Архив : №07. 19.02.2010

Фёдор Подтёлков - дважды герой

РУКИ  ПРОЧЬ  ОТ  ШОЛОХОВА

 

 Для ме­ня Шо­ло­хов не про­сто зем­ляк, ко­то­рым я гор­жусь. Его кни­ги – важ­ная со­став­ля­ю­щая мо­е­го вну­т­рен­не­го ми­ра.

Ме­с­то мо­е­го рож­де­ния – ста­ни­ца Сла­щёв­ская, ко­то­рая тог­да, в 1939 го­ду, вхо­ди­ла в Под­тёл­ков­ский рай­он Ста­лин­град­ской об­ла­с­ти. Те­перь об­ласть на­зы­ва­ет­ся Вол­го­град­ской, не­ко­то­рые её рай­о­ны ук­руп­ни­ли. И на­ша хо­пёр­ская ста­ни­ца вклю­че­на в Ку­мыл­жен­ский рай­он, на­зы­ва­е­мый вме­с­те с рай­цен­т­ром по степ­ной ре­чуш­ке Ку­мыл­ге.

Но слав­ное имя не за­бы­то. Для мо­их зем­ля­ков Фё­дор Гри­го­рь­е­вич Под­тёл­ков был и ос­та­ёт­ся дваж­ды ге­ро­ем. Он и тра­ги­че­с­кий ге­рой граж­дан­ской вой­ны на До­ну, и ге­рой ве­ли­ко­го шо­ло­хов­ско­го ро­ма­на «Ти­хий Дон». Ди­ко пред­по­ла­гать, что сце­ну каз­ни Под­тёл­ко­ва и Кри­во­ш­лы­ко­ва (она в кон­це вто­рой кни­ги) мог на­пи­сать че­ло­век из бе­ло­го ста­на. И там же, на по­след­ней стра­ни­це то­ма – на­сто­я­щий рек­ви­ем па­мя­ти Ва­ле­та, ко­то­рый был ра­бот­ни­ком ху­тор­ской мель­ни­цы и крас­но­ар­мей­цем.

Име­на­ми Под­тёл­ко­ва и Кри­во­ш­лы­ко­ва да­ле­ко не ис­чер­пы­ва­ет­ся пе­ре­чень пер­со­на­жей «Ти­хо­го До­на», пе­ре­шед­ших в ро­ман из ре­аль­ной жиз­ни. Прав­да, в боль­шин­ст­ве сво­ём они по­яв­ля­ют­ся лишь в од­ном-двух эпи­зо­дах. С дву­мя та­ки­ми ве­те­ра­на­ми граж­дан­ской вой­ны лич­но был зна­ком мой отец – Яков Яков­ле­вич Пе­т­ру­нин. Поз­же он рас­ска­зы­вал мне, как в хо­де за­сто­лий один из них то ли в шут­ку, то ли все­рьёз уп­ре­кал вто­ро­го: при­знай­ся, мол, ты Ми­ха­и­лу Алек­сан­д­ро­ви­чу, на­вер­но, хо­ро­ший ма­га­рыч по­ста­вил, и по­это­му он на­пи­сал о те­бе боль­ше, чем обо мне.

Ле­том 1942 го­да от­цу по­сча­ст­ли­ви­лось по­зна­ко­мить­ся и с са­мим Шо­ло­хо­вым.

Не­за­дол­го до вой­ны Яко­ва Пе­т­ру­ни­на, учи­ты­вая его пар­тий­ность и ба­т­рац­кое про­шлое, пе­ре­ве­ли из рай­зе­мот­де­ла в ме­ст­ный от­дел НКВД. Ког­да к ле­ту 42-го наш Под­тёл­ков­ский рай­он ока­зал­ся в при­фрон­то­вой зо­не, че­ки­с­ты за­ня­лись за­клад­кой в ду­б­ра­вах баз для бу­ду­ще­го пар­ти­зан­ско­го от­ря­да, а по ху­то­рам под­би­ра­ли кан­ди­да­тов в связ­ные. Сре­ди про­чих дел мо­е­му от­цу вы­па­ло и та­кое по­ру­че­ние – со­про­во­дить из­ве­ст­но­го пи­са­те­ля и де­пу­та­та Вер­хов­но­го Со­ве­та СССР Ми­ха­и­ла Алек­сан­д­ро­ви­ча Шо­ло­хо­ва в его по­езд­ке из Вё­шен­ской по тер­ри­то­рии рай­о­на и даль­ше – в сто­ро­ну Ка­мы­ши­на.

