Архив : №38. 25.09.2009

Леонов и Сталин: последние долги

 Опуб­ли­ко­ван­ную 23 ян­ва­ря 1946 го­да в га­зе­те «Прав­да» ста­тью Ле­о­но­ва «Сло­во о пер­вом де­пу­та­те» вспо­ми­на­ют ча­с­то. Па­не­ги­рик Ста­ли­ну, на­пи­сан­ный в по­ру пер­вых вы­бо­ров Ле­о­но­ва в Вер­хов­ный Со­вет, по­рой трак­ту­ют как про­яв­ле­ние чуть ли не сла­бо­с­ти пи­са­те­ля.

Сам Ле­о­нов уже в «но­вые вре­ме­на» не­мно­го по­ра­бо­тал на эту вер­сию, на­пи­сав в га­зе­ту «За­в­т­ра» пись­мо о том, что на не­го на­да­вил круп­ный пар­тий­ный ра­бот­ник Дми­т­рий По­ли­кар­пов, в то вре­мя от­вет­ст­вен­ный се­к­ре­тарь Прав­ле­ния Со­ю­за пи­са­те­лей СССР (поз­же – член ЦК КПСС).

 Раз­го­вор про­дол­жал­ся два ча­са! «Вы обя­за­ны это сде­лать!» – по­вы­шал го­лос По­ли­кар­пов.

 Ну, ко­неч­но: та­кой че­с­ти удо­с­то­и­ли – вы­дви­ну­ли в де­пу­та­ты: жал­ко, что ли, од­ну ста­тью на­пи­сать.

 Внук Ле­о­но­ва Ни­ко­лай Ма­ка­ров ут­верж­да­ет: обо всём, что со­про­вож­да­ло на­пи­са­ние ста­тьи, Ле­о­нид Мак­си­мо­вич «вспо­ми­нал с не­на­ви­с­тью».

 Од­но­вре­мен­но ли­те­ра­тор Дми­т­рий Бы­ков на­хо­дит, что «Сло­во о пер­вом де­пу­та­те» – текст ос­мыс­лен­но па­ро­дий­ный, из­де­ва­тель­ский.

 

 Ле­о­нов дей­ст­ви­тель­но, как мы уже за­ме­ти­ли, мно­го, по са­мой тон­кой гра­ни про­хо­дя, за­бав­лял­ся со сво­им жут­ким вре­ме­нем: по­доб­ных за­бав в те го­ды не поз­во­лял се­бе, по­жа­луй, ни­кто.

 

 Од­на­ко в дан­ном слу­чае мы ри­ск­нём не со­гла­сить­ся ни с близ­ки­ми пи­са­те­ля, ни с Дми­т­ри­ем Бы­ко­вым.

 Ни­че­го па­ро­дий­но­го в этой ста­тье нет.

 Пи­сал он её на­вер­ня­ка не с са­мым лёг­ким серд­цем: но Ле­о­нов во­об­ще ни­че­го по за­ка­зу де­лать ни­ког­да не же­лал. Од­на­ко вы­во­дить из не­же­ла­ния пи­сать ста­тью о Ста­ли­не не­на­висть и пре­зре­ние к Ста­ли­ну – путь слиш­ком про­стой.

 Там, да, есть не­удач­ные фраг­мен­ты, са­мый тон её сплошь и ря­дом вы­хо­ло­щен­ный, но есть и вдох­но­вен­ные ме­с­та; и нуж­но ли­бо не по­ни­мать Ле­о­но­ва, ли­бо ис­то­во же­лать ви­деть его не тем, ка­ким он был на са­мом де­ле, что­бы от­ри­цать это.

 И ещё есть в этом тек­с­те зна­ко­вые, та­кие уже при­выч­ные для нас ка­вер­зы.

 Ле­о­нов пи­шет:

 «…Ос­та­но­ви сво­их ко­ней, воз­ни­ца! Хо­тим сой­ти и по­сто­ять в мол­ча­нии ми­нут­ку на са­мом важ­ном пе­ре­го­не на­шей жиз­ни! Хо­тим ог­ля­нуть­ся на до­ро­гу, ко­то­рую на чор­то­вых ско­ро­стях мы про­ска­ка­ли в чет­верть ве­ка».

 Ле­о­нид Мак­си­мо­вич, на­до ска­зать, в 1946 го­ду во­зоб­но­вил ак­тив­ную ра­бо­ту над пер­вой ре­дак­ци­ей «Пи­ра­ми­ды» – там как раз са­мый глав­ный «чорт», тог­да ещё но­сив­ший фа­ми­лию Са­та­нин­ский, жи­вёт в Моск­ве в ран­ге боль­шо­го со­вет­ско­го на­чаль­ни­ка.

