровне замысла. В конечном счёте, каждый писатель создаёт свой собственный миф. Угаданный, выстраданный миф становится народным. Все прочие забываются, остаются достоянием литературоведов.

Показательна обложка книги: на чёрном фоне золочёная замочная скважина, из которой смотрит на нас хитрый быковский глаз. Удивительно верная обложка, пророческая. Автор обречён смотреть на Россию со стороны, по другую сторону дверей. Он потому и не видит полноты картины, что не рассматривает, но подглядывает. Именно поэтому у Дмитрия Львовича много хороших романов, великого – ни одного.


Дмитрий ФИЛИППОВ




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования