Архив : №51. 17.12.2010

ДАВИТ МАФИЯ

 Ар­ка­дий Пер­вен­цев всю жизнь бо­рол­ся. До вой­ны он бил­ся за честь по­гиб­ше­го ко­ман­ди­ра кон­ной бри­га­ды Ива­на Ко­чу­бея, об­ви­нён­но­го троц­ки­с­та­ми в из­ме­не де­лу ре­во­лю­ции и пе­ре­хо­де на сто­ро­ну бе­лой ар­мии. По­сле вой­ны пи­са­тель ра­зоб­ла­чал без­род­ных ко­с­мо­по­ли­тов. По­том его ми­ше­нью ста­ли си­о­ни­с­ты. Пер­вен­цев вез­де и всю­ду ви­дел за­си­лье ма­фии. Вот толь­ко хо­ро­шо пи­сать он, по­хо­же, так и не на­учил­ся.

Ар­ка­дий Алек­се­е­вич Пер­вен­цев ро­дил­ся 13 (по но­во­му сти­лю 26) ян­ва­ря 1905 го­да в ста­в­ро­поль­ском се­ле На­бут. Его отец – Алек­сей Ива­но­вич Пер­вен­цев был пра­во­слав­ным свя­щен­ни­ком. Мать – Лю­бовь Ан­д­ре­ев­на в 1895 го­ду окон­чи­ла Ста­в­ро­поль­ское епар­хи­аль­ное учи­ли­ще и по­том мно­го лет ра­бо­та­ла учи­тель­ни­цей. К сло­ву, Лю­бовь Ан­д­ре­ев­на со­сто­я­ла в род­ст­ве с се­мь­ёй ве­ли­ко­го по­эта Вла­ди­ми­ра Ма­я­ков­ско­го (она при­хо­ди­лась дво­ю­род­ной се­с­т­рой ма­те­ри рус­ско­го клас­си­ка).

Дет­ст­во бу­ду­ще­го пи­са­те­ля про­шло на Ку­ба­ни. В граж­дан­скую вой­ну сын свя­щен­ни­ка за­пи­сал­ся в ча­с­ти во­е­ни­зи­ро­ван­ной ох­ра­ны на­се­ле­ния и на­род­ной соб­ст­вен­но­с­ти. Он по­том вспо­ми­нал: «Я был при­чис­лен к пу­ле­мёт­ной та­чан­ке со сто­яв­ши­ми на ней дву­мя пу­ле­мё­та­ми «мак­си­ма­ми». Та­чан­ку ка­ти­ла чет­вёр­ка по­до­б­ран­ных под масть во­ро­ных ко­ней. В мою обя­зан­ность пу­ле­мёт­чи­ка вхо­ди­ла не толь­ко по­да­ча лен­ты, но и ох­лаж­де­ние ство­лов, для че­го был при­спо­соб­лен обыч­ный пу­за­тый эма­ли­ро­ван­ный чай­ник. На­сту­па­ли бе­лые. И вот от сна­ря­да, ра­зо­рвав­ше­го­ся не­вда­ле­ке от пу­ле­мёт­ной та­чан­ки, я был кон­ту­жен. Чай­ник мой на­шли вда­ли от та­чан­ки, а сам я ле­жал за­ва­лен­ный зем­лёй. Од­но­го уби­ло, дво­их ра­ни­ло. Ме­ня, тя­же­ло кон­ту­жен­но­го, пе­ре­пра­ви­ли в Крас­но­дар (тог­да Ека­те­ри­но­дар), вез­ли че­рез ста­ни­цы Брю­хо­вец­кую, Но­во­ти­то­ров­скую и по­ме­с­ти­ли в вой­ско­вую боль­ни­цу, рас­по­ло­жен­ную на ули­це Крас­ной. По­сле лик­ви­да­ции де­сан­та боль­ни­цу по­се­ти­ли в раз­ное вре­мя Ков­тюх, Фур­ма­нов и Ор­д­жо­ни­кид­зе. Че­рез пол­то­ра ме­ся­ца я, оп­ра­вив­ший­ся от кон­ту­зии, по­ки­нул сте­ны боль­ни­цы, но стал за­икой. Кон­ту­зия по­ра­зи­ла ка­кие-то цен­т­ры. Это не­о­жи­дан­ное не­сча­с­тье по­том на два го­да вы­ве­ло ме­ня из нор­маль­но­го со­сто­я­ния».

