Архив : №51. 17.12.2010

От Пелевина до Прилепина

 По­ко­ле­ние «П» в по­ис­ках Ре­аль­но­с­ти

 

На не­дав­ней пе­ре­дач­ке «Апо­криф» спо­ри­ли о том, су­ще­ст­ву­ет Моск­ва или нет. Вот до че­го до­ду­ма­лись вы­со­ко­ло­бые, да? Вик­тор Еро­фе­ев, хоть и дал мне сло­во ра­зок, но за­тем оно бы­ло ак­ку­рат­но вы­ре­за­но – не лег­ло в мон­таж, не «мя­со»… Да и ка­кой я моск­во­вед на фо­не его лю­би­мых ав­то­ров из «при­бли­жён­ных»? В кон­це же пе­ре­дач­ки все вы­дви­га­ли кни­ги о Моск­ве, на их взгляд са­мые луч­шие – и Еро­фе­ев вы­дви­нул «Свя­щен­ную кни­гу обо­рот­ня» пе­ле­вин­скую. Тог­да мне ста­ло яс­но, от­ку­да взял­ся те­зис ве­ду­ще­го на­счёт то­го, что Моск­вы не су­ще­ст­ву­ет и у каж­до­го она своя. Те­зис экс­пли­цит­но вы­те­ка­ет из клас­си­че­с­кой ли­бе­раль­ной па­ра­диг­мы: все мы лич­но­с­ти, а зна­чит, у нас всё своё. И ес­ли бы это ка­са­лось толь­ко иде­о­ло­гии и ми­ро­воз­зре­ния – ещё бы ни­че­го. Но по­сколь­ку ли­те­ра­ту­ра, как и Моск­ва – это всё же ме­с­то пе­ре­се­че­ния взгля­дов, пе­ших и ав­то­мо­биль­ных тра­ек­то­рий, то есть всё же не­кий объ­ект, а не субъ­ек­тив­но-сен­су­аль­ная «ка­ме­ра об­ску­ра», то и те­му я для се­бя стал раз­ви­вать, раз­ви­вать… И вы­ри­со­вы­ва­ет­ся не­ко­то­рая ана­ли­ти­че­с­кая пло­с­кость, в ко­то­рую я хо­тел бы по­ме­с­тить не всех под­ряд, но лишь не­сколь­ко из­ве­ст­ных мне пи­са­те­лей (не со­мне­ва­юсь, что сред­не­му моск­ви­чу и они-то не из­ве­ст­ны). Из­би­ра­тель­но­с­ти тре­бу­ет здесь не вкус и не чо­пор­ность, а идея.

Ос­ме­люсь за­явить, что в на­ча­ле де­вя­но­с­тых со­вре­мен­ной оте­че­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры во­об­ще не су­ще­ст­во­ва­ло. При этом кни­го­из­да­ние-то шло пол­ным хо­дом: все из­ну­рён­ные то­та­ли­та­риз­мом, на­ко­нец-то, по­лу­чи­ли Бер­дя­е­ва и про­чих иде­а­ли­с­тов уже не уз­ко­фи­ло­соф­ски­ми ти­ра­жа­ми. Ес­ли ин­ду­с­т­рия стре­ми­тель­но хи­ре­ла, то пе­чать про­цве­та­ла. Как бы, на­при­мер, вы­жи­ло из­да­тель­ст­во «Про­гресс»? Па­ра­докс пе­ре­ход­но­го пе­ри­о­да за­клю­чал­ся в том, что об­ще­ст­во не пе­ре­ста­ва­ло быть са­мым чи­та­ю­щим да­же вы­ми­рая, че­го по­ка в ста­ти­с­ти­че­с­ких дан­ных и не зна­ло о се­бе...

Но и это бы­ла инер­ция Эпо­хи, а не нов­ше­ст­во, как ни стран­но сие со­об­ра­же­ние на пер­вый взгляд. Ведь да­же ко­го-то вы­сы­лая и за­пре­щая, со­вет­ская куль­ту­ра лишь де­ла­ла ему имя, рек­ла­му, да­ва­ла ме­с­то сре­ди имён пи­са­те­лей – на бу­ду­щее и да­же на­веч­но, как хо­те­лось бы «му­че­ни­кам»… Кто-то по­шу­тил на этот счёт: «Хо­тел бы я быть та­ким го­ни­мым как Па­с­тер­нак – си­ди се­бе в Пе­ре­дел­ки­но, пе­ре­во­ди, сти­хи пи­ши…».

