Архив : №11. 19.03.2010

Пластмассовая война

 С Игорем Корниенко я познакомился на семинаре в Липках. Он живёт в Ангарске, пишет, насколько я понял, не только рассказы, но и драматургию. Те его рассказы, которые мне довелось прочитать, тоже, если так можно выразиться, драматургичны. В рассказах Игоря нет «лирики», его мало интересуют пейзажи, все эти «пятна света на траве под деревьями», его занимают конфликты, столкновения характеров; он, в общем-то, безжалостен к своим персонажам, хотя и не злоупотребляет своей авторской властью. Я не встречал у него чернухи ради чернухи. Мне нравятся его рассказы. С интересом буду ждать – что он ещё напишет в будущем.

 

Михаил ПОПОВ

---

 

У каж­до­го своя.

 

«Где мой язык? Он ос­тал­ся там», – пер­вое, что на­пи­сал сын. По­том: «Ос­тавь ме­ня в по­кое». И на­ко­нец, я про­чи­та­ла на смя­том блок­нот­ном ли­с­те: «Ку­пи два иг­ру­шеч­ных ру­жья, пласт­мас­со­вые пу­ли – па­ру ко­ро­бок, де­сять гра­нат для на­ча­ла».

 

С мол­ча­ни­ем стал­ки­ва­лась всю­ду, ку­да ни об­ра­ща­лась – ни во­ен­ком мне не дал яс­но­го объ­яс­не­ния, что с сы­ном, ни друг Ген­на­дий, с ко­то­рым они уе­ха­ли слу­жить в Чеч­ню... Ви­та­лик был два ме­ся­ца в пле­ну, кто-то го­во­рил «в тюрь­ме», «по­пал под об­ст­рел», боль­шин­ст­во в от­вет хра­нит мол­ча­ние. Боль­шин­ст­ву все­гда есть что скры­вать, по­то­му как не пра­во...

Ку­да толь­ко пись­ма не пи­са­ла – ти­ши­на. Ни­ко­му ни­че­го не на­до. Ни­кто ни­че­го не зна­ет.

– Жив-здо­ров ваш сын – и лад­но, это­му и ра­дуй­тесь, – от­ве­ча­ют.

А по­че­му не го­во­рит?..

– Пост­трав­ма­ти­че­с­кое это у не­го, от шо­ка, прой­дёт, – из на­шей по­сел­ко­вой боль­ни­цы ле­ча­щий с дет­ст­ва Ви­та­лю врач объ­яс­ни­ла, – в го­ря­чих точ­ках че­го толь­ко не бы­ва­ет. Та­ко­го на­смо­т­рят­ся. На­пе­ре­жи­ва­ют­ся. Мно­гие от­ту­да с син­д­ро­мом при­ез­жа­ют. Хо­ро­шо, не ка­ле­ка и не в пси­хуш­ку...

Ус­по­ко­и­ла...

Со­сед­ский па­ре­нёк, де­вя­ти­класс­ник, ос­та­вал­ся с сы­ном, ког­да ухо­ди­ла на ра­бо­ту, он и ку­пил Ви­та­ли­ку всё, что тот по­про­сил.

– Он на­пи­сал, что хо­чет ещё и штык-нож, тё­тя Га­ля, – ска­зал мне Же­ня, – а луч­ше спе­ци­аль­ные на­бо­ры.

– На­бо­ры?

– Про­да­ют­ся, – го­во­рит, – сей­час ка­ких толь­ко нет, чем до­ро­же, тем луч­ше, ко­неч­но. На­во­ро­чен­нее. Есть и для сол­дат, и ше­ри­фы есть там, в об­щем, ку­ча. С оп­ти­че­с­ким при­це­лом най­ти мож­но, с на­руч­ни­ка­ми, с при­бо­ром ноч­но­го ви­де­ния, в ком­плек­те фор­ма да­же есть...

Всё это удо­воль­ст­вие обо­шлось мне в че­ты­ре ты­ся­чи руб­лей.

Страш­но бы­ло пер­вые дни по­сле воз­вра­ще­ния сы­на. Он выл по но­чам, хри­пел, сто­нал, пла­кал...

По­рой мне ка­за­лось, что я раз­ли­ча­ла во всей этой жу­ти сло­ва. В од­ну из бес­сон­ных но­чей я ра­зо­бра­ла сло­во «ма­ма». Мо­жет, я хо­те­ла его ус­лы­шать? Про­ре­ве­ла всю ночь. Ви­та­лик не ус­по­ко­ил­ся ни на ми­ну­ту. А по­дой­ди я к не­му – ры­чит, ру­ка­ми и но­га­ми от­бры­ки­ва­ет­ся: «не под­хо­ди», «уби­рай­ся», «не смо­т­ри»... За­кры­ваю ли­цо ру­ка­ми – и ры­дать на кух­ню или в ван­ную.

