Архив : №07. 27.02.2015
Желание жить пробирает до самых ступней…
Умер Лев Болдов. Поэт.
Мы не были ни друзьями, ни приятелями. Но наша литературная молодость пришлась на одно время, одно место. Конец 90-х, Москва.
Встречались на вечерах журнала «Кольцо А» в Малом зале ЦДЛ, слушали стихотворения, рассказы, сами читали. После этого спускались в нижний буфет, чтобы «реализовать» свои небольшие гонорары за публикации, или шли компанией до станции метро «Улица 1905 года», где было дешёвое, крошечное – три-четыре столика – кафе. Выпивали, разговаривали, смеялись. Иногда Лев пел свои песни под гитару. Соседи по столикам, работники кафе не возмущались, не обрывали – пел он хорошо, душевно, иногда – яростно, с надрывом, но тоже так, что требовать замолчать никому не приходило в голову.
Во многих стихах и песнях Льва Болдова слышалась ирония, а точнее самоирония. Хочется сказать – «лёгкая», но за этой внешней лёгкостью явно ощущалась боль, тяжесть, внутренний поиск важного, главного. Говорить с глубокомысленным видом про такие вещи как-то вроде бы нелепо, приходится говорить с полуулыбкой. «…И желание жить пробирает до самых ступнёй,/И желание славы свой хвост распускает павлиний!»
По-моему, всё это наиболее полно проявилось в таком вот, по форме почти шуточном, стихотворении Льва Болдова:
Талант – не дар, а банковская ссуда, Годами возвращаемый кредит. На фунт изюма – горечи полпуда – Господь за дозировками следит! Ты думал в рай попал – проветрись, парень! Всевышний – не купчишка-филантроп. Ты завербован им, а не одарён. И жизнь положишь, расплатиться чтоб. Забудь же все земные погремушки – Ты лиру под расписку получил. И с той минуты, братец, ты на мушке – У Неба, не у рыночных жучил. Но, сознавая, что из жизни выпал, Что перекрыт надёжно путь наверх, Себе признайся честно: был же выбор, Хоть ты его с презрением отверг. Ты мог бы в кабаках сорить деньгами И нежиться в барханах женских тел. Ты мог бы быть – с твоими-то мозгами – Покруче многих, если б захотел! Вольно ж тебе, над рифмами шаманя, В услужливые веря чудеса, Сидеть на кухне с фигою в кармане, С оплаченной путёвкой в небеса! |
Стихотворения такого плана мне у Льва, в жизни совсем не хохмача, а на вид скорее учёного, чем поэта, нравились. Откровенно серьёзные я ценил меньше, они казались мне не совсем оригинальными, словно бы подражательными великим предшественникам… Но оказалось, что по крайней мере в одном таком стихотворении (написанном, кстати, лет пятнадцать назад) Лев Болдов оказался провидцем – предсказал конец своей земной жизни.
Этот странный мотив – я приеду сюда умирать. Коктебельские волны лизнут опустевшие пляжи. Чья-то тонкая тень на подстилку забытую ляжет, И горячее время проворно завертится вспять… |
Умер в феврале, когда пляжи пусты, в Крыму. Умер в 45 лет.
Последний раз мы столкнулись со Львом там же, где произошло наше знакомство – в ЦДЛ. Он уходил, я входил. «Давно тебя не видно», – сказал я, наверное, не совсем вежливо (может, это меня не видно?), но мы оба как-то растерялись от нашей встречи спустя много лет. «Я теперь далеко от Москвы живу», – ответил Лев грустно, мне показалось, с сожалением.
Узнав о его смерти, я посмотрел в интернете, где он, москвич, жил в последнее время. Оказалось, много где. «Я мотаюсь по родине, словно заправский цыган./ Нынче Крым, завтра Питер, а после – Рязань или Тула./ А в столице всё тот же разбойный, хмельной балаган,/ Тот же мусорный ветер и окон чернеющих дула!» Мотался, будто что-то искал. И поиск его закончился на берегу холодного февральского моря. Осталась поэтическая летопись этих поисков. Автор летописи – Лев Болдов.
Роман СЕНЧИН