Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №04. 06.02.2015

Боролся дурак с Левиафаном

Два фильма, заполонившие интернет-пространство и думы людей в январе наступившего года, на первый взгляд удивительно похожи друг на друга. Оба показывают прогнившую государственную систему, где «рука руку моет». В обоих главный герой пытается в одиночку с ней бороться, но в итоге терпит сокрушительное поражение. В обоих страдают самые близкие герою люди. Некоторые зрители, просмотрев оба фильма, утверждают, что какой-то один лучше другого. Между тем сравнение невозможно не только потому, что в фильмах говорится о вещах несравнимых, но и потому, что у главных героев – да и у самих сюжетов – «ноги растут» из разных культурных пластов, и соответственно финальные результаты получаются совершенно разными. Но и тот и другой фильм стал событием, а значит, каждый заслуживает самого пристального внимания.

 

                                                                           «Левиафан».

                                                             Отсылка к русской классике

 

Это не просто фильм, это в некоторой степени «проверка на вшивость и интеллект» – самый глубокомысленный и религиозный фильм из тех, что мне доводилось видеть за последние годы. Он как Лев Толстой – самый увлечённый, самый мыслящий о смысле и цели христианства человек в России, которого отлучают от церкви.

«Левиафан» похож на тест, в котором на каждый вопрос существует два ответа, и в зависимости от того, что ты выберешь, тебе предложат новый вопрос. Проще говоря, от первого вопроса идёт два разветвления, от тех – ещё по два, от тех – снова. И так до бесконечности в геометрической прогрессии. Точнее, до конца фильма, где зритель должен прийти к определённому выводу и решить для себя, кто виноват. Основных вариантов несколько: «местные чиновники + продажная церковь» или «режиссёр, прогнувшийся перед Западом». Изредка кто-то додумается до виновности самого человека. Впрочем, на самом деле, виновных нет – «все виноваты во всём». Или, как говорится в «Братьях Карамазовых»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». (Замечу, вопрос «что делать?» задаётся на протяжении всего фильма и ответа также не получает).

Вне всяких сомнений, что режиссёр умышленно сталкивает лбами зрителей: «обиженных поборников православия» и «торжествующих либералов». Мы слишком разделены, чтобы НЕ УВИДЕТЬ в этой картине одно и то же: реальность, которая считается поклёпом и поклёп, который не что иное как реальность.

Итак.

В фильме можно выделить и рассмотреть три аспекта: семейная трагедия, социальная трагедия, религиозная трагедия. Сложно выстроить плавную мысль, строго разделяя эти аспекты, поэтому рассуждать приходится сразу обо всех.

Семейная трагедия держится за счёт жены главного героя – Лили. Зритель узнаёт о её жизни только то, что она училась в той же школе, что и прежняя жена Николая (и мать Ромы) и то, что она работает на рыбозаводе.

Мы не знаем, как долго Лиля спит с другом своего мужа, а по диалогу в гостиничном ресторане можно подумать, что происходит всё не впервые: когда он пытается вспомнить, что ел в прошлый приезд, она оттарабанивает: «Борщ, пельмени, пиво». Это первая развилка в линии семейной трагедии: помнит ли она так хорошо оттого, что относится к другу мужа иначе, чем демонстрирует (его отзыв про компот подтверждает данную мысль), или просто у неё хорошая память. Но при первом варианте вполне оправдан и её приход к нему в номер (он, к слову, совершенно не удивлён её появлению), и совершенно иначе смотрится диалог в начале фильма:

– Я его сегодня в школу не повезу, хамит мне с самого утра, – говорит Лиля.

– Коль, да отвези ты его. Хочешь, я с вами съезжу? – говорит Дима.

Лиля бросает на него взгляд и отвечает:

– А ему понравится такая идея, – и Дима бросает взгляд на Лилю.

Этот обмен взглядами сложно передать словами, но сыгран он прекрасно. Будь я пафосным поэтом, я бы сформулировала: «Грех уже проступил на их лицах».

Таким образом, непонятно, кто из них и когда выступил инициатором, но очевидно, что режиссёру было необходимо на какое-то время нейтрализовать Николая, чтобы продемонстрировать связь любовников – для того и глупый ночной приезд «начальства», и «обезьянник» в милиции. Именно для того, чтобы случилась сцена в гостинице.

Следующая развилка случается на пикнике: зритель видит только то, что героиня моет руки и уходит в кусты, затем примерно в ту же сторону удаляется герой. После прибегает взволнованный мальчик Витя и сеет панику. Он ещё маленький и не понимает, что происходит, а подросток Ромка прекрасно понимает и, по словам Вити, «плачет». Но мы снова не видим, что именно там происходит и кто кого соблазняет, мы узнаём о происходящем с чужих слов. И картина, которую можем себе нарисовать, вполне приравнивается к фразе «мне Рабинович напел»: то, что Николай грозится убить жену и её любовника, мы узнаём с чужих слов – сначала Анжелы, затем следователя.

А вопрос малыша Вити «что такое грех» является своеобразным зачином к разговору побитых любовников в гостинице. Вот она – религиозная трагедия, вот они – рассуждения о смысле и цели христианства. Юрист Дмитрий говорит, что вины нет, пока она не доказана. И тогда Лиля, осознающая свою вину, спрашивает: «Ты в Бога веришь?». Происходит столкновение двух отношений к жизни: светского и глубоко христианского (можно вспомнить и про первородный грех). Дальнейший разговор также происходит в двух смысловых пластах: религиозном и личном – и приводит к новой развилке.

– Я в факты верю. Я юрист, Лиля!

– Дима…

– Не надо, пожалуйста. Никаких признаний.

– Потому что нет доказательств?

– И не будет.

Доказательств не будет, значит, не будет ВОЗМОЖНОСТИ доказать то, что Лиля собиралась сказать, следовательно, не будет общего будущего. И когда Дима тут же зовёт Лилю ехать с собой, она резонно отвечает: «Я тебя не понимаю». Но затем он её отталкивает, и всё становится предельно понятно – после этого ей ничего не остаётся, кроме как возвратиться домой, к мужу, который её действительно любит и готов простить. Простить и начать делать новых детей.

Именно за этим занятием их застаёт пубертатный подросток Рома. Когда мальчик во второй раз видит мачеху, но уже с отцом, он убегает из дому, плачет, возвратившись, грубит отцу, требует Лилю прогнать, утверждая, что «это всё из-за неё». Из-за неё он получал подзатыльники, из-за неё, видимо, были нелады с отцом.

И когда утром Лиля выходит из дому, она не собирается умирать (иначе зачем ей сумка?), она идёт взглянуть на море. Возможно, грех и мысли о нём перевешивают, и она самостоятельно бросается в воду, а возможно и то, что следователь в дальнейшем не лжёт, и Лиля действительно получает удар молотком по затылку. Вспомним подростка Рому, который имел доступ в отцовский гараж, где, по словам следователя, лежало орудие убийства, который ненавидел мачеху и требовал её прогнать. Дядюшка Фрейд тут бы порезвился (вспомним про упомянутый следователем «половой акт перед смертью»), но я промолчу. И это новая развилка. Косвенным подтверждением служат последние убеждённые и лишённые эмоций слова Ромы: «Это неправда» – он вовсе не удивлён тому, что отца обвиняют в убийстве, хотя пять дней просидел дома, никуда, по-видимому, не выходя. Либо он знает, кто убил Лилю, либо это новая развилка, которая неожиданно даёт возможность вернуться к началу и пройти тест заново. А может быть, её убили по заказу мэра: не зря же перед её гибелью в волнах мелькает гладкая чёрная спина морского чудовища, символизирующего государство.

Таким образом, мы можем анализировать происходящее с двух точек зрения: современной поверхностной (обсуждая только то, что нам показали) или классической литературоведческой (домысливая факты и соотнося их с христианскими ценностями).

Поверхностно глядя на семейную трагедию, я решу, что дело в женской логике. Лиля переспала с другом мужа, отказалась ехать с ним в Москву, вернулась к мужу, бросилась в море.

Лично для меня – понимающей женскую логику – всё просто. Сначала захотелось, потом расхотелось, потом снова захотелось, но было поздно. Психологи бы ещё добавили рассуждения о подсознательной тяге к сильному мужчине на фоне слабого, об осознании своей ответственности перед семьёй и о затянувшейся депрессии. А я просто про женскую логику. Это как голову мыть: сначала не хочешь и шапочку для душа надеваешь, потом решаешь всё-таки помыть и шапочку стягиваешь, а потом снова передумываешь, но поздно – голова мокрая и мытьё уже неизбежно.

Но если взглянуть на проблему с той точки зрения, с которой мы веками глядим, к примеру, на «Братьев Карамазовых» (вернёмся к аспекту религиозной трагедии), то совершенно очевидно, что каждый из важных героев является выражением особого отношения к Богу, является носителем особой философии, о которой написано выше. И персонажей, окружающих центрального героя Николая, можно типизировать по совершённым в отношении него грехам. Жена – блудница, друг – предатель (и в Бога не верует), сын – убийца, местные приятели – лжесвидетели (не со зла, а по глупости). Николай же – просто слепец, которому приходится расплачиваться за свою слепоту свободой. Напрашивается сравнение с Дмитрием Карамазовым – таким же «огнедышащим» и резким человеком, который не признаёт своей вины, но на каторгу всё же отправляется.

К слову, никто из читателей Достоевского не сомневается в словах следователя о насильственной смерти старшего Карамазова, а в насильственную смерть Лили никто из зрителей не поверил. Меж тем, допрос Николая почти идентичен допросу Дмитрия Карамазова:

«– Мы нашли его лежащим на полу, навзничь, в своём кабинете, с проломленною головой, – проговорил прокурор.

– Страшно это, господа! – вздрогнул вдруг Митя и, облокотившись на стол, закрыл лицо правою рукой.

– Мы будем продолжать, – прервал Николай Парфёнович. – Итак, что же тогда руководило вас в ваших чувствах ненависти? Вы, кажется, заявляли публично, что чувство ревности?»

Чувство ревности и угроза убийства зафиксированы в протоколах и тогда и сейчас. Оба закрыли лицо правою рукой, одному дали 20 лет каторги, другому 15 лет строгого режима, хотя и грозили 20-ю. Это мелочи, но какие занятные!

Встреча же Николая с местным священником (который пересказывает ему библейские сюжеты с применением таких оборотов, как «мозги вправить», «он всё равно пылил», «Господь… популярно всё объяснил – в картинках») стоит на том же метафорическом уровне, что рассказ Ивана про Великого Инквизитора и дальнейшее явление чёрта Ивану Карамазову – в фильме как бы происходит совмещение этих двух историй. И рассказ Ивана про Христа, который есть Истина, перекликается с финалом, где владыка проповедует, а со стены на мальчика глядит лик Христа. Впрочем, конкретно эта мысль имеет под собой опору, если пытаться искать аллюзии на «Братьев Карамазовых». А отец Василий в «Левиафане» пытается говорить с человеком о Боге и смирении перед ним на доступном языке – просто о сложном. Выходит та же притчевость, но шиворот-навыворот – в современной обработке.

После такого взгляда на межличностные отношения и «социальная трагедия» воспринимается по-другому, хотя режиссёр и не пытается придать человеческие черты представителям суда и полиции – они несправедливое быдло, которому забыли рассказать про существование «Уголовного кодекса».

Судя по всему, компромат у юриста Димы, действительно, серьёзный, но вряд ли он смог бы им воспользоваться – тогда бы мэр вёл себя иначе и не посмел бы его «прессовать». А прежде чем устроить показательный самосуд, мэр добывает информацию по всем возможным каналам и остаётся убеждён в своей будущей безнаказанности – иначе бы пристрелил Диму. Или позволил другим пристрелить. Но жизнь человеческая для него всё же не пустяк, как это может показаться. Получается, что блефуют оба, но проигрывает тот, кто струсил. В данном случае струсил адвокат Дима, которого тоже нельзя осудить – у него дочка, ему жить хочется.