 Да­лее сле­ду­ет не очень, при­зна­ем, удач­ный за­чин глав­ной те­мы:

 «…На­род мой и со­весть ве­лят мне ска­зать сло­во о то­ва­ри­ще Ста­ли­не, пер­вом де­пу­та­те на­шей зем­ли.

 Не мо­ре я, да­же не ла­с­ко­вое сол­ныш­ко, чтоб от­ра­зить хоть в ма­лой до­ле ве­ли­чие све­ти­ла, ви­ди­мо­го ны­не со всех кра­ёв все­лен­ной».

 Но нам всё-та­ки сто­ит об­ра­тить вни­ма­ние на оче­вид­ное со­зву­чие этих слов с дру­гим, чуть бо­лее по­зд­ним упо­ми­на­ни­ем Ста­ли­на у Ле­о­но­ва.

 В 1952 го­ду он на­пи­шет ли­б­рет­то опе­ры «На­ше­ст­вие», где глав­ный ге­рой, Фё­дор Та­ла­нов, под­ни­ма­ет­ся в лу­чах солн­ца, сим­во­ли­зи­ру­ю­ще­го Ста­ли­на, и го­во­рит: «При­вет­ст­вую те­бя, боль­шое солн­це, / Ве­ли­кий друг дру­зей и враг вра­гов…»

 Ге­не­а­ло­гию Ста­ли­на Ле­о­нов воз­во­дит в сво­ей ста­тье к Пе­т­ру Пер­во­му:

 «Не вче­ра мой на­род по­се­лил­ся на сво­ей ве­ли­кой рав­ни­не. Мы об­ра­ща­ем взор на­зад, в пер­во­здан­ную пе­т­ров­скую ме­тель».

 Ле­о­нов пи­шет про «сви­ре­пое пла­мя это­го чер­но­ра­бо­че­го ца­ря, на це­лый век ра­зо­драв­шее» тем­но­ту над Рос­си­ей.

 Пе­т­ров­ский сви­ре­пый жар, как мы ви­дим, на­пря­мую ас­со­ци­и­ро­ван с тем ог­нен­ным све­том, ко­то­рым со­вре­мен­ный вождь с не мень­шей сви­ре­по­с­тью «раз­ди­рал» но­вую тьму над Ро­ди­ной.

 И чем даль­ше пи­шет­ся ста­тья, тем се­рь­ёз­ней и уве­рен­ней ста­но­вит­ся ле­о­нов­ский тон, и вот уже, ду­ма­ет­ся нам, го­лос его прав­див пре­дель­но:

 «Ког­да на Нюрн­берг­ском про­цес­се пе­ре­вод­чик шеп­тал мне в ми­к­ро­фон о по­дроб­но­с­тях звер­ско­го фа­шист­ско­го изу­вер­ст­ва, ка­за­лось мне – это со­весть шеп­чет мне в ухо:

– Что, по­нял те­перь, ми­лень­кий, по­че­му уголь, нефть и сталь пол­то­ра де­сят­ка лет не схо­ди­ли с на­ших га­зет­ных столб­цов? По­то­му что из этих пер­во­род­ных гру­бых сти­хий, с при­бав­кой че­ло­ве­че­с­ко­го твор­че­ст­ва, со­зда­ёт­ся та­ин­ст­вен­ный сплав сво­бо­ды и сча­с­тья. Ими за­ря­жа­ют­ся пуш­ки, они те­кут в кро­ви дер­жа­вы... Те­перь пол­но­стью до­шло до тво­е­го серд­ца ве­щее ка­пи­тан­ское сло­во, ска­зан­ное в на­ча­ле на­ше­го по­хо­да к пра­вед­ной зем­ле: «Ли­бо мы сде­ла­ем это, ли­бо нас со­мнут»? <…> И ес­ли за­в­т­ра сно­ва по­ве­лит ка­пи­тан уд­во­ить за­сып­ку хле­ба в па­зу­ху го­су­дар­ст­ва, ут­ро­ить ско­рость стан­ков, учет­ве­рить при­плод тво­их до­мен и мар­те­нов – ста­нешь ли ты те­перь же­лать вре­ме­ни на пе­ре­кур­ку да пря­нич­ка к свет­ло­му дню? Гляди вни­ма­тель­ней на этих при­зра­ков фа­ши­ст­кой но­чи, по­ка не раз­ве­ял их в прах при­го­вор Три­бу­на­ла. Те­бя да­же не за­сек­ли бы, из те­бя вы­це­ди­ли бы твою жизнь, как из тю­би­ка, по ме­ре на­доб­но­с­ти для гер­ман­ско­го хо­зяй­ст­ва...».

