Архив : №47. 19.11.2010

ПРОЦВЕТАЮТ ЛАКЕИ

 Ни­ко­лай Вир­та ни­ког­да не был свя­то­шей. Пи­сал он все­гда пло­хо, но вплоть до смер­ти Ста­ли­на умел дру­жить с вла­с­тью. Го­во­рят, его от­ли­ча­ла па­то­ло­ги­че­с­кая тру­сость. Кро­ме то­го, очень мно­го слу­хов хо­ди­ло о бы­то­вом раз­ло­же­нии пи­са­те­ля. Но глав­ный грех Вир­ты за­клю­чал­ся не в его не­у­ём­ной стра­с­ти к рос­ко­ши. Он ра­ди ка­рь­е­ры пре­дал па­мять сво­е­го от­ца. А та­кое ни­ког­да не про­ща­ет­ся.

На­сто­я­щая фа­ми­лия пи­са­те­ля – Ка­рель­ский. Он ро­дил­ся 6 (по но­во­му сти­лю 19) де­ка­б­ря 1906 го­да в се­ле Ка­ли­ки­но Там­бов­ской гу­бер­нии. Его ро­ди­те­ли бы­ли весь­ма со­сто­я­тель­ны­ми кре­с­ть­я­на­ми, за что по­пла­ти­лись соб­ст­вен­ны­ми жиз­ня­ми в 1921 го­ду во вре­мя ан­то­нов­ско­го мя­те­жа.

По­сле ги­бе­ли ро­ди­те­лей Ка­рель­ский стал учи­те­лем, за­ни­мал­ся лик­бе­зом в 263-м Кун­гур­ском пол­ку 30-й ди­ви­зии. В 1923 го­ду он пе­ре­брал­ся в Там­бов, где его взя­ли ре­пор­тё­ром в ре­дак­цию га­зе­ты «Там­бов­ская прав­да». Тог­да-то у мо­ло­до­го ав­то­ра и по­явил­ся псев­до­ним Вир­та – по на­зва­нию не­боль­шой се­вер­ной ре­ки. Од­на­ко свою пер­вую боль­шую вещь – на­чаль­ные гла­вы ро­ма­на «Тай­на за­бро­шен­ной хи­жи­ны» быв­ший учи­тель пред­по­чёл в 1928 го­ду опуб­ли­ко­вать в мо­ло­дёж­ной га­зе­те «Сме­на» ещё под на­сто­я­щей фа­ми­ли­ей.

Од­но вре­мя мо­ло­дой ли­те­ра­тор мно­го ски­тал­ся по стра­не. Он, в ча­ст­но­с­ти, ра­бо­тал в га­зе­тах Ко­ст­ро­мы, Ма­хач­ка­лы и Са­ра­то­ва. Пер­вый же ус­пех ему при­нёс в 1935 го­ду ро­ман «Оди­но­че­ст­во».

В ос­но­ву этой кни­ги лег­ла ис­то­рия ан­то­нов­ско­го мя­те­жа. Ге­рои Вир­ты тог­да ещё не оп­ре­де­ли­лись. Они по­ни­ма­ли, что пе­ре­ме­ны не­из­беж­ны. Но и сра­зу от­речь­ся от про­шло­го им бы­ло слож­но. Од­на­ко власть ни­ка­ких ко­ле­ба­ний не по­тер­пе­ла. Ма­лей­шие со­мне­ния она вос­при­ня­ла как бунт, ко­то­рый тут же был по­топ­лен в кро­ви. На­род в ито­ге под­чи­нил­ся ре­жи­му. Но то­с­ка по преж­не­му ук­ла­ду всё рав­но ни­ку­да не ис­чез­ла.