Об­сто­я­тель­ст­ва той по­езд­ки бы­ли сверх­пе­чаль­ны­ми. Ми­ха­ил Алек­сан­д­ро­вич толь­ко что про­стил­ся со сво­ей ма­те­рью Ана­с­та­си­ей Да­ни­лов­ной, по­гиб­шей при бом­бёж­ке нем­ца­ми ста­ни­цы. Ему бы­ло не до раз­го­во­ров. К то­му же по пу­ти слу­чи­лась не­пред­ви­ден­ная за­держ­ка. У раз­бол­тав­шей­ся на степ­ных до­ро­гах рай­от­дель­ской «эм­ки» от­ва­ли­лось ко­ле­со и ука­ти­лось в за­рос­ший тер­нов­ни­ком глу­бо­кий ов­раг. «За­па­с­ки» во­об­ще не бы­ло. Что де­лать? А вбли­зи уже вид­нел­ся ху­тор. Мой отец по­спе­шил ту­да, су­мел бы­с­т­ро со­брать де­ся­ток ху­тор­ских маль­чи­шек. Они про­че­са­ли кру­той склон ов­ра­га и на­шли-та­ки про­па­жу.

Ро­ман «Ти­хий Дон» я про­чи­тал ещё до пе­ре­хо­да в вы­пу­ск­ной де­ся­тый класс. А пе­ре­чи­ты­вал в пе­ри­од учё­бы на за­оч­ном от­де­ле­нии Ли­те­ра­тур­но­го ин­сти­ту­та. С той по­ры из па­мя­ти, ко­неч­но, вы­ве­т­ри­лись по­дроб­но­с­ти кон­крет­ных во­ен­ных дей­ст­вий пе­ри­о­да пер­вой ми­ро­вой – но­ме­ра ча­с­тей, на­зва­ния на­се­лён­ных пунк­тов. Но ос­та­лось очень важ­ное – из­на­чаль­ное и не­из­мен­ное от­но­ше­ние ав­то­ра к этой бой­не, на ко­то­рую мо­нар­хи по­гна­ли об­мун­ди­рен­ную «го­вя­дин­ку». Та­кое не за­бу­дешь – «Фронт ещё не улёг­ся мно­го­вёр­ст­ной не­по­дат­ли­вой га­дю­кой».

Шо­ло­хов сов­сем не со­би­рал­ся стать ле­то­пис­цем сра­же­ний в той же Га­ли­ции или Вос­точ­ной Прус­сии. И бо­е­вой путь Гри­го­рия Ме­ле­хо­ва по­ка­зан на­ро­чи­то кон­спек­тив­но. За­то не сла­бее, чем лю­бов­ная ли­ния Гри­го­рий – Ак­си­нья, над­лом­лен­ная дво­рян­ской под­ло­с­тью Ли­ст­ниц­ко­го, вы­пи­са­но по­сте­пен­ное, пси­хо­ло­ги­че­с­ки вы­ве­рен­ное про­зре­ние мо­ло­до­го ка­за­ка – как со­ци­аль­ное, так и нрав­ст­вен­ное. Для про­за­и­ка по­ка­зать та­кой об­ще­ст­вен­но зна­чи­мый пе­ре­во­рот в со­зна­нии его пер­со­на­жа – труд­ней­шая твор­че­с­кая за­да­ча. А Шо­ло­хов очень уве­рен­но – от эпи­зо­да к эпи­зо­ду – под­во­дит сво­е­го Гри­го­рия к при­ня­тию мыс­ли о не­об­хо­ди­мо­с­ти «кон­чать» вой­ну.

И тут не лиш­не на­пом­нить, что Фё­дор Крю­ков, ко­то­ро­му кое-кто пы­та­ет­ся при­пи­сать ав­тор­ст­во «Ти­хо­го До­на», был в мар­те 1917 го­да де­ле­га­том со­бран­но­го в Пе­т­ро­гра­де Об­ще­ка­за­чь­е­го съез­да, а по­том аги­ти­ро­вал дон­цов за вой­ну до по­бед­но­го кон­ца.