«…Не ста­нем пе­ре­чис­лять всех эта­пов это­го бес­при­мер­но­го по­един­ка со смер­тью, – про­дол­жа­ет Ле­о­нов, вспо­ми­ная не­дав­нюю вой­ну. – Бы­ли го­ре­ст­ные дни вна­ча­ле; по­мнит­ся, чёр­ный иней сви­сал с де­ре­вь­ев в эту са­мую по­ру, и хле­буш­ко был чер­ст­вей кам­ня, и са­мая вод­ка от­зы­ва­ла при­га­рью. Не мень­ше, чем до­бы­тую ра­дость, бе­ре­ги эту свет­лую скорбь по ро­ди­мой зем­ле, по­пи­ра­е­мой но­га­ми за­во­е­ва­те­ля!.. Со сжа­ты­ми зу­ба­ми дра­лась ро­ди­на, и всё дра­лось в ней – во­и­ны и ста­ру­хи, да­же пы­ла­ю­щие ле­са, да­же са­мый воз­дух, рас­ка­лён­ный рус­ским мо­ро­зом до­си­ня <…> Вспом­ни, как ка­чал­ся ма­ят­ник по­бе­ды меж двух враж­деб­ных ла­ге­рей, и тог­да ста­ло не­об­хо­ди­мо в каж­до­го вло­жить ча­с­ти­цу ка­пи­тан­ской во­ли, чтоб ук­ре­пить ре­ши­мость к пре­одо­ле­нию ги­бе­ли: так от ще­пот­ки бла­го­род­но­го воль­ф­ра­ма креп­ча­ет и ста­но­вит­ся не­со­кру­ши­мой сталь. И вот он роз­дал нам се­бя... Так сколь­ко же нуж­но бы­ло иметь вну­т­ри, чтоб не ис­сяк­нуть, чтоб хва­ти­ло на всех».

«…Ис­то­рия пла­не­ты вы­гля­де­ла бы в е с ь м а   и н а ч е, ес­ли бы Ста­лин не воз­гла­вил ве­ли­ча­во­го ос­во­бо­ди­тель­но­го по­ры­ва на­ро­дов Рос­сии: нам бы­ло бы лю­бо­пыт­но по­на­блю­дать сме­лые цир­ко­вые куль­би­ты и флик-фля­ки ина­ко­мыс­ля­щих му­д­ре­цов в их по­пыт­ках хо­тя бы ча­с­тич­но до­ка­зать об­рат­ное. Пе­ред че­ло­ве­че­ст­вом сто­ял мрак не­бы­тия, чер­нее ко­пот­но­го зе­ва бель­зен­ско­го кре­ма­то­рия, ко­то­рый в своё вре­мя пре­вра­тил бы оных му­д­ре­цов (ес­ли толь­ко са­ми они не фа­ши­с­ты!) в лег­ко­вес­ный ас­пи­ри­но­подбный по­ро­шок для удо­б­ре­ния не­мец­кой ка­пу­с­ты. Этою про­стей­шею из ак­си­ом мог бы ов­ла­деть при уси­лии да­же не очень дрях­лый кол­хоз­ный конь...».

«Он на­учил нас не ща­дить мел­ко­го для до­сти­же­ния боль­шо­го, и та­ким пу­тём уз­на­ли мы не­что до­ро­же жиз­ни.

Мы че­ст­но про­жи­ли эти го­ды твор­че­ст­ва и борь­бы, в ко­то­рые та­щи­ли ле­ме­ха но­вой ци­ви­ли­за­ции по за­ста­ре­лой це­ли­не. Мы впряг­ли в тот плуг всё, что име­ли – свою рас­ко­ван­ную си­лу и при­род­ные да­ро­ва­ния, и этот Че­ло­век шёл пер­вым, шёл там, где не вид­не­лось ни сле­да, ни бо­роз­ды. <…> И опять гля­дим мы в его ли­цо, – не кос­ну­лись ли тя­жё­лые за­бо­ты его ду­шев­ной мо­ло­до­с­ти. И хо­тя мы по­мним, ког­да про­чер­ти­лась там каж­дая мор­щин­ка и при ка­ких ус­ло­ви­ях по­бе­ле­ла каж­дая прядь его во­лос, мы спо­кой­ны за бу­ду­щее сво­ей стра­ны…».

