Архив : №06. 20.02.2015
Без пыли и лишнего шума
или Как готовилась масштабная перестройка «Литгазеты»
5. Что было дальше?
Чаковский – надо отдать ему должное – за текучкой не забывал главного, ради чего партийные идеологи направили его в «Литературную газету». Нужно было подготовить и провести масштабную реформу. Партийная верхушка нуждалась не в информационном бюллетене Союза писателей и не в боевом листке, в котором бы выясняли отношения «левые» и «правые». Партия хотела иметь под руками газету, которая бы будировала мысль и ставила вопросы, касавшиеся не какой-то одной прослойки, а буквально каждого человека.
Понятно, что в одиночку справиться со всеми задачами Чаковский не смог бы. Надо было подобрать компетентную команду и решить кучу организационных и производственных проблем. При этом времени на раскачку он не имел.
Уже 11 июня 1963 года по инициативе Чаковского вопросы о структуре, штатах и мерах помощи редакции «Литературной газеты» были вынесены на рассмотрение секретариата правления Союза писателей СССР. Писательское начальство постановило:
«3. Разрешить издательству «Литературной газеты» внести в Московский Совет депутатов трудящихся:
а – в порядке долевого участия 150 (сто пятьдесят тысяч) рублей собственных средств издательства на строительство жилого дома для работников издательствами редакции;
б – предложения о возможности строительства за счёт средств издательства газеты шестиэтажной пристройки к дому № 30 по Цветному бульвару – для размещения редакции и типографии газеты.
4. Поручить Начальнику Планово-финансового отдела правления СП СССР т. Ханину И.И. внести в Секретариат предложения об изменении семилетнего плана по капитальному строительству, в связи с настоящим решением Секретариата, а также – об увеличении сметы расходов «Литературной газеты», в связи с выделением Моссоветом дополнительного лимита на аренду семи легковых автомашин «Москвич» для корреспондентов Газеты на местах».
(РГАЛИ, ф. 631, оп. 30, д. 981, лл. 1–2).
Первые намётки по реорганизации «Литгазеты» у Чаковского были готовы к осени 1965 года. Но литературный генералитет отнёсся к планам главного редактора «ЛГ» настороженно. 24 ноября 1965 года секретариат Союза писателей СССР постановил:
«1. Предложить А.Б. Чаковскому войти в Секретариат правления СП СССР с запиской о реорганизации газеты.
2. Разрешить А.Б. Чаковскому предварительно обсудить план реорганизации на заседании редколлегии «Литературной газеты» при участии общественности редакции.
3. Разрешить «Литературной газете» изготовление типографским способом макетов, согласно плану реорганизации».
(РГАЛИ, ф. 631, оп. 30, д. 1121, лл. 1).
Реорганизацию «ЛГ» Чаковский готовил по трём направлениям. Прежде всего он хотел укрепить кадровый состав. Не случайно он шаг за шагом избавлялся от неустраивавших руководителей. Так, при его участии Юрия Барабаша перевели в отдел культуры ЦК КПСС. Ещё раньше Евгений Осетров ушёл в журнал «Вопросы литературы», а Георгия Радова отпустил на вольные хлеба. Взамен Чаковский пригласил кучу народа из «Вечерней Москвы», которая должна была помочь ему осуществить перевод «Литгазеты» на новую модель. Второе направление касалось в основном творчества. Чаковский долго думал над тем, как набить газете цену. На литературных склоках далеко уехать было нельзя. В какой-то момент ему пришла идея раздолбать на страницах газеты какого-нибудь большого начальника. Эта мысль понравилась Суслову. Оставалось найти козла отпущения. После долгих согласований помощники Суслова указали на министра культуры Фурцеву. Но кто бы мог разделать под орех эту дамочку? Опять-таки помощники Суслова посоветовали Чаковскому Байгушева.
Почему выбор пал на Байгушева? Во-первых, он считался неофициальным помощником Суслова по партийной разведке. Во-вторых, он имел классическое образование, в своё время окончил филфак МГУ и хорошо знал западный авангард. В-третьих, у него был опыт журналистской работы. В разное время Байгушев прошёл ещё ту школу в газетах «Московский комсомолец» и «Советская культура». Он лично знал многих деятелей культуры. Для советника Суслова не было секретом то, как делалась культурная политика при Фурцевой.
Байгушев свой материал построил на очень непростой теме. Он повёл речь о музейных запасниках. Мало кто знал, какие бесценные шедевры числились в хранилищах. Критик задал вопрос: почему множество уникальнейших экспонатов никогда и нигде не выставлялось. Случайно ли это? Оказалось, что шедевры не показывали народу не только потому, что не хватало выставочных площадей. Кто-то хорошо на этом кормился. Выяснилось, что часть якобы находившихся в запасниках экспонатов давно осела в личных коллекциях, что-то было продано, а что-то утрачено.
Когда статья Байгушева вышла, поднялся страшный шум. Фурцева бросилась к Брежневу. Тот отправил её к Суслову. Но главный партийный идеолог дал министру понять, что перед законом все равны.
Пока Фурцева металась, Байгушев набросал ещё несколько статей с рассказом о положении дел в Третьяковке и Русском музее. Кроме того, в редакции подготовили обзор поступивших откликов. Фурцевой явно грозила отставка. Но потом Байгушев, кажется, её пожалел.
Читатели, естественно, всей подноготной не знали. Они увидели другое: газета критикует не кого-нибудь, а министра. Многие решили, что у нас действительно нее стало неприкасаемых персон. Газету зауважали.
Одновременно Чаковский задумался о новой модели издания.
Окончательно вопрос о реорганизации «Литгазеты» был решён летом 1966 года в ЦК КПСС.
Кстати, я пытался найти документы на эту тему. В частности, пересмотрел все хранящиеся в Российском госархиве новейшей истории дела отдела пропаганды и отдела культуры ЦК за 1966 год. Но в них никаких материалов о реформе «ЛГ» не оказалось. Значит, вопрос решался непосредственно на секретариате ЦК КПСС. Но все материалы секретариата ЦК КПСС того состава, который был избран в 1966 году на двадцать третьем съезде партии, до сих пор засекречены и у исследователей доступа к ним пока нет.
Достоверно известно только одно: 23 декабря 1966 года состоялся секретариат Союза писателей СССР, который утвердил новый состав редколлегии «ЛГ». Я приведу его полностью: Ч.Айтматов, Б.Галанов, В.Горбунов (отв. секр.), Г.Гулиа, В.Железников, Е.Кривицкий (зам. гл. ред.), Л.Леонов, Г.Марков, А.Макаров, В.Медведев, С.Наровчатов, Л.Новиченко, В.Панков, О.Прудков, Р.Самарин, А.Смирнов-Черкезов, В.Субботин, В.Сырокомский (1-й зам. гл. ред.), А.Тертерян (зам. гл. ред.), А.Чаковский.
С января 1967 года «Литгазета» стала выходить еженедельно. Каждый номер состоял из двух восьмиполосных вкладок. Первая вкладка отводилась в основном под литературу и искусство, а вторая была посвящена злободневным проблемам, волновавшим всё общество.
Кстати, неправильно думать, что большинство проблемных статей в «Литературке» появлялись с бухты-барахты. Нет, всё было иначе. При Чаковском в газете появился институт так называемых разработчиков. Все темы для острых статей обсуждались заранее, а кое-какие перед этим согласовывались в ЦК. Потом группа сотрудников ездила в командировки, подбирала материалы, готовила справки, искала нужных людей. И только затем Чаковский или его заместители решали, кто будет всё обобщать и писать по заранее намеченной канве нужную статью.
Особо стоит отметить, что Чаковский всегда держал нос по ветру. В первую очередь он хотел угодить верхушке. Именно поэтому главный редактор «Литгазеты» спешил одобрить любое решение властей. Было ли у него собственное мнение по каким-то вопросам, это оставалось тайной. Многие коллеги из-за этого ему не доверяли.
«Поцапался с гнусавцем Чаковским, пытавшимся у меня допрашивать, какого я жду ответа из ЦК», – записал 10 февраля 1970 года в своём дневнике Александр Твардовский.
Чего не отнять было у Чаковского – его организаторской хватки. Он всегда хотел для своего издания создать комфортные бытовые и прочие условия и иметь как можно больше средств. Иных партийных деятелей это раздражало. Приведу записку заведующего отделом ЦК КПСС В.Степакова.
«Главный редактор «Литературной газеты» тов. Чаковский обратился в ЦК КПСС с просьбой оказать содействие в решении ряда организационных и финансово-хозяйственных вопросов. В частности, он просят увеличить месячный фонд заработной платы работников редакции с 26,75 тыс. рублей до 34 тысяч; увеличить на 30 тысяч рублей лимит на легковой автотранспорт; довести инвалютный фонд на выписку зарубежных изданий с 2 до 5 тысяч рублей; открыть корреспондентские пункты в Нью-Йорке, Лондоне, Бонне, Париже, Риме, Токио, Каире, Дели и во всех социалистических странах; увеличить фонд для оплаты переводов, рецензирования, подготовки обзоров и др. на 20 тысяч рублей в год; помочь в получении в 1970 году для работников редакции и издательства 20 квартир, в установке в редакции аппарата «ВЧ», а также второго аппарата правительственной АТС; в двухмесячный срок освободить помещение, занимаемое газетой «Литературная Россия» и издательством, и передать его «Литературной газете».
Отдел пропаганды ЦК КПСС внимательно изучил просьбы т. Чаковского; Считаем необходимым доложить следующее. За последние 7 лет ЦК КПСС трижды оказывал серьёзную помощь «Литературной газете». Постановлением ЦК КПСС от 21 мая 1963 года (Ст 71/17с) по просьбе тов. Чаковокого была утверждена новая структура и штаты редакции «Литературной газеты». В соответствии с этим постановлением Совет Министров СССР рассмотрел вопрос «О мерах помощи редакции «Литературной газеты». Редакции был дополнительно выделен лимит в размере 16 тысяч рублей на аренду семи легковых автомашин «Москвич» для корреспондентов «Литературной газеты» на местах, предоставлено главному редактору и заместителям главного редактора право пользования 1-й поликлиникой Четвёртого Главного управления при Министерстве здравоохранения СССР и столовой лечебного питания.
В июне 1966 года было принято постановление ЦК КПСС «О реорганизации «Литературной газеты» (П6/92). Газета преобразовывалась в еженедельник объёмом 16 полос формата «Правды». Месячный фонд заработной платы был увеличен с 19168 рублей до 25 тысяч, увеличен также лимит в инвалюте на заграничные командировки и выплату гонорара зарубежным авторам. В июле 1968 года по просьбе Правления Союза писателей СССР было принято постановление ЦК КПСС (Ст 54/14с) об увеличении фонда заработной платы редакции «Литературной газеты» ещё на 7 процентов.
В настоящее время «Литературная газета» находится в более выгодном положении по сравнению со всеми неежедневными газетами и даже некоторыми шестиразовыми, в том числе газетами ЦК КПСС. Так, месячный фонд заработной платы работников «Литературной газеты» более чем в три раза превышает фонд заработной платы газеты «Литературная Россия», в полтора раза газет «Советская культура» и «Учительская газета». В «Литературной газете» гонорар в расчёте на полосу формата «Правды» самый высокий в стране (250 рублей), в два раза выше гонорара на полосу в газетах «Труд», «Советская Россия», «Социалистическая индустрия», «Сельская жизнь». Месячный фонд зарплаты в расчёте на полосу составляет 420 рублей, в то время как в «Советской культуре» – 316, в газете «Труд» – 326, в «Социалистической индустрии», «Советской России» и «Сельской жизни» – 354 рубля. На транспортные расходы «Литературной газете» выделено почти 50 тыс. рублей, что в шесть раз превышает средства, выделенные на транспортные расходы газете «Литературная Россия», в три раза – газетам «Советская культура» и «Учительская газета», на 12 тысяч рублей больше расходов на эти цели газеты «Социалистическая индустрия».
Считаем, что просьбы «Литературной газеты» об увеличении фонда заработной платы и лимита на автотранспорт являются необоснованными.