Ви­та­ля бо­ит­ся сол­неч­но­го све­та, дня, ра­дио и те­ле­ви­зо­ра. Пе­ре­дви­га­ет­ся шаж­ка­ми, дер­жась за сте­ны, толь­ко по квар­ти­ре с за­на­ве­шен­ны­ми ок­на­ми. Бо­ит­ся сиг­на­лов ма­шин и кри­ков со дво­ра.

Ку­пи­ла ему спе­ци­аль­ные там­по­ны для ушей – бе­ру­ши.

Ча­са­ми мо­жет си­деть на сво­ём ра­зо­бран­ном ди­ва­не и смо­т­реть в угол по­тол­ка. По­след­ний раз, ког­да я слы­ша­ла его смех, ви­де­ла, как мой сын улы­ба­ет­ся, боль­ше двух лет на­зад, до при­зы­ва... До Чеч­ни.

«По­че­му все­гда день?» – на­пи­сал.

От­ве­чаю:

– Ну по­че­му, сы­нок, день? Всё, как и рань­ше.

И оши­ба­юсь. Не всё как рань­ше. Дав­но уже всё по-дру­го­му.

«Всё че­рез жо­пу и кровь. По-зве­ри­но­му. При­вы­кай, ма­ма, это за­кон джун­г­лей, по­ра уже. Не ты – так те­бя».

Не­воз­мож­но чи­тать его за­пи­си, он пи­шет в блок­но­те, и ча­с­то его мыс­ли-фра­зы чу­до­вищ­ны. Это кни­га бо­ли, кни­га жу­ти, чер­ни и уни­же­ния:

«Не стой – стре­ляй!»

«Вы по­имей­те ме­ня, и тог­да я вы­пью ва­ши гла­за, съем ва­ши язы­ки и вме­с­то кро­ви пу­щу в вас ва­ше же дерь­мо. Бу­де­те жрать его спол­на, и ва­ши жен­щи­ны бу­дут смо­т­реть, по­том я по­имею каж­дую и на­пол­ню спер­ва... (не­раз­бор­чи­во)».

«Ка­пи­тан был не­прав, вы­держ­ка не са­мое глав­ное. Вы­прав­ка тем бо­лее. Бро­не­тран­с­пор­тё­ры не го­во­рят, они по­ют – это ле­бе­ди­ная пес­ня ба­ра­на на бой­не».

«Бо­юсь спать и ви­деть сны. Сно­ва и сно­ва при­хо­дят они и го­во­рят, на не­рус­ском го­во­рят, го­во­рят сквозь ре­шёт­ку и солн­це, и пыль, сквозь крик и ав­то­мат­ную оче­редь. Будь про­клят де­душ­ка Ка­лаш­ни­ков».

«Ут­ром, при све­те, уми­рать труд­ней, ви­дел, Па­ша Та­ра­нов, про­ти­во­пе­хот­ная ми­на, грудь как у сне­ги­ря. Но­чью лег­че – тьма ря­дом».

«Под Ша­ли это бы­ло, во взво­де сбо­ра и эва­ку­а­ции ра­не­ных, сле­ва рва­нул фу­гас. По­гас. Се­рё­ге ото­рва­ло обе но­ги, луч­ше бы мне, его при­ст­ре­ли­ли, ме­ня за­бра­ли. За­бра­ли. За­бра­ли. За­бра­ли...»

Чи­та­ла его за­пи­с­ки, не все, те, что да­вал или вы­ро­нил, ис­ка­ла в них от­ве­ты на мои во­про­сы. Что про­изо­ш­ло там? По­че­му вме­с­то слов – хрип и плач? Хо­чу ус­лы­шать го­лос сы­на. Слы­шишь, Гос­по­ди?! Хо­чу!

 

Же­ня по­про­сил ещё де­нег:

– Ви­та­ли­ку ну­жен би­нокль.

– Ко­неч­но. А за­чем?

– Для Чеч­ни, – шеп­нул маль­чик.

Схва­ти­лась за серд­це:

– Да как же?..

– Ви­та­лик на­пи­сал. Это бу­дет важ­ная опе­ра­ция. Ре­ша­ю­щая. Во как.

– Но...

– Вой­на вой­не рознь, тё­тя Га­ля.

– Это то­же Ви­таль?..

– Ага, – кив­нул маль­чик, – мы его вы­ра­же­ния с па­ца­на­ми во дво­ре на­и­зусть за­учи­ва­ем. Смо­т­ри вра­гу в ли­цо, ког­да его уби­ва­ешь, и уви­дишь тот свет. Во.