Ус­луж­ли­вые кри­ти­ки по­спе­ши­ли при­рав­нять ро­ман Вир­ты к «Ти­хо­му До­ну» Шо­ло­хо­ва. Пи­са­те­ля ста­ли вез­де и всю­ду воз­ве­ли­чи­вать. Пра­ви­тель­ст­вен­ный МХАТ тут же по мо­ти­вам «Оди­но­че­ст­ва» по­ста­вил очень сла­бень­кий спек­такль. Сле­дом про­гнул­ся мо­ло­дой ком­по­зи­тор Ти­хон Хрен­ни­ков, со­чи­нив­ший на ма­те­ри­а­ле ро­ма­на це­лую опе­ру «В бу­рю». Впро­чем, на лю­дях Хрен­ни­ков ут­верж­дал, что ро­ман Вир­ты его про­сто ог­лу­шил. Зна­ко­мясь в 1939 го­ду со сту­ден­та­ми Ле­нин­град­ско­го те­а­т­раль­но­го ин­сти­ту­та, он толь­ко и де­лал, что рас­то­чал в ад­рес Вир­ты од­ни ком­пли­мен­ты. При­сут­ст­во­вав­шая на встре­че Ди­на Шварц, став­шая по­зд­нее за­вли­том в БДТ у Ге­ор­гия То­в­сто­но­го­ва, 29 ок­тя­б­ря 1939 го­да за­пи­са­ла в сво­ём днев­ни­ке: «Хрен­ни­ков по­лю­бил свою опе­ру, мно­гое в ней ему нра­вит­ся, но он, ко­неч­но, ею не впол­не до­во­лен. Т.Н. рас­ска­зал, по­че­му имен­но ос­та­но­вил­ся на этом сю­же­те. Во-пер­вых, сю­жет на те­му из со­вет­ской жиз­ни, во-вто­рых, име­ет­ся лю­бов­ная ин­три­га с силь­ны­ми стра­с­тя­ми, в-тре­ть­их, его за­ин­те­ре­со­ва­ла судь­ба дей­ст­ву­ю­щих лиц ро­ма­на Вир­ты. Все они – дей­ст­ви­тель­ные лю­ди. Мно­гие жи­вы сей­час: Ли­с­т­рат – в Сверд­лов­ске, Лёнь­ка и На­та­ша – в кол­хо­зе, Строч­ков был рас­ст­ре­лян в про­шлом го­ду. На­хо­дясь под след­ст­ви­ем, он ви­дел­ся с Вир­той и ска­зал ему (он чи­тал и «Оди­но­че­ст­во», и «За­ко­но­мер­ность»): «Здо­ро­во это ты ме­ня опи­сал. Толь­ко что ты ме­ня уби­ва­ешь? Я ещё жив. А хлеб у ни­щей и не крал. Я в бо­га ве­рую». И ведь эти бай­ки сра­бо­та­ли. Пуб­ли­ка по­ве­ри­ла Хрен­ни­ко­ву и, рас­крыв рты, слу­ша­ла по­том от­рыв­ки из опе­ры, ко­то­рая про­слав­ля­ла фальшь.

Апо­фе­о­зом го­су­дар­ст­вен­ной кам­па­нии в под­держ­ку Вир­ты ста­ло на­граж­де­ние пи­са­те­ля в 1939 го­ду ор­де­ном Ле­ни­на и при­суж­де­ни­е ему в 1941 го­ду Ста­лин­ской пре­мии. Это при­том, что вто­рой ро­ман пи­са­те­ля «За­ко­но­мер­ность» все при­зна­ли сла­бым (не слу­чай­но Ан­тон Ма­ка­рен­ко свой от­клик в «Лит­га­зе­те» на­звал «За­ко­но­мер­ная не­уда­ча», «ЛГ», 1937, 15 ок­тя­б­ря).

