Архив : №04. 24.01.2014
Весточки с неба и земли
МАМА И БОГ
Бывали дни, когда ты не думал о Боге. Но не было дня, чтобы ты не думал о маме. И не вспоминал о ней. Особенно теперь, когда она ушла от вас в Элизиум.
ОН ТОЖЕ БАЛУЕТСЯ СТИШКАМИ
Любовь – любимое стихотворение Бога. А люди – свободно перемещающиеся в пространстве носители информации, на которых Создатель пишет свои стихи.
В иных своих творениях Он, правда, вымарывает многие предложения, сладкозвучные рифмы, чем-то не понравившиеся Ему строки, а то и целые строфы, и порой остаются только одни вычёркивания, кляксы, тёмные пятна или какие-то нелепые разводы от небесных чернил.
ЗЕМНЫЕ МУКИ
Разве сравнятся те адские муки, что уготованы нам на небесах, с ежедневными ужасами, страданиями и кошмарами, что мы постоянно испытываем здесь и сейчас, на земле, в современной России?
Бесенятам не хватит фантазии, вероломства и подлости, что в избытке демонстрируют так называемые окружающие нас приличные люди, особенно если они наделены хоть какой-нибудь властью. Тем более, сейчас, когда капитализм раздирает на части и пожирает страну мечтателей и богоискателей, а Мамона заслонила Христа и Магомета в сознании дорогих россиян.
О СВОБОДЕ
К свободе, как и к тюрьме, долго привыкаешь. Свобода – это возможность самому принимать судьбоносные для себя решения.
В молодости в стране провозглашённого всеобщего счастья тебя мучил вопрос о его сущности, мимолётности и переменчивости. Твои рабочие тетради тех лет пестрят сотнями определений счастья. А теперь тебя больше занимает проблема свободы. Особенно в последние годы, когда ты наблюдаешь как молодые люди, едва ступившие на жизненную стезю, легко расстаются с личной свободой ради возможности ежедневно пользоваться кредитной карточкой, разъезжать по городу на дорогой иномарке, прислуживать за обедом начальству или получать мелкие преференции от финансовых воротил.
В стране провозглашённой свободы совершенно обесценилось то, за что мы боролись с тоталитаризмом.
ДУХИ «КРАСНАЯ МОСКВА»
 |
| Фото Татьяны Ионовой |
На тумбочке одного из книжных шкапов рядом со стопками новых, ещё не прочитанных книг стоят старые мамины духи «Красная Москва». Скоро будет пять лет, как нет уже мамы, а у тебя не поднимаются руки выбросить красную коробочку с наполовину пустым, но всё ещё душистым флаконом в виде кремлёвской башни.
Стоит только открыть футляр духов, как их горьковато-сладкий запах сразу вызывает в памяти картины ушедшей поры. Вот улыбающаяся молодая мама в новом демисезонном пальто выходит из дверей швейного ателье в 58-м квартале Ангарска.
А вот уже на Кавказе несколько постаревшая мама провожает тебя на поезд до Ленинграда, где ты тогда учился в университете. Она протягивает тебе в дорогу свёрток с домашней снедью, а ты, как всегда, выговариваешь ей, что это, мол, лишнее, в поезде есть прекрасный вагон-ресторан. А потом в дороге за обе щеки уплетаешь её пирожки и жаренную курицу со случайными попутчиками.
Тут же один из последних снимков памяти. Вы с друзьями пришли поздравить маму с днём Победы. Кто-то просит её надеть медали. Мама не любит их носить, но всё же соглашается приколоть к летнему пиджачку только что полученную последнюю награду. Ты обнимаешь её. И это запечатлевается навечно в памяти – весна, огромный букет персидской сирени и мама с медалью к 60-летию Победы над Германией.
Запах духов «Красная Москва» – одна из тез нитей, которые связывают тебя с матерью, детством, Родиной. Разве можно оборвать эти связи?
О БЕДНОМ МИШЕЛЕ
Во все времена найдутся борзописцы, которые ради минутной копеечной даже не славы, а известности перескажут грязную сплетню об ушедшем в мир иной мятущемся твоём собрате.
Какой-то окололитературный пэтэушник на страницах литературного еженедельника пересказывает старую грязную сплетню о несчастном Мишеле. И пересказывает её для таких же, как он сам, образованцев, скорее всего не по своей низости или зависти к более удачливому литератору, чем в большинстве случаев продиктованы подобные пассажи, а по глупости, горя желанием, как всякий неофит, приоткрыть завесу над якобы тайной памятной дуэли под Машуком.