Смо­т­рю, слу­шаю и слов­но не здесь, не на кух­не, как с дру­го­го ми­ра, по­ту­с­то­рон­не­го... Смо­т­рю, слу­шаю, а го­лу­бо­гла­зый маль­чу­ган улы­ба­ет­ся, и эти не­вин­ные ямоч­ки на ще­ках, этот ан­гель­ский взгляд, тон­кие, поч­ти де­ви­чьи паль­чи­ки... До­бав­ля­ет:

– На этот раз мы по­бе­дим, точ­но, обе­ща­ем. Всех унич­то­жим.

И впри­прыж­ку к две­ри. Обо­ра­чи­ва­юсь. Ви­та­лик сто­ит всё в той же пи­жам­ной ру­баш­ке и спор­тив­ном три­ко в про­ёме сво­ей ком­на­ты и что-то бы­с­т­ро за­пи­сы­ва­ет в блок­нот.

– Сы­на, не на­до бо­сым, – вы­дав­ли­ваю из се­бя и, что­бы не рас­пла­кать­ся, ка­ш­ляю в ла­донь. Про­гла­ты­ваю слё­зы.

Ему не нра­вит­ся, ни­ког­да не нра­ви­лось, ког­да я пе­ред ним пла­чу.

Вы­рвал из блок­но­та лист, про­тя­нул.

«Это бу­дет на­ша Чеч­ня. У каж­до­го своя. Так на­до».

По­бо­я­лась воз­ра­зить. Спря­та­ла лист в кар­ман ха­ла­та.

– Раз в ты­ся­чу лет и пал­ка, сы­нок, стре­ля­ет.

На­ка­ря­бал сно­ва что-то, по­ка­зал.

«А уж пласт­мас­со­вые ру­жья тем бо­лее».

От­ст­ра­ни­лась. Ис­пуг скрыть не уда­лось. Ви­та­лик схва­тил ме­ня за ру­ку и при­тя­нул к се­бе. Смо­т­рел мне в гла­за, не мор­гая. Я ска­за­ла:

– Вой­на за­кон­чи­лась, сы­нок. Ни к че­му те­бе это. Эта... Эта пласт­мас­са...

От­толк­нул. Силь­но от­толк­нул.

«Вой­на ни­ког­да не за­кон­чит­ся, по­ка бу­дут жи­вы вра­ги».

– У нас нет вра­гов, Ви­та­лик, – взмо­ли­лась.

«Они по­всю­ду, глав­ное во­вре­мя раз­гля­деть».

 

На сле­ду­ю­щий день:

«По­гладь фор­му».

По­гла­ди­ла.

«Ос­тавь нас с сол­да­та­ми с ча­су до трёх».

– С ка­ки­ми сол­да­та­ми, Ви­та­лий?

«Ис­пол­няй при­каз».

– Я те­бе не сол­дат, – при­крик­ну­ла и тут же по­жа­ле­ла, – кто-то к те­бе при­дёт? Ген­на­дий?..

«По­шёл твой Ген­на­дий. Сол­да­ты, го­во­рю же».

Боль­ше ни­че­го не ста­ла спра­ши­вать. Око­ло ча­са Ви­та­лий стал на­де­вать свою фор­му, не­ук­лю­же за­со­вы­вая но­ги в га­чи.

– Те­бе, мо­жет, по­мочь?

Яро­ст­но за­мо­тал го­ло­вой.

Уш­ла. Вы­шла из подъ­ез­да, на­тк­ну­лась на Же­ню и ещё тро­их ре­бят со дво­ра.

– Вы к Ви­та­лию? – спро­си­ла.

Маль­чиш­ки пе­ре­гля­ну­лись.

– Это се­к­рет­ная опе­ра­ция, тё­тя Га­ля, – от­ве­тил Же­ня, – Ви­та­лик не раз­ре­шил ни­ко­му про неё рас­ска­зы­вать.

– А, ну по­нят­но. Толь­ко не за­иг­рай­тесь. Иг­ры в вой­ну до до­б­ра не до­ве­дут.

– Мы не со­би­ра­ем­ся иг­рать­ся, – ска­зал бе­ло­бры­сый юнец, – мы учим­ся, как это де­лать. Во­е­вать.

– Уби­вать, – под­дер­жал дру­га лы­сый и от­вер­нул­ся, – сей­час ещё па­ца­ны долж­ны по­дой­ти.

– Ох уж, и нет чем дру­гим ув­лечь­ся, взрос­лые вро­де ре­бя­та.