Инер­ция кни­го­из­да­ния и клас­си­ко­по­чи­та­ния ста­ла на не­ко­то­рое вре­мя вы­тес­ня­ю­щим фак­то­ром в об­ла­с­ти со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­ры: все стре­ми­лись глот­нуть уже про­жи­то­го, но не из­дан­но­го у нас тог­да. Не­ког­да и не­чем бы­ло ещё пи­сать: все стре­ми­лись чи­тать. В этом за­клю­чал­ся ещё один фе­но­мен без­вре­ме­нья (По­стэ­по­хи): за­пол­няя ре­аль­ное вре­мя вы­чи­ты­ва­ни­ем из книг Кор­та­са­ра и про­чих но­во­об­ре­тён­ных пя­ти­де­ся­тых и дру­гих про­жи­тых де­ся­ти­ле­тий, пост­со­вет­ский на­род и ме­нял во­об­ще ори­ен­та­цию во вре­ме­ни. Мне воз­ра­зят: мол, чи­та­ли все­гда о про­шлом, и это не ме­ша­ло про­грес­су. Од­на­ко спе­ци­фи­ка чте­ния в де­вя­но­с­тых за­клю­ча­лась имен­но в по­ис­ках осо­бо­го упу­щен­но­го преж­де смыс­ла, в по­ис­ках са­мо­го вре­ме­ни с по­мо­щью но­во­го смыс­ло­об­ра­зо­ва­ния. Так на­чи­нал­ся ре­г­ресс в су­гу­бо вре­мен­ном от­но­ше­нии – че­ло­ве­че­с­кое вре­мя в «воз­рож­дён­ной Рос­сии» дей­ст­ви­тель­но по­ш­ло вспять, и чи­та­ю­щие пя­ти­лись впол­не за­ко­но­мер­но, как пя­ти­лась в це­лом иде­о­ло­гия, вы­тес­няя ма­те­ри­а­лизм всем на­бо­ром ре­ли­гий и так да­лее…

Опять же: мы не об идей­ной толь­ко пло­с­ко­сти, она ма­ло ко­го за­ни­ма­ет ны­не, мы о ли­те­ра­ту­ре как все­общ­но­с­ти ра­зоб­щён­ных. Су­ще­ст­во­вал ли тог­да Пе­ле­вин? Да, по­пи­сы­вал ста­тей­ки в до­ступ­ных ему на­уч­ных жур­на­лах (на­при­мер, под впол­не пред­ска­зу­е­мым по тем вре­ме­нам ли­бе­раль­ным на­зва­ни­ем «Плюс зом­би­фи­ка­ция всей стра­ны») и да­же пре­мии уже по­лу­чал в пер­вой пя­ти­лет­ке де­вя­но­с­тых. Но яв­ле­ни­ем для мас­со­во­го чи­та­те­ля – не был, как не бы­ли и дру­гие. Вновь ос­ме­люсь за­явить: толь­ко во вто­рой по­ло­ви­не де­вя­но­с­тых про­снул­ся тот ми­ни­маль­ный ин­те­рес к ре­аль­но­с­ти, ко­то­рый сде­лал со­вре­мен­ную ли­те­ра­ту­ру воз­мож­ной во­об­ще, и ре­а­лизм в ней в ча­ст­но­с­ти. В ка­ком-то смыс­ле об­ще­ст­во во­об­ще в ды­му рас­ст­ре­лян­но­го Вер­хов­но­го Со­ве­та не хо­те­ло ви­деть ни се­бя, ни ок­ру­жа­ю­щей дей­ст­ви­тель­но­с­ти. Тут луч­ше чи­тать ино­ст­ран­цев ли­бо же «ре­прес­си­ро­ван­ных» – воз­да­вая им долж­ное сво­им лич­ным вре­ме­нем, в ко­то­рое впу­с­ка­лись их вре­ме­на, преж­де жив­шие под гри­фом умол­ча­ния. Так в од­ном вре­ме­ни по­се­ля­лись мно­го вре­мён, но сей­час не об этом. Сей­час о том, кто пер­вым по­пы­тал­ся это от­ра­зить.

 

Про­рыв дев­ст­вен­но­с­ти де­вя­но­с­тых Пе­ле­ви­ным

 

Ска­жу сра­зу: сей ав­тор ху­до­же­ст­вен­но и идей­но мне глу­бо­ко чужд, а его пре­уве­ли­чен­ная роль в ли­те­ра­ту­ри­за­ции со­вре­мен­но­с­ти во­об­ще из об­ла­с­ти им же об­лю­бо­ван­ных ми­фов. Здесь как раз сы­г­ра­ло об­ще­ст­во, а не ав­тор (и тем ин­те­рес­нее тог­да ав­тор, как про­дукт об­ще­ст­ва). Плюс не­боль­шой по тем вре­ме­нам пи­ар и лич­ная друж­ба с хо­зя­и­ном «Ва­г­ри­у­са», ко­то­рый, что ха­рак­тер­но для вре­мён при­ва­ти­за­ции, за­тем стал ми­ни­с­т­ром как раз той от­рас­ли, про­из­во­ди­те­лем «кон­тен­та» ко­то­рой он был. Пе­ле­вин ни се­кун­ды не был ре­а­ли­с­том да и сам бы ша­рах­нул­ся от та­ко­го зва­ния – тем не ме­нее, мы и его по­из­ме­ря­ем этой ли­ней­кой.