И что бы Ле­о­нов ни го­во­рил о са­мом фак­те со­зда­ния имен­но этой ста­тьи, мно­гие её по­сту­ла­ты на­пря­мую свя­за­ны с тем, что пи­сал он о Ста­ли­не впос­лед­ст­вии.

 

Вот та­ким дан Ста­лин в ро­ма­не «Рус­ский лес»: «Он лег­ко под­ни­мал­ся по вну­т­рен­ней ле­ст­ни­це мав­зо­лея, чуть впе­ре­ди сво­их со­рат­ни­ков, из ко­то­рых каж­до­го По­ля уз­на­ва­ла по мельк­нув­ше­му сквозь снег си­лу­э­ту с рас­сто­я­ния. На нём бы­ла сол­дат­ская ши­нель без пет­лиц и от­ли­чий, фу­раж­ка с об­ще­ар­мей­ской звез­дой <…> По­ля ус­лы­ша­ла го­лос, ло­жив­ший­ся в ду­шу с ес­те­ст­вен­но­с­тью зер­на в рас­пах­ну­тую поч­ву <…> Ра­дио­эхо яру­са­ми и впе­рек­лич­ку раз­но­си­ло эти сло­ва по за­тих­ше­му го­ро­ду; ка­за­лось, ста­рый ка­мень пло­ща­ди по­вто­ря­ет их стро­ка за стро­кой, впи­ты­вая на ве­ка…».

 

Мно­го ли тут ин­то­на­ци­он­ных раз­ли­чий со ста­ть­ёю?

По­сле смер­ти Ста­ли­на упо­ми­на­ния его в ху­до­же­ст­вен­ных тек­с­тах ста­ли уби­рать (по пря­мым, кста­ти, ре­ко­мен­да­ци­ям, иду­щим те­перь уже от на­стыр­ных хру­щёв­ских со­ко­лов). В но­вом ва­ри­ан­те «Рус­ско­го ле­са» ска­за­но лишь о «всех тех, кто нёс тог­да бре­мя от­вет­ст­вен­но­с­ти за стра­ну и воз­глав­лен­ные ею идеи», са­мо имя Ста­ли­на от­сут­ст­ву­ет.

Но за­меть­те, на­сколь­ко со­звуч­но опи­са­ние Ста­ли­на в «Пи­ра­ми­де» с опи­са­ни­ем в «Рус­ском ле­се» и да­же со «Сло­вом о пер­вом де­пу­та­те»: «В от­ме­ну ле­ген­дар­ных опи­са­ний был он впол­не обык­но­вен­ной внеш­но­с­ти, в по­лу­во­ен­ном ки­те­ле и чуть по­стар­ше се­бя на пор­т­ре­тах, но, зна­чит, бла­го­да­ря жут­кой сла­ве ноч­ной бы­ла в са­мой его за­уряд­но­с­ти ка­кая-то при­сталь­ная зна­чи­тель­ность, по­дав­ля­ю­щая во­об­ра­же­ние <…> Каж­дая мысль, вы­ра­жен­ная этим не­гром­ким и чуть глу­хо­ва­тым го­ло­сом, с за­мет­ным кав­каз­ским ак­цен­том и не­свой­ст­вен­ным рус­ской ре­чи куч­ным про­из­не­се­ни­ем слов, не­мед­лен­но под­чи­ня­ла се­бе са­мое рас­се­ян­ное вни­ма­ние и при­об­ре­та­ла все­мир­ное эхо».

Вид Ста­ли­на, как мы ви­дим, при­об­ре­та­ет в «Пи­ра­ми­де» поч­ти ин­фер­наль­ные при­ме­ты – но ощу­ще­ние не­мыс­ли­мо­го мас­шта­ба этой фи­гу­ры ос­та­ёт­ся всё рав­но.

***

«Пи­ра­ми­да» на­чи­на­лась с двух тем, ос­т­ро обо­зна­чив­ших­ся в ми­ро­во­с­при­я­тии Ле­о­но­ва сра­зу по­сле вой­ны: Бог, Его при­сут­ст­вие в ми­ре и Рос­сия в по­ру ве­ли­ко­го со­ци­аль­но­го экс­пе­ри­мен­та: как поч­ти иде­аль­ное про­ст­ран­ст­во, поз­во­ля­ю­щее ра­зо­брать­ся во вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях че­ло­ве­ка и То­го, Кто вы­ше его.