– Вот по­это­му и учим­ся, – от­ве­тил Же­ня, – Ви­та­лий нас на­учит, а мы...

– Про­дол­жим, – за­кон­чил бе­ло­бры­сый.

– Это уж точ­но, – лы­сый.

– Про­дол­жим?..

– Из­ви­ни­те, тё­тя Га­ля, но Ви­та­лий...

– Да, да, по­ни­маю – во­ен­ная тай­на.

– Вот имен­но, – по­дал го­лос всё это вре­мя мол­чав­ший ма­лец в ке­пи, – иди­те, ку­да шли, а то по­хо­жи на шпи­о­на.

То­го гля­ди за­ло­жи­те нас ко­му-ни­будь.

Не на­шла слов. К «квар­те­ту» при­бли­жа­лось ещё че­ло­век пять та­ких же маль­чи­шек, я по­спе­ши­ла уй­ти. Мне бы­ло страш­но. Бы­ло жут­ко не по се­бе, слов­но столк­ну­лась с чем-то ужас­ным, не­нор­маль­ным. Не­здо­ро­вым...

 

Пись­ма пе­ре­ста­ли при­хо­дить, ког­да Ви­та­лия пе­ре­ве­ли че­рез пол­го­да по­сле при­зы­ва под Ша­ли, в ме­ди­цин­скую ро­ту са­нин­ст­рук­то­ром. Он на­пи­сал в по­след­нем пись­ме, что уже у не­го двад­цать бо­е­вых эва­ку­а­ций, что он с по­ля боя де­ся­те­рых са­пё­ров ра­не­ных вы­нес. А по­том про­пал на два го­да.

Из гос­пи­та­ля в Моз­до­ке при­шла за­пи­с­ка, что сын жив, пе­ре­во­дит­ся в гос­пи­таль под Рос­то­вом-на-До­ну, от­ту­да... до­мой, это бы­ло пол­го­да на­зад.

И на­ча­лось – мол­ча­ние. Бес­ко­неч­ное...

По­рой ка­за­лось, я са­ма ра­зу­чи­лась го­во­рить. Не с кем. Не о чем. За­чем?..

Со­се­дям го­во­ри­ла:

– Ви­та­лий был в пле­ну.

Со­се­ди жа­ле­ли, мол­ча­ли...

 

Мол­ча во­шла в квар­ти­ру. Три ча­са хо­ди­ла по ма­га­зи­нам, без­раз­лич­но раз­гля­ды­вая цен­ни­ки. Всё до­ро­жа­ло. Жизнь до­ро­жа­ла.

На по­лу у две­ри за­ме­ти­ла крас­но­ва­то-ко­рич­не­вый раз­ма­зан­ный след, кровь. Серд­це коль­ну­ло:

– Ви­та­ля, – поз­ва­ла, – род­ной.

За­гля­ну­ла к не­му в ком­на­ту. Сын си­дел на ди­ва­не в фор­ме с иг­ру­шеч­ным «Ка­лаш­ни­ко­вым» на ко­ле­нях и смо­т­рел в угол. Ко­с­тяш­ки на пра­вой ру­ке бы­ли обо­д­ра­ны и кро­во­то­чи­ли.

– У те­бя кровь.

Ноль ре­ак­ции.

– Ви­та­лий, что здесь про­изо­ш­ло? В ко­ри­до­ре кровь... И у те­бя... Ви­та­лий?..

По­до­шла, тро­ну­ла за пле­чо. Ви­та­лий вско­чил и на­пра­вил на ме­ня пласт­мас­со­вое ду­ло ав­то­ма­та.

– Сы­нок?!

В его гла­зах не бы­ло ни кап­ли от че­ло­ве­ка, от мо­е­го сы­на. Но­з­д­ри взду­лись. Рот скри­вил ос­кал. Жи­лы на шее на­пряг­лись. Его тряс­ло. Струй­ки по­та про­чер­ти­ли штрих-пунк­тир­ные ли­нии по ще­кам.

– Сы­нок?!

Не ве­ри­ла гла­зам, хоть и зна­ла, что это иг­руш­ка и стре­ля­ет ша­ри­ка­ми из пласт­мас­сы, но чёр­ное ду­ло, на­прав­лен­ное в жи­вот... И па­лец сы­на на кур­ке... Как я не по­те­ря­ла со­зна­ние?.. Я смо­т­ре­ла в гла­за сы­на и, как он, ста­ра­лась не мор­гать. Глав­ное не за­пла­кать, твер­ди­ла про се­бя, слё­зы мо­гут убить.

– Сы­нок?!

Ви­та­лий морг­нул и опу­с­тил ав­то­мат.

