Архив : №04. 29.01.2010

Триумф и крах среднего европейца

 Владимир Котельников возглавляет в Пушкинском Доме группу по изданию и изучению наследия Константина Леонтьева. Кроме того, он – главный редактор 12-томного Полного собрания сочинений и писем Леонтьева. Интересно, как учёный пришёл к фигуре Леонтьева? С чего всё начиналось? Владимир Алексеевич рассказывает:

 

– Вы зна­е­те, на­чи­на­лось всё дав­но, ког­да Ле­он­ть­ев был на даль­нем го­ри­зон­те. Мо­ей ос­нов­ной те­мой ещё с ас­пи­рант­ских вре­мён бы­ло вза­и­мо­дей­ст­вие рус­ской свет­ской ли­те­ра­ту­ры с ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ской тра­ди­ци­ей. Я с Ива­на Ки­ре­ев­ско­го на­чи­нал. И даль­ше всё это ес­те­ст­вен­но и ло­ги­че­с­ки при­ве­ло ме­ня к Ле­он­ть­е­ву. Ока­за­лось, что этот че­ло­век, ко­то­рый на­чи­нал пи­са­те­лем, по­том слу­жил дип­ло­ма­том и вне­д­рил­ся в Вос­ток, со­еди­нил в се­бе не­сколь­ко по­то­ков куль­тур­но­го дви­же­ния – и рус­ско­го, и, как вы­яс­ня­ет­ся, за­пад­но­го то­же. На этом ос­но­ва­нии он по­ст­ро­ил со­вер­шен­но но­вую кар­ти­ну ис­то­ри­че­с­ко­го раз­ви­тия ми­ра. У не­го, ко­неч­но, был пред­ше­ст­вен­ник – Ни­ко­лай Да­ни­лев­ский, ко­то­рый из­ло­жил кон­цеп­цию раз­ви­тия куль­тур­ных ор­га­низ­мов в по­ня­ти­ях ес­те­ст­вен­нона­уч­но­го пла­на. Ле­он­ть­ев раз­дви­нул рам­ки этой кон­цеп­ции, по­ка­зал, что у ми­ро­вых куль­тур­ных ор­га­низ­мов есть свои за­ко­но­мер­но­с­ти, фа­зы раз­ви­тия (воз­ник­но­ве­ние, цве­те­ние, упа­док и ис­чез­но­ве­ние), при­ло­жил кон­цеп­цию к ис­то­ри­че­с­ким фак­там и про­цес­сам, про­сле­дил на со­вер­шен­но кон­крет­ном ис­то­ри­че­с­ком ма­те­ри­а­ле (со­вре­мен­ной ему Ев­ро­пы, Рос­сии и Вос­то­ка). На­до ска­зать, что ни­кто та­кой раз­вёр­ну­той кар­ти­ны ми­ра преж­де не да­вал. При­чём, сле­ду­ет за­ме­тить, что у не­го те­о­рия бы­ла обес­пе­че­на дип­ло­ма­ти­че­с­кой прак­ти­кой: служ­бой на Бал­ка­нах, в Тур­ции (он пре­крас­но знал всё, что там про­ис­хо­дит) и кро­ме то­го – ис­то­ри­о­соф­ским мы­ш­ле­ни­ем. Ле­он­ть­ев был не про­сто ис­то­рик, со­би­ра­ю­щий фак­ты, а мыс­ли­тель, ко­то­рый в сво­их ис­то­ри­о­соф­ских раз­мы­ш­ле­ни­ях пе­ре­кры­ва­ет ви­ди­мые и не­ви­ди­мые гра­ни­цы ис­то­ри­че­с­ко­го раз­ви­тия и ве­дёт раз­го­вор не столь­ко о про­шлом, сколь­ко о на­сто­я­щем и воз­мож­но­с­тях бу­ду­ще­го. Он не про­ро­че­ст­во­вал (хо­тя есть кни­ги, где его ве­ли­ча­во име­ну­ют про­ро­ком), а де­лал про­гно­зы со­вер­шен­но ес­те­ст­вен­но­на­уч­но­го до­ка­за­тель­но­го ха­рак­те­ра. Эти про­гно­зы ка­са­лись бу­ду­ще­го ев­ро­пей­ской ци­ви­ли­за­ции, Рос­сии и Вос­то­ка. На­до при­знать, все эти про­гно­зы в ре­зуль­та­те скла­ды­ва­лись в до­воль­но пес­си­ми­с­ти­че­с­кую кар­ти­ну. Он счи­тал, что пол­но­цен­ной цве­ту­щей жиз­ни у ми­ро­вых куль­тур ос­та­лось не­мно­го. По­это­му не­об­хо­ди­мо эту жизнь до­стой­но про­жить и до­стой­но её за­вер­шить.