Пе­ле­вин за­нял­ся не­хи­т­рым ре­мес­лом: лишь фик­си­ро­вал дво­я­щи­е­ся изо­б­ра­же­ния дей­ст­ви­тель­но­с­ти. И уж ес­ли, как счи­та­ет куль­ту­ро­лог Фли­ер, пер­вым пост­мо­дер­нист­ским рус­ско­языч­ным ро­ма­ном яв­ля­ет­ся «Ма­с­тер и Мар­га­ри­та», то что го­во­рить о «Ча­па­е­ве и Пу­с­то­те»? Ни­че­го но­во­го – хо­тя про­рок Пе­ле­ви­на Ку­ри­цын вез­де раз­ма­хи­вал имен­но этим яр­лы­ком. Од­на­ко – сра­бо­та­ло. Пе­ле­вин ус­пел. Ус­пел пе­ре­ве­с­ти бес­ко­неч­ную ан­ти­со­вет­скую бол­тов­ню, вы­мыс­лы и про­кля­тия в ад­рес Эпо­хи – в ту об­ласть, где это всё не яв­ля­ет­ся по­ли­ти­че­с­кой, га­зет­ной ерун­дой-од­но­днев­кой. Пе­ле­вин ус­лы­шал со­ци­аль­ный за­каз на раз­дво­е­ние об­ще­ст­вен­но­го со­зна­ния. При­чём по­пы­тал­ся со­здать для со­вер­шен­но не­о­ри­ги­наль­ных пер­со­на­жей, си­ту­а­ций, кон­тра­с­тов та­кую сре­ду, ко­то­рая поз­во­лит про­дол­жать всю эту бол­тов­ню мак­си­маль­но дол­го. Так об­ре­ла про­пи­с­ку на пост­со­вет­ском про­ст­ран­ст­ве не силь­но-то мо­дер­ни­зи­ро­ван­ная со­вет­ская фан­та­с­ти­ка.

Пер­вым кри­ти­кой на сла­во­сло­вия Ку­ри­цы­на ото­звал­ся Да­ни­ла Да­вы­дов: «А что Пе­ле­вин – по­ду­ма­ешь, фан­та­с­ти­че­с­кий ре­а­лизм?». Бу­ду­щий кри­тик, а тог­да-то ещё про­сто по­эт, Да­вы­дов по­пал с пер­во­го ра­за, как сам Пе­ле­вин. Ме­тод пост­со­вет­ско­го фан­та­с­та как раз и изум­лял уди­ви­тель­ным спо­кой­ст­ви­ем опи­са­ний. Эти опи­са­ния Ку­ри­цын рас­хва­ли­вал как ком­пью­тер­ные – но ему-то нуж­ны бы­ли лишь ак­ту­аль­ные ме­та­фор­ки, а де­ло за­клю­ча­лось в бо­лее ин­те­рес­ном. В том, что Пе­ле­вин не про­сто от­ра­зил ши­зо­фре­ни­че­с­кое об­ще­ст­вен­ное бег­ст­во от ре­аль­но­с­ти, он по­пы­тал­ся са­мо это бег­ст­во на­гру­зить ку­чей ат­ри­бу­тов, утя­же­ля­ю­щих бег и этим поз­во­ля­ю­щих ему вни­ма­тель­нее фи­ло­соф­ст­во­вать. Пе­ле­вин в «Ча­па­е­ве и Пу­с­то­те» по­ка­зал: да, мож­но и так, спер­ва на­чать из ре­а­лиз­ма, а по­том прыг­нуть в ка­кой-то ки­но­мон­таж или да­же ком­пью­тер­ный мон­таж, вы­би­рать фон. Вот фон мо­на­с­ты­ря, буд­диз­ма и без­вре­ме­нья (не кон­крет­но-ис­то­ри­че­с­ко­го на­ше­го без­вре­ме­нья, а фи­ло­соф­ско­го) – поз­во­ля­ет рас­сма­т­ри­вать Ча­па­е­ва как эта­ко­го по-сво­е­му да­же впол­не бе­ло­го офи­це­ра, ко­то­ро­му бе­лые пер­ча­точ­ки идут. Пе­ле­вин лишь под­ста­вил стра­ни­цы сво­их книг для пе­ре­хо­да «крас­но-бе­лых» об­ще­ст­вен­ных дис­кус­сий из ко­ли­че­ст­ва в ка­че­ст­во, из га­зет­но­с­ти в ли­те­ра­ту­ру. И из­де­ва­тель­ст­во его над кон­крет­но-ис­то­ри­че­с­ки­ми об­ра­за­ми Ча­па­е­ва, Петь­ки, Ан­ки (за ко­то­рое, по идее, по­том­ки Фур­ма­но­ва мог­ли бы с ним по­су­дить­ся) – бы­ло сво­е­об­раз­ной при­ва­ти­за­ци­ей со­ци­а­ли­с­ти­че­с­ко­го ре­а­лиз­ма, то есть со­зда­ни­ем на его ме­с­те ре­а­лиз­ма фан­та­с­ти­че­с­ко­го, ре­а­лиз­ма его фан­та­зий, по­черп­ну­тых из бес­ко­неч­ных дис­кус­сий де­вя­но­с­тых.

За­фик­си­ру­ем здесь, что до­сту­чать­ся до об­ще­ст­ва Пе­ле­вин смог имен­но язы­ком ре­а­лиз­ма. В це­лом вы­хо­ди­ла сред­ней бю­д­жет­но­с­ти ки­нош­ка – мно­го ком­пью­тер­но­го под­ме­ша­но к «на­ту­ре», но на ли­те­ра­ту­ру всё же по­хо­же. И с это­го, а не с че­го-то дру­го­го, та­ив­ше­го­ся но не­ре­а­ли­зо­вав­ше­го­ся на­ча­лась пост­со­вет­ская ли­те­ра­ту­ра, при­зна­ем. Но про­дол­жи­лась она во­все не в на­прав­ле­нии, ко­то­рое из­брал сам Пе­ле­вин. Как вы­сме­и­ва­ю­щая крас­ную ге­ро­и­ку и ге­ро­и­ку во­об­ще ком­пью­тер­ная про­грам­ма – да, пе­ле­вин­щи­на со­сто­я­лась. Да, у по­ко­ле­ния, ку­рив­ших ма­ри­ху­а­ну хоть ра­зок, у по­ко­ле­ния «П» он бу­дет по­пу­ля­рен – но жизнь пи­са­те­ля толь­ко с од­ним по­ко­ле­ни­ем это поч­ти как его же жизнь толь­ко с од­ной же­ной. Ред­ко так бы­ва­ет в би­о­гра­фи­ях.