Несвоевременным находим также и ходатайство об открытии корреспондентских пунктов за рубежом. Центральный Комитет партии дважды рассматривал просьбы тов. Чаковского об открытии корреспондентских пунктов за рубежом и отклонил их.
По предварительным подсчётам на эти цели потребовалось бы около 300 тысяч инвалютных рублей в год, в то время как у редакции и сейчас есть все возможности для широкого освещения вопросов зарубежной жизни. На командировки за границу «Литературной газете» выделено 10,5 тысячи инвалютных рублей в год, т.е. в три раза больше, чем выделено на заграничные командировки редакции газеты «Труд», в семь раз больше, чем «Литературной России». «Литературная газета» получает на год 2 тысячи рублей в валюте на приобретение иностранной литературы. Она располагает фондом для оплаты переводов в сумме 50 тысяч рублей в год. Газета «Советская культура» имеет всего на эти цели 5 тысяч рублей, «Литературная Россия» – 10, «Учительской газете», газетам «Труд», «Социалистической индустрии», совсем не выделены деньги по этой статье.
Считали бы возможным оставить для «Литературной газеты» на прежнем уровне инвалютный фонд на выписку зарубежных изданий, а также фонд для оплаты переводов, рецензирования, подготовки обзоров и др.
Просьба тов. Чаковокого о помощи в получении в 1970 году 20 квартир является, на наш взгляд, необоснованной. Как видно из представленных документов, в редакции нет людей, остро нуждающихся в жилье.
Считаем также безосновательной просьбу об установлении в редакции аппарата «ВЧ», а также второго аппарата правительственной АТС.
Что касается ходатайства о расширении помещения редакции «Литературной газеты», то считаем необходимым сообщить о том, что Совет Министров СССР принимал по этому вопросу соответствующие решения.
Тов. Чаковскому рекомендовано обратиться непосредственно в Совет Министров СССР.
Просим рассмотреть.
Зав. Отделом пропаганды
(В.Степаков)
13 февраля 1970 года».
(РГАНИ, ф. 5, оп. 62, д. 39, л. 41–43).
Казалось бы, Чаковский ничего не добился, в отделе пропаганды ЦК ему по всем статьям отказали. Но Чаковский не унялся. Он ведь имел прямые выходы на Суслова. Надо было только проявить терпение. И уже через несколько месяцев Степакова, поймав на плагиате с защитой докторской диссертации, отправили куда-то послом. А Чаковский получил почти всё, что просил.
Стоит отметить, что в либеральных кругах реорганизованной Чаковским «Литгазетой» не обольщались. Все всё понимали. «Новомирский» критик Лев Левикий в своём дневнике 7 марта 1972 года отметил:
«Ha той неделе добрела до меня нашумевшая книга Артура Лондона, по которой был снят фильм, где играли Ив Монтан и Симона Синьоре, за что наши стражи идеологии незамедлительно отлучили их от прогресса. Бедняги, им не остаётся ничего другого, как жалко барахтаться в тине реакции. Мы были оповещены об этом нашей смелой и неподкупной «Литературной», во главе которой стоит кристальнейшей чистоты приспособленец Александр Борисович Чаковский. Редактируемая им газета любима нашей интеллигенцией. Да и как не любить её, когда она делается на все вкусы. Хотите пощекотать себе нервы – пожалуйста, к вашим услугам судебный очерк, в котором душещипательно подаются разнообразные юридические казусы. Речь в них, разумеется, не о том, как вломились в квартиру к здоровому Жоресу Медведеву и насильственно поместили его в сумасшедший дом. И не об участи генерала Григоренко, безумие которого состояло в том, что он не был равнодушен к судьбе высланных из родных мест крымских татар. И не о суде над Буковским, повинным в том, что он имел наглость, не считаясь ни с какими руководящими указаниями, белое называть белым, а чёрное чёрным. Но есть в газете один раздел, который по части лжи ставит один рекорд за другим. Это – международный отдел, работающий, как часы, и откликающийся на важнейшие события мира. В нём регулярно сообщают, что нынешняя Западная Германия – это подмалёванный вариант Третьего рейха, что Израиль – фашистский застенок, где порядки ничуть не лучше, чем у немцев при Гитлере, что Чехословакия в 1968 году была готова кинуться в объятья своих проклятых врагов и снова, как в конце тридцатых, стать протекторатом. Если бы не самоотверженная братская помощь её срциалистических соседей, она была бы ввергнута в пучину бедствий» (Л.А. Левицкий. Утешение цирюльника. СПб., 2005. С. 254).
