|
ОДИННАДЦАТЬ СТРОК
ЛЁГКОЙ НОСТАЛЬГИИ
Всё мне кажется,
кажется в сонном бреду:
Я по Марсову полю ночному бреду,
А на поле горят фонари.
Я прилёг бы на лавку в Летнем саду,
Не умея связать петли.
Я бы слушал, как ветер с Невы
говорит
В чёрных лапах озябших лип.
Белый мрамор застывших фигур,
огни
И во вздыбленном льду река –
Я хотел бы застыть насовсем,
как они,
В петербургских этих снегах...
ПРОЗА В СТИХАХ
Сколько лет бормочу, как во сне,
это так, между нами:
Я не знаю, зачем это мне –
изъясняться стихами.
Здесь в поэты любой попадает,
но только не я!
И растёт здесь из нашего горя
только бурьян!
Я молчу, я торчу
на обочине меж бурьянами,
до тебя докричаться хочу,
но река между нами.
Я как дуб, что однажды падёт
под напором цунами,
ты, соломинка, вечно штормам
будешь кланяться в пояс.
Ничего от тебя не осталось, дружок –
только голос!
Ничего у тебя не прошу, не шучу –
ничего не осталось.
Только голос твой слышать хочу,
только шёпот гитары.
Спой ещё, убаюкай мою
мировую усталость.
Ты из конченых вышел давно,
а я вот осталась.
Свора бедствий загонит в подъезд,
где косые ступени,
где звенят о чугун каблуками
любимые тени, –
наши пальцы встречались не раз
на металле перил.
И однажды несчастья настигли –
у жёлтого дома –
но навстречу мне вышел
какой-то трамвай незнакомый
и любезную дверь отворил.
Никогда не приеду назад,
ничего не прощаю,
не вернусь, помню всё,
драгоценный билет возвращаю…
Только что мне теперь –
я давно ни о чём не жалею.
Память прежних потерь
возле самого сердца лелею.
Я учусь у страстей
и от этой науки хмелею:
жизнь – цепочка смертей,
и последняя станет моею.
ЮРЬЕВ ДЕНЬ
Спи спокойно, всё спокойно,
Пыл последних непокорных
Поостыл в золе.
Колокольни в Нови Саде;
Тишина и сон в Багдаде,
Всё спокойно, всё спокойно
На моей земле.
Правда выйдет на дорогу,
Поломается немного
И отдаст за так.
За грошовую победу
Мир мой продан, брат мой предан...
Разменяй пятак!
От грядущих бед и слухов
Хочется забиться в угол
И убраться в тень.
Спи покуда, а по свету
Бродит где-то
кто-то третий.
Вот и Юрьев день.
***
Я сегодня не дамся
В ваши руки не дамся
Я же видел: продался
мой мир.
Холуём оказался
Сам собою предался
Сам себе изолгался
В эфир.
Если волки мои
Пустобрешут без толку,
Значит, с ними мне волком
Не выть.
Вашей стреляной птахой
Буйной смертью в папахе
Чёрной кровью на плахе
Мне быть!
***
Мы ходили краем поля,
Отпускали песни в небо,
Промолчали мы про волю –
Я здесь не был, ты здесь не был.
Ты замолвишь – я не выдам.
Ты расскажешь – я добавлю.
О голодных и о сытом
Я по всей земле расславлю.
Каждый август пахнет мятой.
В каждой песне доля света.
Я вернусь в конверте мятом,
Да и кончим это лето.
***
От этих дорог неужели не спячу,
Себя подгоняя, как старую клячу,
Себя понукая то лестью,
то плетью,
Себе попуская то песню, то петлю?
На этом краю неужели не струшу?
На мелочь мою растрезвонили
душу,
А веру и правду пустили на ветер,
А совесть сожгли и развеяли пепел.
И сердце моё тоже не без порока,
Хоть бей – не добьёшься ни толку,
ни проку.
Я еду домой по железной дороге.
Я сплю. Мне Россия ложится
под ноги.
КРЫМСКОЕ
Подайте мне редкие крепкие вина,
Подайте мне крымского коньяка!
На берег выносит бурую тину,
И носятся бури по ЮБК.
Ветер сырой треплет вербу за космы,
С моря в предгорья ползёт туман.
Порфироносная крымская осень
Сводит меня с ума.
Десять недель в ожиданьи арестов
Пить крепкий гранатовый сок,
Слушать голос Стамбула и Бухареста
И закапывать звёзды в песок.
Трогать ладонью холодное море
Слушать под окнами стук подков
Смотреть на пустые пустые горы
Сидеть по норам, ждать звонков.
Осень уходит, как боль тупая, –
Так затихает мигрень у виска, –
А следом на плоские кровли ступает
Неслышно ступает тоска. | 