 

По­ко­ле­ние «П» по­сле мил­ле­ни­у­ма

 

В прин­ци­пе, ни­че­го но­во­го со вре­мён «Ча­па­е­ва и Пу­с­то­ты» Пе­ле­вин не изо­б­рёл в по­сле­ду­ю­щие го­ды, лишь от­ча­с­ти вы­ска­зы­вая сно­ва те идеи, ко­то­рые по-преж­не­му до не­го бол­та­лись на язы­ке у де­гра­ди­ру­ю­ще­го об­ще­ст­ва. Ме­ня ве­се­лил вос­торг, на­при­мер, Ка­гар­лиц­ко­го по по­во­ду пе­ле­вин­ско­го «Дже­не­рей­ш­на Пи» – но вско­ре я по­нял, что по­ко­ле­нию са­мо­го Ка­гар­лиц­ко­го очень не хва­та­ло та­кой вот фан­та­с­ти­че­с­кой по­теш­но­с­ти и в то же вре­мя от­кро­вен­но­с­ти в трак­тов­ке се­го­дняш­не­го мо­мен­та, на­смеш­ни­ческтва над пи­ар-кон­тор­ка­ми. А она, та­кая са­ти­ра, в их цен­но­ст­ных рам­ках все­гда долж­на быть от­вле­чен­ной – по­то­му ре­а­лизм и у Пе­ле­ви­на, и у став­ше­го да­же ра­нее не­го за­мет­ным Со­ро­ки­на, все­гда ус­ло­вен. Как ска­зал мой зна­ко­мый ху­дож­ник-вось­ми­де­сят­ник, «он на­пи­сал это для ме­ня». Им, вос­пи­тан­ным се­рь­ёз­ным со­вет­ским те­ле­ви­де­ни­ем, дав­но не хва­та­ло ко­ман­ды на «ха-ха» – а тут та­кое бо­гат­ст­во фан­та­зии!

Со­ро­кин был эли­тар­нее Пе­ле­ви­на из­на­чаль­но, но и его сти­ли­за­ции под Тур­ге­не­ва и ко­го-ли­бо ещё вы­гля­де­ли пост­мо­дер­низ­мом не­со­мнен­ным, при этом – для из­бран­ных. Но не фан­та­с­ти­кой – в этом их глав­ное раз­ли­чие. Мон­таж или вы­мы­сел – вот две раз­лич­ные стра­те­гии этих двух «стол­пов» со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­ры, ча­с­то ими сме­ши­ва­е­мые, но всё же ис­поль­зу­е­мые с раз­ны­ми пред­по­чте­ни­я­ми. Об­лож­ка пер­во­го из­да­ния «Го­лу­бо­го са­ла», на­при­мер, – сра­зу да­ва­ла по­нять, что со­дер­жи­мое есть то­же при­выч­но-ан­ти­со­вет­ское кол­ла­жи­ро­ва­ние в фан­та­с­ти­че­с­ком со­усе. По­сколь­ку так сло­жи­лось имен­но в на­шей ли­те­ра­ту­ре, пост­мо­дерн на­ря­ду с фан­та­с­ти­кой вро­де бы про­ти­во­сто­ят ре­а­лиз­му. На де­ле – не все­гда так, и в раз­ной сте­пе­ни, но тен­ден­ция та­ко­ва. Пост­мо­дерн как спо­соб ос­т­ра­не­ния и от­да­ле­ния ре­аль­но­с­ти на не­кую фи­ло­соф­скую дис­тан­цию (как у Пе­ле­ви­на) – стал оп­ро­вер­же­ни­ем ре­а­лиз­ма, как ка­пи­та­лизм де­вя­но­с­тых стал оп­ро­вер­же­ни­ем со­ци­а­лиз­ма двад­ца­то­го ве­ка и са­мой идеи со­ци­аль­но­го про­грес­са, то есть по­сле­до­ва­тель­но­с­ти сме­ны со­ци­аль­но-эко­но­ми­че­с­ких фор­ма­ций. Од­на­ко не на­до по­ла­гать, что пост­мо­дерн Пе­ле­ви­на и Со­ро­ки­на иде­о­ло­ги­че­с­ки не ан­га­жи­ро­ва­ны. По­пыт­ка встать «над» схват­кой идей для них не уда­лась – и Со­ро­кин ча­с­то твер­дит про «от­рыж­ку сов­ка», а уж Пе­ле­вин-то в «Ча­па­е­ве» с пер­вых стра­ниц от­кро­вен­но в нож­ки кла­ня­ет­ся силь­но по­бе­лев­ше­му за де­вя­но­с­тые бур­жу­аз­но­му со­ци­у­му сто­лиц (це­ле­вая ау­ди­то­рия, как ни кру­ти): «…за по­след­нее вре­мя я имел мно­го воз­мож­но­с­тей раз­гля­деть де­мо­ни­че­с­кий лик, ко­то­рый пря­тал­ся за все­ми эти­ми ко­рот­ки­ми не­ле­пи­ца­ми на крас­ном». Ну, чем не Хо­да­се­вич?

Уго­дить пе­ре­оце­ни­ва­ю­ще­му про­шлое по­ко­ле­нию «пи-пи», де­ла­ю­ще­му своё «пи-пи» на все со­вет­ские па­мят­ни­ки и до­сти­же­ния двад­ца­то­го ве­ка – бы­ло не слож­но. Но ма­ло уго­дить си­ю­ми­нут­ной су­то­ло­ке идей, важ­но ука­зать путь даль­ней­ший – имен­но это де­ла­ло рус­скую ли­те­ра­ту­ру XIX-го ве­ка и со­вет­скую ли­те­ра­ту­ру двад­ца­то­го – бо­лее чем ли­те­ра­ту­рой, на­всег­да сра­щи­вая её с иде­о­ло­ги­ей, по­ли­ти­кой, фу­ту­ро­ло­ги­ей. Ска­жем, в ком­му­ни­с­ти­че­с­кой ори­ен­та­ции Стру­гац­ких пе­ри­о­да до се­ре­ди­ны се­ми­де­ся­тых – ни­кто не со­мне­вал­ся. И они так же, как Пе­ле­вин над крас­ным Ча­па­е­вым, по­сме­и­ва­лись над «го­лой блон­дин­кой за­пад­но­го об­ще­ст­ва», бе­га­ю­щей по бу­ду­ще­му и па­ля­щей во всех за же­лез­ным за­на­ве­сом.

Но вре­ме­на ме­ня­лись – на сме­ну де­ся­ти­ле­тию са­мо­уни­чи­же­ния и пеп­ло­по­сы­па­ния го­лов при­шла пер­вая пя­ти­лет­ка ну­ле­вых, силь­но кру­та­нув­шая штур­вал вле­во. И вот тут на сме­ну из­де­ва­тель­ской пе­ре­та­сов­ке про­шло­го при­хо­дит пе­ле­вин­ская трак­тов­ка на­сто­я­ще­го – то­же иро­нич­ная, но вне иде­о­ло­гий. Ка­кой-то «вау-фак­тор», шу­точ­ки-од­но­днев­ки – но по­че­му-то ста­но­вя­щи­е­ся слен­гом и пред­ме­том чуть ли не це­лых се­ми­на­ров в Ли­тин­сти­ту­те. То, что та­ки не­бо­га­тым ас­сор­ти­мен­том мож­но бы­ло за­пол­нить пу­с­то­ты иде­о­ло­ги­че­с­ких дис­кус­сий – не слу­чай­но, по­сколь­ку без пе­ле­вин­ской дис­тан­ции во­об­ще об этом го­во­рить бо­я­лись. Стёб над пи­ар­щи­ка­ми и вау-фак­то­ри­я­ми кто-то вос­при­нял как про­грес­сив­ный эле­мент фан­та­с­ти­че­с­ко­го ре­а­лиз­ма Пе­ле­ви­на. Ну да чёрт с ним – ведь он так и ос­тал­ся в пле­ну стра­те­гий вы­мыс­ла и ос­т­ра­не­ния, а на сце­ну вы­хо­ди­ли уже тре­бу­е­мые об­ще­ст­вом но­вые ре­а­ли­с­ты.

 

Де­неж­ки­на в умах без­де­неж­ных

 

Со­зрел со­ци­аль­ный за­прос не на вы­дум­ку, в оче­ред­ной раз уро­ду­ю­щую соц­ре­а­ли­с­ти­че­с­кую кар­ти­ну Эпо­хи, но на от­ра­же­ние и осо­зна­ние но­вой дей­ст­ви­тель­но­с­ти – тут уже фан­та­с­ти­че­с­ки­ми и пост­мо­дер­нист­ски­ми стра­те­ги­я­ми бы­ло не спра­вить­ся Пе­ле­ви­ну с Со­ро­ки­ным. Они так и ос­та­лись пи­са­те­ля­ми для дис­си­ден­тов, для се­ми­де­сят­ни­ков и вось­ми­де­сят­ни­ков, лишь от­ча­с­ти за­тро­нув мо­ло­дое по­ко­ле­ние «пост пи». Но оно-то не ис­ка­ло заб­ве­ния и нар­ко­ти­че­с­ко­го дур­ма­на пе­ле­вин­ских кол­ла­жей и со­ро­кин­ских мон­ст­ров – вот по­че­му воз­ник, на­при­мер, «Са­хар­ный Кремль». Один из ли­бе­раль­ных ми­фов о не­за­ви­си­мо­с­ти пи­са­те­ля от об­ще­ст­ва – оп­ро­вер­га­ет­ся са­ми­ми жи­ву­щи­ми в этом ми­фе. Од­на­ко по­ко­ле­ние ре­а­ли­с­тов по­ка не по­ка­за­ло долж­но­го уров­ня ди­а­ло­га с чи­та­те­лем – и как не но­си­ли на ру­ках пер­вен­ца это­го по­ко­ле­ния Ири­ну Де­неж­ки­ну, а до че­го-то мас­штаб­но­го не до­нес­ли.