– Иван Ки­ре­ев­ский как-то со­при­ка­сал­ся с ис­то­ри­о­соф­ской мыс­лью Ле­он­ть­е­ва?

– Ки­ре­ев­ский был бо­лее ог­ра­ни­чен в про­ст­ран­ст­ве мыс­ли. Да, он со­по­с­тав­лял рус­ский опыт и ев­ро­пей­ский и при­шёл в кон­це кон­цов к сла­вя­но­филь­ским убеж­де­ни­ям. На бу­ду­щее Рос­сии он, кста­ти, смо­т­рел с боль­шим оп­ти­миз­мом, чем Ле­он­ть­ев, счи­тал, что у неё по срав­не­нию с Ев­ро­пой го­раз­до боль­ше воз­мож­но­с­тей и ре­сур­сов для даль­ней­ше­го ис­то­ри­че­с­ко­го су­ще­ст­во­ва­ния. Но все его рас­суж­де­ния бы­ли очень те­о­ре­тич­ны. А Ле­он­ть­ев по­ста­вил ис­сле­до­ва­ние про­бле­мы на прак­ти­че­с­кую поч­ву, как ес­те­ст­вен­нона­уч­ный мыс­ли­тель. Он, как и Ки­ре­ев­ский, то­же счи­тал, что ис­то­ри­че­с­кий ре­сурс у Рос­сии очень ве­лик, но этот ре­сурс нуж­но уметь ис­поль­зо­вать.

Во­об­ще, из Ле­он­ть­е­ва, не­смо­т­ря на его лич­ный пес­си­мизм в от­но­ше­нии бу­ду­ще­го Ев­ро­пы и Рос­сии, сле­ду­ют оп­ти­ми­с­ти­че­с­кие вы­во­ды, в смыс­ле прак­ти­че­с­кой де­я­тель­но­с­ти. То есть мы долж­ны де­лать го­су­дар­ст­вен­ное де­ло, куль­тур­ное де­ло, к че­му я счи­таю се­бя при­зван­ным и обя­зан­ным. В са­мом де­ле, ко­го мы ещё мо­жем на­звать из на­ших пред­ше­ст­вен­ни­ков, ко­то­рые бы нам при­го­ди­лись? Вот так – на­вскид­ку? А ведь не­ко­го. Фё­до­ров? Он, ко­неч­но, мыс­ли­тель уди­ви­тель­ный, но он фан­таст, уто­пист. Со­ло­вь­ёв? Да, фи­ло­соф глу­бо­чай­ший, но его иде­ал все­един­ст­ва ле­жит за го­ри­зон­та­ми со­вре­мен­ной по­ли­ти­че­с­кой прак­ти­ки и да­же во­об­ще ис­то­рии.

– Есть ли се­го­дня вли­я­ние идей Ле­он­ть­е­ва на по­ли­ти­че­с­кую и об­ще­ст­вен­ную жизнь в Рос­сии?

– По­ка вли­я­ния нет, по­то­му что к ле­он­ть­ев­ским иде­ям нет го­тов­но­с­ти у тех, кто мо­жет его чи­тать, об­ду­мать и упо­тре­бить в де­ло. Ле­он­ть­ев­скую ау­ди­то­рию нуж­но рас­ши­рять, а его идеи вво­дить в кон­текст со­вре­мен­ной по­ли­ти­че­с­кой мыс­ли, чем мы, из­да­вая Пол­ное со­бра­ние со­чи­не­ний и пи­сем, по ме­ре сво­их сил и за­ни­ма­ем­ся.

– Ко­го вы мог­ли бы на­звать по­сле­до­ва­те­ля­ми Ле­он­ть­е­ва из ны­неш­них по­ли­ти­ков и де­я­те­лей об­ще­ст­вен­ной мыс­ли?

