Архив : №52. 25.12.2009
Зеркало на губах
|
Светлана КАЙДАШ-ЛАКШИНА |
Она была врачом, успешно окончила институт, но ненавидела свою работу и то, что было необходимо ходить на неё и спешить. Она любила ничего не делать или лучше всего – утром, когда дети уйдут в школу, заниматься любовью, а потом в постели пить кофе.
Прикусывая от плитки шоколада, набросить вышитый халатик, выйти к столу в кухню, где бы муж уже спроворил завтрак – салатик, яичницу, поджарил хлеб. А потом полежать на диване с томиком Агаты Кристи или стихов. Но это выпадало редко.
Она не любила принимать своих больных, особенно пожилых или ещё того хуже – стариков. И когда они начинали жаловаться, ей всегда хотелось сказать: «Вы уже старые, достаточно пожили, зачем обременяете своих детей, лечитесь, чтобы продлить свои старые жизни?! Пора вам, пора…»
Больные чувствовали её равнодушие, и жалобы застревали в них невысказанными, спешили уйти. Она смотрела в окно, ей хотелось скорее в свою постель и мужа рядом, когда он после ласк шёл на кухню варить кофе, а она лежала на постели голой, едва прикрывшись простынёй, и ждала его.
Домашние дела она делала с трудом и не любила их. Стирка, уборка, плита – как это было мучительно! Особенно не выносила она занятий со своими детьми: её раздражала их лень, тупость, хотелось треснуть книгой по голове. С сыном она долго спала в одной постели, когда муж дежурил по ночам в своём институте, несмотря на его протесты. «Ты ревнуешь!» – говорила она ему, смеясь.
– Дура, ты же пробуждаешь в нём раннюю сексуальность!
– Ерунда, будет мировым мужиком, а я просто люблю это тельце, от него такое тепло…
Она любила детей, пока они были маленькими, а большие были ей в тягость. Да и родители её, с которыми она жила вместе, заботились о них достаточно, негде было всунуться. Мать слишком много хлопотала в доме, потому что претендовала быть главной, вот и старалась себе и всем доказать, что без неё не обойтись. Всю зиму она ждала отпуска, когда они с мужем поедут к морю, вдвоём, без детей – их в пионерский лагерь или на дачу с родителями. После пляжа так приятно было полежать в тенистой комнате, с опущенными занавесками. Утром муж ходил на базар, приносил всякую всячину, гору овощей и фруктов, а после обеда мыл посуду, так что отдохнуть можно было вполне сносно. Прогулки вечером вдоль моря были приятными, но с мужем они часто спорили, потому что он не выносил, как она всех ругала и осуждала. Всех, кто ей что-то не сделал, не дал. Она была уверена, что ей все были должны – и больше всех сестра, которая давно улизнула из дома и жила отдельно, а вот она с родителями мается.
«Позволь, но ведь ты сама захотела жить с ними вместе, чтобы не было проблем с детьми, когда твой отец получал большую на всех квартиру, он вполне мог получить вместо неё две. Ты сама не захотела». – «Да, не захотела, а почему ты за сестру мою вступаешься, ты к ней всегда был неравнодушен, я знаю…»
Сын учился с каждым годом всё хуже и стал покуривать, дочь рано начала краситься, делала это грубо и по вечерам шлялась невесть где. Но особенное негодование вызывала у неё сестра.
Как сумасшедшая сестра работала в своём химическом институте, защитила диссертацию, но мало ей этого – вдруг начала ещё и пению учиться. А что она делала с детьми! Они у неё только и бегали по разным кружкам и спортивным секциям. Тут тебе и фигурное катание, и плавание, и музыка. Сама неугомонная, и жить никому не давала спокойно. И муж сестры диссертацию защитил, и летом они на байдарках всем семейством с рюкзаками, у костров, комары, сапоги болотные, тушёнка, каши в котелках – бр-р!
Ей, в отличие от сестры, надоедало всё слишком быстро. Сделает хороший пирог, а потом повторять его уже скучно. Она не любила напрягаться и тех, кто заставлял её это делать. Раздражали родители, вечно ожидавшие её работы и помощи в доме, раздражали дети, недостатки которых она видела, но не могла заставить себя это выправлять.
В детстве её учили музыке, но играть она не любила и пианино выбросила, когда переезжали на новую квартиру. Просто оставила его – и всё. Чтобы не возиться. Она любила нравиться мужчинам, вызывать восхищение, быть центром внимания и признания. Но добиться этого ни дома, ни на службе не могла. Для этого нужно было слишком много трудиться, а это было ей не по силам.
А вот сестра вкалывала день и ночь, и сил у неё хватало на всё. Взять только последнюю историю с днём рождения матери. Мать упала и сломала ногу накануне своего семидесятилетия. Казалось бы, уважительная причина, чтобы отменить празднество. Так нет. Разве сестра согласится со здравым рассудком? Она сестре сказала: «Обойдётся и без юбилея!» Но сестра перевернула всё вверх дном, притащила детей и мужа, с уже готовыми пирогами, запечённым мясом, салатами. Но ей тоже пришлось вкалывать – ведь у неё в доме! Пир на весь мир. А толку? Конечно, старушка довольна, но сколько было грязной посуды…
Подарок сестра сделала матери роскошный – кашемировый платок, а по нему гирлянды розовых и голубых розочек. На белом фоне так всё выглядело выпукло и ярко, и вместе с тем благородно. Все ахнули, а сестра посмотрела на неё и сказала: «Только дай мне слово, что ты не отберёшь у мамы этот платок и не станешь его сама носить. И дочь твоя не возьмёт его». Она фыркнула презрительно: «Очень мне нужен этот платок». А дочь её прошептала так, что все услышали: «Ещё как нужен!» Сестра засмеялась: «Знаю, поэтому и беру с вас слово. Пусть мамочка сидит на постели в этом платке и радуется». Сестра объяснила, что хотела подарить семьдесят роз, но потом решила, что на платке эти семьдесят – и даже больше! – будут всегда и не увянут.
Мать стала после юбилея усиленно поправляться, даже начала ходить на костылях. Конечно, она вскоре попросила мать дать ей платок одеть на работу, и мать, конечно, согласилась, но сказала виновато: «Ты уж не говори сестре, чтобы не огорчалась!» Она усмехнулась: «Подумаешь, ещё условия ставит, мы тут с тобой возимся, так что нечего нам ультиматумы предъявлять».
Сестра приехала неожиданно, заранее не предупредив, да, впрочем, это бы и не помогло, потому что платок так понравился всем в поликлинике, что она стала носить его каждый день и как бы для себя решила, что сестра далеко, в своей прекрасной жизни купается, а она тут должна за больной матерью ухаживать. Словом, когда она приехала с работы и вошла в квартиру, – сестра открыла ей дверь – и у неё на голове был платок, то она дико разъярилась на сестру.
Сестра, ни слова не говоря, прошла в комнату и села на стул у постели матери. Мать погладила сестру по руке, и она увидела это из коридора. Слепая злоба залила ей голову, она подскочила и дёрнула за бусы, висевшие у сестры на шее. Зёрна граната с шумом просыпались на пол. Та чуть опустила голову взглянуть, куда они разлетелись. И тогда она стала колотить сестру по голове кулаками – она била её за всё – за то, что та всюду успевала, что у неё отлично учились дети, за то, что она живёт с родителями и вынуждена терпеть их старость возле себя, за байдарки, за диссертацию, за то, что мать всегда восхищалась её успехами… За всё… за всё…
Сестра от её ударов сползла на пол и лежала неподвижно, мать всхлипывала: «Деточка, пожалей себя!» И эти слова вызвали новую волну ненависти и к сестре, и к матери. «Хорошо ещё, что отца нет дома», – промелькнуло у неё где-то в затылке. Мать боялась её, была в её власти, это показали слова матери, и это было ей противно.
На шум неожиданно вышел из дальней комнаты сын: у него болело горло, и он не пошёл в школу. Увидев распростёртую на полу тётку, он ничуть не удивился, потому что давно понимал, как его мама ненавидит её. Тут же он исчез и появился с маленьким зеркальцем в руках, стал на колени и приложил к губам тётки. «Видишь, запотело, – сказал он, обращаясь к матери, стоявшей оцепенело, – значит, жива, просто притворяется. Кончит притворяться и встанет». Его задачей было получить благосклонность матери, чтобы не ругала за пропущенную школу.
В самом деле, сестра открыла глаза, и она вышла из комнаты. Вскоре появился отец, позвонил мужу сестры на работу, и он приехал на машине и увёз жену.
Через неделю неожиданно для всех ночью во сне умерла мать – сердце остановилось. Она лежала в гробу спокойная и неподвижная, а на голове её был белый кашемировый платок с голубыми и розовыми гирляндами.
Светлана КАЙДАШ-ЛАКШИНА