 

Поз­же, в 70-е, Ле­о­нов при­знал­ся од­но­му из со­бе­сед­ни­ков, что из­на­чаль­но в «Пи­ра­ми­де» хо­тел «мах­нуть по ате­и­с­там» – это пер­вая те­ма; и объ­яс­нить 37-й год («…ина­че нам его не про­стят», по­яс­нил Ле­о­нов) – это те­ма вто­рая.

 

Но вме­с­то ате­и­с­тов Ле­о­нов, по его же сло­вам, «мах­нул по Бо­гу», да так, как то­го не слу­ча­лось да­же в пре­ды­ду­щих ро­ма­нах, – об этом мы ещё по­го­во­рим ни­же.

Что до 37-го го­да, то объ­яс­нить и на­сколь­ко воз­мож­но оп­рав­дать его ещё мо­жет ис­то­рик, до­б­ро­воль­но по­ме­с­тив­ший се­бя вне ка­те­го­рий до­б­ра и зла, а вот ис­тин­но­му рус­ско­му пи­са­те­лю это ед­ва ли под си­лу.

О тюрь­мах и ла­ге­рях в до­ста­точ­но се­рь­ёз­ной и ощу­ти­мой пол­но­те Ле­о­нов уз­нал, ес­те­ст­вен­но, не толь­ко из книг Со­лже­ни­цы­на, но за­дол­го до их про­чте­ния, сра­зу по­сле смер­ти Ста­ли­на. Тут не толь­ко пре­сло­ву­тый хру­щёв­ский до­клад сы­г­рал своё де­ло или встре­ча с Фа­де­е­вым в боль­ни­це, но и об­ще­ние с мно­ги­ми ле­о­нов­ски­ми зна­ко­мы­ми, вер­нув­ши­ми­ся из ла­ге­рей.

Средь них был близ­кий, ещё по ар­хан­гель­ской ис­то­рии, то­ва­ри­щ Ле­о­но­ва, – Зу­ев Алек­сандр Ни­ка­но­ро­вич, ко­то­ро­го за­бра­ли в 1938-м. Они встре­ти­лись в 1954-м, мно­го раз­го­ва­ри­ва­ли, ча­с­то встре­ча­лись...

И год от го­да же­ла­ние ра­зо­брать­ся с этим вре­ме­нем не ос­ла­бе­ва­ло, но лишь уси­ли­ва­лось.

На­вскид­ку не­сколь­ко ме­му­ар­ных фраг­мен­тов, за­пи­сан­ных, за­ме­тим, людь­ми са­мых раз­ных взгля­дов.

В 1966-м го­ду Ле­о­нов го­во­рит за­ве­ду­ю­ще­му сек­то­ром ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры От­де­ла куль­ту­ры ЦК КПСС Аль­бер­ту Бе­ля­е­ву: «Ме­ня, к при­ме­ру, вол­ну­ют две про­бле­мы: культ Ста­ли­на и его вре­мя. Ста­лин был ве­ли­кая лич­ность шек­с­пи­ров­ско­го пла­на. Пи­сать об этом вре­ме­ни и об этой лич­но­с­ти нам не да­ют. А на­до. А вы­сту­пи я с три­бу­ны об этом – мне же и по шее да­дут».

В 1969-м го­ду ли­те­ра­ту­ро­вед Алек­сандр Ов­ча­рен­ко за­пи­сы­ва­ет за Ле­о­но­вым: «Ста­лин – часть на­шей труд­ной, тяж­кой, но ис­то­ри­че­с­ки обус­лов­лен­ной судь­бы. И пи­сать о ней на­до так, что­бы ни­ко­му не дать по­во­да ни для зло­рад­ст­ва, ни для хи­хи­ка­нья, ни для плев­ков в на­шу свя­щен­ную кровь. При всех на­ших ошиб­ках, дра­мах, мы на­ко­пи­ли та­кие пси­хо­ло­ги­че­с­кие бо­гат­ст­ва, ка­ки­ми не рас­по­ла­га­ет ни один на­род в ми­ре. Они, эти бо­гат­ст­ва, да­ют нам пра­во на бла­го­дар­ное ува­же­ние че­ло­ве­че­ст­ва. И о на­ших тра­ге­ди­ях пи­сать на­до так, что­бы они вы­зы­ва­ли бла­го­го­вей­ный тре­пет, чтоб пред ни­ми че­ло­ве­че­ст­во сни­ма­ло шля­пу, па­мя­туя, что это на­ша кровь, на­ши слё­зы, на­ши го­ре­с­ти, на­ша ве­ра; на­ше ува­же­ние к ним долж­но быть тем силь­нее, что, про­хо­дя че­рез них, мы при­нес­ли по­бе­ду ми­ру всё-та­ки».