На­пад­ки на Шо­ло­хо­ва ве­лись и ве­дут­ся с раз­ных, по­рой да­же с про­ти­во­по­лож­ных сто­рон. И ло­гич­но бы­ло бы их ини­ци­а­то­рам сна­ча­ла ра­зо­брать­ся меж­ду со­бой, а клас­си­ка не тро­гать. Но кто их тог­да во­об­ще за­ме­тит?

На­при­мер, Сер­гей Ко­ря­гин на­пи­сал объ­ё­ми­с­тую пя­ти­сот­ст­ра­нич­ную кни­гу «Ти­хий Дон: чёр­ные пят­на», снаб­див её под­за­го­лов­ком «Как уро­до­ва­ли ис­то­рию ка­за­че­ст­ва». Там, в ча­ст­но­с­ти, он ре­шил за­сту­пить­ся за яко­бы оби­жен­ных Шо­ло­хо­вым ка­за­чь­их пра­пор­щи­ков: «В пер­вых двух то­мах (? – Ю.П.) «Ти­хо­го До­на» не встре­ча­ет­ся ни од­но­го ка­за­чь­е­го офи­це­ра с та­ким чи­ном». Да­лее ра­зоб­ла­чи­тель, не ра­зо­брав­ший­ся да­же в струк­ту­ре ро­ма­на, де­ла­ет вы­вод об ав­то­ре – Шо­ло­хов, мол, да­же не по­до­зре­вал о на­ли­чии пра­пор­щи­ков.

От­но­си­тель­но «не по­до­зре­вал» воз­ра­жу сра­зу – Ми­ха­ил Алек­сан­д­ро­вич, ко­неч­но же, знал би­о­гра­фию Кри­во­ш­лы­ко­ва, ко­то­рый как раз и дослу­жил­ся до пра­пор­щи­ка, но ро­ма­ни­с­ту эта по­дроб­ность не по­на­до­би­лась. За­то в XVIII гла­ве пя­той ча­с­ти, где опи­сы­ва­ет­ся уход из Рос­то­ва Кор­ни­лов­ско­го пол­ка, чи­та­ем: «В ря­дах бы­ли юн­ке­ра и офи­це­ры, на­чи­ная с пра­пор­щи­ков, кон­чая пол­ков­ни­ка­ми».

Дру­гой оп­по­нент Шо­ло­хо­ва, до­цент МВТУ им. Ба­у­ма­на Алек­сей Не­клю­дов в сво­ей ста­тье «Чья ги­по­те­за бес­по­мощ­на?» («Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия» за 4.12.09), раз­ви­вая ко­ря­гин­ско-ска­ло­зу­бов­скую те­му «вы­пу­шек и пет­ли­чек», упор де­лал на ме­с­та про­хож­де­ния служ­бы, на да­ты. А ведь пе­ред на­ми не хро­ни­ка, не штаб­ное до­не­се­ние. У ро­ма­ни­с­та, кста­ти ска­зать, и кар­та своя. Шо­ло­хов за­яв­ля­ет об этом с пер­вых же стра­ниц, «вы­ст­ро­ив» для ос­нов­ных сво­их ге­ро­ев на бе­ре­гу До­на ни­ко­му до то­го не­ве­до­мый ху­тор Та­тар­ский. В сво­ём по­ве­ст­во­ва­нии он при­ме­ня­ет при­ём со­зда­те­лей ди­о­рам, ко­то­рые пред­мет­ный план не­за­мет­но пе­ре­во­дят в жи­во­пис­ный.

Впол­не мо­гу пред­ста­вить, что Шо­ло­хо­ву как ху­дож­ни­ку сло­ва про­сто пре­ти­ло на­зва­ние прус­ско­го го­ро­да Ста­лу­пе­не­на, и он его для сво­ей кар­ты пе­ре­име­но­вал, взяв за об­ра­зец ва­ри­ант, ко­то­рый мог ус­лы­шать от ко­го-ни­будь из во­е­вав­ших в том краю ка­за­ков. А на До­ну (и не толь­ко там, ко­неч­но) та­кие пе­ре­дел­ки на свой лад все­гда бы­ли в хо­ду.

Ког­да ле­том 1942 го­да моя ма­ма Ме­ла­нья Тро­фи­мов­на со мной, ещё трёх­го­до­ва­лым, эва­ку­и­ро­ва­лась на обо­зной те­ле­ге в на­прав­ле­нии се­ве­ро­во­с­точ­ных рай­о­нов Ста­лин­град­ской об­ла­с­ти, то ста­ру­хи в по­пут­ных ху­то­рах спра­ши­ва­ли: от­ку­да ж вы, ми­лые, вы­ко­вы­рен­ные?

И те­перь, ког­да Зе­ев Бар-Сел­ла, пред­став­лен­ный как ли­те­ра­ту­ро­вед, уп­ре­ка­ет Шо­ло­хо­ва за то, что у не­го бол­гар­ский го­род Ру­щук пре­вра­тил­ся в Ро­шич, то пе­ред на­ми или от­кро­вен­ное пе­ре­дёр­ги­ва­ние, или эле­мен­тар­ное не­по­ни­ма­ние, что та­кое ли­те­ра­ту­ра. Ведь в пер­вой ча­с­ти «Ти­хо­го До­на» речь про Бол­га­рию за­во­дит не ав­тор, а дед Гри­ша­ка. Он же и яны­чар на­зы­ва­ет яны­чи­ра­ми. И как та­кую ав­тор­скую оп­лош­ность про­мор­га­ли ра­зоб­ла­чи­те­ли? Вы­ис­кал же в ро­ма­не упо­ми­нав­ший­ся уже Алек­сей Не­клю­дов та­кое вот «гру­бей­шее про­ти­во­ре­чие»: «Брак Ак­си­ньи и Сте­па­на Ас­та­хо­ва то на­зван без­дет­ным (гла­ва XX вто­рой ча­с­ти), то упо­ми­на­ет­ся ро­див­ший­ся в нём ре­бё­нок (гла­ва VII пер­вой ча­с­ти)». Вы­хо­дит, что кан­ди­дат тех­ни­че­с­ких на­ук и в во­про­сах ги­не­ко­ло­гии раз­би­ра­ет­ся, и в жен­ской ло­ги­ке. Ведь в XX гла­ве вто­рой ча­с­ти об осо­бен­но­с­ти бра­ка Ак­си­ньи и Сте­па­на го­во­рит не ав­тор, а са­ма Ак­си­нья: «С ним сколь­ко го­дов жи­ла – и ни­че­го!.. Сам по­ду­май... Я же не хво­рая ба­ба бы­ла… Ста­ло быть, от те­бя по­нес­ла, а ты...» И го­во­рит всё это она Гри­го­рию.

По­ми­мо по­доб­ных «про­ти­во­ре­чий» Алек­сей Не­клю­дов об­ви­ня­ет пи­са­те­ля сов­сем уж в дет­ском гре­хе – в не­пра­виль­ном по­ни­ма­нии тек­с­та, на­пи­сан­но­го по ста­рой ор­фо­гра­фии. Что тут ска­жешь? Раз­ве что на­пом­нишь: Ми­ша Шо­ло­хов око­ло трёх лет учил­ся в гим­на­зи­ях, ку­да при­ни­ма­ли де­тей, уже уме­ю­щих чи­тать. Ну а на вы­пад Зе­е­ва Бар-Сел­лы, на­звав­ше­го Шо­ло­хо­ва ма­ло­гра­мот­ным ху­то­ря­ни­ном, во­об­ще не сло­ва­ми на­до бы от­ве­чать...

Впро­чем, сам Шо­ло­хов из­на­чаль­но от­вёл по­доб­ные до­мыс­лы, на­пи­сав в 20 лет свои яр­кие «Дон­ские рас­ска­зы».

Пе­ре­ход от них к са­мой круп­ной про­за­и­че­с­кой фор­ме, ко­неч­но, да­вал­ся ему не про­сто. Сна­ча­ла ведь он со­би­рал­ся ра­бо­тать толь­ко над по­ве­с­тью о Под­тёл­ко­ве и Кри­во­ш­лы­ко­ве. По­том, осе­нью 1925 го­да всё же при­сту­пил к ро­ма­ну, где хо­тел по­ка­зать ка­за­че­ст­во в ре­во­лю­ции, на­чи­ная с ле­та 17-го.

Са­мую пер­вую гла­ву то­го из­на­чаль­но­го ва­ри­ан­та «Ти­хо­го До­на» око­ло двад­ца­ти лет то­му на­зад с по­да­чи Льва Ко­лод­но­го на­пе­ча­та­ла «Мос­ков­ская прав­да».