В пи­са­тель­ских кру­гах Вир­ту ни­ког­да не лю­би­ли. Слу­чай­но столк­нув­ший­ся с ним пе­ред вой­ной в под­мо­с­ков­ном Пе­ре­дел­ки­не Ар­ка­дий Пер­вен­цев 11 фе­в­ра­ля 1940 го­да за­пи­сал в сво­ём днев­ни­ке: «Су­хо по­зна­ко­мил­ся с Н.Вир­той. Он при­хо­дил с же­ной ото­бе­дать. Же­на, как вид­но, про­стень­кая и слав­ная. Вир­та дер­жит­ся с про­сто­ва­то­с­тью ве­ли­ко­го че­ло­ве­ка. Ох, уж эти мне до­мо­ро­щен­ные ге­нии! По­мню та­ко­го ге­ния Те­о­до­ра (!) Ой­зер­ма­на (!!). Уже по име­ни мож­но до­га­дать­ся, что это за фрукт. Вир­та хо­ро­шо во­шёл в ли­те­ра­ту­ру, не­пло­хим ро­ма­ном «Оди­но­че­ст­во», в своё вре­мя по­хва­лен­ным Ту­ха­чев­ским и поз­же Ста­ли­ным. По­хва­ла Ста­ли­на его ис­пор­ти­ла. На всех вы­ступ­ле­ни­ях он гор­дит­ся этим, так же как тем, что его отец – свя­щен­ник, уча­ст­ник Там­бов­ско­го вос­ста­ния, рас­ст­ре­лян со­вет­ской вла­с­тью. Хва­лил­ся бы пер­вым, но слиш­ком бра­ви­ро­вать те­нью че­ло­ве­ка, дав­ше­го те­бе фи­зи­че­с­кую «жизнь», не го­дит­ся. У пи­са­те­ля долж­ны быть и вы­ше, и чи­ще чув­ст­ва. Спе­ку­ля­ция чув­ст­ва­ми то­же долж­на быть рас­ст­ре­ля­на. Но бог с ним, его, вир­ти­но, де­ло. По­сле «Оди­но­че­ст­ва» Вир­та на­пи­сал ещё не­сколь­ко пло­хих ве­щей: «За­ко­но­мер­ность», пье­сы «Кле­ве­та», «За­го­вор» и т.п. Вир­та бы­с­т­ро жнёт пше­ни­цу, и тут воз­мож­ны по­те­ри. Но по­ле боль­шое, по­терь не жал­ко, за­кро­ма на­до на­бить до не­по­го­ды».

Че­рез две с по­ло­ви­ной не­де­ли, 28 фе­в­ра­ля Пер­вен­цев по­свя­тил Вир­те ещё од­ну за­пись: «Был са­мо­до­воль­ный Вир­та. Стран­ный че­ло­век. Спе­ку­ли­ру­ет тем, что у не­го рас­ст­ре­лян крас­ны­ми отец, ко­с­тит его. Отец, ве­ро­ят­но, был хо­тя и не наш, но че­ст­ный. Но сын­ка вы­ра­с­тил стран­но­го. Хо­тя, мо­жет, это всё на­пу­ск­ное? Борь­ба за жизнь».

Кро­ме то­го, Пер­вен­це­ву очень не по­нра­ви­лось не­по­мер­ное тще­сла­вие Вир­ты и его ни­чем не обуз­дан­ное стрем­ле­ние к рос­ко­ши. «Вир­та, – уточ­нил Пер­вен­цев в сво­ём днев­ни­ке 29 фе­в­ра­ля, – хва­лил­ся сво­ей да­чей, дей­ст­ви­тель­но пре­крас­ной, со­ба­ка­ми, хва­лил­ся ме­бе­лью в Моск­ве в квар­ти­ре, за ко­то­рую за­пла­тил сто с лиш­ним ты­сяч. Же­на его то­же хва­ли­лась. Они по­хо­ди­ли на слу­чай­но раз­бо­га­тев­шую «ку­пец­кую» че­ту».

Не­за­слу­жен­ные на­гра­ды бы­с­т­ро вскру­жи­ли Вир­те го­ло­ву. Он ре­шил, что от­ны­не ему всё доз­во­ле­но. За­знай­ст­во и чван­ст­во ста­ли оп­ре­де­ля­ю­щи­ми чер­та­ми его ха­рак­те­ра. Не зря Кор­ней Чу­ков­ский поз­же на­звал пи­са­те­ля тём­ным че­ло­ве­ком. «Ни­че­го не чи­тал, – пи­сал он о Вир­те уже в 1941 го­ду, – не лю­бит ни по­эзии, ни му­зы­ки, ни при­ро­ды. Он очень тру­до­лю­бив, не­уто­ми­мо хло­по­чет (и не все­гда о се­бе), не ли­шён ли­те­ра­тур­ных спо­соб­но­с­тей (не­ко­то­рые его кор­ре­с­пон­ден­ции от­лич­но на­пи­са­ны), но вся его при­ро­да – хищ­ни­че­с­кая. Он страш­но лю­бит ве­щи, ще­голь­скую одеж­ду, бо­га­тое уб­ран­ст­во, сыт­ную пи­щу, власть».

