Архив : №49. 05.12.2014

Проза без советских интонаций

«Пароход в Аргентину» – роман о великом архитекторе Александре Воско (Воскобойникове) и его друге инженере Владимире Граве, друзьях детства, русских эмигрантах, которые волею судьбы встретились за границей. В этом контексте даже жаль, что героев романа в реальности не существовало: личность, случай, творчество, архитектура, язык, смысл жизни, – всё в этом романе взаимосвязано настолько плотно, что вырви какое-нибудь звено, и литературный паззл рассыплется. Не последнюю роль играет автор-рассказчик, который выступает в качестве исследователя-мемуариста, собирающего по крупицам факты биографии Александра Воско, с которым его связывает лишь случайное и непродолжительное знакомство. Биографические исследования перетекают в работу над романом и это почти спонтанное письмо, в основе которого переосмысление записок Воско, его статей, интервью. Стиль этот наследует, скорее, манеру Пруста, где воспоминания и впечатления превалируют над привычной сюжетной раскладкой.

Евгения Вежлян в статье «Первое прочтение» («Знамя» 2014, № 4) справедливо замечает, что: «Макушинский пишет так, как теперь не пишут». Она же считает, что ключом к пониманию стилистики всего произведения становятся слова Александра Воско, адресованные рассказчику: «У вас совсем нет советских интонаций». Длинная фраза в стиле Пруста, перегруженная придаточными предложениями, принимается Евгенией Вежлян за очищенный от всего «советского» русский язык. «Читая этот роман, ловишь себя на странном ощущении, что двадцатого, а тем более – двадцать первого века попросту не было»,– радуется автор статьи. Сомневаюсь, что в веке девятнадцатом, ещё до эпохи модернизма, стилистика романа Макушинского была бы понятна русскому человеку. «Пароход в Аргентину», собственно, и не русская литература вовсе. Это европейская проза и по форме, и по содержанию. Язык книги – дистиллированная вода, химически очищенная речь, свойственная эмигранту, долгое время прожившему в языковой изоляции. И герои произведения, и сам рассказчик – космополиты. С одной стороны, язык книги рафинирован, с другой – наполнен иностранными словами и выражениями. Один из излюбленных приёмов Макушинского – лингвистический дубляж. Русская фраза очень часто повторяется на каком-либо иностранном языке. Вот элементарный пример из текста: «А сама идея проста (verysimple)». Уж не «очищает» ли автор русский язык подобным способом?

Постигая природу стилистики этого романа, можно обратиться к архитектурным сравнениям (в свете тематики произведения это не будет большой натяжкой). Из контекста становится известно, что излюбленным материалом великого архитектора был бетон. Макушинский, выстраивая текст, добивается железобетонной монолитности. Есть в этом некоторая опасность: вполне можно споткнуться о торчащую арматуру лишнего деепричастного оборота, частенько придётся переступать через тот самый лингвистический дубляж, который русскому читателю понадобится разве что для «колориту». Прямо скажем, не каждый любитель современной русской словесности из-за подобных сложностей взберётся выше второго этажа повествования, но уж те эстеты, которые взойдут на вершину этого шедевра речевой архитектуры, наверняка оценят авторский замысел с высоты свершившегося сюжета.

Жизнь одного из главных героев – русского эмигранта Владимира Граве заслуживает не меньшего внимания. Хотя бы потому, что она законсервирована так же, как и язык произведения. Пасха и Рождество, блины и пироги, костюмированные балы – все внешние атрибуты присутствуют, однако создаётся впечатление, что судьба России героев романа не особо интересует. Они догадываются, конечно, что где-то есть русский мужик с его болью и незавидной участью, но в целом он не очень-то отличается от мужика аргентинского. Граве – человек и пароход. Его отправная точка – Российская империя, и далее европейские страны, Аргентина, где он по-настоящему раскрывается как инженер. Макушинский рисует нам персонажа, который «ни в какую нашу победу не только не верил, но, казалось, даже как-то не очень её хотел» и в первые дни войны надеялся, что «немцы будут воевать не против России, а в союзе с Россией против советской власти». Не удивительно, что он заканчивает войну на стороне немцев, проявляя там свой незаурядный инженерный талант. Конечно, подобный коллаборационизм (пусть и невольный) не мешает ему в паре с Воско создать несколько шедевров архитектуры. Гений не имеет национальности, напоминает нам Макушинский. Граве вряд ли бы выжил в сталинской России, и уж конечно не создал бы то, что смог создать, не покинув родной страны. Вероятно, мы не вправе его в чём-либо обвинять, но вышеизложенные факты биографии вовсе не добавляют персонажу обаяния.

Воссоединение старых друзей, Воскобойникова и Граве происходит на пароходе, плывущем в Аргентину. С одной стороны, подобная встреча – это чудо, с другой – жизненная закономерность. Вообще, случайности в этой книге отведена ведущая роль. Сам великий архитектор Воско буквально исследует природу случая, подозревая, что счастливые совпадения говорят нам о том, что мир устроен совсем иначе, нежели нам кажется: «А если всё-таки не считать их случайностями, если видеть в них иронический, но всё же намёк на какие-то скрытые связи, скрытые силы, улыбку неизбежности, усмешку, может быть, провиденья, тогда – что же? – тогда случайным, скорее, окажется почти всё остальное, серая серьёзность ни с чем не соотнесённых событий, ни к чему не отсылающих действий. Тогда всё это как раз – случайно, а неслучайное – вот оно, вот эти совпадения, эти созвучия, золотые нити смысла, вплетённые в грубый холст бытия».

Евгений ФУРИН,
г. УСТЬ-ЛАБИНСК,
Краснодарский край