Архив : №23. 12.06.2009
Победитель, который не судит
Андрей Волос появился на свет в Сталинабаде (ныне Душанбе), столице Таджикистана, который окружён сопредельными Узбекистаном, Киргизией, Китаем, Индией, Пакистаном, Афганистаном...
Отсюда восточные реалии его знаменитого и такого поэтичного романа «Хуррамабад». По духу же он наш соплеменник, ибо рождён в Советском Союзе. Да и вообще исток рода Волосов где-то в Малороссии.
Почти для всех произведений Волоса характерна печальная, нежная, немного ироничная интонация. Его книги, как определяет сам писатель, «штучные». Как ни парадоксально звучит, он из тех авторов, кто пишет по-русски, и, действительно, пишет совсем не мыльное чтиво.
Тем не менее недавно вышедший роман «Победитель» вполне заслуживает того, чтобы получить репутацию «массового». Талантливое, живое и глубоко достоверное повествование заставляет читателя неотрывно следить за перипетиями событий. Надо сказать, этот увесистый том – первая книга задуманной автором трилогии, широкой панорамы российской истории от кровавых афганских сражений до террористических войн нашего времени. Вполне возможно, что «Победитель» и его продолжения, написанные в традициях классической русской прозы, могут стать современной эпопеей, чем-то похожей на «Войну и мир».
|
Андрей ВОЛОС |
– Андрей Волос – кто он? Вы «из какой песочницы»? Расскажите о роли родителей в вашей жизни.
– Мне кажется, что врождённые свойства преобладают при формировании личности, поэтому трудно сказать, что в процессе этого формирования происходит благодаря, а что вопреки влиянию семьи. Во всяком случае я был достаточно домашним ребёнком. Однако я рос в геологической семье, что накладывало определённый отпечаток на мою жизнь. Слова «камералка», «маршрут», «лошади», «конец сезона», «Восточный Памир» и многие, многие другие являлись отражением быта, а не стремления к романтике. Я рано – кажется лет в семь – впервые выехал с отцом «в поле», то есть на полевые работы в составе геологической партии, и с тех пор та или иная часть летних каникул проводилась далеко в горах, в небольшой мужской компании, – по-охотницки вооружённой, готовой к разного рода тяготам и неожиданностям и, как правило, успевающей хлебнуть их полной ложкой.
– Что для вас родина, она у вас есть?
– Когда я в последний раз был в Душанбе – это было в 97-м году – всё там стало уже настолько чужим, всё так изменилось по сравнению с годами моего детства и юности, что я даже не испытывал обычной тоски расставания с этим любимым и родным краем. Но родился и вырос я именно там, то есть моя родина – это всё-таки Таджикистан. Как может быть родиной страна, к которой ты стал равнодушен? А поскольку совсем без родины человеку жить нельзя, я заключаю, что моя родина – это русский язык. Можно сказать, что я родом из Атлантиды. В книге соответствий «Алфавита» есть эссе на эту тему.
– Одна из сюжетных линий «Победителя» – «афганская». 15 февраля Россия отметила 20-летие вывода советских войск из Афганистана. Раны этой войны до сих пор не затянуты. Почему коснулись этой темы? Описание свержения Амина – это реальность или ваш вымысел?
– Афганская тема романа «Победитель» – главная, с неё всё начиналось. Если совсем точно, началось всё с одной малозначительной встречи (теперь я склонен видеть в ней момент чудесного писательского везения). Ко мне обратился серьёзный и даже суровый человек (на первой странице романа я приношу ему свою благодарность) с просьбой поучаствовать в написании киносценария о событиях, отчасти предшествовавших началу Афганской войны, а отчасти этим началом и являющихся. Судьба самого этого человека складывалась не вполне заурядно: офицер КГБ, боец одной из спецгрупп, он оказался участником Афганской войны (в частности, и самой первой, начальной её фазы), воевал не только в Афганистане, но и в других горячих точках советского (да и постсоветского тоже) времени. В 1993 году, имея за плечами восемнадцать лет боевых действий и соответствующий этому жизненный опыт, вышел в отставку в чине полковника и организовал киностудию, специализацией которой является постановка батальных и боевых сцен. Студия его и поныне успешно работает (достаточно сказать, что значительная часть такого рода съёмок в сегодняшних телесериалах – это его рук дело).
Но, как выяснилось, давнишней его мечтой было снять фильм именно о тех делах, в которые он попал совсем молодым парнем, – о штурме дворца Тадж-Бек, о героизме бойцов спецгрупп «А» и «Зенит»...
– Почему он обратился именно к вам?
– Волею случая – ему посоветовал наш общий приятель, кинорежиссёр, сказав (несколько мне при этом польстив), что я большой дока во всём, что касается Средней Азии.