В днев­ни­ке за 1970 год ли­те­ра­ту­ро­ве­да На­та­льи Гроз­но­вой есть ещё один пе­ре­сказ слов Ле­о­но­ва: «Сей­час плев­ки и оп­ле­у­хи в ад­рес Ста­ли­на. Это чушь. <…> Мы ещё не изу­чи­ли и не по­ня­ли, на ка­ких ко­ор­ди­на­тах про­шло это очень се­рь­ёз­ное яв­ле­ние».

Она же за­пи­сы­ва­ет в мае 1971-го: «Ста­лин по­ни­мал, что «Бра­ть­ев Ка­ра­ма­зо­вых» нель­зя пе­ча­тать: в «Ве­ли­ком ин­кви­зи­то­ре» – се­к­рет то­го, как поль­зо­вать­ся, как уп­рав­лять че­ло­ве­че­ст­вом. Ста­лин – един­ст­вен­ный, кто за­слу­жи­ва­ет боль­шой ли­те­ра­ту­ры».

И, со­глас­но Гроз­но­вой, в мае 1980-го Ле­о­нов вновь го­во­рит: «Ста­лин не зря за­ка­зы­вал ли­те­ра­ту­ре па­рал­ле­ли с Ива­ном IV и Пе­т­ром I. Ста­лин по­ни­мал, что он чу­жой че­ло­век, си­дит в Крем­ле… Но он не стра­дал от это­го, а стре­мил­ся пре­одо­леть. Это един­ст­вен­ная по-на­сто­я­ще­му шек­с­пи­ров­ская фи­гу­ра в на­шей ре­во­лю­ции».

Раз­брос и лет, и ус­лож­не­ние ха­рак­те­ри­с­тик го­во­рит, что те­ма эта му­чи­ла его не­от­ступ­но.

 

Ле­о­нов не хо­тел уп­ро­ще­ния, пре­зи­рал огуль­ное из­де­ва­тель­ст­во над те­ми вре­ме­на­ми, но с каж­дым го­дом всё твёр­же по­ни­мал, что ни­ка­ко­го оп­рав­да­ния то­же не по­лу­чит­ся: от­сю­да оз­ву­чен­ные Ле­о­но­вым ещё в на­ча­ле 70-х ас­со­ци­а­ции спо­со­бов прав­ле­ния Ста­ли­на с за­ве­та­ми Ве­ли­ко­го ин­кви­зи­то­ра.

 

В 1988 го­ду Ле­о­нов ска­жет о Ста­ли­не: «Все эти сло­ва «страш­ный», «же­с­то­кий» и т.п. по от­но­ше­нию к та­ким лю­дям не­при­ме­ни­мы. Шек­с­пи­ров­ские ха­рак­те­ры не оп­ре­де­ля­ют от­дель­ной до­ми­нан­той. В древ­ние вре­ме­на изо­б­ре­та­лись бо­лее точ­ные оп­ре­де­ле­ния вро­де – «бич бо­жий».

По­доб­ным об­ра­зом, вне че­ло­ве­че­с­ких по­ня­тий, пы­та­ет­ся ос­мыс­лить Ста­ли­на и Ле­о­нов в «Пи­ра­ми­де».

И уже не важ­но, на­сколь­ко об­раз ре­аль­но­го Ста­ли­на со­от­вет­ст­во­вал об­ра­зу ро­ман­но­му (а он, ес­те­ст­вен­но, ма­ло со­от­вет­ст­во­вал). Ле­о­но­ву бы­ло нуж­но вы­чис­лить эту фи­гу­ру на ко­ор­ди­на­тах боль­шо­го бы­тия – на­столь­ко боль­шо­го, что оно пе­ре­хлё­с­ты­ва­ет че­рез соб­ст­вен­но че­ло­ве­че­с­кую ис­то­рию.

***

Сце­на бе­се­ды глав­но­го ге­роя «Пи­ра­ми­ды» ан­ге­ла Дым­ко­ва со Ста­ли­ным – од­на из са­мых по­след­них в кни­ге, и та­кое её рас­по­ло­же­ние мно­го­знач­но.

Раз­го­вор со Ста­ли­ным буд­то вен­ча­ет всё слу­чив­ше­е­ся в ро­ма­не – все те по­ис­ки и ме­та­ния, что ха­рак­те­ри­зу­ют вся­ко­го ге­роя кни­ги.