Ког­да всё стих­ло, Пер­вен­цев вер­нул­ся в ку­бан­скую ста­ни­цу Но­во­рож­де­ст­вен­ская и ус­т­ро­ил­ся в из­ба­чи. Но уже в 1926 го­ду его при­зва­ли в ар­мию и на­пра­ви­ли в Ста­в­ро­поль в ка­ва­ле­рий­скую ди­ви­зию име­ни Бли­но­ва. Де­мо­би­ли­зо­вал­ся он с долж­но­с­ти ко­ман­ди­ра са­бель­но­го взво­да. Од­на­ко до­ма ра­бо­ты ему не на­шлось. Поз­же сын Пер­вен­це­ва рас­ска­зы­вал, что отец по ре­ко­мен­да­ции дру­га из кав­ди­ви­зии в 1928 го­ду от­пра­вил­ся в Ниж­ний Нов­го­род. «Отец, – пи­сал сын ро­ма­ни­с­та, – обо­шёл все бир­жи тру­да, но ни­где не был при­нят, так как ни од­ной из тре­бу­е­мых про­фес­сий он не был обу­чен. В тот год он жи­вёт на по­со­бие по без­ра­бо­ти­це. В ар­хи­ве пи­са­те­ля в Крас­но­да­ре хра­нит­ся этот до­ку­мент со­вет­ско­го без­ра­бот­но­го. Так и не най­дя при­ме­не­ния сво­им си­лам, воз­вра­ща­ет­ся в Ти­хо­рецк, где дру­зья по ком­со­мо­лу, ви­дя его уд­ру­чён­ное со­сто­я­ние, ре­ша­ют по­слать его в Моск­ву».

В Моск­ве Пер­вен­цев по­сту­пил на ве­чер­нее от­де­ле­ние Мос­ков­ско­го выс­ше­го тех­ни­че­с­ко­го учи­ли­ща име­ни Н.Э. Ба­у­ма­на. Од­но­вре­мен­но его взя­ли на­чаль­ни­ком се­к­рет­ной ча­с­ти на за­вод «Ди­на­мо». Мо­ло­дой па­рень со­брал­ся в пар­тию. И тут про­изо­ш­ла пер­вая осеч­ка. Се­к­ре­та­ря за­вод­ско­го парт­ко­ма на­пу­га­ла ан­ке­та се­к­рет­чи­ка, а имен­но связь от­ца с цер­ко­вью. Пря­мо он ни­че­го Пер­вен­це­ву не ска­зал, но на со­бра­нии от­ме­тил сла­бость его по­лит­под­го­тов­ки. Вто­рой удар слу­чил­ся уже в 1932 го­ду, ког­да вра­чи об­на­ру­жи­ли у Пер­вен­це­ва от­кры­тую фор­му ту­бер­ку­лё­за.

Ин­те­рес к жиз­ни Пер­вен­це­ву вер­ну­ли мо­ло­дая же­на – Ве­ра Ти­хо­но­ва Тру­ха­но­ва и ли­те­ра­ту­ра. Так, в крым­ской ле­чеб­ни­це он сде­лал на­бро­с­ки пер­вой по­ве­с­ти «ТБЦ». По­том в дру­гой боль­ни­це у не­го по­яви­лась идея ро­ма­на о ку­бан­ских ка­за­ках «Де­вя­тая ко­лон­на». Сво­им ге­ро­ем Пер­вен­цев хо­тел сде­лать од­но­го из ко­ман­ди­ров граж­дан­ской вой­ны Яко­ва Ба­ла­хо­но­ва.

«Де­вя­тая ко­лон­на», – при­знал­ся поз­же Пер­вен­цев, – да­ва­лась мне лег­ко. Я пи­сал её но­ча­ми, пи­сал с упо­е­ни­ем. По­сте­пен­но раз­ви­вая на бу­ма­ге со­бы­тия то­го вре­ме­ни, я вдруг за­ме­тил яв­ле­ние, рав­ное слу­чай­но­му от­кры­тию ка­ко­го-ни­будь ней­тро­на. Не­о­жи­дан­но и во­пре­ки за­мыс­лу из вто­ро­сте­пен­ных пер­со­на­жей, как го­во­рит­ся, на­бран­ных пе­ти­том, вы­шел в пер­вый ряд и не­удер­жи­мо по­ска­кал впе­рёд, ув­ле­кая за со­бой, яр­кий, ба­ла­мут­ный, по­ра­зи­тель­но очер­чен­ный всад­ник – ка­зак Иван Ко­чу­бей. Я его на­зад, а он не слу­ша­ет­ся... Долж­ность по­мень­ше, чем у дру­гих, а он вер­хо­во­дит. Сто­ит мне при­крыть гла­за, а он тут как тут. Про­сле­жи­ваю его судь­бу, ви­жу тра­ге­дию лич­но­с­ти, ви­жу его пре­дан­ную лю­бовь к Ле­ни­ну, чи­с­то­ту по­мыс­лов. Но сколь­ко же на­сло­е­ний на этом слит­ке чер­вон­но­го зо­ло­та, ка­ких толь­ко слу­хов и не­ле­по­с­тей не на­го­ро­же­но во­круг не­го». Осо­бен­но силь­но воз­му­тил Пер­вен­це­ва ро­ман Ар­тё­ма Ве­сё­ло­го «Рос­сия кро­вью умы­тая», в ко­то­ром Ко­чу­бей был вы­ве­ден под фа­ми­ли­ей Ива­на Чер­но­яра и пред­ста­вал в ро­ли чуть ли не бан­ди­та.