Об­ще­ст­во, на­тер­пев­шись ре­форм, ста­ло су­до­рож­но ог­ля­ды­вать­ся во­круг – ему не хва­та­ло эле­мен­тар­ной кар­ти­ны ми­ра, зна­ния ок­ру­жа­ю­ще­го в его за­ко­но­мер­но­с­тях. По­ль­стив­ший брат­ве на­ря­ду с «бе­лы­ми» Пе­ле­вин тут уже не ко­ти­ро­вал­ся, но и пред­ста­ви­тель­ни­ца по­ко­ле­ния «пи» Де­неж­ки­на ос­та­лась «дво­ро­вой ре­а­ли­ст­кой», лишь ед­ва при­вив чи­та­те­лю вкус к на­блю­де­нию ти­пич­ных для «пи-пи» бы­то­вых си­ту­а­ций. Сбе­гать в ту­а­лет по­сле сек­са, ска­зать во дво­ре «здра­с­те вам» од­но­му из секс-парт­нё­ров… При­ми­тив, но уже ре­а­ли­с­ти­че­с­кий – и па­фос фан­та­с­та Пе­ле­ви­на с его ино­ска­за­тель­ным «Ча­па­ев­ским» эро­тиз­мом тут ни­как не кон­ку­ри­ру­ет. За­хо­те­лось чи­тать про­стое о про­стом – ведь по­сти­же­ние ок­ру­жа­ю­ще­го урод­ли­во­го ми­ра уже не ос­тав­ля­ло шан­сов пост­мо­дер­ни­с­там. Об­ни­щав­шее не толь­ко ма­те­ри­аль­но, но и нрав­ст­вен­но, ум­ст­вен­но – об­ще­ст­во жда­ло прав­ды, са­мой не­при­гляд­ной, но прав­ды.

Увы, опи­са­ние жиз­ни «по­ко­ле­ни­ем Ли­мон­ки» (кста­ти, к са­мой «Ли­мон­ке» ав­то­ры име­ли весь­ма ко­с­вен­ное от­но­ше­ние) не оп­рав­да­ло ожи­да­ний как ин­тел­лек­ту­а­лов, так и не­ин­тел­лек­ту­а­лов, то­же за го­ды «ста­би­ли­за­ции» вспом­нив­ших, что есть ли­те­ра­ту­ра и её функ­ция в об­ще­ст­ве.

Здесь на­до при­знать­ся, что с са­мо­го на­ча­ла но­во­го ве­ка, уже бы­ли со­зда­ны не про­сто пер­вые тек­с­ты но­вых ре­а­ли­с­тов – прак­ти­че­с­ки од­но­вре­мен­но, ещё друг дру­га не зная, мы с Шар­гу­но­вым на­пи­са­ли «Ма­ни­фест ра­ди­каль­но­го ре­а­лиз­ма» (я, в 2001-м) и «Ма­ни­фест но­во­го ре­а­лиз­ма» (он, в 2000-м). Су­ще­ст­вен­но здесь и то, что та­кой тер­мин (но­вый ре­а­лизм) су­ще­ст­во­вал до нас во Фран­ции кон­ца 1960-х, и оз­на­чал во­все не воз­врат к ре­а­лиз­му, а на­обо­рот впи­ты­ва­ние им пост­мо­дер­нист­ских стра­те­гий. От­ча­с­ти и это бы­ло в ма­ни­фе­с­тах – но я по­то­му на­звал свой ра­ди­каль­ным, что­бы от­ра­зить в пер­вую оче­редь про­ти­во­сто­я­ние «вы­дум­щи­кам».

К со­жа­ле­нию, об­ще­ст­во в пря­мом смыс­ле ре­к­ру­ти­ру­ет мо­ло­дых пи­са­те­лей, как толь­ко они ста­но­вят­ся яс­ны на фо­не преж­них от­кры­тий и те­че­ний ли­те­ра­ту­ры. Я на­толк­нул­ся од­наж­ды на Де­неж­ки­ну – на уз­кой ле­ст­ни­це клу­ба «Б2» на Ма­я­ков­ке. Она та­щи­ла за со­бой опе­ра­то­ра на пре­зен­та­цию двух книг из­да­тель­ст­ва Кор­миль­це­ва, ко­то­рый и сам груз­но под­ни­мал­ся по этой ле­ст­ни­це. Пи­са­тель, на­прав­ля­ю­щий те­ле­объ­ек­тив или же те­ле­объ­ек­тив на­прав­лен­ный на пи­са­те­ля – это все­гда опас­но, точ­нее, это все­гда ме­ня­ет его функ­цию в об­ще­ст­ве.

