Архив : №10. 11.03.2011

В поисках сюжета

Нач­ну с ба­наль­но­го, хо­тя, ско­рее все­го, для мно­гих всё-та­ки спор­но­го.

На мой взгляд, на­ша ли­те­ра­ту­ра на подъ­ё­ме, ин­те­рес к ней рас­тёт, всё боль­ше по­яв­ля­ет­ся книг по­нят­ных, чи­та­бель­ных, под­ни­ма­ю­щих те про­бле­мы, что вол­ну­ют и от­дель­но­го че­ло­ве­ка, и об­ще­ст­во. Ли­те­ра­ту­ра не ста­ла круж­ком для не­мно­гих, как пред­ре­ка­ла не­ма­лая часть кри­ти­ков ещё лет семь на­зад, она по-преж­не­му вос­тре­бо­ва­на. Книг со­вре­мен­ной рус­ской про­зы ста­но­вит­ся всё боль­ше, ти­ра­жи мед­лен­но, но рас­тут – ес­ли в 2001-м три ты­ся­чи эк­земп­ля­ров счи­та­лось очень не­пло­хо, то се­го­дня уже нор­мой яв­ля­ет­ся пять-семь ты­сяч. И, что от­рад­но, эти ты­ся­чи, как пра­ви­ло, рас­ку­па­ют­ся.

Но не­удов­ле­тво­рён­ность со­вре­мен­ны­ми про­из­ве­де­ни­я­ми ос­та­ёт­ся. Прав­да, не­удов­ле­тво­рён­ность эта уже ино­го ро­да, не­же­ли лет де­сять на­зад. Тог­да про­из­ве­де­ний (имен­но со­вре­мен­ных о со­вре­мен­ном) бы­ло очень ма­ло, се­го­дня ас­сор­ти­мент, так ска­зать, не­срав­нен­но боль­ший, но тек­с­тов, ко­то­рые мож­но бы­ло бы на­звать на­сто­я­щей ли­те­ра­ту­рой, по-преж­не­му не­до­ста­ёт.

С од­ной сто­ро­ны, ше­де­в­ров ни в ка­кие вре­ме­на не бы­ва­ло в из­быт­ке, и с этим вро­де бы сто­ит сми­рить­ся, но с дру­гой, са­ма ли­те­ра­ту­ра, ка­жет­ся, при­шла к не­ко­е­му ту­пи­ку, в ко­то­ром со­здать что-ли­бо гран­ди­оз­ное уже и не­воз­мож­но. На­деж­да лич­но у ме­ня со­хра­ня­ет­ся (гран­ди­оз­ное по­явит­ся и раз­ру­шит за­про­с­то этот ту­пик), а вот ре­аль­ных пред­по­сы­лок что-то най­ти не мо­гу.

По мо­им на­блю­де­ни­ям, пе­ред со­вре­мен­ны­ми пи­са­те­ля­ми ос­т­ро вста­ли во­про­сы: о чём пи­сать? как пи­сать?

Это, на­вер­ное, лишь ре­бён­ка мож­но убе­дить, что к пи­са­те­лю сни­с­хо­дит не­что, при­ле­та­ет му­за, и он тво­рит, точ­нее – за­пи­сы­ва­ет дик­ту­е­мое. Нет, мо­жет быть, та­кое и слу­ча­ет­ся, и вдох­но­ве­ние – не пу­с­той звук, но всё же вдох­но­ве­ни­ем очень лег­ко уп­рав­лять. Га­сить не­пра­виль­ное (ска­жем, вдох­но­ве­ние со­здать дра­ма­ти­че­с­кое про­из­ве­де­ние в фор­ме тра­ге­дии, ко­то­рая сто пять­де­сят лет уже ни­ко­му не нуж­на), сти­му­ли­ро­вать пра­виль­ное (на­при­мер, на­пи­сать бо­лее или ме­нее ори­ги­наль­ную ан­ти­уто­пию, ко­то­рую сто­про­цент­но ку­пят в од­ном из круп­ных из­да­тельств, так как ан­ти­уто­пии вос­тре­бо­ва­ны).

Пи­са­те­ли, осо­бен­но те, что пред­по­чи­та­ют круп­ную фор­му, не мо­гут быть в чи­с­том ви­де бо­жь­и­ми (или ка­ки­ми-ли­бо ещё) дуд­ка­ми. Тут уж точ­но на пер­вый план вы­хо­дит не вдох­но­ве­ние, а рас­чёт и ре­мес­ло. И ко­му за­хо­чет­ся тра­тить два-три го­да (а то и де­сять-двад­цать лет, как не­ко­то­рые рус­ские клас­си­ки), со­зда­вая ро­ман, ко­то­рый, не ис­клю­че­но, ма­ло кто за­ме­тит... Боль­шин­ст­во пи­са­те­лей ста­ра­ют­ся взять ко­ли­че­ст­вом, вы­пу­с­кая в год по ро­ма­ну-дру­го­му (или от­но­си­тель­но свя­зан­ные меж­ду со­бой рас­ска­зы, ко­то­рые мож­но вы­дать за ро­ман), мень­шин­ст­во же всё-та­ки тра­тят го­ды, от­де­лы­вая свои объ­ём­ные тек­с­ты, пы­та­ясь вло­жить в них по­боль­ше мыс­ли, кра­сот, ис­кус­ст­ва.