Ещё не­мно­го по­сто­я­ли, гля­дя друг на дру­га. Мол­ча.

– Пой­дём, пе­ре­вя­жу те­бе ру­ку.

На­ко­нец по­зво­нил Ни­ко­лай – отец Ви­та­ли­ка по­обе­щал зай­ти к се­ми. Мы в не­о­фи­ци­аль­ном раз­во­де уже поч­ти де­сять лет. У не­го дру­гая се­мья, у ме­ня – сын...

Ска­за­ла Ви­та­ли­ку. Он на­пи­сал:

«Пусть при­хо­дит, у ме­ня для не­го па­тро­ны най­дут­ся».

– Ви­таль, – по­ло­жи­ла ру­ку ему на го­ло­ву, ду­ма­ла, убе­рёт, нет, – столь­ко лет не ви­де­лись... Отец всё-та­ки... Ну, не сло­жи­лось у нас с ним...

«Пре­да­те­лям – рас­ст­рел».

– Ну, ра­ди ме­ня. По­си­дим, чаю по­пьём...

Он на­пи­сал: «Вод­ки».

 

Ру­ку от­цу Ви­та­лий не по­жал.

Вы­шел к сто­лу в фор­ме и всё с тем же «Ка­лаш­ни­ко­вым».

– Что, сын, ни­как с про­шлым не рас­ста­нешь­ся?

– Ко­ля! – при­крик­ну­ла, – го­во­ри­ла же.

– Боль­шой ка­кой стал. Ге­рой, по­ди.

Сын сел на­про­тив, на­лил рюм­ку вод­ки, вы­пил.

– О, и го­рюч­ку как на­учил­ся за­гла­ты­вать. Вы там, слы­хал, спирт не­раз­бав­лен­ный ду­е­те, что­бы мень­ше бо­ять­ся. Страш­но там, в Гроз­ном, или где ты там был?..

– Ко­ля!

Смо­т­рю на Ви­та­ли­ка, он сно­ва на­пол­нил рюм­ку, вы­пил, за­ню­хал ма­ло­соль­ным огур­цом.

– В пле­ну, рас­ска­зы­ва­ют, по­бы­вал, на фу­га­се по­до­рва­лись в оче­ред­ной вы­лаз­ке...

Ни­ко­лай на­лил се­бе вод­ки.

– За те­бя, сы­нок, чтоб не мол­чал.

Он не ус­пел вы­пить, пласт­мас­со­вый ша­рик по­пал пря­мо меж­ду глаз.

– Что эт... бля...

Я вско­чи­ла:

– Не на­до!

Сын на­пра­вил ав­то­мат на от­ца, и вто­рой ша­рик по­пал в ли­цо Ни­ко­лая. Ко­ля за­кри­чал, при­кры­ва­ясь ру­ка­ми от тре­ть­е­го и чет­вёр­то­го ша­ри­ков. Схва­ти­лась за иг­ру­шеч­ное ду­ло:

– Ты ему глаз вы­бьешь!

От­толк­нул ме­ня и опять вы­ст­ре­лил в от­ца, на этот раз по­пал в ла­донь.

– Убе­ри его от ме­ня! Он убь­ёт ме­ня! Убе­ри! – орал Ни­ко­лай.

Ви­та­лий пе­ре­клю­чил что-то в иг­руш­ке, и те­перь ав­то­мат уда­рил по Ни­ко­лаю оче­ре­дью.

– У-б-е-е-р-р-и-и-и!

Сын стре­лял, по­ка не за­кон­чи­лись па­тро­ны. По­том вы­пил тре­тью рюм­ку вод­ки, за­ку­сил огур­цом, пе­ре­ки­нул ав­то­мат че­рез пле­чо и по­бе­ди­те­лем вер­нул­ся в свою ком­на­ту. Мне по­ка­за­лось, я уви­де­ла на его ли­це по­лу­улыб­ку.

Под пра­вым гла­зом быв­ше­го му­жа рас­плыл­ся фи­о­ле­то­вый си­няк, из но­са тек­ла кровь:

– Ему ле­чить­ся на­до, – шеп­тал Ни­ко­лай, – он псих. Чок­ну­тый.

Мол­ча­ла.

– Он и те­бя так ког­да-ни­будь при­ст­ре­лит. Они от­ту­да все та­кие при­хо­дят. У Тонь­ки мо­ей пле­мян­ник при­шёл, вро­де нор­маль­ный, а по­том же­ну в што­ру за­вер­нул, за­вя­зал, от че­чен­цев спря­тал и за­был, ушёл пить с друж­ка­ми, её толь­ко че­рез не­де­лю по за­па­ху на­шли, ес­ли бы не за­пах...

– Всё, иди.

Ни­ко­лай сглот­нул:

– Ты всё рав­но бе­ре­ги се­бя. У не­го ведь и на­сто­я­щий мо­жет быть.

 

Же­ня раз­бу­дил, ещё не бы­ло и се­ми ут­ра.

– Ви­та­лий при­ка­зал, – объ­яс­нил.

– Ска­жи, – спра­ши­ваю, про­пу­с­кая маль­чи­ка, – вот вы по­за­вче­ра иг­ра­ли...

Он пе­ре­бил ме­ня:

– Мы не иг­ра­ли – это не иг­ра. Уче­ние.

– Пусть бу­дет уче­ние. Кровь от­ку­да, Же­ня?

– Пер­вое кре­ще­ние, – как вы­плю­нул он и по­ка­зал раз­би­тые ку­ла­ки, – Ви­та­лий го­во­рит, это толь­ко на­ча­ло. За си­лой бу­ду­щее и по­бе­да. Я пой­ду, и так опоз­дал, а ка­пи­тан это­го не лю­бит.

– Ка­пи­тан?..

Же­ня за­крыл за со­бой дверь. Сле­дом за ним при­шли ещё чет­ве­ро маль­чи­шек. По­след­ним был уже зна­ко­мый юнец в ке­пи. Вздрог­ну­ла, ког­да его уви­де­ла. Ни здрав­ст­вуй­те, ни сло­ва, мол­ча, не ра­зу­ва­ясь, он про­ша­гал к за­кры­той две­ри ком­на­ты Ви­та­лия и по­сту­чал ус­лов­ным сиг­на­лом: «Тук-ту­дук-тук-тук».

Дверь при­от­кры­лась.

– И не взду­май­те под­слу­ши­вать, – про­ба­сил маль­чик.

Дверь за­кры­лась.

В этот же день в му­сор­ном ве­д­ре я на­шла чек из ма­га­зи­на.

«Ин­ст­ру­мент для пы­ток – 1500 руб­лей 00 ко­пе­ек», – бы­ло вы­би­то чёр­ным по бе­ло­му.

 

Пе­ре­ста­ла ви­деть сны. Спать пе­ре­ста­ла. Этой но­чью Ви­та­лий кри­чал, ме­тал­ся; сто­я­ла воз­ле две­ри, бо­ясь вой­ти, мол­ча пла­ка­ла. Он ме­ня пре­ду­пре­дил, как-то на­пи­сав, что ес­ли вы­зо­ву «ско­рую», он по­кон­чит с со­бой. А во мне уже ко­то­рый день си­де­ла мысль: мо­жет, Ви­та­лию про­ве­рить­ся у пси­хи­а­т­ра?.. Гна­ла эту мысль. Всё об­ра­зу­ет­ся, ве­рю. Всё на­ла­дит­ся.

С кем по­де­лить­ся сво­им го­рем? Боль из­лить ко­му?.. Страш­но. Все чу­жие. Всем всё без­раз­лич­но. Ты, твоя жизнь, твои бе­ды и меч­ты... Эго­изм пра­вит ми­ром. Соб­ст­вен­ни­че­ст­во. Же­с­то­кость и без­жа­ло­ст­ность. Без­раз­ли­чие. Да здрав­ст­ву­ет век че­ло­ве­ка мол­ча­ще­го. Все мол­чат. А мол­ча­ние – убий­ст­вен­но. Мол­ча­ли­вая вой­на. Кру­гом вой­на, Ви­та­лик прав. Вра­ги...

На сле­ду­ю­щую встре­чу с сы­ном ре­бя­та при­шли в сол­дат­ской фор­ме. Все де­сять че­ло­век.

– Ка­кие вы на­ряд­ные, – по­шу­ти­ла.

– Фор­ма дис­цип­ли­ни­ру­ет, ес­ли чё, – съяз­вил тот, что был в ке­пи, те­перь на нём был бе­рет цве­та ха­ки.

– Ко­неч­но, – про­мям­ли­ла.

– Мы к ка­пи­та­ну.

Обо­ждав ми­нут де­сять, на цы­поч­ках под­кра­ды­ва­юсь к две­ри, при­слу­ши­ва­юсь. Ти­ши­на.

Мёрт­вая ти­ши­на.

Мол­чат.

Стою, слу­шаю. Ми­ну­та, пять... Ти­хо.

И вдруг не­зна­ко­мый гру­бый го­лос:

– От­ло­жить ка­ран­да­ши. Так, сколь­ко у нас па­тро­нов?..

Серд­це за­мер­ло.

Бо­же, что же это та­кое?..