В социальном аспекте мы тоже не имеем достаточных фактов для каких-либо рассуждений. Мы не знаем, сколько тянется разбирательство по делу, не знаем, что за компромат собран на мэра, не знаем точно, ЧТО ИМЕННО собирается мэр строить на отвоёванном участке земли. В разные моменты нам показывают разговоры с владыкой, который говорит «Благое дело делаешь!», но просит не посвящать его в подробности этого дела, мол, не на исповеди. О теме разговора мы так и не узнаем, хотя и предполагаем, что именно о спорном участке земли идёт речь. Но только предполагаем, а фактов не имеем. (То что мэр во искупление грехов жертвует деньги на церковь – понятно, и интонации голоса владыки, конечно, смущают, но речь сейчас не о том). После избиения Дмитрия мэр говорит кому-то по телефону про участок в центре города на побережье, про «бренд» и «частное муниципальное партнёрство». Вряд ли он решился бы заискивающе и игриво назвать в разговоре с владыкой (два примера разговора нам показали, вёл он себя не так) церковь брендом. То, что не церковь, а что-то другое планировалось строить на этом месте, на мой взгляд, очевидно. Вполне возможно, что кто-то «сверху» надавил, возможно, что Дима всё же не испугался и побеседовал с кем-то, имеющим власть, возможно, что сам владыка каким-то образом повлиял на события. Мы не можем этого знать – слишком мало информации.

Но на месте сломанного дома появляется белоснежная красавица-церковь. Непонятно, почему не восстанавливается прежняя церковь, где сохранились росписи, где собираются и жгут костры мальчишки. Впрочем, крупный кадр нам показывает, что от неё осталось слишком мало, и проще построить новую. Это традиция нашей страны: не восстанавливать старое, а строить новое. Но если провести параллель с фразой «семья – малая церковь», то появление «большой церкви» на месте исчезнувшей «малой» – оправдано и даже метафорично.

Финальная проповедь подытоживает: «А происходит то, что мы с вами возвращаем душу народу. Святому благоверному великому князю Александру Невскому принадлежат удивительные слова: «Не в силе Бог, а в правде». И действительно, не силой, а любовью, не хитростью, а премудростью Божией, не злобой и ненавистью, а дерзновением совершались многочисленные победы над врагами веры и Отечества. Но самое главное для нашего дня состоит в том, чтобы мы никогда не изменяли православию и говорили правду. Правда – это достояние Божие. Правда – это то, что отражает действительность, не искажая её. Но обладать правдой может только тот, кто обладает Истиной. А Истина – это сам Христос».

Я не вижу ничего противоестественного в том, что священнослужитель советует чиновнику решать вопросы самому, своей силой, не ища защиты на стороне, а во время общей проповеди призывает людей не изменять православию и говорить правду. Нет тут никакого противопоставления: должность – это ответственность, а душа – это душа. А «Истина – это сам Христос».

«Поэтому, когда апостол Павел говорит: «Уже не я живу, а живёт во мне Христос», он говорит о том, что если человек вмещает в себя Христа, то есть начинает мыслить как Христос, видеть, как Христос, наконец, действовать, как Господь заповедовал нам, то в этом случае человек становится обладателем правды. То есть он может рассмотреть в происходящих событиях истинное их предназначение, и рассмотреть, что есть добро, а что есть зло. Вот в этом и есть предназначение правды... Свобода есть познание Истины. Об этом говорит нам Священное Писание. Познайте Истину, и Истина сделает вас свободными. И человек, познавший Истину, и стоящий в Истине, и защищающий Истину, – только такой человек свободен».

Это уже обращение к зрителю, который проходит тест: обладатель правды увидит в событиях не только то, что ему демонстрируют, но и то, чем эти события являются на самом деле, и к чему ведут. Разумеется, есть тут и книксен перед Западом – «надругаются над распятием, кощунственно называют беснование молебном», – но это ещё один крючок для истинно православных людей, которые прощают своих обидчиков. А вообще, конечно, это последняя развилка, где зритель решает, в какую сторону идти.

И умные красивые лица прихожан, внимающих проповеди. И маленький мальчик с честными глазами, глядящий то в купол, то на лик Христа. И заискивание его мерзавца-отца (который понимает, что Бог всё видит) перед кем-то вышестоящим: «Не всё ещё доделано, но доведём до ума… Как только будет готово, я обязательно вам позвоню». И, наконец, огромные кости чудовища на берегу. Это не может быть – о гибели. Это – о возрождении. О торжестве справедливости и христианских ценностей.

А то, что мэр – мерзавец… Ну и так бывает.

 

                                                                                  «Дурак».

                                                              В духе древнегреческого эпоса

 

Нет, этот фильм не про Россию, он про любую страну и любой народ, его можно перенести, как пьесу, на любую почву, и всюду и всегда он приживётся и будет выглядеть местным жителем. Отзвуки происходящего в «Дураке» слышны и в европейском, и в американском кино: «Профессионал», «Город грехов» – всё это о противостоянии одного человека целой системе.

В отличие от персонажей «Левиафана», которые являются, по сути, оболочкой, символами, а не людьми, положительные персонажи «Дурака» плотно набиты изнутри, как чулки – ногами, какой-то одной яркой чертой характера. Для других черт просто не остаётся места.

Отец – не умеющий воровать бывший инженер (неважно, что он простой рабочий, по типу своего характера он инженер-неудачник, всю жизнь пропахавший в НИИ и не сумевший нормально устроиться в современной России); мать – домохозяйка-истеричка, ненавидящая мужа за то, что у других жизнь лучше; жена – молодая мать, уверенная в том, что всё вокруг куплено и продано (вообще героиня выведена только для того, чтобы показать, насколько главный герой заинтересован в своих идеалах, ведь именно ради них он отказывается от семьи и спокойного существования). Эти типажи привычны и знакомы зрителю, в их существовании невозможно усомниться. Озлобленных и запуганных, их можно пожалеть, но любить не получается – они однобоки и неинтересны. Они – театральные декорации вроде злосчастного общежития. Только общежитие даёт толчок дальнейшим событиям, а семья призвана дать толчок раскрытию характера своего сына, мужа и отца.

Да, наконец, главный герой – представитель вымершего поколения древних греков, знающий, ЧТО ему грозит, но уверенно и твёрдо идущий к цели. У него нет характера, но есть судьба, которая и зафиксирована в названии фильма. Почему – судьба? Потому что он НЕ МОЖЕТ по-другому. Если бы мог, но не делал – тогда был бы характер. И всё, что остаётся играть актёру: презрительный взгляд на пирующую в кабаке элиту общества. «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса Пелеева сына». Из-за отсутствия характера не действуют на зрителя (как могли бы подействовать) декорации в виде его родственников.

К слову, характера как такового нет и у «левиафановского» Николая, который ничего не делает, лишь мешает всем, как бельмо на глазу. Но «дураковский» Дима не как бельмо, а как Бельмондо в «Профессионале» – обречённый герой, который бросает вызов всему миру. Только Дима не такой обаятельный.

Характеры находятся по другую сторону баррикад. Именно в городской администрации собрались воры и жулики, которые могут (и даже иногда хотят!) по-другому, но им мешает вышестоящее начальство, которому в свою очередь мешает вышестоящее начальство, которому в свою очередь... И так до бесконечности. Вавилонская башня из воров и жуликов. Но только они и подвержены сомнениям, только у них есть выбор, только они могут проявить характер. И с первых же минут эти жулики вызывают непреодолимую симпатию, потому что «Бог такую жизнь придумал и нас жить заставил», а сами они не виноваты. Вот их почему-то по-настоящему жалко. Потому что показаны живые мыслящие люди, а не типичные жалкие пропагандисты того, что всё плохо.

Кстати, семью «дурака» Димы легко представить за просмотром «Левиафана»: отец бы плевался и поминал добрым словом Гайдая, мать бы негодовала и трясла телесами, доказывая правоту режиссёра и мерзость такой жизни вообще, жена бы молча кормила ребёнка, поскольку подходящего характера для неё на складе не нашлось. А городская администрация попросту не стала бы смотреть – и без того дел по горло.