Пре­рвав ра­бо­ту над ро­ма­ном «Де­вя­тая ко­лон­на», Пер­вен­цев изъ­ял из ру­ко­пи­си поч­ти все эпи­зо­ды о Ко­чу­бее и на их ос­но­ве на­пи­сал две но­вел­лы: «Бес­си­лие смер­ти» и «Вась­ка Ли­с­то­пад». Обе эти ве­щи по­том, в 1936 го­ду, бы­ли удо­с­то­е­ны пре­мии из­да­тель­ст­ва ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры на кон­кур­се рас­ска­зов на­чи­на­ю­щих ав­то­ров.

Пер­вый ва­ри­ант кни­ги о Ко­чу­бее Пер­вен­цев, под­пи­сал псев­до­ни­мом Алин, от­нёс к ру­ко­во­ди­те­лю ли­тобъ­е­ди­не­ния при из­да­тель­ст­ве ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры Ни­ко­лаю Ог­не­ву. При­гла­ше­ние на раз­бор по­сле­до­ва­ло уже че­рез не­де­лю. «Ог­нев, – вспо­ми­нал пи­са­тель, – по­со­ве­то­вал:

– Ре­ши­тель­но от­ме­ни­те псев­до­ним. – На­пи­сал на чет­вер­тин­ке бу­ма­ги: «Ар­ка­дий Пер­вен­цев», в цен­т­ре: «Иван Ко­чу­бей», вни­зу: «Го­су­дар­ст­вен­ное из­да­тель­ст­во «Ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры». По­ду­мав, ис­пра­вил на­зва­ние, вы­черк­нул «Иван». – Нель­зя, что­бы ав­тор и ге­рой зна­чи­лись под име­на­ми... – За­тем Ог­нев спро­сил, рас­по­ла­гаю ли я ма­те­ри­а­лом на це­лый ро­ман, на­бе­рёт­ся ли при­мер­но ли­с­тов на двад­цать?

Я от­ве­тил ут­вер­ди­тель­но. Сколь­ко угод­но на­бе­рёт­ся. Ог­нев уме­рил мой пыл, по­со­ве­то­вал тща­тель­ней от­би­рать из на­коп­лен­но­го, стро­же под­хо­дить к са­мо­му се­бе, не ут­ра­чи­вать строй­но­го раз­вёр­ты­ва­ния пру­жи­ны дей­ст­вия, уже обо­зна­чен­но­го, и, ес­ли воз­мож­но, по­то­ро­пить­ся. Ог­нев ре­ко­мен­до­вал со­хра­нить хро­но­ло­гич­ность по­ве­ст­во­ва­ния, за­кре­пить цен­т­раль­ные кон­флик­ты, борь­бу двух сил – бе­лых и крас­ных – и борь­бу двух сил вну­т­ри ла­ге­ря. Я твёр­до на­сто­ял на му­че­ни­че­с­ком вен­це Ко­чу­бея – в не­слож­ных кол­ли­зи­ях ве­ка на­и­бо­лее ре­ль­еф­ны фи­гу­ры ге­ро­ев и му­че­ни­ков. На­ша бе­се­да про­те­ка­ла на рав­ных пра­вах, и Ог­нев вни­ма­тель­но слу­шал ме­ня, со­став­лял своё мне­ние о мо­ло­дом ав­то­ре. «Вы слиш­ком не­при­ми­ри­мы. Вам труд­но бу­дет жить в на­шей сре­де. Вы не су­ме­е­те быть гиб­ки...» Он не хо­тел ме­ня сде­лать та­ким, но пре­ду­преж­дал, и его со­ве­ты не за­быть... В за­клю­че­ние он по­обе­щал сво­дить ме­ня в жур­нал «Ок­тябрь» к Пан­фё­ро­ву, ко­то­рый уже про­ин­фор­ми­ро­ван и за­ин­те­ре­со­ван в ру­ко­пи­си».

