Архив : №17. 25.04.2014

Выстоять можно только миром

В грядущем 2015 году будет отмечаться 115-летие со дня рождения великого писателя Михаила Шолохова. Его творчество стало одним из главных опорных столпов русского мира, его слово во многом сберегло русский космос от распада. Современная отечественная культура не мыслима без Шолохова, как немыслима она без всех тех, кто скреплял различные эпохи вечными смыслами и ценностями человеческого бытия. Таковы Пушкин и Толстой, Рахманинов и Свиридов, Петров-Водкин и Нестеров.

Но нечасто бывает в культуре, чтобы дело великого предка с достоинством, упорством и самоотверженностью продолжали его прямые потомки. Так, внук Шолохова, Александр Михайлович Шолохов, прикладывает сегодня все усилия не только для сбережения и популяризации наследия своего деда, но и отстаивает ключевые смыслы русской культуры, которые закодированы в слове, истории, семье, труде, философии общего дела.

Александр ШОЛОХОВ

– Александр Михайлович, в Год Культуры разговор хочется начать с языка, потому что он ярче всего остального свидетельствует о духовном состоянии народа. Один мудрый человек назвал «Тихий Дон» «плащаницей русского языка». Сегодня мы всё чаще наблюдаем, как эту святыню пытаются осквернить, обесценить: это и засилье иностранных слов, и чрезмерная упрощённость в бытовом языковом общении, и отказ от чтения, которое всегда было необходимостью для русской души, ведь книга – главный хранитель языка. На Ваш взгляд, русский язык – явление эктропийное, стремящееся к самосохранению и способное своими силами очиститься от всего ненужного и вредоносного, или здесь необходима определённая государственная политика?

– Безусловно, такая государственная политика должна быть, о чём мы постоянно говорим на Совете по культуре и искусству при президенте. Ни одно культурное явление, в том числе такое основополагающее, как язык, не может само по себе осуществлять какие-либо действия. Эти действия осуществляет носитель языка. Отказ от чтения – это, собственно, причина всех остальных негативных языковых и речевых явлений, которые Вы назвали. Если человек не читает художественную литературу, очевидно, что не работает и его душа, и элементарный речевой аппарат. Упрощение языка в первую очередь связано с тем, что сегодня в основном читаются тексты на уровне инструкций, которые по определению должны быть простыми и понятными. Но самое страшное, что на уровень инструкции мы теперь переводим и литературу, когда ученики пользуются краткими содержаниями, которые по сути дела являются инструкциями для прохождения егэ. Школьнику совершенно не надо осуществлять никакой своей работы, за него уже поработал человек, выработавший алгоритм сдачи экзамена. И всё это совсем не для того, чтобы у ученика сложилось своё отношение к творчеству какого-либо писателя, а для того, чтобы выполнить текущую задачу и тут же забыть всё то скудное, что было узнано, потому что литература воспринимается нынешним поколением как нечто такое, что никогда не пригодится в жизни.

– Вы являетесь директором «Государственного музея-заповедника М.А. Шолохова» в станице Вёшенской. Мне представляется, что этот музей являет собой русский мир в миниатюре. Если Вы с этим согласны, то каковы основные составляющие русского космоса?

– Наш музей – это прежде всего донское казачество в миниатюре с акцентом на то, что это тот мир, который перенёсся из конкретного топоса на страницы «Тихого Дона» и других произведений Шолохова. Поэтому в какой-то степени музей стал материализацией книг писателя, причём получился интересный реверсивный процесс, в том смысле, что этот мир с его жителями, топонимами, укладом сначала попал на страницы книг, а затем стал музеем в том же топосе. Но это очевидная и простая составляющая.

Если вести речь о миниатюре русского мира, скажу, во-первых, что казачество – это одно из самых выпуклых представлений о русском устройстве, русской общинности, русском труде, русском чувстве справедливости.

На наших мероприятиях мы, например, показываем полный цикл производства хлеба во времена Григория Мелехова: пашем, бороним, сеем, жнём, свозим хлеб на гумно, обмолачиваем, на ручных мельницах мелем муку, печём, угощаем получившимися яствами. И тут каждый посетитель музея, который может принять в этом процессе непосредственное участие, понимает, что жить можно только общиной. Иначе не получится. Становится ясно, что один – не воин не только на боевом поле, но и на пашне. И если у человека нет семьи, если он живёт в разладе с соседями, то в трудную минуту он пропадёт.

