Архив : №04. 29.01.2010

СЕНСАЦИЯ СОСТОЯЛАСЬ

 Вид этой кни­ги об­ман­чив. Весь­ма пух­лое, в рос­кош­ном су­пе­ре, из­да­ние обе­ща­ет, на пер­вый взгляд, со­лид­ный ро­ман, во­лею су­деб вы­плыв­ший из на­сле­дия че­рез трид­цать лет по­сле кон­чи­ны зна­ме­ни­то­го пи­са­те­ля. На са­мом же де­ле это не­боль­шой фраг­мент, не­до­об­ра­бо­тан­ный на­бро­сок бу­ду­ще­го ро­ма­на, со­хра­нив­ший­ся на 128 кар­точ­ках, на ко­то­рых мэтр все­гда пи­сал свои кни­ги. Фак­си­миль­ное вос­про­из­ве­де­ние этих кар­то­чек при­ве­де­но в При­ло­же­нии, что де­ла­ет это из­да­ние не толь­ко «утя­же­лён­ным», но и тек­с­то­ло­ги­че­с­ки (и ан­тик­вар­но) цен­ным.

Сын Вла­ди­ми­ра На­бо­ко­ва Дми­т­рий, един­ст­вен­ный на­след­ник пи­са­те­ля, дол­гие го­ды уве­рял, что отец за­ве­щал сжечь этот текст, по­че­му он и не ре­ша­ет­ся при­дать его ог­ла­с­ке. Сын то ли ин­три­го­вал и на­би­вал це­ну (опи­ра­ясь на опыт Мак­са Бро­да, ду­ше­при­каз­чи­ка Каф­ки), то ли и впрямь не знал, как ему в дан­ном слу­чае по­сту­пить. Как бы там ни бы­ло, но из­дан­ный на­ко­нец ро­ман стал меж­ду­на­род­ной сен­са­ци­ей.

О чём же этот так и не со­сто­яв­ший­ся в окон­ча­тель­ном ви­де ро­ман? О люб­ви и смер­ти – как и все про­чие ве­щи На­бо­ко­ва. Пи­са­тель, при­зна­вав­ший­ся ино­гда в сво­ём ин­те­ре­се к гно­с­ти­ке, стро­ил свои ро­ма­ны дву­пла­но­во: так, что­бы цве­ту­щая внеш­няя жизнь по­сто­ян­но ове­ва­лась хо­лод­ком по­ту­с­то­рон­не­го, что­бы фе­но­ме­наль­ное от­те­ня­лось но­у­ме­наль­ным. Так и здесь: ге­рой-ли­те­ра­тор Фи­липп Вайльд (на­мёк на Ос­ка­ра Уайль­да?) уми­ра­ет, но его дух как буд­то уча­ст­ву­ет в судь­бе его быв­шей воз­люб­лен­ной Фло­ры, вли­я­ет как буд­то и на её но­вый ро­ман. Дво­ит­ся и сам об­раз Фло­ры («Цве­ту­щей»), ис­тон­ча­ю­щий­ся до ду­ха Ла­у­ры Пе­т­рар­ки (на су­пер­об­лож­ку за­ман­чи­во и весь­ма кста­ти по­ме­щён фраг­мент «Вес­ны» Бот­ти­чел­ли).

Но де­ло, как все­гда у На­бо­ко­ва, не в сю­же­те или идей­ной кон­ст­рук­ции, а в язы­ке. В сти­ле. Ведь это пи­са­тель, ко­то­рый, ка­жет­ся, бо­лее всех дру­гих ис­пол­нил за­вет Фло­бе­ра: пи­сать в уго­ду и ра­ди сти­ля еди­но­го. По­то­му-то так раз­дра­жал он все­гда оте­че­ст­вен­ных кри­ти­ков «иде­о­ло­ги­че­с­ко­го» на­прав­ле­ния: не рус­ское, мол, это де­ло, пи­сать не по­учая. По­нят­но, что этот не­от­шли­фо­ван­ный на­бро­сок (да ещё в пе­ре­во­де, о ка­че­ст­ве ко­то­ро­го все­гда мож­но спо­рить), был встре­чен ими ед­ва ли не со зло­рад­ст­вом.

Кри­ти­кам же на­прав­ле­ния эс­те­ти­че­с­ко­го лю­бой опыт На­бо­ко­ва дра­го­це­нен. По­то­му что они по­ни­ма­ют: у иных пи­са­те­лей са­мо­цен­на и каж­дая фра­за. Как ка­кой-ни­будь ан­тич­ный че­ре­пок, подъ­я­тый со дна Эгей­ско­го мо­ря. Или ка­кая-ни­будь «пы­лин­ка даль­них стран», по Бло­ку. Не­ба­наль­ные, изы­с­кан­ные эпи­те­ты, ос­т­ро­уголь­ные или спи­ра­ле­вид­но скру­чен­ные ме­та­фо­ры – обыч­ные при­ме­ты сти­ля зре­ло­го На­бо­ко­ва – най­дут­ся и здесь в изо­би­лии, ум­но­жая ра­до­ст­ное со­бра­ние по­чи­та­те­лей пи­са­те­ля-сло­во­твор­ца, ко­их не­ма­ло.

При­мет­ное из­да­ние под­го­то­вил Ген­на­дий Ба­раб­тар­ло. Он осу­ще­ст­вил и (ко­неч­но, спор­ный) пе­ре­вод, и дал раз­вёр­ну­тое, весь­ма со­дер­жа­тель­ное по­сле­сло­вие, в кон­це ко­то­ро­го на­прас­но со­жа­ле­ет, что за­нял им слиш­ком мно­го ме­с­та. Пред­ва­ря­ет кни­гу пре­дис­ло­вие Дми­т­рия На­бо­ко­ва, в ко­то­ром со­об­ща­ет­ся об об­сто­я­тель­ст­вах на­пи­са­ния это­го по­след­не­го со­чи­не­ния его от­ца. Со­зда­ва­лось оно, как вы­яс­ня­ет­ся, в ос­нов­ном в боль­ни­це: за два го­да до кон­чи­ны На­бо­ков сверз­ся со ска­лы, го­ня­ясь по обык­но­ве­нию за ба­боч­ка­ми, что и яви­лось при­чи­ной его уга­са­ния. На­бро­с­ком он, пер­фек­ци­о­нист, был, ес­те­ст­вен­но, не­до­во­лен и вро­де бы со­би­рал­ся его унич­то­жить и как буд­то при­зы­вал сы­на это сде­лать. И всё-та­ки хо­ро­шо, что сын на сей раз его ос­лу­шал­ся: не­ко­то­рые ру­ко­пи­си и впрямь не долж­ны го­реть.

 На­бо­ков В. Ла­у­ра и её ори­ги­нал. – СПб.: Аз­бу­ка-клас­си­ка, 2010

Юрий АРХИПОВ