Пан­фё­ров по­ста­вил ро­ман Пер­вен­це­ва на от­кры­тие 1937 го­да, пря­мо в ян­вар­ский но­мер. Но сра­зу по­сле пуб­ли­ка­ции раз­го­рел­ся скан­дал. Не­ко­то­рые во­ен­ные ис­то­ри­ки и преж­де все­го Алек­сан­д­ров за­яви­ли, что пи­са­тель ис­ка­зил фак­ты. Мол, Ко­чу­бей был пре­да­те­лем и в своё вре­мя до­б­ро­воль­но пе­ре­шёл на сто­ро­ну бе­лой ар­мии.

Кам­па­ния про­тив мо­ло­до­го ро­ма­ни­с­та сов­па­ла с аре­с­та­ми его бли­жай­ших дру­зей. Пер­вен­цев был по­дав­лен. Уже в 1980 го­ду он в до­пол­не­ние к сво­ей ав­то­био­гра­фии на­пи­сал, что в его жиз­ни был «чёр­ный че­ло­век, не­кто Ка­ля­д­жин, сек­сот, за­са­див­ший в тюрь­му че­ст­но­го Ва­ню Ма­ка­ро­ва и Ива­на Ва­си­ль­е­ва, ко­то­рые па­ли жерт­ва­ми под­лых до­но­сов». Быв­ший ко­мис­сар ко­чу­бе­ев­ской бри­га­ды – Ва­си­лий Кан­ды­бин, ви­дя та­кой рас­клад, по­со­ве­то­вал Пер­вен­це­ву про­бить­ся к нар­ко­му тя­жё­лой про­мы­ш­лен­но­с­ти Сер­го Ор­д­жо­ни­кид­зе. Ну а тот в свою оче­редь на­пря­мую об­ра­тил­ся к Ста­ли­ну. И Пер­вен­цев сра­зу ока­зал­ся вне кри­ти­ки.

Хо­тя ру­гать пи­са­те­ля бы­ло за что. Ведь сти­лист он был ни­ка­кой. Да и мыс­ли­тель из не­го не по­лу­чил­ся. Воз­мож­но, это от­то­го, что при­лич­ное об­ра­зо­ва­ние Пер­вен­цев так и не по­лу­чил, на всю жизнь ос­тав­шись не­до­уч­кой.

Пер­вен­цев не по­ни­мал, что он глу­бо­ко про­вин­ци­а­лен в худ­шем смыс­ле это­го сло­ва. Ска­жем, в «Се­ра­пи­о­но­вых бра­ть­ях» он ви­дел толь­ко по­пут­чи­ков и от­ка­зы­вал им в та­лан­те. 10 де­ка­б­ря 1938 го­да мо­ло­дой ро­ма­нист за­пи­сал в сво­ём днев­ни­ке: «Сло­ним­ский ху­день­кий, тще­душ­ный, с ос­т­рым, об­те­ка­е­мым ли­цом, за­ку­ри­вая па­пи­ро­с­ку, ко­роб­ку не­мед­лен­но пря­чет в кар­ман. Он дей­ст­ви­тель­но бе­ден и ему не до юмо­ра. Хва­лит Зо­щен­ко. Они дру­зья. Я на­по­ми­наю «Го­лу­бую кни­гу», «Воз­вра­щён­ную мо­ло­дость»… Он на­хо­дит в них фи­ло­соф­ские мыс­ли. Мол­чу, или, как пи­шет К.Гам­сун, – па­у­за». Пер­вен­це­ву бы­ли близ­ки та­кие же, как и он, бо­ся­ки, ко­то­рые ни­ка­кие сти­ле­вые изы­с­ки не при­зна­ва­ли.

В 1939 го­ду Пер­вен­це­ва на­гра­ди­ли ор­де­ном «Знак По­чё­та». Пи­са­тель взял­ся за но­вый ро­ман о ка­за­че­ст­ве «Над Ку­ба­нью». Кро­хот­ная квар­ти­ра на Со­ко­ле его уже не ус­т­ра­и­ва­ла. Он воз­меч­тал о хо­ро­мах и са­мо­воль­но за­нял в под­мо­с­ков­ном Пе­ре­дел­ки­не часть быв­шей да­чи сво­е­го ре­прес­си­ро­ван­но­го кол­ле­ги Бо­ри­са Пиль­ня­ка.