Ещё в этом году, в сентябре, мы планируем показать, как проходила, так называемая, «помочь». Весь хутор или большая улица собирались и кому-то одному строили дом. Такой добрый обычай являет истинное содружество, соработничество. Так что выстоять можно только миром – в этом и есть, на мой взгляд, квинтэссенция русского космоса.

– Сегодня очень популярны, так называемые, «живые музеи». В чём заключается их суть? Только ли в действии «здесь и сейчас» и в возможности посетителя музея поучаствовать в каком-то «интерактиве»?

– Неслучайно наш музей окрестили «романом под открытым небом»: мы стараемся показать значительную часть того, что живёт в шолоховском творчестве и дать возможность к этому прикоснуться. Но не в упрощённом смысле, когда во многих музеях сегодня все пытаются превратить в перфоманс. Я согласен с тем, что определённая доля соучастия всегда повышает интерес к культурному явлению, но это не должно превращаться в пустую инсталляцию или флэш-моб. Я очень не люблю слово «праздник» применительно к музейному делу. «Праздник» – это «праздность», безделье. На наших «праздниках» люди трудятся физически и работают душой.

Приведу по этому поводу конкретный пример. У нас в музейном комплексе есть небольшая фольклорная усадьба в хуторе Кружилинском, где родился Шолохов. Эта усадьба воспроизводит двор казака-середняка и показывает, как этот человек жил. Можно увидеть казачье подворье с птицей, с лошадьми, с быками. Туристы могут даже потрудиться на подворье. Такой «интерактив» вызвал большой интерес и наплыв посетителей. И в определённый момент мы поняли, что созрели для большого ежегодного события в пространстве музея. Так, в хуторе Кружилинском мы каждую осень стали проводить мероприятие, где максимально восстанавливаем повседневную казачью жизнь.

Мой отец, когда мы первый раз провели такое мероприятие, высказал очень интересную мысль о том, что у нас получилась первая реконструкция мирной жизни, а не так популярных теперь боевых действий. Ведь сегодня стремятся реконструировать не созидание, а разрушение: в Европе в каждом замке время от времени кто-то с кем-то сражается. Да, это самое зрелищное. Да, итоги сражений во многом определили ход истории, но по большей части такая реконструкция – карнавал и развлекуха.

– Александр Михайлович, раз уж мы заговорили о ходе истории, не могу не коснуться одной из главных наших трагедий – гражданской войны. В начале 90-х годов Владыка Иоанн (Снычев) пришёл в газету «Советская Россия», благословил сотрудников редакции и сказал: «Нет ни красных, ни белых – есть русские люди». Согласны ли Вы с тем, что подобная идея лейтмотивом звучит в творчестве Шолохова?

– Безусловно, это один из главных мотивов шолоховского творчества. Война – явление вообще абсурдное, а уж гражданская война тем более. Это что-то претящее всему сущему, ведь даже в животном мире ни одна стая сама себя не рвёт. Бессмысленность гражданской войны в том и состоит, что мы сами покрасили одних в белый, а других в красный цвет. Ужасная суть братоубийства от цвета не меняется.

Когда, ещё в советское время, только создавался наш музей, было решено установить на территории памятник юнармейцу. Этот памятник отлили, но в силу больших размеров привези в Вёшенскую в разобранном виде. На какое-то время он в таком состоянии остался у нас на хозяйственном дворе. Но тут грянули события 91-го года. Встал вопрос об элементарном выживании музея, и в итоге памятник залежался. Но постепенно мы подкопили сил, и, когда уже могли возобновить установку памятника, общество вновь поделилось на красных и белых, породив бурные споры. В итоге нас атаковали с обеих сторон, разгорелась полемика в прессе. Мы оказались на распутье, но потом неожиданно пришло простое решение. Скульптор снял с головы юнармейца будёновку и надел на него фуражку, на которой мы не поместили кокарду. В итоге получился просто казак – ни белый, ни красный.

– Вы считаете, что сегодня этот трагический раскол преодолён или пропасть всё ещё зияет?

– В конце 60-х годов дед моему отцу, преподавателю философии, задавал риторический вопрос: «Когда там, по вашим учёным данным, гражданская война закончилась?..». Так он давал понять, что глубинное противостояние продолжается.

Недавно у нас прямо рядом с Вёшенской поселился один «субъект», который, хорошо подзаработав, купил в соседней вымирающей станице участок на берегу Дона. Отстроил там по размерам практически хутор и поставил у себя во дворе памятник генералу Краснову и остальным офицерам красновского штаба, а также создал музей белогвардейского движения. Интерес ко всему этому подогрели СМИ. Место быстро стало достопримечательностью, куда пошли люди, сначала просто не веря, что такое возможно. Затем возникла патовая ситуация: с одной стороны, Краснову как военному преступнику по закону нельзя ставить памятники, а с другой – хозяин сбил с памятника табличку, сказал, что это памятник просто белому офицеру, тем более находящийся на частной территории. А ведь памятник в две с лишним натуры, виден издалека. И вы себе не представляете, сколько набежало противников и сторонников этого истукана, готовых чуть ли не шашками рубиться.

– История, которую Вы рассказали, упоминается в документальном фильме «Биохимия предательства», где Вы принимали участие. Фильм вызвал очень много споров, воплей в либеральной среде. Скажите, почему в нашей культуре, где иудин грех всегда считался самым страшным из грехов, сегодня всё чаще возникают попытки оправдания предателей и более того, их героизации?

– Действительно, предательство – это прежде всего разговор о душе, даже не о государстве. Спор, вызванный замечательным фильмом «Биохимия предательства», может возникнуть только между сторонами, которые в фильме и обозначены. Одна из них – это сторона, разваливающая страну, в первую очередь путём подрыва её духовных устоев. А другая сторона пытается эти устои отстоять, сохранить в виде сильной страны. Возникновение и оправдание предателей – результат определённых планомерных действий. Хоть я и не шпиономан и не привык видеть во всём руку ЦРУ, в данном случае всё предельно очевидно. Ведь первое, что нужно, чтобы победить любую страну, тем более с такими устоями, как наша, это подорвать национальное самосознание. Мы жители огромного пространства: многокультурного, многоконфессионального, многоземельного, многоресурсного. И при этом мы всегда были объединены пониманием, что пока мы вместе, пока мы не предадим наше общее дело, нашу общую семью, с нами сделать ничего невозможно.

– Александр Михайлович, одним из топосов «Тихого Дона» является Крым. А что такое Крым для русской культуры в прошлом и настоящем?

– Я бы хотел говорить не только о Крыме, но об Украине в целом и вообще о славянском мире. Не в том смысле, как должны быть проведены границы – мы ведь понимаем, что так же, как и окраска в белых и красных, это вещь весьма условная. У Хемингуэя есть мысль о том, что в мире нигде нет границ, кроме тех, что проведены в сердцах людей. Крым, безусловно, стратегически очень важный полуостров, морской замок. Но схоластика и сослагательное наклонение для истории не приемлемы, мы имеем то, что имеем, и нам с этим жить, исходя из этого искать пути и решения.

Наша семья имеет и украинские корни. Мы жили на границе с Украиной всегда: с Украиной граничило Войско Донское, теперь граничит Ростовская область. Луганск, например, был территорией Войска Донского. То есть сейчас можно начать исторический делёж, который только подольёт дополнительного масла в разбушевавшийся огонь. Поэтому я бы говорил прежде всего о единстве духовном. Если в сердцах не будет границ, если то, что я рассказывал о красных и белых, мы не будем переносить на москалей и хохлов, тогда нас ждёт великое будущее. А если мы с усердием препаратора будем резать и расчленять, то никогда не придём к истине. Истина ведь не в территориальном устройстве Киевской или Московской Руси, а в том, что в какой-то момент мы преодолели сердечные границы, осознали себя единым, мощным организмом.

Беседовал МИХАИЛ КИЛЬДЯШОВ