Там бу­ду­щий Гри­го­рий Ме­ле­хов ещё но­сит фа­ми­лию Ер­ма­ко­ва (сво­е­го глав­но­го про­то­ти­па), но спо­ры о вой­не и ми­ре уже идут во­всю сре­ди ка­за­ков. И уже ук­ра­си­лись про­за­и­че­с­кие стро­ки та­ки­ми пре­крас­ны­ми, по­эти­че­с­ки­ми об­ра­зам, как «зе­лё­ная не­про­лазь оль­ша­ни­ка» (она поз­же при­го­дит­ся для XV гла­вы чет­вёр­той ча­с­ти). Есть, од­на­ко, на стар­то­вых стра­ни­цах и пер­вая не­сты­ков­ка или про­сто опи­с­ка: ис­си­ня-фи­о­ле­то­вый сок еже­ви­ки в пре­де­лах од­но­го аб­за­ца вдруг пре­вра­ща­ет­ся в сок... зем­ля­ни­ки. Да, уже осе­нью 1925 го­да Шо­ло­хов-ху­дож­ник сло­ва на­мно­го обо­гнал в сво­ём раз­ви­тии Шо­ло­хо­ва-ре­дак­то­ра. И спу­с­тя год-два он боль­ше под­чи­нял­ся по­лё­ту вдох­но­ве­ния, чем рас­чё­ту и вы­вер­ке де­та­лей. В ито­ге он ока­зал­ся прав. При­хо­дит­ся чуть ли не по­жа­леть тех, кто бес­чув­ст­вен­ной ал­ге­б­рой пы­тал­ся сму­тить гар­мо­нию «Ти­хо­го До­на». Мощь эпо­пеи ни­ка­ким би­но­мам Нью­то­на не под­да­ёт­ся...

Для ме­ня же глав­ным до­ка­за­тель­ст­вом при­над­леж­но­с­ти ве­ли­ко­го про­из­ве­де­ния мо­е­му зем­ля­ку яв­ля­ет­ся его же «Под­ня­тая це­ли­на». Осо­бен­но ес­ли её брать с ис­ход­ным на­зва­ни­ем – «С по­том и кро­вью».

Не­дру­ги Шо­ло­хо­ва ча­ще все­го во­об­ще не вспо­ми­на­ют ро­ма­на о кол­лек­ти­ви­за­ции или ссы­ла­ют­ся на вы­ска­зы­ва­ние са­мо­го пи­са­те­ля о том, что «Под­ня­тая це­ли­на» ус­ту­па­ет «Ти­хо­му До­ну»...

А меж­ду про­чим, имен­но во вто­ром боль­шом про­из­ве­де­нии они мог­ли бы най­ти ре­аль­ную пе­ре­клич­ку с Фё­до­ром Крю­ко­вым. В его очер­ке «Но­вое», на­пе­ча­тан­ном в №№ 6, 7 жур­на­ла «Рус­ское бо­гат­ст­во» за 1917 год, один му­жик так от­зы­ва­ет­ся о тру­де ра­бо­чих: «От­бы­вай свои во­семь ча­сов, бе­ри тро­ст­ку в ру­ки да на про­хлад вы­хо­ди – про­ми­наж де­лай». Как тут не вспом­нить со­бра­ния жи­те­лей Гре­мя­че­го Ло­га, на ко­то­ром ка­зак Ах­ват­кин спо­рит с Се­мё­ном Да­вы­до­вым: «Ра­бо­та на­ша раз­ная, это не воз­ле стан­ка на за­во­де сто­ять. Там от­де­жу­рил во­семь ча­сов – и тро­ст­ку в зу­бы, по­шёл».

Впол­не до­пу­с­каю, что в ре­во­лю­ци­он­ные го­ды ло­зунг вось­ми­ча­со­во­го ра­бо­че­го дня был зна­ком мно­гим и имен­но в та­кой на­род­ной ин­тер­пре­та­ции (с тро­ст­кой) по­пал в ли­те­ра­ту­ру. При­чём ва­ри­ант Крю­ко­ва ка­жет­ся не­сколь­ко на­ду­ман­ным, а у Шо­ло­хо­ва он ла­ко­ни­чен и экс­прес­си­вен.