На­до ска­зать, что да­чу очень дол­го со­про­вож­да­ли од­ни скан­да­лы. Ког­да Пиль­ня­ка аре­с­то­ва­ли, в неё без вся­ких на то ос­но­ва­ний все­ли­лись два за­ме­с­ти­те­ля нар­ко­ма авиа­ци­он­ной про­мы­ш­лен­но­с­ти. Это воз­му­ти­ло двух дру­гих дру­зей: пи­са­те­лей Пав­ла Ни­ли­на и Сер­гея Ди­ков­ско­го. Дож­дав­шись зи­мы, при­яте­ли явоч­ным по­ряд­ком по­ме­ня­ли на да­че зам­ки. По­том на­ча­лась фин­ская вой­на. Ди­ков­ский ушёл на фронт и по­гиб. Пер­вен­цев, ког­да уз­нал об этом, ре­шил, что он впра­ве по­тес­нить вдо­ву Ди­ков­ско­го. «С его сто­ро­ны, – пи­са­ла Ва­лен­ти­на Ан­ти­пи­на, – это был, ско­рее, жест от­ча­я­ния, так как он и его се­мья из пя­ти че­ло­век не име­ли ни­ка­кой жил­пло­ща­ди. В об­ход хо­зяй­ки да­чи пи­са­тель ис­про­сил раз­ре­ше­ние на за­се­ле­ние у А.Фа­де­е­ва. В.Ди­ков­ская на­пи­са­ла не­сколь­ко гнев­ных пи­сем в Со­юз пи­са­те­лей и об­ра­ти­лась в суд, ко­то­рый вы­нес ре­ше­ние о вы­се­ле­нии за­хват­чи­ка. Ка­за­лось бы – ба­наль­ная и впол­не пред­ска­зу­е­мая си­ту­а­ция. Но вот ре­ак­цию пи­са­те­лей вряд ли кто смог бы пред­ска­зать: груп­па пи­са­те­лей (Ф.Пан­фё­ров, Н.Вир­та, П.Ни­лин, В.Ле­бе­дев-Ку­мач, А.Ка­ра­ва­е­ва, А.Се­ра­фи­мо­вич, Н.По­го­дин) об­ра­ти­лась в пи­са­тель­скую ор­га­ни­за­цию с пись­мом в за­щи­ту А.Пер­вен­це­ва. В нём го­во­ри­лось о том, что пи­са­тель был боль­ным че­ло­ве­ком и ему с се­мь­ёй не­где бы­ло жить, в то же вре­мя как Ди­ков­ская име­ла ком­на­ту в Моск­ве. К то­му же «ей – оди­но­кой ны­не жен­щи­не вряд ли не­об­хо­ди­ма вся пло­щадь вто­ро­го эта­жа этой да­чи», по­это­му она мог­ла бы «дру­же­с­ки со­жи­тель­ст­во­вать» с А.Пер­вен­це­вым и его се­мь­ёй. За­клю­чи­ли они своё пись­мо пла­мен­ным при­зы­вом к ру­ко­вод­ст­ву Со­ю­за пи­са­те­лей: «Мы про­сим, что­бы Пре­зи­ди­ум ССП с та­кой же энер­ги­ей, ка­кую он про­явил в за­щи­те яко­бы по­пран­ных прав т. В.Ди­ков­ской, стал бы на за­щи­ту пи­са­те­ля-ор­де­но­нос­ца т. Ар­ка­дия Пер­вен­це­ва и его се­мьи...». Спло­тив ря­ды в по­ры­ве со­ли­дар­но­с­ти, про за­кон пи­са­те­ли за­бы­ли» (В.Ан­ти­пи­на. По­всед­нев­ная жизнь со­вет­ских пи­са­те­лей. 1930–1950-е го­ды. М., 2005).

На от­би­той у вдо­вы Ди­ков­ско­го да­че Пер­вен­цев до­пи­сал свой вто­рой ро­ман «Над Ку­ба­нью» и вчер­не за­кон­чил пье­су о лёт­чи­ках «Кры­ла­тое пле­мя». Но тут на­ча­лась вой­на. Пи­са­тель рас­те­рял­ся. Он все­рьёз по­ла­гал, что его пье­са что-то из­ме­нит и что ар­мия без неё ни­как не обой­дёт­ся. В ночь на 15 ав­гу­с­та со­рок пер­во­го го­да Пер­вен­цев, не­до­воль­ный хо­дом ре­пе­ти­ций в Те­а­т­ре Крас­ной ар­мии, за­пи­сал в свой днев­ник: «До че­го пло­хо иг­ра­ют ак­тё­ры. Ду­бо­вые, ко­ря­вые, пло­хо на­пол­нен­ные мыс­лью и хо­тя бы при­ми­тив­ной пси­хо­ло­гий об­ра­зы. Я при­шёл в ужас, по­смо­т­рев про­гон пер­вых кар­тин <…> Серд­це ки­пит. По­че­му я пи­сал пье­су боль­ной, утом­лён­ный и ис­ст­ра­дав­ший­ся от бес­сон­ниц и бом­бё­жек? Пи­сал же… По­че­му они не мо­гут по­нять ав­то­ра?»