Ког­да в ок­тя­б­ре 1941 го­да нем­цы вплот­ную при­бли­зи­лись к Моск­ве, Вир­та, по сви­де­тель­ст­ву со­вре­мен­ни­ков, бук­валь­но умо­лял на­чаль­ни­ка ли­тот­де­ла Со­вин­форм­бю­ро Алек­сан­д­ра Афи­но­ге­но­ва, что­бы тот по­мог ему эва­ку­и­ро­вать­ся. Он страш­но бо­ял­ся, что его при­зо­вут на фронт. «Ну, ска­жи, – про­сил Вир­та Афи­но­ге­но­ва, – что у ме­ня же­на бе­ре­мен­на и что я дол­жен её со­про­вож­дать». И Афи­но­ге­нов это­му на­по­ру ус­ту­пил, «от­ма­зал» кол­ле­гу от ар­мии.

По­езд на Са­ма­ру ухо­дил 15 ок­тя­б­ря. На вок­за­ле бы­ла страш­ная дав­ка. Чу­ков­ский вспо­ми­нал, как тол­па сда­ви­ла его се­мью со всех сто­рон. Роль спа­си­те­ля взял на се­бя Вир­та. «Не­да­ром Вир­та, – пи­сал по­том Чу­ков­ский, – был смо­ло­ду ре­пор­тё­ром и разъ­е­зд­ным ад­ми­ни­с­т­ра­то­ром ка­ких-то про­вин­ци­аль­ных те­а­т­ров. На­по­ри­с­тость, на­ход­чи­вость, про­ныр­ли­вость до­хо­дят у не­го до ге­ни­аль­но­с­ти. На­дев ор­ден, он про­шёл к на­чаль­ни­ку вок­за­ла и ска­зал, что со­про­вож­да­ет чле­на пра­ви­тель­ст­ва, имя ко­то­ро­го не име­ет пра­ва на­звать, и что он тре­бу­ет, что­бы нас про­пу­с­ти­ли пра­ви­тель­ст­вен­ным хо­дом. Ни­че­го это­го я не знал (за «чле­на пра­ви­тель­ст­ва» он вы­дал ме­ня) и с изум­ле­ни­ем уви­дел, как пе­ре­до мною и мо­и­ми но­силь­щи­ка­ми рас­кры­ва­ют­ся все две­ри. Во­об­ще Вир­та – че­ло­век по­тря­са­ю­щей жи­тей­ской прой­до­ш­ли­во­с­ти. Отъ­е­хав от Моск­вы вёрст на ты­ся­чу, он на­вин­тил се­бе на во­рот­ник ещё од­ну шпа­лу и сам про­из­вёл се­бя в под­пол­ков­ни­ки» (К.Чу­ков­ский. Днев­ник. 1901–1969, т. 2, М., 2003).

В Таш­кен­те этот прой­до­ха про­бил для се­бя и дру­гих вы­со­ко­по­с­тав­лен­ных тру­сов це­лые хо­ро­мы. Он су­мел за­ста­вить ме­ст­ные вла­с­ти ос­во­бо­дить для груп­пы мос­ков­ских пи­са­те­лей особ­няк по ули­це Кар­ла Марк­са, 7, вы­се­лив ко­рен­ных таш­кент­ских жи­те­лей на ка­кие-то за­двор­ки. Су­пру­га вли­я­тель­но­го кри­ти­ка Ана­то­лия Та­ра­сен­ко­ва – Ма­рия Бел­ки­на уже 4 де­ка­б­ря 1941 го­да со­об­ща­ла му­жу на фронт: «Ком­на­та у ме­ня луч­шая в до­ме, и мно­гие ко­сят­ся на ме­ня. По­мог мне её по­лу­чить Вир­та. Жи­вёт в этом до­ме К.Ле­вин (жу­лик), Но­вич, се­мья Ли­ди­на (сим­па­тич­ная), Ах­ма­то­ва (ещё не зна­ко­мы), Го­ро­дец­кий (лю­бит вы­пить) и дру­гие. В дру­гом особ­ня­ке жи­вут Вир­та, По­го­дин, Ут­кин, Леж­нёв».