Осенью 1972 года Чаковский опубликовал мракобесную статью Александра Яковлева «Против антиисторизма», которая не оставляла живого места от почвеннического направления в текущем литпроцессе. В близких к Шолохову кругах этот материал был воспринят как выпад даже не по прошлому России, а как удар по всему русскому народу. Брежнев кому-то сказал, что его решили поссорить с интеллигенцией, и потребовал разобраться со статьёй. А это означало, что дело могло дойти до смены в «Литгазете» редактора.
Но Чаковский был не лыком шит. Принимая крамольную статью к печати, он прекрасно понимал, что Яковлев, исполнявший тогда обязанности заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС, вряд ли действовал по собственному разумению. Чаковский не сомневался в том, что одобрение было получено как минимум на уровне Суслова. Вопрос заключался в другом: зачем это понадобилось Суслову? Что – кто-то хотел прозондировать общественное мнение по вопросу о русской истории и литературе? Или надо было во что бы то ни стало скомпрометировать перед Брежневым Яковлева? Судя по тому, что произошло потом (Яковлева удалили из аппарата ЦК и назначили послом в Канаду), всё сводилось к тому, чтобы чужими руками убрать Яковлева. Во всяком случае, Чаковский вышел из той истории сухим. Его не то что не уволили, даже не пожурили. Значит, он Суслова продолжал полностью устраивать.
Как вспоминал один из многолетних руководителей отдела культуры ЦК КПСС Альберт Беляев, «Чаковский крайне редко выступал с общественным осуждением негативных явлений в советской литературе и их выразителей. Он предпочитал действовать кабинетным методом. В марте 1973 года он приехал ко мне в ЦК КПСС и начал осторожный разговор о том, что в литературе снова, по его мнению, возрождаются тенденции старого «Нового мира», а в Отделе культуры ЦК КПСС, как и в Союзе писателей СССР, этого словно не замечают. Когда я спросил его, на чём основываются эти его более чем странные оценки, Чаковский разразился гневной тирадой по поводу постановки на сцене театра «Современник» пьесы Чингиза Айтматова «Фудзияма».
– Это крупная политическая накладка, – возбуждённо говорил Чаковский, – после целой эпохи борьбы с издержками культа личности и всем, что с этим понятием связано, вновь возрождаются темы произвола, беззакония, концлагерей. По сути, это антисоветская пьеса, а «Комсомолка» восторженный панегирик пропела этой порочной пьесе. Вся пресса от «Правды» до «Литературной России» забита хвалебными рецензиями на эту постановку. Реагаж необъяснимый, до уровня явления подняли эту, в общем-то, заурядную пьесу. Причём, лицемерие газет очевидное: все боятся пересказать сюжет пьесы! Она же про лагерную жизнь! Этот вопль восторга на страницах наших газет оживил левацкие настроения в литературной среде. Мы преодолели духовный кризис, сдержали поток литературы на темы XX съезда КПСС, и вдруг опять такая пьеса... В Москве весьма взбодрились нездоровые настроения и тенденции. С.Наровчатов (руководитель Московской писательской организации) не оправдал надежд, он лентяй, не справляется и не хочет справляться, а вы тут словно ничего не видите. Идёт возрождение 60-х годов. На секции прозы в Московской писательской организации критик Мих. Кузнецов мою «Блокаду» поносил, как только мог: и тягомотина, и конъюнктурщина махровая и т.п. Повесть Юрия Пиляра они поставили на первое место среди прозаических произведений, а моей «Блокады» для них словно не существует. Уже не раз Чаковский устраивал подобные кабинетные «выволочки» секретарю ЦК КПСС по идеологии П.Демичеву, зав. отделом культуры ЦК КПСС В.