Впрочем, вернёмся к герою – единственному человеку, который пытается что-то изменить в прогнившей и заржавленной государственной системе. Он прёт напролом, как танк, не обращая внимания на предостережения жены, на пощаду и угрозы ментов – ему надо спасти людей, среди которых режиссёр не показал ни одного красивого лица, ни одной улыбки, которые только пьют, курят, трахаются и дерутся. Эта общага и режиссёру глубоко омерзительна. И потому действия «дурака» Димы так... не близки зрителю что ли? Примерно так же, как не близки они администрации мэра. И Димино невысказанное осознание превосходства над кучкой «главных» слегка нервирует.

Впрочем, его превосходство вполне оправдано. В школе я никак не могла взять в толк, почему Чацкий так психует? Ведь оппоненты его – смешные до нелепости люди, над которыми хихикает любой семиклассник. Вот они какие – неуклюжие в словах и мыслях, разодетые в пух и прах, лоснящиеся и толстые. Неужели они представляют для него какую-то угрозу? Высмеять их, и дело с концом. Потом я подросла и поняла, что именно этим и занимался Грибоедов.

Режиссёр Быков тоже сделал попытку обсмеять воров и жуликов, предоставив им несколько минут экранного времени на плевки и тычки друг в друга, но у него получилось что-то совершенно иное. Речь мэра Галагановой, по очереди обвиняющей своих соратников в развале доверенных им отраслей, написана красиво и сыграна красиво – с болью и надрывом, в лучших театральных традициях. К каждому находятся претензии: «Васька твой... – насильник, наркоман, шесть приводов, два суда – в Москве живёт в своей квартире, платно учится на экономиста», «у этого скоро от насморка больные дохнуть начнут... если бы я тебе не помогала, подорожником бы уже лечить начал», «из ментовки своей охранку сделал, крышу», «этот вообще непонятно чем занимается... в городе десять лет пожара не было, а из бюджета дай». Словом, рыльце у каждого в пушку, а уж тем более, у мэра. И все сидят с видом нашкодивших детсадовцев, которым читает нотацию суровая воспиталка: вроде и неприятно, но отлупить, как отец, точно не сможет и не нажалуется, потому что вместе с ними шкодила. И жулики эти не вызывают отвращения, над ними хочется посмеяться, а потом вместе с ними же и выпить. Особенно над Арцибашевым, которому после ДМБ вообще противопоказано что-то играть – он всюду будет «проказником прапором». А остальные вызывают понимание: не для себя воруют, для детей. Всё в дом, всё в семью. Да, серьёзно, они нравятся куда больше искусственно спившихся и скурившихся обитателей общаги или бедной, но честной семьи главного героя, которую Дима ставит под удар. Сначала бессознательно, после – осознанно, произнося фразу, нарочито цитатную: «Неужели ты не понимаешь, что мы живём, как свиньи, и мрём, как свиньи, только потому, что мы друг другу – никто!». И вместо того, чтобы защитить свой дом, бросается защищать людей, которым это вовсе не нужно. Слишком пафосно, слишком наигранно.

Этой программной для фильма фразой подтверждается особенность, проявившаяся в сцене заседания «главных» и начисто отсутствующая в современном кино (последний раз я её видела в «Двенадцать» Михалкова): театральные монологи героев, не существующие в жизни и потому редко выносимые на экран. После просмотра всего фильма понимаешь, что мало кто в нём избежал рефлексии: скандалит мать, кается отец, возмущается жена, бритоголовый усач читает лекцию по геополитике. И каждый излагает мысли о своей жизни, рассчитывая на то, что зритель уловит метафору и поймёт, что говорится про современную Россию. А на решение и действие – мерзкое, бесчеловечное, но реальное действие – способны только власть имущие, прошедшие поздний СССР и 90-е.

 

P.S.: А я поначалу была уверена, что общагу взорвут среди ночи и спишут всё на чеченский след. Режиссёр и сценарист Быков ведь тоже дитя 90-х.


Дарья ВЕРЯСОВА




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования