Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №08. 26.02.2010

Четыре короля и фальшивый джокер

 

Иван ШЕПЕТА
Иван ШЕПЕТА

Так по­лу­чи­лось, что моя юность про­шла в об­ще­нии с клас­си­кой, вне ли­те­ра­тур­ной сре­ды. По­это­му и вы­гля­жу я, как по­зд­ний со­вре­мен­ник Се­ре­б­ря­но­го ве­ка, млад­ший то­ва­рищ ка­ко­го-ни­будь Баль­мон­та или Есе­ни­на, но ни­как не Брод­ско­го или Ев­ту­шен­ко.

Об­ще­ние с се­бе по­доб­ны­ми – вто­рое выс­шее об­ра­зо­ва­ние. По­лу­чить его в мо­ло­до­с­ти мне не уда­лось. То не­мно­гое, что бы­ло, по­мню, как «От­че наш».

 

Шла вто­рая по­ло­ви­на вось­ми­де­ся­тых, на­чи­на­ли вхо­дить в лек­си­кон гор­ба­чёв­ские сло­ва: «глас­ность, пе­ре­ст­рой­ка, ус­ко­ре­ние». Сло­во «де­мо­кра­тия» уже пи­са­ли вне ус­той­чи­вой свя­зи с эпи­те­том «за­пад­ная». Как и в пе­ри­од от­те­пе­ли, вновь про­бу­ди­лись об­ще­ст­вен­ные на­деж­ды на ис­це­ле­ние. Хо­тя, ес­ли быть че­ст­ным, не осо­бо ве­ри­лось в ус­пех за­те­ян­ных свер­ху пре­об­ра­зо­ва­ний, и в по­эзии тех лет не­зри­мо ви­тал дух Апо­ка­лип­си­са.

Мне толь­ко что стук­ну­ло 30. Я жил в глу­хом та­ёж­ном по­сёл­ке Вос­ток, что в се­ми­стах ки­ло­ме­т­рах пло­хой до­ро­ги от Вла­ди­во­с­то­ка. В са­мом цен­т­ре Си­хо­тэ-Али­ня. «До­ли­ной смер­ти» на­зы­ва­ли або­ри­ге­ны-оро­чи то ме­с­то, где сто­ял по­сё­лок. В до­ци­виль­ные вре­ме­на и лю­ди, и зве­ри при­хо­ди­ли сю­да уми­рать.

Внеш­не – чуд­ное ме­с­то! Пол­но­вод­ная гор­ная ре­ка, соп­ки с не­тро­ну­тым ре­лик­то­вым ле­сом, а по но­чам – без­дон­ное, усе­ян­ное звёз­да­ми юж­ное не­бо, ди­кие зве­ри, вре­мя от вре­ме­ни за­бре­да­ю­щие в по­сё­лок, – то оле­ни, то ти­г­ры, то мед­ве­ди. Пя­ти­этаж­ки, пять ты­сяч че­ло­век на­се­ле­ния, ас­фальт – и на сто км на за­пад и две­с­ти на вос­ток ни од­но­го на­се­лён­но­го пунк­та.

За­мк­ну­тое, ог­ра­ни­чен­ное кру­ты­ми соп­ка­ми про­ст­ран­ст­во до­во­дит лю­дей, стра­да­ю­щих кла­у­с­т­ро­фо­би­ей, до нерв­но­го сры­ва, ес­ли они жи­вут без­вы­е­зд­но бо­лее по­лу­го­да.

Мой сен­сор­ный го­лод на Вос­то­ке, ста­биль­ная се­мей­ная жизнь спо­соб­ст­во­ва­ли чте­нию. Я знал всех пе­ча­та­ю­щих­ся гра­фо­ма­нов то­го вре­ме­ни. Мои пол­ки ло­ми­лись от сти­хо­твор­ной ма­ку­ла­ту­ры, ску­па­е­мой в ме­ст­ном книж­ном ма­га­зи­не.

 

В те вре­ме­на и кра­е­вой центр был так же ма­ло­до­с­ту­пен для ме­ня, как и сто­ли­ца. Я ра­бо­тал школь­ным учи­те­лем и лишь на ка­ни­ку­лах мог се­бе поз­во­лить пу­те­ше­ст­вия. У ме­ня уже бы­ли сти­хи, за ко­то­рые мне и се­го­дня не стыд­но. Хо­те­лось пе­ча­тать­ся, и не­пре­мен­но – в Моск­ве. По­нят­но, что я хо­тел слиш­ком мно­го­го средь креп­чав­ше­го ма­раз­ма со­вет­ско­го офи­ци­о­за, но, как го­во­рит­ся, хо­теть не вред­но. На сво­ей тер­ри­то­рии я ни­где все­рьёз не от­вер­гал­ся. Ме­ня с пер­во­го ра­за взя­ли и в аль­ма­нах «Ли­те­ра­тур­ный Вла­ди­во­с­ток», и в един­ст­вен­ный «тол­стый жур­нал» «Даль­ний Вос­ток», и в Даль­не­во­с­точ­ном из­да­тель­ст­ве уже при­ня­ли пер­вую ру­ко­пись к из­да­нию. Ре­цен­зен­том был Илья Фа­ли­ков.

Сей­час не по­мню, как у ме­ня ока­зал­ся мос­ков­ский те­ле­фон Ильи Зи­но­вь­е­ви­ча, са­мо­го из­ве­ст­но­го из при­мор­ских по­этов, жив­ше­го в пя­ти ми­ну­тах ходь­бы от Крем­ля. У не­го уже бы­ло не­сколь­ко книг сти­хов и кой-ка­кая ли­те­ра­тур­ная из­ве­ст­ность. Я чув­ст­во­вал, что не­ко­то­рым об­ра­зом со­стою с ним в дру­же­с­ких от­но­ше­ни­ях, чи­тая его сти­хи с сем­над­ца­ти лет. Пле­вать, что сам ав­тор ни­че­го об этом не зна­ет. На пра­вах зем­ля­ка я по­зво­нил ему и по­про­сил о встре­че.

Встре­ча со­сто­я­лась на сту­пень­ках До­ма ли­те­ра­то­ров. По­мню, вах­тёр не­о­хот­но про­пу­с­тил ме­ня внутрь. Мо­ло­дость и здо­ро­вье там бы­ли на по­до­зре­нии. Лишь пле­ши­вые и се­до­вла­сые, бо­лез­нен­но ху­дые и туч­ные ал­ко­го­ли­ки мог­ли но­сить по­чёт­ное зва­ние ли­те­ра­то­ра. Я со сво­ей спор­тив­ной на­руж­но­с­тью тог­да ещё не был от­фор­ма­ти­ро­ван под су­ще­ст­во­вав­ший в До­ме ли­те­ра­то­ров стан­дарт и ло­вил на се­бе не­до­умён­ные взгля­ды. Фа­ли­ков по­кро­ви­тель­ст­во­вал и был сни­с­хо­ди­те­лен. Он сам в мо­ло­до­с­ти се­рь­ёз­но за­ни­мал­ся бок­сом и по­ни­мал, что ал­ко­голь, ро­ко­вые жен­щи­ны и по­жи­ра­ю­щее из­ну­т­ри тще­сла­вие, не­пре­мен­ные спут­ни­ки вся­ко­го по­эта, сде­ла­ют своё де­ло, и ско­ро, очень ско­ро я пе­ре­ста­ну вы­де­лять­ся на­руж­но­с­тью.

«Вды­хай воз­дух раз­вра­та!» – что-то по­доб­ное не­бреж­но бро­сил че­рез пле­чо Фа­ли­ков, ве­дя ме­ня в ме­ст­ную ре­с­то­ра­цию, су­ме­реч­ное тес­ное по­ме­ще­ние на не­сколь­ко сто­лов. Вре­мя бы­ло око­ло­обе­ден­ное, за­ве­де­ние толь­ко от­кры­лось, и мы бы­ли пер­вы­ми по­се­ти­те­ля­ми. Оче­вид­но, Фа­ли­ко­ву льстил мой не­под­дель­ный ин­те­рес к не­му, и в его гла­зах от­кро­вен­но пля­са­ли сме­ю­щи­е­ся чер­ти, но я так рад был при­об­щить­ся к жи­вой ли­те­ра­ту­ре, что это об­сто­я­тель­ст­во не ом­ра­ча­ло мо­е­го пра­зд­ни­ка. Мы раз­го­ва­ри­ва­ли о том о сём – ни­че­го су­ще­ст­вен­но­го. Че­рез не­сколь­ко ми­нут в ка­фе по­явил­ся Вя­че­слав Пуш­кин, ещё од­на ле­ген­да при­мор­ской по­эзии. Бес­при­мер­ный баб­ник в сво­ём вла­ди­во­с­ток­с­ком про­шлом, а ны­не по­кой­ник с двад­ца­ти­лет­ним ста­жем, он на­вер­ня­ка ещё жи­вёт в серд­цах мно­гих сво­их пре­ста­ре­лых по­клон­ниц.