Трудно представить, насколько оба мы не подходили для этой работы. Начать с того, что я никогда прежде не писал сценариев. Я не служил в армии, совершенно не был знаком с нравами, обычаями и психологией сотрудников спецслужб. Скажу больше: питаю инстинктивную неприязнь к каким-либо спецслужбам вообще, независимо от того, какой эпохе или государству они принадлежат...
А мой партнёр в момент нашего старта, как выяснилось, искренне полагал, что вряд ли во всей вселенной сыщется хотя бы один подлый отщепенец, способный поставить под сомнение, что штурм и взятие дворца Тадж-Бек с советской стороны являлось беспримерным проявлением доблести, мужества, отваги, чести и достоинства – и вообще всех положительных качеств, которые только могут быть проявлены сотрудниками спецслужбы (в данном случае – КГБ).
Мы плохо понимали друг друга, и дело шло туго. Он муштровал меня (сценариста-новобранца) с чисто полковничьими ухватками и угрюмостью. Но (что было самым важным) то по собственной инициативе, а то уступая моим требованиям, раскрывал в своих рассказах всё новые и новые пространства жизни, о которых прежде я мог только догадываться...
То и дело мы упирались в углы, образуемые нашими совершенно перпендикулярными друг к другу мировоззрениями. Когда разругивались вдребезги и навеки, он спешил к своим боевым товарищам, братьям по оружию – те были в курсе происходящего и внимательно следили, как продвигается работа над сценарием. Они обсуждали принесенные им вести (насколько я знаю, это происходило в сауне одной главнейшей московской гостиницы, службой безопасности которой руководит ныне бывший боец группы «А»), рассматривали дело по существу и, как ни странно, всегда сходились на том, что, как ни крути, чертов писака прав: его взгляд, лишенный розово-героических очков, в целом верен. После чего он звонил мне, чтобы хмуро спросить, долго ли я собираюсь бить баклуши. И мы продолжали. Так было три года.
В конце концов всё у нас получилось. Но сценарий оказался не востребован. Не знаю, в чём причина. Возможно, сейчас не та эпоха на дворе. Возникает, правда, вопрос: а когда была «та эпоха»? Или – когда она наступит?.. Руководитель одного большого и важного телеканала закрыл для себя тему следующими чеканными словами: «как бы ни был хорош сценарий, мы не можем финансировать фильмы, в которых советские офицеры убивают афганских детей». То есть убивать детей (по факту) было можно. А финансировать фильмы – даже теперь нельзя. Печальная установка.
Сценарий – как текст – меня совершенно не удовлетворял, и я принялся писать роман. Это была совсем другая и тоже очень большая работа, в процессе которой прежние мотивы отчасти редуцировались, отчасти развивались. Кроме того, возникли совершенно новые темы, персонажи, о которых прежде я и не догадывался. И, надо сказать, то, что в конце концов получилось, совершенно не годится в качестве основы фильма – настолько разнородные пласты истории и жизни соединились в нём и проросли друг в друга...
Я не портил вымыслом реальных событий, использовал воспоминания очевидцев. Сцена убийства Амина – из их числа.
– Как пишете? Способны, как ваш герой Бронников из «Победителя», похерить семьдесят страниц готового текста «в угоду своему смутному сомнению»?
– Я вообще больше вычёркиваю, чем пишу.
– А сегодня вам ещё могут сказать: «Писали бы лучше, опубликовали бы?»
– Конечно, могут. Ведь текст можно оценивать очень по-разному. Полно издательств (среди них и не самые трэшевые), которые ни за какие коврижки не станут заниматься моими книгами. Книгопечатание в рамках конкретного издательства – это направленная деятельность, деятельность в довольно узком сегменте писательских свойств и читательских интересов. Но когда издательств много, достойный писатель всегда найдёт своё.
– Состояние любви для вас? «Жена – дело святое», – говорит ещё один ваш герой Трещатко. С годами удалось приблизиться к познанию женской породы?
– Вопросы наивные. Но ещё большую наивность проявит тот, кто попытается всерьёз на них ответить.
– Мужчина в современном мире, его проблемы? Не перевелось ещё мужское начало?
– А что такое мужское начало? Кто более мужчина – Тарзан или Кант?.. Вообще, гендерный подход – это не моя стихия. Скажу только, что статистика в такого рода рассуждениях не очень помогает – кто его знает, как со всеми этими проблемами обстояло дело в те века, когда статистика не велась, опросов не происходило. Туманные предметы.
– Вспоминаете детство, дружите с бывшими друзьями? Или, оказавшись в Москве, порвали все нити, считая себя большим писателем?
– В Москве я оказался в 1972 году, когда никаким писателем – ни большим, ни маленьким – ещё не был. Что же касается друзей, то жизнь так устроена, что обычно, увы, разносит людей в разные стороны – как в физическом, пространственном смысле, так и в духовном. Происходит эволюция отношений, в конце концов сводящая их (отношения) на нет. Глупо этому противиться...