– Их не­мно­го. Мо­гу на­звать Алек­сан­д­ра Па­на­ри­на, увы, по­кой­но­го, и ны­не здрав­ст­ву­ю­щую На­та­лию На­роч­ниц­кую, ко­то­рая – не­за­ви­си­мо от то­го, чи­та­ла она Ле­он­ть­е­ва или нет, – про­дол­жа­ет ту са­мую ли­нию, ко­то­рую он на­чал. При­чём, что очень важ­но, На­роч­ниц­кая име­ет боль­шой опыт меж­ду­на­род­ной ра­бо­ты (од­но вре­мя она ра­бо­та­ла в ООН) и очень плот­но за­ни­ма­лась сфе­рой вза­и­мо­дей­ст­вия за­пад­но­е­в­ро­пей­ской и рос­сий­ской по­ли­ти­ки.

– По­че­му, на ваш взгляд, Ле­он­ть­е­ва бо­ят­ся ши­ро­ко про­па­ган­ди­ро­вать?

– Ви­ди­те ли, Ле­он­ть­е­ва бо­ят­ся за прав­ду, в ча­ст­но­с­ти, за его раз­мы­ш­ле­ния о сред­нем ев­ро­пей­це. Се­го­дня ев­ро­пей­цы взя­ли се­бе за иде­ал сред­ний бла­го­по­луч­ный, бур­жу­аз­ный в сущ­но­с­ти тип, так бле­с­тя­ще и бес­по­щад­но опи­сан­ный ещё в XIX ве­ке Ле­он­ть­е­вым. Нуж­но по­ни­мать, что ес­ли все это­му ти­пу под­чи­нят­ся, то на­ша пе­сен­ка спе­та. И Ле­он­ть­ев об этом от­кры­то го­во­рил (он го­во­рил да­же, что и Ки­тай мо­жет на этот со­блазн клю­нуть). Вот от­сю­да и на­чи­на­ет­ся это раз­де­ле­ние и про­ти­во­сто­я­ние: все, кто хо­чет быть сред­ним бла­го­по­луч­ным ев­ро­пей­цем, – им ко­нец, а кто не хо­чет – тот, мо­жет быть, и вы­жи­вет.

– Ког­да ро­ди­лась идея Пол­но­го со­бра­ния со­чи­не­ний и пи­сем Ле­он­ть­е­ва?

– Ещё в 1991 го­ду я вы­пу­с­тил книж­ку ле­он­ть­ев­ской про­зы «Еги­пет­ский го­лубь». Это был как бы проб­ный ка­мень. А по­том со­вер­шен­но со­зна­тель­но стал со­би­рать все ма­те­ри­а­лы по Ле­он­ть­е­ву. В 1998 го­ду мы до­го­во­ри­лись с из­да­тель­ст­вом «Вла­ди­мир Даль» об из­да­нии Пол­но­го со­бра­ния (пер­вые то­ма нам по­мог вы­пу­с­тить пред­при­ни­ма­тель Ан­д­рей Мель­ни­ков), в 99-м го­ду мы сде­ла­ли ко­пии всех ар­хив­ных до­ку­мен­тов (из РГА­ЛИ и ру­ко­пис­но­го от­де­ла Ли­те­ра­тур­но­го му­зея) и с 2000 го­да при­сту­пи­ли к из­да­нию. На се­го­дняш­ний день вы­шло 8 то­мов, при­чём по­след­ние – в двух кни­гах.

– У вас есть в пла­нах на­пи­сать би­о­гра­фию Ле­он­ть­е­ва?

– Да, но это, по-ви­ди­мо­му, про­изой­дёт не рань­ше, чем мы за­кон­чим ра­бо­ту над со­бра­ни­ем со­чи­не­ний.

– А где вы со­би­ра­е­тесь из­да­вать её?

– На­вер­ное, в «Мо­ло­дой гвар­дии», в се­рии «ЖЗЛ». Я уже об­ра­щал­ся к ним с этим во­про­сом, и они ждут от ме­ня го­то­вую ру­ко­пись.

Беседовал Илья КОЛОДЯЖНЫЙ,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