Про­бле­ма же бы­ла в том, что Пер­вен­цев ут­ра­тил чув­ст­во ре­аль­но­с­ти. Нем­цы уже под­хо­ди­ли к Моск­ве, а он хо­тел, чтоб ар­ти­с­ты вы­та­щи­ли на се­бе его за­уряд­ную пье­су. Кри­тик Юзов­ский че­ст­но ему ска­зал: «При­ва­лов не дан в ха­рак­те­ре. Нуж­но бы­ло бы пье­су де­лать из Ан­тош­ки­на. Что­бы он свер­шил ге­ро­и­че­с­кий по­сту­пок и умер».

13 ок­тя­б­ря Пер­вен­це­ву пред­ло­жи­ли в во­семь ут­ра сле­ду­ю­ще­го дня при­быть на вок­зал и с эше­ло­ном Со­ю­за пи­са­те­лей от­быть в Ка­зань. Но он опоз­дал. Пи­са­тель ду­мал, что раз он – ор­де­но­но­сец, то все бу­дут ждать, ког­да он со­бе­рёт по­след­ние тряп­ки.

Са­мое страш­ное про­изо­ш­ло ше­ст­над­ца­то­го ок­тя­б­ря. Моск­ва ока­за­лась без за­щи­ты. В го­ро­де на­ча­лись гра­бе­жи. Бли­же к по­лу­дню Пер­вен­цев ре­шил, что ждать боль­ше не­че­го, на­до про­ры­вать­ся ку­да-ни­будь на Вол­гу. Но уже на Шос­се Эн­ту­зи­а­с­тов тол­па ма­ши­ну пи­са­те­ля ос­та­но­ви­ла и чуть не ус­т­ро­и­ла над ним и его же­ной са­мо­суд. Пер­вен­цев пи­сал в сво­ём днев­ни­ке: «Крас­но­ар­мей­цы пы­та­лись от­тес­нить тол­пу, но ни­че­го не по­лу­чи­лось. Тол­па кри­ча­ла, шу­ме­ла и при­го­то­ви­лась к рас­пра­ве. Я знаю на­шу рус­скую тол­пу. Эти лю­ди, по­до­гре­тые со­от­вет­ст­ву­ю­щи­ми ло­зун­га­ми 1917 го­да, рас­та­щи­ли име­ния, уби­ли по­ме­щи­ков, бро­си­ли фронт, уби­ли офи­це­ров, раз­гро­ми­ли вин­ные скла­ды <…> Это по­вто­ря­лась ужас­ная тол­па пред­ме­с­тий на­ших сто­лиц, где на­ря­ду с со­зна­тель­ным про­ле­та­ри­а­том ютит­ся люм­пен-про­ле­та­ри­ат, бо­ся­ки, скры­тые эти двад­цать лет под фи­го­вым ли­ст­ком проф­со­ю­зов и ком­со­мо­ла. Ар­мия, за­щи­щав­шая шос­се, бы­ла бес­по­мощ­на. Ми­ли­ция умы­ла ру­ки. Я ви­дел, как би­ли и гра­би­ли ма­ши­ны, и во мне под­ня­лось ог­ром­ное чув­ст­во вла­с­ти и не­на­ви­с­ти к этой сти­хии, к про­яв­ле­нию этих гнус­ных чувств в мо­ём на­ро­де». В об­щем, Пер­вен­цев еле-еле уво­лок но­ги.

Поз­же Пер­вен­це­ва эва­ку­и­ро­ва­ли на Урал, где он на ма­те­ри­а­ле од­но­го из за­во­дов на­пи­сал ро­ман «Ис­пы­та­ние».

Ког­да пи­са­тель ок­ле­мал­ся, в га­зе­те «Из­ве­с­тия» ему пред­ло­жи­ли ко­ман­ди­ров­ку на Юж­ный фронт. 2 ию­ля 1942 го­да он дол­жен был из Крас­но­да­ра вер­нуть­ся в Моск­ву. Ле­тел пи­са­тель на де­сант­ном са­мо­лё­те Ли-2. Но близ Мил­ле­ро­во со­вет­ских лёт­чи­ков не­о­жи­дан­но ата­ко­ва­ли не­сколь­ко «мес­серш­мит­тов». Ли-2, ухо­дя от пре­сле­до­ва­ния, по­тер­пел ава­рию и на бре­ю­щем по­лё­те вре­зал­ся в зем­лю. Поч­ти весь эки­паж и не­сколь­ко пас­са­жи­ров по­гиб­ли. Пер­вен­цев и ещё не­сколь­ко во­ен­ко­ров ос­та­лись жи­вы. Но пи­са­тель по­лу­чил ра­не­ния го­ло­вы, рук, ног и по­зво­ноч­ни­ка. Мар­шал Бу­дён­ный, ког­да уз­нал о ка­та­ст­ро­фе, при­слал за жур­на­ли­с­та­ми но­вый са­мо­лёт.