Ког­да си­ту­а­ция на фрон­те от­ча­с­ти вы­пра­ви­лась, Вир­та вновь под­су­е­тил­ся и ор­га­ни­зо­вал для се­бя крат­кую ко­ман­ди­ров­ку в Ста­лин­град. За­све­тив­шись на це­ре­мо­нии пле­не­ния не­мец­ко­го фельд­мар­ша­ла Па­у­лю­са, он по­том при­ду­мал ле­ген­ду о сво­ём уча­с­тии в бо­е­вых дей­ст­ви­ях.

По­нят­но, что со­ве­ст­ли­вая часть ин­тел­ли­ген­ции про­сто пре­зи­ра­ла Вир­ту. Об этом пря­мо 31 ок­тя­б­ря 1944 го­да пи­сал в сво­ём до­не­се­нии се­к­ре­та­рю ЦК ВКП(б) А.Жда­но­ву нар­ком гос­бе­зо­пас­но­с­ти В.Мер­ку­лов. Го­во­ря о рас­ту­щем не­до­воль­ст­ве в ли­те­ра­тур­ных кру­гах вся­ки­ми при­спо­соб­лен­ца­ми, Мер­ку­лов со­слал­ся на мне­ние Фё­до­ра Глад­ко­ва, ко­то­рый без стес­не­ния вез­де и всю­ду ут­верж­дал: «Ху­дож­ни­ки вла­чат жал­кое, в твор­че­с­ком смыс­ле, су­ще­ст­во­ва­ние; про­цве­та­ют ла­кеи, вро­де Ка­та­ева или Вир­ты, вся­кие шу­с­т­рые и бес­прин­цип­ные лю­ди».

По­ра­зи­тель­но, но вот та­кие пи­са­те­ли вско­ре про­лез­ли в ру­ко­вод­ст­во. Хо­ро­шо чув­ст­вуя конъ­юнк­ту­ру, Вир­та бы­с­т­ро со­об­ра­зил, в чём власть нуж­да­лась, и по­ста­вил на по­ток про­из­вод­ст­во ак­ту­аль­ных пьес. За это на не­го по­сле вой­ны об­ру­шил­ся бук­валь­но ка­с­кад на­град. Уже в 1948 го­ду он по­лу­чил Ста­лин­скую пре­мию вто­рой сте­пе­ни за пье­су «Хлеб наш на­сущ­ный». Спу­с­тя год ему да­ли Ста­лин­скую пре­мию пер­вой сте­пе­ни за пье­су «За­го­вор об­ре­чён­ных» (её по­том эк­ра­ни­зи­ро­вал М.Ка­ла­то­зов). Ещё од­ну Ста­лин­скую пре­мию пер­вой сте­пе­ни Вир­те вру­чи­ли в 1950 го­ду за сце­на­рий филь­ма «Ста­лин­град­ская бит­ва».

При этом пи­са­тель ни­ка­кую кри­ти­ку да­же и слу­шать не хо­тел. Сто­и­ло А.Бор­ща­гов­ско­му и Л.Ма­лю­ги­ну вы­ска­зать по пье­се «Хлеб наш на­сущ­ный» ряд за­ме­ча­ний, как Вир­та всё сде­лал для то­го, что­бы за­пи­сать сво­их оп­по­нен­тов в ко­с­мо­по­ли­ты и на­тра­вить на них глав­ную га­зе­ту стра­ны «Прав­да».

Рас­пла­та на­сту­пи­ла по­сле смер­ти Ста­ли­на. Вир­та не по­нял, что на­сту­пи­ли дру­гие вре­ме­на, и по­на­ча­лу про­дол­жал ве­с­ти се­бя как ба­рин. Вы­сту­пая в мос­ков­ских биб­ли­о­те­ках, пи­са­тель, за­быв про ос­то­рож­ность, по­хва­с­тал­ся сво­им уча­с­ти­ем в 1921 го­ду в ан­то­нов­ском вос­ста­нии. «Я, бу­ду­чи маль­чиш­кой, на­хо­дясь в ком­на­те, – ще­го­лял он, – ви­дел и тех и дру­гих, вос­хи­щал­ся хра­б­ро­с­тью и от­дель­ных ан­то­нов­цев, и крас­ных, вы­пол­нял по­ру­че­ния и тех и дру­гих, при­сут­ст­во­вал при до­про­сах».