Шауро, мне, и, если, конечно, верить Чаковскому, самому Брежневу (в чём я, зная натуру Чаковского, сильно сомневаюсь). И не раз мне приходилось доказывать ему, что его мнительность, его страхи – это проявления неуверенности в собственных творческих возможностях, проявления комплекса неполноценности своей личности в конце концов. В корректной, конечно, форме убеждал его в том, что ему непозволительно так срываться из-за какого-то нелестного высказывания по тому или другому его произведению. На чужой роток не накинешь платок. Выслушав и на этот раз гневную речь Чаковского, я спросил: – Чего Вы испугались? Роман Ваш широко читается, я слышал, и фильм по нему ставят. В чём дело? В нескольких критических словах Мих. Кузнецова? В Ваших руках «Литературная газета». Кто мешает Вам оспорить мнение Мих Кузнецова? Что касается пьесы «Фудзияма» я бы посоветовал Вам самому сходить и посмотреть её. И Вы увидите, что ничего антисоветского в пьесе нет. И Наровчатого Вы зря лягнули. Ведь ясно же, что Вы на нём сорвали злость свою из-за выступления на секции критики в Московской писательской организации Мих. Кузнецова. Вы всерьёз думаете, что Наровчатов мог запретить ему высказывать своё мнение о Вашем романе?
– Ну-ну, полегче, Альберт Андреевич! – Чаковский поднялся со стула и нервно заходил по кабинету. – Я пришёл к Вам как к товарищу, поделиться своими сомнениями по общей ситуации, которая меня тревожит...
– Не надо, Александр Борисович. Вы пришли ко мне по поводу личной уязвлённости словами какого то критика на секции прозы, где присутствовало полтора десятка мало кому известных людей. Стоило ли из-за такого малозначимого повода городить такой политический огород и обличать людей, всячески Вам помогающих и доверяющих Вам?
Разошлись мы мирно, по-хорошему. Однако неуверенность в себе, осознание своей творческой неполноценности постоянно раздражали Чаковского. В начале 1974 года он опять пришёл ко мне и начал издалека:
– Вы знаете, на Ленинградской киностудии заканчивается съёмка двух серий моей «Блокады». И мне сейчас сообщили, что первый секретарь Ленинградского обкома КПСС, член политбюро ЦК КПСС Г.В. Романов предлагает киностудии сменить название фильма, ибо, по его мнению, «Блокада» лишь односторонне отражает героическую борьбу ленинградцев с фашистами. А я не хотел бы менять название фильма.
– Ну, так и не разрешайте. Вы – автор.
– Я не разрешу, а он наябедничает там, наверху, в политбюро. Что же мне, в конфликт с ним вступать?» (А.Беляев. Литература и лабиринты власти. М., 2009).
Говорили, будто, что в 1970–80-е годы Чаковский многие свои романы не писал, а надиктовывал на машинку. А интерес публики к ним объяснялся не особенностями стиля автора, а использованием неизвестных документов. «В них, – рассказывал Анатолий Ткаченко, – впервые использовались документы историков последней войны, мемуары нацистских генералов (на Александра Борисовича работала, как говорили, целая бригада переводчиков), ну и, конечно, ему было доступно кое-что из наших спецхранов» (Ан. Ткаченко. Передлкинские прогулки. М., 2002).
В 1980 году Чаковский потерял дочь Екатерину. О случившейся трагедии ходило много слухов. Семён Резник рассказывал:
«Дочь А.Б. Чаковского погибла в автомобильной катастрофе, путешествуя по Кавказу. Рассказывали, что Чаковскому сообщили об этом во время заседания редколлегии. Он помолчал минуту, затем сказал: «Так. Продолжим, товарищи». И довёл заседание до конца. Одни относили этот поступок на счёт умения владеть собой, другие видели в нём проявление душевной чёрствости. Среди московских отказников циркулировала и такая версия, что катастрофа была подстроена КГБ по просьбе самого А.Б. Чаковского, так как его дочь якобы намеревалась подать заявление на выезд в Израиль, а это означало бы конец его карьеры. В правдоподобность этой версии я никогда не верил, но сама возможность таких слухов характеризует специфическую атмосферу того внешне спокойного, а внутренне накалённого времени» (С.Резник. Непредсказуемое прошлое. СПб., 2010).