Уже в кон­це вой­ны Пер­вен­цев о бит­ве за юг из­дал ро­ман «Ог­нен­ная зем­ля». Но по­пу­ляр­ность к пи­са­те­лю вер­ну­лась чуть поз­же. В 1949 го­ду пи­са­те­ли вы­дви­ну­ли на Ста­лин­скую пре­мию оче­ред­ной его ро­ман «Честь смо­ло­ду». Ки­нош­ни­ки же в свою оче­редь хо­те­ли от­ме­тить уча­с­тие ро­ма­ни­с­та в со­зда­нии филь­ма «Тре­тий удар». По­сколь­ку тог­да две пре­мии сра­зу ни­ко­му не да­ва­ли, на­до бы­ло де­лать вы­бор. Роль су­дьи взял на се­бя лич­но Ста­лин. Он спро­сил: кто это ре­шил, что нель­зя в один год при­суж­дать од­но­му че­ло­ве­ку две пре­мии. Вер­дикт вож­дя был та­ков: «Пер­вен­цев хо­ро­шо по­ра­бо­тал!»

По­лу­чив сра­зу две пре­мии, Пер­вен­цев, что­бы оп­рав­дать до­ве­рие Ста­ли­на, не­мед­лен­но вклю­чил­ся в кам­па­нию по ра­зоб­ла­че­нию в ли­те­ра­ту­ре и ис­кус­ст­ве без­род­ных ко­с­мо­по­ли­тов, а за­тем ещё и вновь по­про­сил­ся в пар­тию. Но те­перь уже ни­кто не ос­ме­лил­ся по­прек­нуть его по­пов­ским про­ис­хож­де­ни­ем. Он пре­вра­тил­ся в вер­но­го бой­ца иде­о­ло­ги­че­с­ко­го фрон­та. Ему всё рав­но ста­ло, ко­го осуж­дать: бен­де­ров­цев, си­о­ни­с­тов или идо­ло­по­клон­ни­ков За­па­да. Ви­ди­мо, за это пи­са­тель по пар­тий­ной раз­на­ряд­ке в 1951 го­ду стал де­пу­та­том Вер­хов­но­го Со­ве­та Рос­сии от Ку­ба­ни.

Впро­чем, по­сле смер­ти Ста­ли­на фор­ту­на от Пер­вен­це­ва от­вер­ну­лась. В пар­тий­ном ап­па­ра­те при­шли к вы­во­ду, что пи­са­тель пре­вра­тил­ся в оди­оз­ную фи­гу­ру. В на­ча­ле 1955 го­да ро­ма­ни­с­ту со­об­щи­ли, что пар­тия не бу­дет ре­ко­мен­до­вать его в де­пу­та­ты на но­вый срок. Ра­зо­би­жен­ный Пер­вен­цев по­ве­дал в сво­ём днев­ни­ке: «Итак, мне ос­та­лось ещё один ме­сяц до ис­те­че­ния мо­их пол­но­мо­чий. Ещё один удар бу­дет на­не­сён. Про­па­дут бес­след­но но­чи за пись­ма­ми из­би­ра­те­лей, 2000 вол­не­ний, раз­бо­ров ду­шев­ных драм, про­ник­но­ве­ния в судь­бы. Ведь ни од­но­го пись­ма я не от­дал в чу­жие ру­ки. Ез­дил к лю­дям, стра­дал вме­с­те с ни­ми... до­би­вал­ся улуч­ше­ния ус­ло­вий жиз­ни сво­им из­би­ра­те­лям. Сколь­ко тре­вог, бо­лей, не­сча­с­тий. Де­пу­тат, как врач, – к не­му так же не хо­дят хва­лить­ся сво­им здо­ро­вь­ем и сча­с­ть­ем».

В опа­ле Пер­вен­цев про­был поч­ти де­сять лет. Но уже в на­ча­ле 1960-х го­дов пи­са­тель по­чув­ст­во­вал за­кат «от­те­пе­ли» и дол­го­ждан­ный при­ход «за­мо­роз­ков». У не­го слов­но от­кры­лось вто­рое ды­ха­ние. В на­деж­де на ско­рое воз­вра­ще­ние ста­лин­ских тра­ди­ций он за­вер­шил «про­из­вод­ст­вен­ный» ро­ман «Га­ма­юн – пти­ца ве­щая». Од­на­ко кри­ти­ка эту кни­гу не при­ня­ла.