С Вя­че­сла­вом Пуш­ки­ным у ме­ня бы­ла свя­за­на од­на за­бав­ная ис­то­рия. Уже бу­ду­чи сту­ден­том фи­ло­ло­ги­че­с­ко­го фа­куль­те­та Даль­не­во­с­точ­но­го уни­вер­си­те­та, я уз­нал, что в Моск­ве су­ще­ст­ву­ет Ли­те­ра­тур­ный ин­сти­тут и «за­бо­лел» же­ла­ни­ем по­сту­пить ту­да.

За­ру­чил­ся для хра­б­ро­с­ти дру­же­с­кой под­держ­кой млад­ше­го то­ва­ри­ща Алек­сан­д­ра Ко­ле­со­ва, бу­ду­ще­го ре­дак­то­ра аль­ма­на­ха «Ру­беж», тог­да стран­но­го лю­бо­пыт­ст­ву­ю­ще­го в ме­ст­ной ли­те­ра­ту­ре сту­ден­та от­де­ле­ния жур­на­ли­с­ти­ки. Он умо­по­мра­чи­тель­ное ко­ли­че­ст­во вре­ме­ни про­во­дил за чте­ни­ем сти­хов, и его че­мо­дан до­вер­ху был на­бит сти­хо­твор­ны­ми ра­ри­те­та­ми даль­не­во­с­точ­ных из­да­тельств.

Со стра­хом и лю­бо­пыт­ст­вом пер­во­про­ход­цев мы вхо­ди­ли в Се­рую Ло­шадь – так на­зы­ва­лось зда­ние, где на пер­вом эта­же рас­по­ла­гал­ся Со­юз пи­са­те­лей. Уз­кий ко­ри­дор, ком­на­тён­ка на­ле­во, би­ль­ярд пря­мо и на­пра­во гро­мад­ный зал со ста­ро­ре­жим­ны­ми по­тол­ка­ми. Длин­ный ши­ро­кий стол для ли­те­ра­тур­ных ри­с­та­лищ.

Се­к­ре­тар­ский стол сто­ял от­дель­но как сим­вол вла­с­ти.

Се­рая Ло­шадь и Со­юз пи­са­те­лей. Чув­ст­ву­е­те Во­лан­да?

Вя­че­сла­ву Пуш­ки­ну тог­да бы­ло трид­цать шесть лет, но он мне по­ка­зал­ся глу­бо­ким ста­ри­ком. Свет­ло-фи­о­ле­то­вая пе­чать вче­раш­них воз­ли­я­ний про­сту­па­ла в его ли­це.

На удив­ле­ние, он лег­ко со­гла­сил­ся на­пи­сать ре­цен­зию. Она бы­ла поч­ти по­ло­жи­тель­ной, и уж точ­но до­б­ро­же­ла­тель­ной. Хо­тя мои сти­хи бы­ли от­кро­вен­но чу­до­вищ­ны­ми, гра­фо­ман­ски­ми.

Это был пер­вый и по­след­ний ус­пех у Се­рой Ло­ша­ди. Сто­и­ло мне ок­реп­нуть, на­пи­сать пер­вые при­лич­ные сти­хи, и уже ни­ког­да этот бес­кры­лый Пе­гас не при­зна­вал ме­ня за сво­е­го. Всё пы­тал­ся ляг­нуть, то но­гой про­фес­со­ра ка­фе­д­ры ли­те­ра­ту­ры и кри­ти­ка по сов­ме­с­ти­тель­ст­ву Сер­гея Фи­лип­по­ви­ча Крив­шен­ко, то про­ле­тар­ским ко­пы­том по­эта Бо­ри­са Ла­пу­зи­на, ла­у­ре­а­та пре­мии ме­ст­но­го ком­со­мо­ла, ны­не по­чёт­но­го граж­да­ни­на го­ро­да и ла­у­ре­а­та пре­мии ме­ст­но­го ав­то­ри­те­та Юрия Ни­ко­ла­е­ва, опаль­но­го мэ­ра, сбе­жав­ше­го от пра­во­су­дия за гра­ни­цу.