За годы работы в «ЛГ» Чаковский нажил множество недоброжелателей. Андрей Яхонтов рассказывал:
«Разумеется, врагов, завистников, недоброжелателей было пруд пруди. И среди писателей, которых не похвалили на страницах «ЛГ», и которых недохвалили, и среди могущественных кремлёвских и околокремлевских вершителей судеб. Чака не раз пытались сковырнуть, сместить, изгнать. Называя «Литгазету» синагогой на Цветном бульваре, придирались к тому, что её кадровикам разрешено было, вопреки существовавшим запретительным спискам, процентным нормам и разнарядкам, брать на работу больше евреев, чем допускала их присутствие в отдельном печатном органе пропагандистская машина. Загадочное внезапное увольнение Сырокомского (причина до сих пор неизвестна) было воспринято многими именно как попытка выбить из-под Чака главную опору – так вышибают скамеечку из-под ног обречённого быть повешенным. На место Сыра был назначен помощник первого секретаря Московского горкома партии Юрий Изюмов. Но надежды на то, что он станет цербером и соглядатаем, не оправдались. Годами складывавшийся коллектив продолжал работать слаженно, как швейцарские часы. Именно такие носил Чаковский. А ещё он играл в теннис. И на фортепиано. Собирал, как Сомерсет Моэм, коллекцию прекрасно сшитых пиджаков» («Московский комсомолец», 2013, 9 ноября).
Что-что, а конфликтовать Чаковский не любил. Он хотел со всеми ладить. Но какую за это надо было заплатить цену?!
Не секрет, что «Литгазету» пытались в своих целях использовать как партийная верхушка, так и Лубянка. Но быть слугой двух и более господ мало кому удавалось. Понятно, что Чаковский ориентировался прежде всего на Суслова. Интересы Андропова в «ЛГ» выражал (или отстаивал), похоже, Сырокомский. Знающие люди утверждали, будто именно через Сырокомского Лубянка «сливала» в газету нужную ей информацию (а порой и дезинформацию). Мол, за это Сырокомскому многое прощалось.
Осечка произошла в 1980 году. Сырокомский был уволен в 24 часа. Почему? Александр Байгушев считал, что Сырокомский поплатился за страсть к коллекционированию. Якобы тот любил ходить по музейным запасникам и переступил грань, хапнув лишнего. Юрий Изюмов, заменивший в «ЛГ» Сырокомского, полагал, что его предшественник провинился в командировке в Японии, набедокурив там с валютой. Но где истина, непонятно. По словам Изюмова, Чаковский узнал об отставке Сырокомского из телефонного звонка секретаря ЦК Михаила Зимянина. «Чаковский, – вспоминал Изюмов, – поинтересовался, что случилось. Зимянин ответил: Сырокомский знает, за что его сняли. На этом разговор закончился».
Подчеркну, при этом самого Чаковского никто не трогал. Почему? Суслов запретил?
Изюмов, когда я задал ему эти вопросы, заметил, что Суслов был ни при чём. Во всяком случае при нём Чаковский на Суслова не ссылался, зато часто упоминал о своих походах к другим руководителям. По словам Изюмова, Чаковский как минимум раз в год встречался с Брежневым. Нередко бывал он и у Андропова. И ещё он поддерживал тесные связи с первым заместителем заведующего отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС Николаем Петровичевым.
Когда началась горбачёвская перестройка, кресло под Чаковским сильно зашаталось. Не случайно всегда чуткий к новым веяниям критик Феликс Кузнецов стал ябедничать на него на первой с участием Бориса Ельцина Московской партконференции: мол, писатель всех запугал и поэтому все боятся сказать правду о его посредственной трилогии «Победа».
Чаковский был сильно уязвлён. Ведь кто на него покусился? Тот самый Кузнецов, который свою карьеру начал при нём в «Литгазете» и долгое время старался услужить своему начальнику. Он решил отомстить и договорился с Бушиным о статье, которая бы под орех разделала его обидчика.