Мо­гу при­ве­с­ти ещё один при­мер сов­па­де­ния, но уже дру­го­го ро­да. На том же со­бра­нии один ху­то­ря­нин, при­ни­мая в прин­ци­пе идею кол­хо­за, всё-та­ки вы­дви­га­ет идею объ­е­ди­не­ния лю­дей при­мер­но рав­но­го до­стат­ка. И моя ма­ма, Ме­ла­нья Тро­фи­мов­на, рас­ска­зы­ва­ла, что в её ху­то­ре Кру­тов­ском, поч­ти при­мы­ка­ю­щем к Сла­щёв­ской, сна­ча­ла бы­ло ор­га­ни­зо­ва­но два кол­хо­за – бед­няц­кий и се­ред­няц­кий.

Ма­ма вме­с­те с ба­буш­кой Ев­фи­ми­ей Ан­то­ни­ев­ной Пе­т­ро­вой за­пи­са­лись, ко­неч­но, в бед­няц­кий. Мой дед – ка­зак Тро­фим Пе­т­ров – вер­нул­ся с Пер­вой ми­ро­вой тя­же­ло боль­ным и в 1918 го­ду умер. И ка­кое мог­ло быть хо­зяй­ст­во у вдо­вы с тре­мя до­черь­ми? Мо­ей ма­ме, стар­шей из них, лишь в 1930 го­ду ис­пол­ни­лось 16, а до то­го она не­сколь­ко лет про­ра­бо­та­ла за хар­чи нянь­кой в чу­жих се­мь­ях на со­сед­нем ху­то­ре...

В 20-е го­ды в рос­сий­ских сё­лах жи­ло, по­жа­луй, не­сколь­ко мил­ли­о­нов вдов. Для мно­гих из них лишь вступ­ле­ние в кол­хоз оз­на­ча­ло из­бав­ле­ние от ни­ще­ты.

Я ду­маю, что не­до­оцен­ка «Под­ня­той це­ли­ны» ча­с­тью кри­ти­ков свя­за­на преж­де все­го с не­га­тив­ным от­но­ше­ни­ем к са­мой кол­лек­ти­ви­за­ции и с за­вы­шен­ной оцен­кой так на­зы­ва­е­мых «креп­ких хо­зя­ев». А ведь та­кое по­ня­тие, как «ми­ро­еды», не боль­ше­ви­ки при­ду­ма­ли.

Да­же ес­ли счи­тать «Под­ня­тую це­ли­ну» сла­бее «Ти­хо­го До­на», на­до же оп­ре­де­лить­ся – на­сколь­ко ни­же. Мо­гу пред­ло­жить та­кое со­от­но­ше­ние: ес­ли «Ти­хим До­ном» Шо­ло­хов ус­та­но­вил ми­ро­вой ре­корд, то «Под­ня­тая це­ли­на» – ев­ро­пей­ское или да­же ев­ро­а­зий­ское до­сти­же­ние (ро­ман и в Ки­тае бра­ли на во­ору­же­ние!).

Од­на­ко су­ще­ст­ву­ет и та­кое мне­ние: ро­ма­ны рав­но­ве­ли­ки. Оно бы­ло за­яв­ле­но как раз в «Ли­те­ра­тур­ной Рос­сии», хо­тя и бо­лее двад­ца­ти лет то­му на­зад. В но­ме­ре еже­не­дель­ни­ка от 18 де­ка­б­ря 1987 го­да пи­са­тель Ана­то­лий Зна­мен­ский свою ста­тью об очень не­про­стом и зна­чи­тель­ном об­ра­зе де­да Щу­ка­ря на­чал с ут­верж­де­ния о том, что «Под­ня­тая це­ли­на» Ми­ха­и­ла Шо­ло­хо­ва, как и «Ти­хий Дон», бе­зус­лов­но, на­хо­дит­ся в ря­ду ше­де­в­ров ми­ро­вой ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры.

В этом мне­нии я с удо­воль­ст­ви­ем под­дер­жи­ваю сво­е­го са­мо­го близ­ко­го зем­ля­ка – Ана­то­лий Зна­мен­ский ро­дом из Сла­щёв­ской и воз­ра­с­тал в Под­тёл­ков­ском рай­о­не.

Юрий ПЕТРУНИН