Архив : №08. 26.02.2010

Золотая стрела

 В юности я не интересовался стихами.

Что делает с Пушкиным школьное образование, всем известно. Телевизор утверждал, что настоящая поэзия – это Расул Гамзатов и Сергей Островой. Как-то мне, ученику маленькой поселковой школы, попалась рукописная тетрадка со стихами Сергея Есенина. От многократного переписывания они превратились в надрывную абракадабру. Иногда, конечно, я открывал какие-то журналы, но всякий раз лишь подтверждал уже сложившееся убеждение – стихи это скучно, это не для меня.

И вдруг мне во время техникумовской преддипломной практики попадается на глаза «Комсомольская правда», год приблизительно 1973, не подборка текстов, а статья, и там цитата: «Одинокий в столетье родном, я зову в собеседники время, …вот уж буря ломает деревья… Это он, это дух с небосклона. Утром вытащил я изо лба золотую стрелу Аполлона!» Это было, прошу прощения за примитивный каламбур, как удар в лоб. Я стою перед коровником по щиколотку в коровьем навозе, мне надо идти менять пускатель в автопоилке, а я лихорадочно ношусь взглядом по строчкам, ища имя автора. Раздражённый бригадир забрал у меня газету, чтобы вытереть свой шлямбур. Но имя этого аполлонова любимца я запомнил. Юрий Кузнецов.

 

Ра­зу­ме­ет­ся, стал рыть­ся в пе­ри­о­ди­ке. Вы­ис­ки­вал кру­пи­цы ин­фор­ма­ции. Об­щее ощу­ще­ние от тог­даш­ней кри­ти­ки по по­во­ду Куз­не­цо­ва: силь­ное раз­дра­же­ние и лёг­кая па­ни­ка. За­чем он пи­шет так? Что нам с этим де­лать?

Впер­вые жи­вь­ём уви­дел я Юрия Куз­не­цо­ва уже бу­ду­чи сту­ден­том Ли­те­ра­тур­но­го ин­сти­ту­та. Бы­ло ка­кое-то боль­шое по­эти­че­с­кое чте­ние у па­мят­ни­ка Пуш­ки­ну. Не по­мню, что за по­вод, и да­та, ко­неч­но, за­бы­лась. За­пом­ни­лась кар­тин­ка: тес­нит­ся у под­но­жья мо­ну­мен­та груп­па из­ве­ст­ных сти­хо­твор­цев. По од­но­му они под­хо­дят к ми­к­ро­фо­ну, что-то риф­му­ют вслух. А в сто­ро­не, пред­на­ме­рен­но от­дель­но, вы­сит­ся вы­со­кий, в про­стор­ном ко­с­тю­ме ши­ро­ко­ло­бый муж­чи­на, он да­же не смо­т­рит в сто­ро­ну кол­лег. Так им и на­до. Мне шеп­ну­ли – это Юрий Куз­не­цов! Кто там был в этой груп­пе «про­фес­си­о­на­лов», со­вер­шен­но не по­мню, ос­тал­ся в па­мя­ти толь­ко сто­яв­ший от­дель­но.

Лич­но мы по­зна­ко­ми­лись бла­го­да­ря мо­е­му хо­ро­ше­му то­ва­ри­щу Юре До­б­ро­с­ко­ки­ну. Это был че­ло­век, умев­ший дру­жить, «не стес­няв­ший­ся хо­ро­шо от­но­сить­ся к лю­дям». Он дей­ст­во­вал как сво­е­об­раз­ная ли­те­ра­тур­ная сва­ха, сво­дил нуж­дав­ших­ся друг в дру­ге. Юрий По­ли­кар­по­вич как раз в то ле­то 1982 го­да со­став­лял оче­ред­ной «День по­эзии». «Пой­дём к не­му», – ска­зал мне До­б­ро­с­ко­кин. Я упи­рал­ся. К ре­дак­то­ру до­мой?! Тут и в ре­дак­ци­он­ный ка­би­нет-то вхо­дишь как на за­ра­жён­ную тер­ри­то­рию. Что-то уни­зи­тель­ное мне ви­де­лось в этом пред­ло­же­нии се­бя. Но До­б­ро­с­ко­кин был упо­рен, а мне, ко­неч­но, очень хо­те­лось на­пе­ча­тать­ся, и я пре­одо­лел свою ес­те­ст­вен­ную стыд­ли­вость.

Для ме­ня это бы­ло поч­ти ан­тич­ное при­клю­че­ние.

На­чать с то­го, что за вре­мя это­го ви­зи­та я не ска­зал, ка­жет­ся, ни еди­но­го сло­ва. Ес­ли учесть, что и сам Юрий По­ли­кар­по­вич про­из­во­дил сло­ва с той же ско­ро­стью, что древ­ние егип­тя­не бло­ки для стро­и­тель­ст­ва пи­ра­мид, об­ще­ние на­ше не на­зо­вёшь ин­тен­сив­ным. Сла­ва Бо­гу, при­сут­ст­во­вал До­б­ро­с­ко­кин. Он бо­д­ро сы­пал сло­ва­ми, за­пол­няя все воз­ни­ка­ю­щие па­у­зы и смыс­ло­вые пу­с­то­ты.

Бы­ла се­ре­ди­на дня, и гос­те­при­им­ный Куз­не­цов ре­шил, что нас – он на­зы­вал нас «хлоп­ца­ми» – сле­ду­ет на­кор­мить обе­дом. Я ос­то­рож­но сел на ку­хон­ный та­бу­рет, гля­дя, как хо­зя­ин ста­вит ка­с­т­рю­лю на пли­ту. Ка­с­т­рю­ля бы­ла ог­ром­ная (у ме­ня та­кое впе­чат­ле­ние, что в жиз­ни Ю.Куз­не­цо­ва всё име­ло не­сколь­ко боль­ший раз­мер, чем у ос­таль­ных лю­дей), и из неё тор­ча­ла мощ­ная кость. Мне по­ка­за­лось, что она при­над­ле­жит су­ще­ст­ву из тех, что уже не во­дят­ся в при­ро­де. Пусть Ба­ти­ма ме­ня про­стит, на­до по­нять тог­даш­нее моё со­сто­я­ние. У ме­ня бы­ли слиш­ком боль­шие гла­за. Кста­ти, борщ ока­зал­ся очень вкус­ным.

Это по­се­ще­ние во­об­ще по­лу­чи­лось ка­ким-то бас­но­слов­ным. Чу­дес­ным бор­щом всё не за­кон­чи­лось.

По­сле обе­да мы от­пра­ви­лись в ка­би­нет. Сте­на книг. На жур­наль­ном сто­ли­ке пе­ред ди­ва­ном рас­кры­тый том Па­с­ка­ля-Ла­б­рюй­е­ра из «БВЛ». Уб­рав его, Куз­не­цов взял сто­поч­ку мо­их сти­хо­тво­ре­ний и по­ло­жил пе­ред со­бой. Я ос­то­рож­но ус­т­ро­ил­ся в крес­ле. До­б­ро­с­ко­кин де­лал вид, что изу­ча­ет биб­ли­о­те­ку.

Куз­не­цов стал чи­тать.

Мед­лен­но, мол­ча, как-то окон­ча­тель­но. Про­чи­тав сти­хо­тво­ре­ние, он клал его на­пра­во от стоп­ки или на­ле­во. На­всег­да оп­ре­де­ляя его ме­с­то. Под­хо­дит, не под­хо­дит. Поч­ти все лег­ли на­пра­во, и толь­ко штуч­ки три на­ле­во. Но всё рав­но, я ус­по­ко­ил­ся. Хоть не­сколь­ко, но от­бе­рёт. Уже не по­зор. Обед был по­тра­чен на ме­ня не зря.

На­сто­я­щим чу­дом ока­за­лось то, что Куз­не­цов взял всё, что по­ло­жил на­пра­во. Де­ся­ток сти­хо­тво­ре­ний. С ума сой­ти! Я пре­бы­вал в со­сто­я­нии при­ят­ной рас­те­рян­но­с­ти.

По­том, ког­да пи­ли вод­ку, Юрий По­ли­кар­по­вич ска­зал за­пом­нив­шу­ю­ся фра­зу:

– Ты про­пу­с­ка­ешь всё сквозь се­бя, а я ищу над­лич­но­ст­ный сти­ле­вой по­ток.

До сих пор не знаю, по­хва­лил он ме­ня тог­да или по­ста­вил на ме­с­то.

Кста­ти об ал­ко­го­ле. Есть та­кая пье­са – «Бе­се­ду­ю­щие с Со­кра­том», по­явил­ся и це­лый жанр в ме­му­а­ри­с­ти­ке – «Вы­пи­ва­ю­щие с Куз­не­цо­вым». Не мо­гу ска­зать, что мне ча­с­то при­хо­ди­лось ока­зы­вать­ся в за­сто­ль­ях с Юри­ем По­ли­кар­по­ви­чем, и, в об­щем, не мне бы на эту те­му рас­суж­дать, но всё же од­но со­об­ра­же­ние вы­ска­жу. Очень ча­с­то он пил, по­то­му что с ока­зав­ши­ми­ся ря­дом людь­ми про­сто не о чем бы­ло го­во­рить. По­мню, бы­ва­ло, ка­кой-ни­будь Пуп­кин или Тють­кин за­тя­нет па­фос­ную ре­чу­гу про «на­зна­че­ние по­эта», Куз­не­цов мор­щит­ся и ма­шет ши­ро­кой, ус­та­лой дла­нью – на­ли­вай!

Как у вся­ко­го та­лант­ли­во­го че­ло­ве­ка, в по­ве­де­нии у не­го бы­ло не­ма­ло стран­но­с­тей.

Од­на из са­мых рас­про­ст­ра­нён­ных: вдруг пе­ре­стать здо­ро­вать­ся. По­за­вче­ра ещё жал ру­ку и от­ве­чал дру­же­люб­но ух­мыл­кой на при­вет­ст­вие, а те­перь вот про­хо­дит «не по­вер­нув го­ло­вы ка­чан». В нём как бы вклю­чал­ся ре­жим «при­жиз­нен­но­го па­мят­ни­ка». Мно­гие на не­го за это оби­жа­лись. Ме­ня это ско­рей за­бав­ля­ло, по­то­му что в этих фи­гу­рах по­ве­де­ния не чув­ст­во­ва­лось ни­ка­ко­го спе­ци­аль­но­го же­ла­ния оби­деть. Это был ре­зуль­тат де­я­тель­но­с­ти его вну­т­рен­не­го ко­с­мо­са. Ок­ру­жа­ю­щие лю­ди вос­при­ни­ма­лись им как дви­жу­щи­е­ся во­круг не­го объ­ек­ты, ко­то­рые не­из­беж­но вре­мя от вре­ме­ни по­па­да­ют в по­ло­су за­тме­ния, и их ему про­сто в этот мо­мент не вид­но.

А по­том вдруг опять сол­ныш­ко вы­гля­ну­ло, и он сно­ва к те­бе со всем сво­им сво­е­обыч­ным ра­ду­ши­ем.

Бы­ли у не­го стран­но­с­ти и дру­го­го ро­да. Не вы­но­сил саль­но­с­тей, по­ш­ло­с­тей, ска­б­рёз­но­с­тей в ад­рес жен­щин, не слы­шал я от не­го ни од­но­го гряз­но­го анек­до­та, хо­тя, как из­ве­ст­но, анек­до­ты он од­но вре­мя соб­ст­вен­но­руч­но за­риф­мо­вы­вал, да и, что на­зы­ва­ет­ся, фе­ми­ни­с­том этот це­ло­му­д­рен­ный ги­гант не был.

Или вот, на­при­мер: се­ре­ди­на 90-х, про­кор­мить­ся ли­те­ра­то­ру труд­но, Юрий По­ли­кар­по­вич Куз­не­цов идёт ра­бо­тать ря­до­вым ре­дак­то­ром в из­да­тель­ст­во «Со­вре­мен­ный пи­са­тель». И ему вы­па­дет ре­дак­ту­ра трёх­том­ни­ка Афа­на­сь­е­ва «По­эти­че­с­кие воз­зре­ния сла­вян на при­ро­ду». Стро­го го­во­ря, что там ре­дак­ти­ро­вать? Про­стое вос­про­из­ве­де­ние из­да­ния 19 ве­ка, толь­ко пра­во­пи­са­ние, ес­те­ст­вен­но, из­ме­не­но. Ра­бо­та для кор­рек­то­ра. Так бы ре­шил лю­бой мел­кий ли­те­ра­то­риш­ка и с лёг­ким серд­цем увиль­нул от ра­бо­ты. Юрий Куз­не­цов всё «про­пу­с­тил сквозь се­бя», вы­си­дел каж­дую бук­ву. Это мне с не­ко­то­рым не­до­уме­ни­ем, но с не­со­мнен­ным ува­же­ни­ем рас­ска­зы­ва­ли его тог­даш­ние со­слу­жив­цы. Я не уди­вил­ся. Куз­не­цов не мог се­бе поз­во­лить сде­лать ра­бо­ту спу­с­тя ру­ка­ва, это бы­ло про­сто ни­же его до­сто­ин­ст­ва. «Ни­ког­да не хал­ту­рил ду­шой, – как за­ме­тил один из его зна­ко­мых, – да и во­об­ще не хал­ту­рил».

Ма­ло ко­му при­хо­ди­лось ви­деть Юрия Куз­не­цо­ва без­за­бот­но сме­ю­щим­ся, хо­тя и та­кое слу­ча­лось. От­но­ше­ния с юмо­ром у не­го бы­ли слож­ные и ин­те­рес­ные. Он пы­тал­ся ра­зо­брать­ся в про­бле­ме ко­ми­че­с­ко­го, на свой ма­нер, ко­неч­но. Мож­но упо­мя­нуть всё те же риф­мо­ван­ные анек­до­ты. Опыт, на мой взгляд, это был ско­рее не­удач­ный, но для че­го-то он его по­ста­вил. Од­наж­ды он в за­сто­лье рас­ска­зал ис­то­рию, пре­тен­ду­ю­щую на зва­ние смеш­ной, ни­кто не рас­сме­ял­ся. Юрий По­ли­кар­по­вич до­б­ро­душ­но мах­нул на со­бе­сед­ни­ков ру­кой: «У вас нет чув­ст­ва мо­е­го юмо­ра».

В дру­гой раз я об­мол­вил­ся, что пи­шу ста­тью под ус­лов­ным на­зва­ни­ем «Юмор Льва Тол­сто­го». Обыч­но ли­те­ра­тур­ные со­бе­сед­ни­ки по­жи­ма­ли пле­ча­ми, мол, не очень удач­ная шут­ка. А Куз­не­цов жи­во за­ин­те­ре­со­вал­ся. И по­том па­ру раз пе­ре­спра­ши­вал – где ста­тья? В про­цес­се этой ра­бо­ты я по­нял, что куз­не­цов­ский юмор срод­ни тол­сто­вско­му. В их кар­ти­не ми­ра он, ко­неч­но же, при­сут­ст­ву­ет, но рас­по­ло­жен не в том ме­с­те, где у боль­шин­ст­ва дру­гих пи­са­те­лей. Он у них (у Ю.К. и Л.Т.) не для то­го, что­бы сме­шить, не на осо­бом сче­ту, он пре­бы­ва­ет на об­щих пра­вах с дру­ги­ми эле­мен­та­ми дей­ст­ви­тель­но­с­ти. Юмо­ру они не по­ру­ча­ют роль «кон­фе­ран­сье при­ро­ды». По­мню, как Юрий По­ли­кар­по­вич ска­зал по по­во­ду Бе­ло­веж­ско­го сго­во­ра, про­ци­ти­ро­вав Сал­ты­ко­ва-Ще­д­ри­на: «В древ­нем Ри­ме бун­то­ва­ла чернь, а у нас бун­ту­ет на­чаль­ст­во». По-мо­е­му, очень ос­т­ро­ум­но, но при этом со­вер­шен­но не до сме­ха.

Всё ли мне по ду­ше в твор­че­ст­ве Куз­не­цо­ва? Нет, ко­неч­но. «От­дай­те Гам­ле­та сла­вя­нам!» ге­ни­аль­ное сти­хо­тво­ре­ние, но в це­лом по­пыт­ка кон­ст­ру­и­ро­ва­ния сла­вян­ской Вал­гал­лы мне ка­жет­ся не­убе­ди­тель­ной. И его хо­дя­чие мерт­вя­ки иной раз сму­ща­ют.

Те­перь, что­бы за­круг­лить те­му, вер­нусь к то­му, с че­го на­чал. По­эт вы­та­щил зо­ло­тую стре­лу Бо­га по­эзии изо лба. Та­кие лю­ди, как Куз­не­цов, сло­ва про­сто так не раз­бра­сы­ва­ют. Лоб, го­ло­ва, он сам обо­зна­чил своё глав­ное. Как ска­за­но у Су­ма­ро­ко­ва: «в сем де­ле при­ме­не­но из­ряд­но го­ло­вы». По­эзия Куз­не­цо­ва по­ми­мо все­го про­че­го и ум­на, и ум­ст­вен­на. «Серд­це долж­но ужас­нуть­ся то­му, что я спо­со­бен по­мыс­лить», на­пи­сал один не­мец в 18 ве­ке, и на­пи­сал, как мне ка­жет­ся имен­но про Юрия По­ли­кар­по­ви­ча Куз­не­цо­ва.

Михаил ПОПОВ