«Как видно, Чаковский сильно заинтересован в статье о Фельке, – отметил Бушин 18 марта 1986 года в своём дневнике. – Вчера утром позвонил его зам Юр. Пётр. Изюмов. «Как дела со статьёй?» Я сказал, что часа в три привезу. Но приехал в «Л.г.» только около пяти. Изюмова уже не было. Секретарь в вестибюле позвонила секретарю Чаковского, и он тут же меня принял, хотя сперва его секретарша сказала, что он занят, у него люди. Я впервые в новом здании «Л.г.». Роскошно устроились они в Костянском переулке, что на Сретенке. Какой-то огромный дореволюционный дом этажей в 6–7. И внутри всё отделано по последней моде.
Кабинет Чака на втором этаже. Не большой, не такой, что был когда-то на Цветном бульваре во времена Кочетова – Друзина – Смирнова – Косолапова, но уютный и богатый.
Чаковский сильно постарел. Опасается, как бы не обвинили, что он привлёк меня для своей защиты. Попросил написать на рукописи «Ю.П. Изюмову. В.Бушин», что я и сделал. Стал жаловаться: «Столько доносчиков развелось!» – «Что делать, А.Б., таков мир, в котором мы живём, другого у Бога нет» (Бушин В. Я жил во времена Советов М., 2014. С. 669).
Спустя месяц Изюмов сообщил Бушину, что его статья в газету не пошла, но в копиях стала гулять по свету: якобы её послали в инстанции для принятия мер. Критик был взбешён. Он потом даже жаловался Ельцину. Но всё оказалось бесполезно.
Дальше Чаковского ждал удар от Григория Бакланова. Дело в том, что весной 1986 года Чаковский закончил новый роман «Нюрнбергские призраки». По традиции он передал рукопись в журнал «Знамя». Юрий Воронов перед уходом на повышение в ЦК обещал ему роман в ближайших номерах. Но тут в журнал пришёл новый главный – Григорий Бакланов. Так вот он категорически отказался ставить книгу Чаковского в номер: мол, это очень слабо. А ведь Чаковскому раньше никто в публикациях не отказывал. Наоборот, все его только упрашивали.
Всё это означало одно, что Чаковский при первой же возможности будет из главредов «ЛГ» смещён. Ему, конечно, следовало самому написать заявление об отставке. Но писатель продолжал на что-то надеяться. Он, видимо, считал себя незаменимым. В кулуарах писатель признавался, что не уходил с должности главреда только потому, что боялся забвения.
18 ноября 1988 года Чаковский был вызван к новому секретарю ЦК КПСС по идеологии Вадиму Медведеву. Ближайший сподвижник Горбачёва предложил ему добровольно написать заявление об уходе, пообещав ему сохранить все привилегии. И писатель вынужден был подчиниться.
После развала Советского Союза Чаковский, оказавшись не у дел, взялся за мемуары. Одной из первых его рукопись прочитала Надежда Кожевникова. Она рассказывала:
«Я всё приставала: «Неужели, Александр Борисович, вы правда во всё это верили?» Он твёрдо: «Да, Надя, да!» Теперь думаю про себя: какая же, однако, садистка, провоцировавшая, принуждающая человека перечеркнуть всё им прожитое, всю жизнь. Рукопись была объёмной, к публикации шансов тогда не имела и, насколько знаю, до сих пор не опубликована. Я её честно перелопатила, но, несмотря на множество любопытных исторических свидетельств, встреч автора со знаковыми, эпохальными личностями своего времени, всё размывалось практически сразу после прочтения. Увы, Чаковский писательским даром не обладал. Такой «секрет» обнаружился со всей очевидностью, когда и дожив до гласности, и обладая уникальным жизненным опытом, уже не скованным никакой цензурой, он, даже работая, что называется, в стол, оставался пленником – нет, не режима, а собственно несостоятельности в данной конкретной области, литературе».
Умер Чаковский 17 февраля 1994 года в Москве.
Вячеслав ОГРЫЗКО