Ес­те­ст­вен­но, на­шлись бди­тель­ные чи­та­те­ли, ко­то­рые тут же на­пи­са­ли воз­му­щён­ные за­яв­ле­ния. Часть пи­сем по­па­ла в Со­юз пи­са­те­лей к Бо­ри­су По­ле­во­му. Тот ис­пу­гал­ся и пе­ре­пра­вил все жа­ло­бы в ЦК КПСС.

Пар­тий­ное на­чаль­ст­во ус­т­ро­и­ло про­вер­ку. Как ока­за­лось, Вир­те пол­но­стью из­ме­ни­ло чув­ст­во ме­ры. Ос­та­вив за пер­вой же­ной бо­га­тую да­чу в под­мо­с­ков­ном Пе­ре­дел­ки­не, он уму­д­рил­ся вы­ст­ро­ить цар­ские хо­ро­мы на сво­ей ма­лой ро­ди­не. Ко­мис­са­ры за бы­то­вое раз­ло­же­ние по­тре­бо­ва­ли вы­гнать Вир­ту из Со­ю­за пи­са­те­лей, вы­се­лить из Пе­ре­дел­ки­на пер­вую же­ну пи­са­те­ля и ра­зо­брать­ся с его там­бов­ски­ми по­ст­рой­ка­ми. (Вто­рой же­ной Вир­ты ста­ла быв­шая су­пру­га ав­то­ра «Ста­ри­ка Хот­та­бы­ча» Ла­ги­на, ус­пев­шая по­сле вой­ны по­кру­тить ро­ман с Ни­ко­ла­ем Ти­хо­но­вым, ко­то­рый в со­вет­ской ие­рар­хии по­сле­во­ен­ных лет зна­чил­ся по­этом но­мер один.)

Вся эта ис­то­рия тут же по­лу­чи­ла ши­ро­кую ог­ла­с­ку. 17 мар­та 1954 го­да М.Су­кон­цев и И.Ша­ту­нов­ский на­пе­ча­та­ли в «Ком­со­моль­ской прав­де» ра­зоб­ла­чав­ший Вир­ту фе­ль­е­тон «За го­лу­бым за­бо­ром». Ком­мен­ти­руя га­зет­ную пуб­ли­ка­цию, Чу­ков­ский за­пи­сал в сво­ём днев­ни­ке: «Ока­зы­ва­ет­ся, глу­пый Вир­та по­ст­ро­ил своё име­ние не­по­да­лё­ку от церк­ви, где слу­жил по­пом его отец – том са­мом ме­с­те, где это­го от­ца рас­ст­ре­ля­ли. Он об­ра­щал­ся к ме­ст­ным вла­с­тям с прось­бой – пе­ре­не­с­ти по­даль­ше от его име­ния клад­би­ще – где по­хо­ро­нен его отец, так как вид это­го клад­би­ща «пор­тит ему нер­вы». Ра­мы на его ок­нах трой­ные: что­бы не слы­шать мы­ча­ния тех са­мых кол­хоз­ных ко­ров, ко­то­рых он дол­жен опи­сы­вать».

Поз­же Вир­та по­пы­тал­ся ре­а­би­ли­ти­ро­вать се­бя. Он со­чи­нил три, как ему ка­за­лось, ак­ту­аль­ных ро­ма­на: «Кру­тые го­ры», «Степь да степь кру­гом» и «Бы­с­т­ро­те­ку­щие дни». Но и власть, и кри­ти­ки ос­та­лись к ним рав­но­душ­ны.

Умер Вир­та 9 ян­ва­ря 1976 го­да в Моск­ве. По­сле его смер­ти Ана­то­лий Ива­нов в 1990–1991 го­дах опуб­ли­ко­вал в жур­на­ле «Мо­ло­дая гвар­дия» его не­за­вер­шён­ный ро­ман-хро­ни­ку «Чёр­ная ночь».

Вячеслав ОГРЫЗКО