А ты, прочитав всё это, не спишь всю ночь, вышиваешь крестиком своими шагами ковёр на полу комнаты, перекладываешь книги на столе, бубнишь про Висковатова, которого надо издавать миллионными тиражами, а не этого пустослова Андроникова, плачешь, размазывая по щекам слёзы. Потом выходишь на балкон, смотришь сквозь голые ветви старой липы на звёзды, и шепчешь молитву об упокоении души бедного Мишеля.
Казалось бы, какое тебе дело до поручика Тенгинского полка, погибшего от пули армейского майора за столетие с небольшим до твоего рождения?
Почему тебя так задевает клевета по отношению к великому поэту, который своими сочинениями может сам за себя постоять?
Да, потому что в твоих жилах течёт его литературная кровь, перемешанная с арапской кровью другого твоего литературного предка.
От гигантской прадедовской библиотеки за время долгих сибирских скитаний твоей семьи сохранилось только две книги – дореволюционные огромные однотомники Пушкина и Лермонтова. И они были переданы тебе в наследство, как главное семейное богатство.
ЦАРСТВО ТЕНЕЙ
Если умело поставить освещение, то тень от карлика может показаться больше фигуры богатыря. По такому принципу устроено всё нынешнее российское телевидение.
Мастера театра теней с упоением погружают население одной шестой (или уже одной десятой?) части суши в сумерки духовного средневековья. А чтобы придать респектабельность процессу одурманивания православного народа, они объявляют себя академиками и награждают наиболее рысистых скакунов по болоту смефуёчков и рытвинам советского периода истории статуэтками «Тэффи».
ХРУПКОСТЬ УТРА
Во время болезни особо остро чувствуешь хрупкость и беззащитность утра. Хочется укутать его одеялом, напоить чаем с мёдом и спрятать у себя на диване. Может быть, таким образом удастся защитить его от гулких шагов рабочих скотобойни, волосатых рук оценщиков краденного, самодовольных улыбок менял и процентщиков, и жалких обещаний пустых женщин.
СОВЕТЫ САДОВОДУ
Прежде чем разбивать свой сад, не поленись, узнай, кому раньше принадлежала земля, на которой планируешь выращивать деревья и цветы. От этого во многом зависит, будут ли плоды успешно созревать или все растения засохнут, не смотря на потраченный честный труд.
ВЕСТОЧКА С НЕБА
Целую осень не было ни от кого весточки – ни от друга, ни от врага, ни от постороннего наблюдателя, ни от третейского судьи. Ни почтовой, ни пиксельной, ни звуковой или голубиной.
Часто тебе бывало более одиноко, чем Гёльдерлину, и более неуютно в оболочке собственного тела, чем самому Чорану. Но ты всё-таки не сошёл с ума! Дождался зимы.
И теперь за все свои муки, переживания и бессонницы вознаграждён королевским снегопадом!
Это Господь возвращает тебе твои слёзы! Он подаёт весть, что ты – не одинок, не безумен и не столь беззащитен, как кажется опекунскому совету вашего муниципалитета.
ДЕРЕВО НА БУЛЬВАРЕ
Начинается всё с малого – порой забываются некоторые слова. Потом путаются буквы в словах, вылетают из памяти сперва первые буквы, затем вторые, третьи, четвёртые. Стираются из памяти лица, фамилии, телефонные книги, справочники садовода-любителя, книжные каталоги и даже карты вин.
А в завершении процесса вы стоите на улице и спрашиваете у прохожих, не знают ли они, как вас зовут, и где вы живёте. Хорошо ещё, если вас вспомнят по газетным и журнальным фотографиям или по телевизионным выступлениям. Тогда могут даже отвезти домой, или вызвать по телефону опекуна. А так – так и будете часами стоять на бульваре в промозглой ноябрьской сырости. Как какое-нибудь экзотическое дерево.
Поэтому умные люди, не нам с вами чета, советуют чаще мелькать в масс-медиа, чтобы хоть кто-то запомнил вас в лицо.
УЖАС ИСТОРИИ
Ужас человеческой истории не в том, что люди своими трудами создают Освенцим или Хиросиму, но в том, что они быстро забывают об этом. Уже через столетие только историки будут помнить о концентрационных лагерях, последствиях применения атомной бомбы, массовых казнях и репрессиях гражданского населения. Потом новые злодеяния затмят в глазах современников ужасы истории.
Игорь ТЕРЕХОВ,
г. НАЛЬЧИК