Ед­ва мы вяк­ну­ли свои пер­вые сти­хи и ма­ни­фе­с­ты – нас уже та­щи­ли на все­воз­мож­ные круг­лые сто­лы, в «клуб но­вых рус­ских пи­са­те­лей» (су­ще­ст­во­вал и та­кой). Спер­ва сей клуб при­ютил Юрий По­ля­ков в «Лит­га­зе­те», что­бы гля­нуть, кто там упи­ра­ет­ся в спи­ну «от­цам». Но ему это на вто­рой раз на­до­ело, и он пе­ре­дал эту за­ба­ву Вла­ди­ми­ру Гу­се­ву и его «Мос­ков­ско­му ве­ст­ни­ку», где мы и про­дер­жа­лись око­ло го­да бла­го­да­ря на­стой­чи­во­с­ти Жан­ны Го­лен­ко. А ведь за­ха­жи­ва­ли на пер­вые дис­кус­сии клу­ба (ча­ще – про­сто сум­ма мо­но­ло­гов) и Ан­на Коз­ло­ва, и Ва­си­ли­на Ор­ло­ва, по­ми­мо нас с Ко­жев­ни­ко­вым, Шар­гу­но­вым и Сен­чи­ным. В об­щем – ре­а­лизм на­ста­вал не толь­ко в тек­с­тах, но и во вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях твор­цов этих тек­с­тов. При этом, как вер­но за­явил ещё тог­да, в 2005-м, Шар­гу­нов – «Ти­хий Дон» на­ше­го по­ко­ле­ния по­ка не со­здан. Глав­ной кни­ги но­во­го ре­а­лиз­ма – нет. В это вре­мя, по­ка сто­лич­ные пи­са­те­ли за­се­да­ли, При­ле­пин уже ко­вал свою сла­ву в куз­ни­це Ли­мо­но­ва и дру­же­ст­вен­но­го ему из­да­тель­ст­ва быв­ше­го ми­но­мёт­чи­ка.

 

За­чем За­хар убил ко­тён­ка?

 

Слож­но ска­зать – бла­го­да­ря ли до­сто­ин­ст­вам на­ро­чи­то про­сто на­пи­сан­но­го тек­с­та, или же бла­го­да­ря по­ли­ти­че­с­ко­му ре­зо­нан­су, ко­то­рый во­зы­мел «Сань­кя», но имен­но эта кни­га ста­ла той, ко­то­рую жда­ли мы в са­ло­нах Гу­се­ва и По­ля­ко­ва. До это­го ро­ма­на чуть-чуть по­пре­тен­до­ва­ла на сию роль «Го­ло­во­лом­ка» Гар­ро­са с Ев­до­ки­мо­вым, но имен­но в си­лу пост­мо­дер­нист­ской «иг­ро­вой» со­став­ля­ю­щей – не до­тя­ну­ла. Од­на­ко имен­но с по­яв­ле­ни­ем За­ха­ра ре­а­лизм по­тес­нил не толь­ко са­мих пост­мо­дер­ни­с­тов и фан­та­с­тов, но и ме­то­ды оных в ли­те­ра­ту­ре, в ре­а­ли­с­ти­че­с­ких тек­с­тах.

Со­вер­шен­но иные вы­кри­с­тал­ли­зо­вы­ва­лись чи­та­тель­ские цен­но­с­ти – хоть бы­ло это не пять лет на­зад, а ми­нув­шим ле­том, но счи­таю нуж­ным вспом­нить. На фе­с­ти­ва­ле «От ан­де­г­ра­ун­да к звез­дам» в Дне­про­пе­т­ров­ске мне по­сле чте­ния рас­ска­за «Ди­мон и Ди­ман» (от­ры­вок из Тре­ть­ей ча­с­ти «По­эмы Сто­ли­цы») был за­дан во­прос: «А ге­рой, вер­нув­ший­ся из Чеч­ни, ре­а­лен, а что вы хо­те­ли ска­зать че­рез не­го?». Во­прос яв­ля­ет­ся в чём-то са­мо­оп­ро­вер­же­ни­ем, од­на­ко его двух­ча­ст­ность точ­но от­ра­жа­ет со­сто­я­ние ны­неш­не­го чи­та­те­ля. Итак, ес­ли ге­рой вы­ду­ман – то ку­да про­ще «че­рез не­го» что-то го­во­рить, и это пе­ле­вин­щи­на. Но ре­а­лизм спа­са­ет се­го­дня имен­но это «но­вое вар­вар­ст­во» чи­та­те­ля: он уже на­пря­мую ин­те­ре­су­ет­ся, вы­дум­ка это или нет, то есть фак­то­ло­ги­че­с­ки­ми мо­мен­та­ми уже оза­бо­чен. Он тре­бу­ет по­сле­до­ва­тель­но­с­ти ре­а­лиз­ма, то есть ра­ди­каль­но­с­ти его – вы­та­с­ки­ва­ю­щей и ав­то­ра в об­ласть об­суж­да­е­мо­го. Не со­мне­ва­юсь, что вос­хи­тить­ся та­кой тре­бо­ва­тель­но­с­тью чи­та­те­ля, силь­но по­ли­ти­зи­ру­ю­щей ли­те­ра­ту­ру во­об­ще – смо­гут со мной да­ле­ко не все кол­ле­ги. Шар­гу­нов вот, на­при­мер, как тай­ный по­клон­ник Со­ро­ки­на, вы­сту­па­ет за «сво­бо­ду во­об­ра­же­ния».