Бо­рис Ла­пу­зин, все­рьёз счи­та­ю­щий се­бя луч­шим по­этом Даль­не­го Вос­то­ка – уни­кум. Его мож­но не па­ро­ди­ро­вать. Про­чёл на­зва­ние «То­пор», по­том – пер­вую строч­ку: «Мой пра­дед че­ст­но­с­тью был сла­вен» – и уже смеш­но, по­то­му что ас­со­ци­а­тив­но вспо­ми­на­ет­ся «дя­дя са­мых че­ст­ных пра­вил» – вы­ли­тый Ла­пу­зин с его двой­ной со­вет­ской мо­ра­лью. «То­пор» – сти­хо­тво­ре­ние о пред­ке, плот­ни­ке, ко­то­ро­го чуть ли не Ио­си­фом зва­ли. Про­чёл чуть ни­же: «Ког­да то­пор­ная ра­бо­та / Как юве­лир­ная бы­ла» – и ка­та­ешь­ся по по­лу от сме­ха. Или бал­ла­да «При­мор­ская ле­ген­да» про Фе­неч­ку-кра­са­ви­цу, ко­то­рая учи­ла гра­мо­те ме­ст­ных кре­с­ть­ян, вра­че­ва­ла их. Бе­лые зло­деи (оче­вид­но, се­мё­нов­цы, те же во­ору­жён­ные зем­ле­дель­цы-ка­за­ки, дру­гих в При­мо­рье не бы­ло) за­ру­би­ли Фе­неч­ку, при­чём без вся­ких на то ос­но­ва­ний. При­шли крас­ные мсти­те­ли и ру­би­ли бе­лых в ка­пу­с­ту за Фе­неч­ку-кра­са­ви­цу. Апо­фе­о­зен ко­нец бал­ла­ды: «Ле­те­ли ко­ни крас­ные / Под са­мым крас­ным зна­ме­нем»–  ну да, крас­нее и быть не мо­жет.

 

Уже сов­сем хо­ро­шие.

Сверх смыс­ла и грам­ма­ти­ки,

Ле­те­ли чу­до-ло­ша­ди,

Жи­вот­ные ро­ман­ти­ки...

 

От Ла­пу­зи­на у ме­ня ос­та­лась па­ра раз­гром­ных ре­цен­зий. Он слиш­ком близ­ко к серд­цу при­нял за­вет со­вет­ских про­фес­си­о­на­лов то­пить мо­ло­дых по­этов, как щен­ков, по­ка сле­пые. Глав­ное, что ста­ви­лось мне в ви­ну, – «не­про­яв­лен­ная граж­дан­ская по­зи­ция»: с кем я, «по ка­кую сто­ро­ну бар­ри­кад в смер­тель­ной схват­ке идей» и т.д. Та­лант­ли­вый че­ло­век (это я о се­бе с улыб­кой), уби­ва­ю­щий се­бя в шко­ле ра­ди все­об­ще­го свет­ло­го бу­ду­ще­го, ак­ти­вист в со­вет­ском ду­хе, был на по­до­зре­нии как дис­си­дент. Да, я не риф­мо­вал клятв пре­дан­но­с­ти ро­ди­не и на­ро­ду, как Ла­пу­зин. Мол­ча лю­бил со­вет­скую ро­ди­ну, жил в со­от­вет­ст­вии с ко­дек­сом стро­и­те­ля ком­му­низ­ма и был бес­по­ща­ден к се­бе, ког­да речь за­хо­ди­ла о ка­че­ст­ве сти­хов. Од­на­ко эс­те­ти­че­с­кая со­сто­я­тель­ность тек­с­тов не рас­сма­т­ри­ва­лась, да и бы­ло это, по мне­нию са­мо­про­воз­г­ла­шён­но­го мэ­т­ра, де­лом вто­ро­сте­пен­ным.

Не­ко­то­рые сти­хи, из раз­би­ра­е­мых лже­мэ­т­ром, поз­же бы­ли опуб­ли­ко­ва­ны в «Но­вом ми­ре», «Ли­те­ра­тур­ной учё­бе» и да­же в ви­т­рин­ном из­да­нии на ино­ст­ран­ных язы­ках «Со­вет­ская ли­те­ра­ту­ра». Вы­хо­дит, я был впол­не со­вет­ским по­этом, во­пре­ки мне­нию веч­но сто­я­ще­го на по­сту Бо­ри­са Ла­пу­зи­на.