– С оп­ти­че­с­ким при­це­лом, – слы­шу, мед­лен­но сколь­зя по сте­не в сто­ро­ну спаль­ни, – «ли­мо­нок» сколь­ко?..

Уз­на­ла, хоть и ог­ру­бел го­лос и из­ме­нил­ся, а уз­на­ла...

Го­лос.

– Ви­та­лик...

 

Свет про­ник сквозь за­кры­тые ве­ки. От­кры­ла гла­за. Ле­жу в сво­ей кро­ва­ти, ук­ры­тая пле­дом. При­под­ня­лась, в ко­ри­до­ре ак­ку­рат­но в не­сколь­ко ря­дов штук двад­цать пар сол­дат­ских бер­цев и са­пог.

– Ви­та­лий, – поз­ва­ла, – Вит...

В ком­на­ту за­гля­нул Же­ня:

– Про­сну­лись? Мы на­шли вас в ко­ри­до­ре, долж­но быть, вам ста­ло пло­хо или ус­ну­ли на хо­ду, у мо­ей мам­ки та­кое бы­ло, она с та­зи­ком в ру­ках од­наж­ды за­сну­ла, шла до ван­ной и ус­ну­ла, ну и шлёп­ну­лась.

– Я-а, я не по­мню... Вас там мно­го?

– Это ещё не все, толь­ко са­мые-са­мые, че­ло­век двад­цать точ­но бу­дет.

– И, и что?.. У вас там что-то вро­де со­бра­ния?..

– Вро­де то­го.

– И Ви­та­лик го­во­рит с ва­ми?..

Же­ня по­смо­т­рел на ме­ня как на ду­ру:

– Го­во­рит.

– Как го­во­рит?..

– На­до толь­ко уметь слы­шать, так он нас учит. Сло­ва ча­с­то толь­ко ме­ша­ют.

– По­стой, по­стой...

– Мне нуж­но воз­вра­щать­ся, тё­тя Га­ля, мы там план бо­е­вой опе­ра­ции раз­ра­ба­ты­ва­ем.

– Мой сын мо­жет го­во­рить...

Маль­чик в фор­ме хмык­нул:

– Мои ро­ди­те­ли то­же ме­ня дав­но уже не слы­шат.

Ког­да все уш­ли, по­сту­ча­лась к сы­ну. Во­шла.

– Столь­ко гос­тей у те­бя се­го­дня бы­ло. Я так ра­да.

Он си­дел в од­них спор­тив­ных брю­ках, и я уви­де­ла, на­ко­нец, его спи­ну. Спи­на бы­ла в шра­мах, в круп­ных ожо­го­вых пят­нах, пры­щах... Ви­та­лик по­спеш­но на­тя­нул на се­бя фут­бол­ку, я всё же ус­пе­ла рас­смо­т­реть – на ле­вой гру­ди у не­го не бы­ло со­ска.

– Уве­ре­на, всё, что ты де­ла­ешь, пра­виль­но. Прав­да. Че­ло­век, пе­ре­жив­ший столь­ко бо­ли, ут­рат, зна­ет, что де­ла­ет. А зна­чит, зна­чит, вой­ны не ми­но­вать.

Ви­та­лик раз­вер­нул­ся всем кор­пу­сом ко мне, встал пе­ре­до мной, взял блок­нот, на­пи­сал: «Спа­си­бо, ма­ма. Я ве­рил в те­бя все­гда. Те­бе луч­ше? Ты ме­ня на­пу­га­ла».

– Про­сто не вы­спа­лась, вот и всё.

«Ве­ра – силь­ная шту­ка. Глав­ное, на­учить­ся ве­рить».

– Ве­ра мо­жет дви­гать го­ры, как Ии­сус ска­зал. Я в те­бя ве­рю, сы­нок.

Об­ня­ла его. Он роб­ко об­нял ме­ня. Ка­жет­ся, он за­пла­кал. Мол­ча.

 

В эту ночь мы впер­вые ус­ну­ли как нор­маль­ные лю­ди.

И я уви­де­ла сон. Уви­де­ла Ви­та­ли­ка, ма­лень­ко­го, сме­ю­ще­го­ся, он бе­жал ку­да-то и звал ме­ня. Я шла за ним, а ког­да по­ня­ла, что от­стаю, по­бе­жа­ла. Бе­жа­ла, бе­жа­ла и ни­как не мог­ла до­гнать, и тог­да, от­толк­нув­шись, по­ле­те­ла. О, эта не­вы­но­си­мая лёг­кость, на­пол­нив­шая ме­ня, ок­ры­лив­шая...

– Я до­гна­ла те­бя, сы­нок, – ска­за­ла и про­сну­лась.

 

– Ин­ст­ру­мен­ты для пы­ток – это для плен­ных, по­нят­но, – это был го­лос маль­чи­ка в ке­пи.

Вы­шла в ко­ри­дор, а там всё цве­та ха­ки, не со­об­ра­жу, сколь­ко че­ло­век, но боль­ше де­ся­ти. Все в фор­ме и с ору­жи­ем.

– Мы ухо­дим, тё­тя Га­ля, – го­во­рит Же­ня, – на­дол­го ухо­дим.

– Мо­жет, и не вер­нём­ся, – вста­вил кто-то.

– Мо­жет, и на­всег­да, – ещё го­лос.

– Ес­ли ма­ма бу­дет спра­ши­вать, – про­дол­жил со­сед, – вы ни­че­го не зна­е­те.

– Ты убе­га­ешь из до­ма?!

– Мы все убе­га­ем, – ска­зал маль­чик в ке­пи, – ни сло­ва о нас ни­ко­му, это при­каз!

– И мой, мой Ви­та­ля?..

Я рас­те­ря­лась, об­ло­ко­ти­лась на двер­ной ко­сяк, что­бы не упасть, и рас­кры­ла рот, не в си­лах вы­да­вить из се­бя звук. Толь­ко ды­ха­ние, ко­то­рое вот-вот и по­ки­нет ме­ня на ве­ки веч­ные. Маль­чи­ки-сол­да­ты пе­ре­гля­ну­лись.

– Ви­та­ля, то есть ка­пи­тан, то­же, – на­ко­нец ска­зал Же­ня, – он по­ве­дёт нас...

По­во­ра­чи­ваю го­ло­ву, ви­жу сы­на, он в фор­ме со­би­ра­ет «Ка­лаш­ни­ков», во­круг не­го не­сколь­ко мо­ло­день­ких сол­дат, они смо­т­рят не от­ры­ва­ясь за тем, как и что де­ла­ют ру­ки ко­ман­ди­ра. Их гла­за го­рят. Им не тер­пит­ся в бой.

– Я пой­ду с ва­ми, – го­во­рю гром­ко, что­бы сын слы­шал, – дай­те мне ру­жьё или что у вас там. Жи­во!

Не­мая сце­на. Все смо­т­рят на ме­ня. Мол­ча.

– Не мол­чать! – за­кри­ча­ла. – Хва­тит! По­ра уже го­во­рить. Кри­чать. НЕ МОЛ-ЧАТЬ!

Вы­ры­ваю ав­то­мат из рук маль­чи­ка в ке­пи, он пы­та­ет­ся за­брать своё ору­жие, бью его при­кла­дом по го­ло­ве, кеп­ка сле­та­ет на пол.

– Кто ещё хо­чет? А?!

Мол­ча­ние.

Рас­тал­ки­ваю маль­чи­шек, про­би­ра­юсь к сы­ну.

Ви­та­лик, так и не со­брав «Ка­лаш­ни­ков», смо­т­рит на ме­ня, всё так же не мор­гая. Под­хо­жу к ди­ва­ну, бе­ру блок­нот сы­на.

«Я ска­зал, и ме­ня не при­ст­ре­ли­ли, а я так хо­тел. Я хо­тел, что­бы мои гла­за вы­тек­ли, что­бы мой язык про­ва­лил­ся... Месть – вот что ос­та­ёт­ся все­гда. Все­гда ос­та­ёт­ся...»

Раз­ры­ваю блок­нот на не­сколь­ко ча­с­тей. Кло­чья швы­ряю на ди­ван:

– Хва­тит! Всё, хва­тит! Это и моя Чеч­ня то­же, – ска­за­ла и про­тя­ну­ла ав­то­мат сы­ну, – я го­то­ва по­мо­гать те­бе во всём, сын. Ид­ти за то­бой. Ес­ли при­дёт­ся во­е­вать, я бу­ду во­е­вать. За те­бя! За нас с то­бой! Сын! Толь­ко ска­жи! Ска­жи!

Те­перь я уви­де­ла его слё­зы. Уви­де­ла его, то­го, ко­го уже ду­ма­ла, что по­те­ря­ла, то­го маль­чи­ка, ко­то­рый так за­жи­га­ю­ще умел сме­ять­ся.

Ви­та­лик улыб­нул­ся, шаг­нул ко мне, за­брал ав­то­мат. При­жал ме­ня к се­бе так силь­но, что я ус­лы­ша­ла, как бьёт­ся его серд­це – сво­им серд­цем.

И он ска­зал:

– Мы по­бе­дим, ма­ма!

Игорь КОРНИЕНКО,
г. АНГАРСК,
Иркутская обл.