Тем не ме­нее при раз­ных ав­тор­ских по­зи­ци­ях, при впол­не пе­ле­вин­ском до­пу­ще­нии вы­мыс­ла тем же Шар­гу­но­вым (в «Пти­чь­ем грип­пе» дан по­спеш­ный и стёб­ный «не­га­тив­ный про­гноз ре­во­лю­ции») и При­ле­пи­ным (в «Сань­ке» про­ис­хо­дит ни­же­го­род­ский бунт нац­бо­лов, на ко­то­рый в дей­ст­ви­тель­но­с­ти и на­мё­ка не бы­ло), ре­а­лизм как ко­миль­фо ну­ле­вых впол­не со­сто­ял­ся. И да­же Со­ро­кин в рас­ска­зе «Чёр­ная ло­шадь с бе­лым гла­зом» изо­щ­ря­ет­ся на «по­ля­не» поч­вен­ни­ков-де­ре­вен­щи­ков, при­со­ба­чи­вая к ре­аль­но­с­ти ка­ну­на Ве­ли­кой Оте­че­ст­вен­ной уже не вы­ду­ман­но­го мон­ст­ра, но про­сто не­что ми­с­ти­че­с­ки страш­ное, не­кое пред­зна­ме­но­ва­ние... Ре­а­лизм в по­дроб­но­с­тях как про­пуск в мир чи­та­те­ля – стал и для мэ­т­ров не­из­бе­жен.

Од­на­ко ес­ли При­ле­пин сти­хий­но воз­гла­вил по­ко­ле­ние «но­вых», по­тес­нив Пе­ле­ви­на и куч­ку­ю­щих­ся око­ло не­го «ста­рых», то и сам ре­а­лизм стал к не­му по-но­во­му тре­бо­ва­те­лен. Ес­ли не­об­хо­ди­мая для бру­таль­но­с­ти сю­же­та «Сань­ки» до­ля вы­мыс­ла ни­как не уг­ро­жа­ла ре­а­лиз­му, то в пре­ми­ро­ван­ном и про­пи­сан­ном ре­ги­о­наль­ным школь­ным биб­ли­о­те­кам в обя­за­тель­ном по­ряд­ке «Гре­хе» на­блю­да­ет­ся не­ко­то­рое под­рё­мы­ва­ние на ла­в­рах. Из рас­ска­за в рас­сказ, по идее долж­ных сра­с­тать­ся в ро­ман, ни­че­го не про­ис­хо­дит. Это от­ча­с­ти уси­ли­ва­ет вни­ма­ние чи­та­те­ля к по­дроб­но­с­тям, но бо­лее все­го – к лич­но­с­ти пи­са­те­ля, и так дваж­ды от­пе­ча­тан­ной на об­лож­ке. Хо­тя имен­но тут ни­ка­кой фан­та­с­ти­ки, са­мый че­ст­ный ре­а­лизм – но пе­ре­рос­ший роль ге­роя ав­тор по­рой за­бы­ва­ет­ся в са­мо­лю­бо­ва­нии. Это не обя­за­тель­но пря­мое са­мо­лю­бо­ва­ние, это ча­ще да­же в про­стей­ших улич­ных си­ту­а­ци­ях от­ра­жа­ю­ще­е­ся эго, но оно ос­тав­ля­ет ре­аль­но­с­ти – тем са­мым по­дроб­но­с­тям ок­ру­жа­ю­ще­го ми­ра, по ко­то­рым ис­то­с­ко­вал­ся за де­вя­но­с­тые чи­та­тель – всё мень­шую роль. Это не есть от­кат, это ско­рее за­стой. И, к то­му же, на фо­не по­доб­ной ин­тро­верт­но­с­ти – сов­сем не­о­прав­дан­но вы­гля­дит бра­ви­ро­ва­ние бес­про­иг­рыш­ны­ми эпи­зо­да­ми. Уж ес­ли чи­та­тель на­ст­ро­ен на чи­с­то­ту ре­а­лиз­ма, то лю­бой эпи­зод с ги­бе­лью, и тем бо­лее ги­бе­лью без­за­щит­но­го жи­вот­но­го с по­мо­щью че­ло­ве­ка – вы­зо­вет тот са­мый «дне­про­пе­т­ров­ский во­прос». Так этот За­хар – ты? Так по­че­му не ос­та­но­вил щел­чок, сбро­сив­ший ко­тён­ка с по­до­кон­ни­ка? А ес­ли вы­мы­сел – то чем он оп­рав­дан? Вот она, «вил­ка Пе­ле­ви­на-При­ле­пи­на». Так, до­хо­дя до ло­ги­че­с­ко­го пре­де­ла ре­а­лизм чи­та­те­ля (ра­ди­каль­нее пи­са­тель­ско­го ко­то­рый) де­ла­ет толь­ко ав­то­ра от­вет­ст­вен­ным за всё. И тут не спря­чешь­ся за мо­на­с­тыр­ские ву­а­ли Пе­ле­ви­на. Тут при­дёт­ся от­ве­чать. Ли­бо об­суж­дать ис­кус­ст­во вы­мыс­ла, ли­бо пе­ре­хо­дить в Ре­аль­ность.

В ка­ком-то пла­не са­мым по­сле­до­ва­тель­ным ре­а­ли­с­том был и ос­та­ёт­ся «ра­бо­чий крот» Сен­чин, ко­то­рый при­зна­ёт, что не мо­жет вы­ду­мы­вать без те­ни стес­не­ния. И пра­виль­но де­ла­ет! Вот уж ко­го не за­по­доз­ришь в ги­пер­бо­ли­за­ции и ав­тор­ской лич­но­с­ти, и уж в фан­та­с­тиз­ме точ­но не за­по­доз­ришь. Хо­тя, про «лёг­кие та­ра­ка­нов» в «Мос­ков­ских те­нях» – это зря, это на гра­ни Со­ро­ки­на… 

Дмитрий ЧЁРНЫЙ