 

Вя­че­слав Пуш­кин, за­мет­но сдав­ший с по­след­ней на­шей встре­чи в се­ре­ди­не се­ми­де­ся­тых, с пе­ча­тью близ­кой смер­ти на ли­це, не­дол­го в оди­но­че­ст­ве пил ко­фе. Вско­ре по­явил­ся Юрий Ка­шук. Лы­сый, ма­лень­кий, он чем-то на­по­ми­нал во­ро­бья и был так­же не­здо­ров, как и его со­брат по пе­ру. Но по-дру­го­му – его по­жи­рал из­ну­т­ри граж­дан­ский пла­мень де­я­те­ля. Они так и уш­ли из жиз­ни вме­с­те: Вя­че­слав – от ра­ка гор­ла, не­ре­а­ли­зо­вав­ший­ся и не­ми­ло­серд­но из­бав­лен­ный от не­об­хо­ди­мо­с­ти ска­зать не­что своё, ори­ги­наль­ное, и Юрий – от сер­деч­но­го при­сту­па на сту­пень­ках ме­ст­ной при­мор­ской ад­ми­ни­с­т­ра­ции. Тот веч­но был во­вле­чён в со­ци­аль­ную жизнь, в борь­бу, имел ку­чу граж­дан­ских ил­лю­зий, за что и был по­жа­ло­ван, как на­сто­я­щий со­ци­аль­ный по­эт, ран­ней смер­тью.

Ка­шук при­нёс све­жий но­мер «Ком­со­моль­ской прав­ды», где бы­ла опуб­ли­ко­ва­на ста­тья Иго­ря Лит­ви­нен­ко. Игорь за­ве­до­вал тог­да кри­ти­кой жур­на­ла «Даль­ний Вос­ток». Ста­тья на­зы­ва­лась «Ле­те­ла те­те­ря» и бы­ла по­свя­ще­на глав­но­му при­мор­ско­му гра­фо­ма­ну и сту­ка­чу Бо­ри­су Ла­пу­зи­ну. Она бы­ла раз­гром­ной. Зу­бо­дро­би­тель­ной. Я по­чув­ст­во­вал се­бя от­мщён­ным. По­хо­же, у нор­маль­ных со­вет­ских лю­дей по­яв­ля­лась воз­мож­ность жить не по лжи.

Чи­тая га­зе­ту, я ощу­щал се­бя в цен­т­ре ог­лу­ши­тель­но­го во­до­па­да жи­вых ли­те­ра­тур­ных со­бы­тий. Я и Фа­ли­ков. Я и Ка­шук. Я и Пуш­кин (пусть не тот, но зву­чит здо­ро­во!). Че­ты­ре ко­ро­ля и фаль­ши­вый джо­кер Ла­пу­зин, би­тый «Ком­со­мол­кой» на зе­лё­ном сук­не пи­тей­но­го за­ве­де­ния До­ма ли­те­ра­то­ров.

Ме­ня рас­пи­ра­ло от гор­до­с­ти, как сол­да­та-но­во­бран­ца, сва­лив­ше­го­ся с по­пол­не­ни­ем в окоп к на­сто­я­щим фрон­то­ви­кам.

Фа­ли­ков иро­ни­че­с­ки улы­бал­ся. Он был фа­та­лист. По­ни­мал, что от не­го ни­че­го не за­ви­сит.

Ка­шук оза­бо­чен­но хму­рил­ся, ему хо­те­лось сра­жать­ся эф­фек­тив­но. Он ве­рил в се­бя, в свою стра­ну, в граж­дан­ское об­ще­ст­во.

Пуш­кин вы­гля­дел ус­тав­шим и ра­зо­ча­ро­ван­ным. И в се­бе, и в жиз­ни, и в ли­те­ра­ту­ре как та­ко­вой.

«Пе­ре­мен! Мы тре­бу­ем пе­ре­мен!» – пел су­м­рач­ный Цой.

Мы ещё не зна­ли, чем за­кон­чит­ся го­ло­во­кру­жи­тель­ное, сво­бод­ное, де­мо­кра­ти­че­с­кое па­де­ние, ка­кие боль и стыд жда­ли нас впе­ре­ди.


Иван ШЕПЕТА,
г. ВЛАДИВОСТОК




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования