Архив : №29. 18.07.2014
О войне
Следующий слой
Празднование в этом году Дня Победы, мероприятия, посвящённые Дню памяти и скорби и Параду Победы показали, что, к сожалению, Великая Отечественная война становится событием прошлого.
Нет, она не забывается, не заслоняется другим – наоборот, о ней постоянно вспоминают, напоминают, но тем не менее… Уходят из жизни участники войны, те, кто трудился в тылу, кто помнит 1941–1945, и та эпоха неизбежно становится от нас дальше и дальше.
Несколько лет назад меня поразила новость, что не осталось на Земле ни одного ветерана Первой мировой войны. Вроде бы всё понятно – столетие почти минуло, но тем, кому сейчас слегка за сорок (как мне, например) видели тех ветеранов, и некоторые из них были вполне ещё бодры, в годы позднего застоя даже носили гордо награды той войны. А ветераны Великой Отечественной так и вовсе были неотъемлемой и важной частью народа. И вот уже и этих ветеранов почти не осталось.
Да, Великая Отечественная всё дальше. И, как это часто бывает с грандиозными и сложными историческими событиями, лишь сейчас, спустя семь десятилетий, мы узнаём эту войну подробно, почти по дням и часам. Впрочем, больше становится и путаницы, яростнее споры тех, кто изучал документы, сопоставлял их, знает цифры, знаком с сотнями и тысячами свидетельств.
Полки в книжных магазинах забиты документальными трудами о войне. Огромные тома по каждой из операций, о том или ином роде войск, военачальнике, виде вооружения. А гипотезы… Существует с десяток гипотез, из-за чего всё же Великая Отечественная началась; есть несколько версий того, что случилось под Прохоровкой 12 июля 1943 года; историки, наверное, никогда не придут к единому мнению по Ржевской битве…
Чем дальше от нас событие и обильнее доступные документы, тем больше вопросов, версий и, к сожалению, откровенного вранья.
Например, накануне Дня победы я прочитал в газете «Аргументы недели» интервью Николая Нада (Добрюхи) с генералом КГБ Михаилом Докучаевым под названием «Хрущёв мстил мёртвому Сталину». Так вот главной, да и, по сути, единственной причиной мстить в интервью называется такая: старший сын Хрущёва Леонид во время войны попал в плен к немцам и стал «на них работать», потом был «схвачен, осуждён и расстрелян». За это, дескать, Хрущёв и мстил мёртвому Сталину, стал развенчивать культ его личности.
Причём интервьюируемый генерал КГБ «не вдаётся в подробности» (по его собственным словам), а Над (Добрюха) рассказывает о пленении и предательстве сына Хрущёва, как о неоспоримом факте.
Я стал искать подтверждение этого у историков, но ничего внятного не нашёл. Зато обнаружил, что в 2000 году поисковый отряд обнаружил на Брянщине останки лётчика. Экспертиза установила, что это Леонид Хрущёв. Его похоронили с воинскими почестями в Брянске…
С детства я слышал о том, что должна быть написана большая художественная книга о Великой Отечественной войне. Что вот есть «Война и мир» о войнах с Наполеоном, есть «Тихий Дон» о Первой мировой и гражданской, а о Великой Отечественной нет… После прекращения работы над очень спорными «Проклятыми и убитыми» Виктором Астафьевым и его смертью через несколько лет, – такую книгу, кажется, ждать перестали. По всей видимости, Великая Отечественная так и останется в русской литературе россыпью драгоценных фрагментов никогда уже не собранной мозаики. «В окопах Сталинграда», «Батальоны просят огня», «А зори здесь тихие…», «На войне как на войне», «Убиты под Москвой», «Сотников», «Обелиск», «Живи и помни»… И ещё много, много повестей, романов, рассказов.
Не так давно вышли две новые книги. Одна написана участником войны петербуржцем Даниилом Граниным, другая – сыном участника, но уже пожилым человеком нижегородцем Олегом Рябовым. Невозможно предсказывать, какова будет судьба этих книг, но в них есть нечто общее, они показывают нам войну не то чтобы с новой стороны, а так, как её до этого описывали редко.
Война, это не карта со стрелками на столе и не только сражения и бои, подвиги и атаки. Хотя долгое время именно так в нашей литературе и кинематографе войну в основном и показывали. В последнее время историки да и писатели (киношникам, правда, до сих пор необходимы выстрелы и взрывы) всё больше внимания обращают на то, что было не только на передовой, что позволяло вести войну, что давало силы не только солдатам, но и гражданским держаться.
Для многих поколений Гранин классик сначала советской литературы, потом русской. Во всех его биографиях упоминается, что он ветеран войны, и война присутствует почти во всех его произведениях. Правда, она в прошлом большинства его героев, хотя и жива, жжёт их изнутри. Но Гранин является соавтором (вместе с Алесем Адамовичем) одной из самых, пожалуй, страшных книг – «Блокадной книги», в которой есть и личные воспоминания Гранина, как раз оборонявшего Ленинград. Правда, воспоминаний этих немного
И вот девяностопятилетний писатель выпустил роман «Мой лейтенант», где война, по всей видимости, его личная война, – на каждой странице. Там есть бои, есть бомбёжки, пикирующие бомбардировщики, пленные немцы, но, на мой взгляд, главная ценность книги в том, что автору удалось показать человека, маленького, слабого, молоденького человека в шаге от смерти. Смерти не только от пули, но и от голода, холода, болезней.
В «Моём лейтенанте» много именно о быте. А ведь это очень важно. Бойцы, это живые люди, а не оловянные солдатики, которых можно расставить по местам, и они будут там находиться столько времени, сколько нужно.
Книга начинается динамично – главный герой с группой солдат выходит из окружения (впрочем, окружение ли это, где немцы, никто не знает; двигаются в сторону Ленинграда, уверенные, что его-то удержат). Затем он оказывается в Пушкине, происходит хаотичная оборона дворцов и почти паническое отступление:
«Д., хромая, очутился на Средней Рогатке у кольца трамвая. Он сел в вагон отдышаться. Подошла крашенная огненным стрептоцидом кондукторша, потребовала купить билет. Д. тупо смотрел на неё.
– Вы что, не видите, что творится? – сказала какая-то тётка.
– Если б он ехал на фронт, я бы с него не спрашивала.
<…>Такая попалась скандальная тётка. Какая-то старушка за него, бедолагу, заплатила...
Город за грязным вагонным стеклом выглядел странно. Вёл как бы мирную жизнь. Притворялся, что ничего не происходит. Новенькие ДОТы на Московском проспекте были пусты. Безлюдны баррикады. Бульвар, раскрашенный пылающей осенней листвой, старушки на скамейке возмущали его бесстыдством. Не понимают или сговорились? Какой-то неясный умысел чудился ему. Улицы должны бурлить паникой – беглецы, где горожане, поражённые страхом? Он подозрительно вглядывался в стоящих на остановках. Повсюду он видел маски обыденности. Безумная догадка мелькнула перед ним, он отбросил её со стыдом, но на площади перед Мариинским дворцом вернулся к ней: «Сговорились. Наши с немцами. Будут выводить всех из города и отдадут его». Единственный смысл происходящего, какой он увидел: немцы ждут, не входят, ведут переговоры. Не может быть, но ничего другого он представить не мог.
И весь сентябрь и позже они, немцы, не делали попыток прорваться в город».
Автор часто возвращается к тому дню 17 сентября, когда фронт под Пушкиным рассыпался, и пытается понять, почему гитлеровцы не воспользовались этим…
Действие большей части книги происходит на одном месте – это окопы на окраине Ленинграда. Перестрелки, обустройство быта, поиски дров, голод…
«Цингой болела большая часть батальона. Из полковой санчасти рекомендовали зубы, которые выпадали, обратно всовывать, они иногда приживались».
Много страшных моментов, тёмных деталей, но нарочитого очернения, за которое некоторые читатели (отзывы в Интернете на книгу довольно бурные) ругают Даниила Гранина, я не увидел. Некоторые размышления нынешнего повествователя провоцируют на спор, хотя спор этот неуместен – как можно спорить с тем, кто помнит, того, кто, как ему кажется, знает.
Есть у книги технические недостатки, о которых сказать необходимо.
Повествование ведётся то от первого лица, то от третьего, и это правильно: автор словно бы раздваивается между собой, молодым пареньком на войне, и нынешним, глубоким стариком, одним из последних участников той войны. Но всё же переходы произвольны, резки, и зачастую перестаёшь понимать, где он – «мой лейтенант». И эпиграф положение не спасает, не прибавляет ясности:
«– Вы пишете про себя?
– Что вы, этого человека уже давно нет».
Книга Гранина в очередной раз убедила меня, что редактор необходим, необходимо подсказать, посоветовать автору. Пусть и такому заслуженному. В случае «Моего лейтенанта» участия редактора незаметно (точнее, незаметно участие редактора), и книга оставляет ощущение переплетённой рукописи. Ценной, необходимой, но рукописи.
«Четыре с лишним года» Олега Рябова имеет подзаголовок «Военный дневник», и, если верить автору, действительно «основана на реальных записях, письмах и воспоминаниях» его отца, участника войны.
Долгое время считалось, что вести дневники на фронте было строжайше запрещено, и нарушающие этот запрет приравнивались к предателям. Но исследования историков показали, что запрет не был одинаково строг во всех частях, родах войск. В последние годы в печати появляется всё больше и больше солдатских дневников. И вот, вероятно, один из них, хоть и явно художественно обработанный, – «Четыре с лишним года». Впрочем, это может быть и череда писем, которые тоже своего рода дневник.
Дорога на войну для повествователя начинается в сентябре 1941 года путём из города Горького в Среднюю Азию – на курсы радиотехников. Потом снова на запад: Тамбовская область, Рязанская, Москва, Ярославская область… В феврале 1942 года он попадает на войну. Новгородская область, попытки прорвать кольцо блокады Ленинграда. Невольная параллель с защищающим Ленинград героем Гранина…
«Я в первые же дни явился свидетелем гибели двух пехотных полков с их командирами. Я сразу увидел войну. Война – это страшная штука, и запомни, она особенно страшна для пехоты. У нас в артполку убиты единицы. Я живу на НП полка и видел штурм, а теперь созерцаю поле, покрытое серыми шинелями. Долго они ещё будут лежать!»
И о пехоте снова буквально через страницу: «Запомните, рискует жизнью пехота, те наши знакомые, что летом ушли добровольцами в пехотные части».
Задача героя «Четырёх с лишним лет» – ремонтировать радиостанции. «…На душе тяжело из-за того, что радиосвязь работает из рук вон плохо. Станциям по 6-7 лет, какой-то хлам, рухлядь. А я обязан сделать так, чтобы они работали и в мороз, и в дождь».
В книге почти нет описания боёв, нет рукопашных, но всё равно это передний край. И психология человека на передовой, быт на передовой показаны подробно, детально. А главное – мы можем почти подённо проследить через жизнь одного человека движение наших войск на запад. Медленное, с откатами на восток, трудное, но упорное.
Думаю, подобных книг будет появляться всё больше и больше. И это касается не только Великой Отечественной войны. За последние семьдесят лет советские люди, россияне участвовали во множестве войн. Участвуют и сегодня. Наверняка есть дневники, письма, воспоминания. Всё это нужно делать достоянием читателей. Война не должна сводиться к сухим сводкам, картам со стрелками, схемам полков и дивизий. Настоящее воздействие может оказать следующий слой – человеческие документы. Уповать на то, что они в конце концов вытравят из людей способность убивать друг друга, конечно, наивно, но тем не менее…
Роман СЕНЧИН