Но есть люди, которых, как бы далеко они ни уехали, ты всё равно чувствуешь своими, личными людьми, принадлежащими тебе. Надо сказать, это чувство не может быть невзаимным, потому что даже самое ничтожное разочарование его разрушает. Пока оно существует, можно годами не видеться, даже по телефону не разговаривать, – а при встрече оказывается, что невидимый мост доверия между вами остался невредим. Чудеса. Должно быть, гормоны за это отвечают, не знаю.
– Настроение многих ваших книг – печальная, нежная, светлая, несколько ироничная ностальгия. Необходимость писать для вас – это форма существования? Не устаёте от нынешней реальности, критики и критиканства? Или живете в своём мире?
– Что касается необходимости писать, то снова отсылаю вас к «Алфавите», там всё подробно разъяснено. Что же касается реальности, то, нравится она тебе или нравится, она есть. Увы, но «жизнь такова, какова она есть, и больше никакова». Другой, полагаю, не будет. Нужно иметь мужество существовать именно в этой, конкретной, данной тебе в ощущениях, подчас довольно неприятных. Чуть скрасить её опостылевшие стороны может только искренний интерес к тому, что, вообще говоря, в ней происходит. Устал интересоваться – значит, списан со счетов. И что тогда?.. «Жить в своём мире» – этого не все писатели себе могут позволить. Я, например, пишу о вещах, которые в большей степени касаются мира общего. С другой стороны, каждый человек живет в своём собственном мире, довольно непроницаемом для других. И я не уверен, что мир писателя – это самый богатый, самый просторный мир. Хотелось бы хоть одним глазком заглянуть в иные – то есть стать на минуточку другим человеком, погрузиться в другую капсулу... Увы, увы. Можно только предполагать. И выдумывать, строя свои выдумки на своих же довольно неосновательных предположениях. Главное из них – «Эмма – это я».
– Отношение к проекту «Имя России». Что для вас заключено в понятии «Россия»? Что сегодня со всеми нами происходит?
– Проект откровенно дурацкий по многим параметрам. История России производит на меня гнетущее впечатление своей нескончаемой повторяемостью. Каждое новое поколение склонно молчаливо полагать, что вот-вот явит миру образцы разумности, благородства и великодушия – то есть именно тех качеств, которые, собственно, и отличают человека от зверя. Но, к сожалению, ничем не отличаясь от предшественников, оно, как правило, являет лишь новые образцы хищничества, варварства и глупости. Это печальная картина. Тем более печальна она в России, где, как известно, всё происходит с необыкновенным размахом: «Уж любить, так без рассудку...».
Итоги XX века прискорбны: он принёс России столько несчастий, сколько иной стране хватило бы на тысячелетие. Вот заурядная цепочка событий, составивших счастливую, то есть не окончившуюся безвременной смертью судьбу одной из дочерей этого века, моей родственницы, ставшей одной из героинь «Победителя»: шестилетней девочкой пережила раскулачивание семьи и высылку в Сибирь – бегство вдвоём с сестрой в Россию под страхом голодной смерти (большая часть семьи не смогла этого сделать и погибла) – медицинское училище – мобилизация, фронт, ужасы бойни под Вязьмой – четыре года в немецком лагере для военнопленных – освобождение – переезд прямой дорогой в Норильск – шесть лет в советском лагере для освобождённых военнопленных (два года заключённой, остальное время на поселении) – мирная жизнь – старость, болезни, нищенская пенсия.
Если следовать логике Гоголя, Россия упорно следует назначенному ей пути – показывает другим, как жить не надо. Это заколдованная страна, в которой всё, что ни делается, всегда идёт во вред народу. «Русский характер», отлакированный под «советский», – это вынужденные проявления необыкновенной изворотливости, тупого упорства и равнодушия к собственной судьбе, которые на протяжении многих лет одни только и могли помочь не только выжить, но и кое-как свести концы с концами. …Жалко, что в предложенном перечне имён не было Левши. А также Холстомера.
– Свободны ли вы, демократ по убеждениям, в нашем демократическом обществе? Всегда ли власть, начиная, как правило, с добрых намерений, становится злом?
– Современное общество России довольствуется свободой быть некритичным, доверчивым, ленивым. Хорошая кормёжка, свежая подстилка… Лично мне ничто не мешает придерживаться любых взглядов – как бы критичен не был я в своих книгах, они мало что значат в силу мизерности читательской аудитории... Что касается власти, то понятно, что одна из возможных целей власти – это остаться у власти. Но вряд ли это самая возвышенная (да и самая разумная) цель. Думаю, всё-таки хорошо было бы увидеть во власти людей, искренне заинтересованных в судьбе России и её народонаселения.
Фото автора
Беседу вёл Александр ИВАНОВ