Ка­жет­ся, что ощу­ще­ние опу­с­то­шён­но­с­ти и ужа­са, бес­смыс­лен­но­с­ти че­ло­ве­че­с­ких по­пы­ток раз­га­дать смыс­лы сво­е­го бы­тия долж­но как-то, как угод­но раз­ре­шить­ся в той сце­не, где раз­го­ва­ри­ва­ют по­слан­ник не­ба и ти­ран (впро­чем, Ле­о­нов име­ну­ет Ста­ли­на Хо­зя­и­ном, с про­пис­ной бук­вы).

Ста­лин го­во­рит Дым­ко­ву, что глав­ной те­мой их раз­го­во­ра ста­нет «древ­няя б о л ь   з е м н а я», ко­то­рую не­об­хо­ди­мо пре­одо­леть. Но ес­ли хри­с­ти­ан­ст­во обе­ща­ет окон­ча­тель­ное пре­одо­ле­ние этой бо­ли за по­ро­гом жиз­ни, то Ста­лин ста­вит пред со­бой за­да­чу при­жиз­нен­но­го ос­во­бож­де­ния от неё.

«Я об­рёк се­бя на труд и про­кля­тье бли­жай­ше­го по­ко­ле­ния», – по­ни­ма­ет Ста­лин.

Раз­мы­ш­ляя о смыс­ле Ре­во­лю­ции, Ста­лин при­хо­дит к вы­во­ду, что ма­те­ри­аль­ное ра­вен­ст­во не спо­соб­но при­не­с­ти че­ло­ве­че­ст­ву удов­ле­тво­ре­ния.

Но что тог­да?

«…Гля­дя свер­ху, – уве­рен ле­о­нов­ский Ста­лин, – че­ло­век га­док для са­мо­го се­бя как са­мо­цель, а хо­рош как ин­ст­ру­мент для не­ко­е­го ве­ли­ко­го за­да­ния, для вы­пол­не­ния ко­то­ро­го да­на бы­ла ему жизнь, и не­че­го ща­дить г л и н у, не оп­рав­дав­шую сво­е­го глав­но­го пред­наз­на­че­ния…».

«Штурм боль­ших твер­дынь, – про­дол­жа­ет он, – уда­ёт­ся лишь в слу­чае, ког­да по­двиг ста­но­вит­ся для уча­ст­ни­ков един­ст­вен­ным шан­сом воз­вра­ще­нья к жиз­ни. Смерть не ос­во­бож­да­ет нас от ис­то­ри­че­с­кой от­вет­ст­вен­но­с­ти за вы­ход из строя, раз­ве толь­ко от три­бу­на­ла. Ра­бо­чие сут­ки в двад­цать че­ты­ре ча­са рас­це­ни­вать как зло­ст­ный са­бо­таж и де­зер­тир­ст­во».

Со­глас­но Ста­ли­ну – че­ло­ве­ку, до­стиг­ше­му не­бы­ва­ло­го мо­гу­ще­ст­ва и воз­вед­шему им­пе­рию, ко­то­рая вста­ла, как ска­за­но в «Пи­ра­ми­де», «пре­вы­ше хреб­тов Ги­ма­лай­ских», – по­след­ней твер­ды­ней, ко­то­рую при­дёт­ся штур­мо­вать, яв­ля­ет­ся че­ло­ве­че­с­кий ра­зум.

Имен­но ра­зум не да­ёт до­стичь не толь­ко ма­те­ри­аль­но­го ра­вен­ст­ва, но ра­вен­ст­ва то­таль­но­го, аб­со­лют­но­го, не­об­хо­ди­мо­го че­ло­ве­че­ст­ву, да­бы не взо­рвать­ся по при­чи­не раз­ди­ра­ю­щих его про­ти­во­ре­чий.

 И Ста­лин ре­ша­ет при­звать на по­мощь ан­ге­ла Дым­ко­ва – о ко­то­ром всё зна­ет с са­мо­го на­ча­ла при­бы­тия то­го на зем­лю.

Это и есть та са­мая з а п а д н я для по­слан­ца не­бес (имен­но так – «За­пад­ня» – на­зы­ва­ет­ся тре­тья, по­след­няя часть «Пи­ра­ми­ды») – оче­ло­ве­чив­ший­ся, он и вы­пол­нить прось­бу Ста­ли­на не мо­жет, и вер­нуть­ся на не­бо не в си­лах!

Фак­ти­че­с­ки Ста­лин пы­та­ет­ся со­блаз­нить ан­ге­ла на ещё один бунт про­тив Бо­га.