Не уга­дав с ро­ма­ном, Пер­вен­цев по­про­бо­вал вклю­чить­ся в раз­вя­зан­ную бли­жай­шим ок­ру­же­ни­ем Хру­щё­ва кам­па­нию по лю­би­те­лям за­пад­ной мо­ды. Он, в ча­ст­но­с­ти, об­ру­шил­ся в га­зе­те «Со­вет­ская куль­ту­ра» на мо­ло­дёжь, ко­то­рая об­ве­си­ла се­бя раз­лич­ны­ми аму­ле­та­ми. В от­вет са­ти­рик Вла­ди­лен Бах­нов пу­с­тил в на­род не сов­сем при­лич­ную па­ро­дию на ста­ро­ре­жим­но­го ро­ма­ни­с­та:

 

Дев­чон­ки вид ужас­но гол, Ку­да смо­т­ре­ли ком­со­мол И шко­ла, бля, и шко­ла, бля, и шко­ла? Хо­тя ку­паль­ник есть на ней, Но под ку­паль­ни­ком, ей-ей, Всё го­ло, бля, всё го­ло, бля, всё го­ло. Се­го­дня па­рень ви­с­ки пьёт, А за­в­т­ра пла­ны вы­да­ёт За­во­да, бля, род­но­го, бля, за­во­да! Се­го­дня хо­дит в бо­ро­де, А за­в­т­ра – где? В НКВДе – Сво­бо­да, бля, сво­бо­да, бля, сво­бо­да!

 

А вот дру­гой штрих к пор­т­ре­ту Пер­вен­це­ва. В 1968 го­ду на­ши вой­ска во­шли в Че­хо­сло­ва­кию, что­бы не до­пу­с­тить по­ст­ро­е­ния со­ци­а­лиз­ма с че­ло­ве­че­с­ким ли­цом. Ре­ак­ция пи­са­те­ля на это со­бы­тие бы­ла про­сто по­ра­зи­тель­ной. Он в сво­ём кру­гу за­явил, что ещё до Че­хо­сло­ва­кии сле­до­ва­ло бы вой­ска для на­ча­ла вве­с­ти в ре­дак­цию жур­на­ла «Но­вый мир». Ком­мен­та­рии, как го­во­рит­ся, из­лиш­ни.

В кон­це 1960-х го­дов Пер­вен­цев на­пи­сал ро­ман «Се­к­рет­ный фронт». Как ут­верж­дал в боль­шой эн­цик­ло­пе­дии рус­ско­го на­ро­да «Свя­тая Русь» Иван Шев­цов, в этой кни­ге пи­са­тель со­рвал «ма­с­ки с ук­ра­ин­ских на­ци­о­на­ли­с­тов, раз­ных ма­с­тей бен­де­ров­цев и их банд, дей­ст­во­вав­ших по за­да­нию и при под­держ­ке за­пад­ных спец­служб. Не­смо­т­ря на яр­ко вы­ра­жен­ную па­т­ри­о­ти­че­с­кую идею, ро­ман дол­гое вре­мя не пу­с­ка­ла боль­ше­вист­ская цен­зу­ра, глу­ми­лась над ним си­о­нист­ская кри­ти­ка» (том «Рус­ская ли­те­ра­ту­ра», М., 2004).

Эк­земп­ля­ры сво­е­го ро­ма­на «Се­к­рет­ный фронт» Пер­вен­цев ра­зо­слал всем чле­нам по­лит­бю­ро ком­пар­тии. Но ни Бреж­нев, ни его бли­жай­шие спо­движ­ни­ки пи­са­те­лю да­же не от­ве­ти­ли. В от­ча­я­нии пи­са­тель 22 де­ка­б­ря 1974 го­да за­пи­сал в свой днев­ник: «Горь­ко за по­ру­га­ние дел тво­их, за их изу­вер­ское пре­зре­ние ко все­му, что сде­ла­но то­бой за 40 лет и боль­ше без ми­ну­ты по­коя. Да­вит ма­фия, да­вит, ду­шит Рос­сию, не­ког­да ве­ли­кую на­цию. Ис­под­ли­ча­лись поч­ти все, труд­но ды­шать».

Умел ли Пер­вен­цев пи­сать? И да, и нет. Кри­тик Вла­ди­мир Лак­шин вспо­ми­нал, как, про­чи­тав в ру­ко­пи­си ро­ман Пер­вен­це­ва о во­ен­но-мор­ском фло­те, он при­шёл в ужас. Тем не ме­нее па­ра стра­ниц его за­це­пи­ла. По сло­вам Лак­ши­на, эти две стра­ни­цы, рас­ска­зы­вав­шие о вы­ез­де груп­пы офи­це­ров в свой вы­ход­ной день на бе­рег мо­ря жа­рить ша­ш­лы­ки, бы­ли на­пи­са­ны с вдох­но­ве­ни­ем под­лин­но­го та­лан­та.

Умер Пер­вен­цев 30 ок­тя­б­ря 1981 го­да. По­хо­ро­ни­ли его на Но­во­кун­цев­ском клад­би­ще.

Вячеслав ОГРЫЗКО