Пер­вый бунт, по вер­сии Ле­о­но­ва (ори­ен­ти­ру­ю­ще­го­ся на Кни­гу Ено­ха и, в дан­ном слу­чае, Ко­ран), слу­чил­ся, ког­да Бог со­здал лю­дей и под­чи­нил им ан­ге­лов. «Как мог Ты со­здан­ных из ог­ня под­чи­нить со­зда­ни­ям из гли­ны?» – вос­клик­нул тог­да пред­во­ди­тель ан­ге­лов.

 И ес­ли ан­гел Дым­ков, ве­до­мый ру­кой Ста­ли­на, ли­шит лю­дей ра­зу­ма – а в ко­неч­но ито­ге то­го бо­же­ст­вен­но­го ду­ха, что был в них вдох­нут, – то че­ло­ве­че­ст­во вновь пре­вра­тить­ся в ни­что­же­ст­во. Из оду­хо­тво­рён­ной гли­ны оно ста­нет про­сто гли­ной!

 Так Бог пой­мёт, что его ве­ра в че­ло­ве­ка и лю­бовь к че­ло­ве­ку бы­ли на­прас­ны, не­нуж­ны.

 

По су­ти, ле­о­нов­ская ин­тер­пре­та­ция ста­лин­ско­го за­мыс­ла яв­ля­ет­ся ме­та­фо­рой не толь­ко со­ци­а­ли­с­ти­че­с­ко­го экс­пе­ри­мен­та, а во­об­ще лю­бой мас­штаб­ной все­че­ло­ве­че­с­кой афе­ры, ког­да лю­ди пы­та­ют­ся из­ме­нить не толь­ко мир во­круг се­бя, но и пре­зреть соб­ст­вен­ное своё че­ло­ве­че­с­кое ес­те­ст­во, в ко­ем ве­ра в бо­же­ст­вен­ную пра­во­ту яв­ля­ет­ся су­тью и кре­пью.

 

По Ле­о­но­ву, Ста­лин ста­но­вит­ся стро­и­те­лем оче­ред­ной Баш­ни Ка­ла­фа­та, о ко­то­рой на­ш герой на­пи­сал ещё в юно­ше­с­ком сти­хо­тво­ре­нии 1916 го­да. Че­ло­век не впра­ве стать боль­ше, чем он есть – вот в чём смысл ле­о­нов­ской прит­чи о Ка­ла­фа­те. И чем вы­ше пы­та­ет­ся воз­ве­с­ти че­ло­век свою Баш­ню, тем страш­ней бу­дет его ужас при ви­де тщет­но­с­ти при­ло­жен­ных уси­лий!

Ста­лин в «Пи­ра­ми­де» не под­вла­с­тен тём­ным си­лам на­пря­мую, но при всём на­гляд­ном ве­ли­чии его фи­гу­ры он не­воль­но уча­ст­ву­ет в про­ти­во­сто­я­нии Све­та и Тьмы на сто­ро­не Тьмы.

Ле­о­нов, впро­чем, ещё раз ого­ва­ри­ва­ет­ся, что Ста­лин в «Пи­ра­ми­де» и Ста­лин в ре­аль­но­с­ти – не иден­тич­ны. «Но со­вре­мен­ни­ки, – по­яс­ня­ет Ле­о­нов, – име­ют свя­щен­ное пра­во на соб­ст­вен­ное суж­де­ние о лич­но­с­ти вож­дя, ко­то­рый столь­ко бе­зум­ных дней и но­чей бес­по­щад­но рас­по­ря­жал­ся судь­бой, жиз­нью, до­сто­я­ни­ем их от­чиз­ны, что­бы за­ве­с­ти её в цейт­нот ис­то­рии».

И да­лее, за­вер­шая те­му, Ле­о­нов пи­шет, что ес­ли про­ве­с­ти «су­деб­но-па­та­ло­ги­че­с­кий» ана­лиз де­я­тель­но­с­ти Ста­ли­на, «…ещё зна­чи­тель­нее ока­зал­ся бы ми­с­ти­че­с­кий ас­пект этой не­за­уряд­ной лич­но­с­ти, как она пред­ста­вит­ся од­наж­ды про­зрев­ше­му со­вре­мен­ни­ку».

То есть са­мо­му Ле­о­но­ву – это он был по­след­ним ре­аль­ным со­вре­мен­ни­ком Ста­ли­на, смо­т­рев­шим гла­за в гла­за вож­дю и ти­ра­ну. 

Захар ПРИЛЕПИН,
г. НИЖНИЙ НОВГОРОД