Не ста­ну су­дить, чья так­ти­ка пра­виль­ней и пло­до­твор­ней. В ли­те­ра­ту­ре ча­с­ты не­о­жи­дан­но­с­ти – тща­тель­но на­пи­сан­ная кни­га мо­жет прой­ти со­вер­шен­но не­за­ме­чен­ной, а ка­кая-ни­будь по­чер­куш­ка пре­вра­тить­ся в ше­девр... Хо­чу по­раз­мы­ш­лять о те­мах со­вре­мен­ной про­зы.

Уже боль­ше де­ся­ти лет мы жи­вём вро­де бы в со­сто­я­нии ста­биль­но­с­ти. А вер­нее, стаг­на­ции. Нет ве­ли­ких по­тря­се­ний, нет ве­ли­ких до­сти­же­ний, а ес­ли что-то и про­ис­хо­дит, то в сто­ро­не от боль­шин­ст­ва, за ру­бе­жа­ми оте­че­ст­ва. Мы ощу­ща­ем не­кие про­цес­сы, при­чём до­воль­но тре­вож­ные, но лишь ощу­ща­ем, не в си­лах в них ра­зо­брать­ся. И ин­фор­ма­ци­он­ная раз­но­го­ло­си­ца (де­сят­ки ТВ-ка­на­лов, ра­дио­стан­ций, га­зет, ин­тер­нет-сай­тов и т.п.) не по­мо­га­ют, а ме­ша­ют по­нять суть про­ис­хо­дя­ще­го. Да и при­смо­т­реть­ся к сво­ей соб­ст­вен­ной жиз­ни, к жиз­ни ок­ру­жа­ю­щих лю­дей то­же очень слож­но – мы по­про­с­ту ус­та­ли и от се­бя, и от ок­ру­жа­ю­щих. Не­об­хо­ди­мо чем-то от­влечь­ся. Твор­че­с­ким лю­дям от­влечь­ся, – тво­ря не­кую не­ре­аль­ную ре­аль­ность, по­тре­би­те­лям твор­че­ст­ва – по­треб­ле­ни­ем её, этой не­ре­аль­ной ре­аль­но­с­ти...

Со­вре­мен­ная рус­ская ли­те­ра­ту­ра (в це­лом) это от­лич­но де­мон­ст­ри­ру­ет. Осо­бен­но, ко­неч­но, про­за, имен­но та про­за, что долж­на, по су­ти, быть ху­до­же­ст­вен­ной ле­то­пи­сью про­ис­хо­дя­ще­го. О ней я и ве­ду речь.

Дей­ст­ви­тель­но ре­а­ли­с­ти­че­с­ких про­из­ве­де­ний мы за по­след­ние три-четыре года встре­тим очень не­мно­го. Был мо­мент (2003–2006), ког­да ре­а­лизм, при­чём на­и­бо­лее ра­ди­каль­ный, вро­де бы за­тмил ос­таль­ные жа­н­ры и на­прав­ле­ния се­рь­ёз­ной ли­те­ра­ту­ры (бо­я­лись да­же, что фикшн, че­ло­ве­че­с­кий до­ку­мент во­все по­гу­бят ху­до­же­ст­вен­ность), но вско­ре он сно­ва ока­зал­ся где-то на даль­ней пе­ри­фе­рии ли­тпро­цес­са. И это при том, что у нас поч­ти нет ни та­лант­ли­вой фан­та­с­ти­ки, ни да­же фэн­те­зи (хо­тя книг вы­хо­дят сот­ни и сот­ни), ни ум­ных де­тек­ти­вов, ни ис­то­ри­че­с­кой ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ры, ни лю­бов­ных ро­ма­нов, ко­то­рые бы тро­га­ли ду­шу, а не сме­ши­ли.

А что есть?

Ос­нов­ную мас­су со­став­ля­ют про­из­ве­де­ния вро­де бы о близ­ком нам, зна­ко­мом, но в то же вре­мя ином и не­из­ве­ст­ном. При­чём это иное и не­из­ве­ст­ное не яв­ля­ет­ся дей­ст­ви­тель­ным от­кры­ти­ем для чи­та­те­ля но­вых зна­ний о жиз­ни, – это иное и не­из­ве­ст­ное бе­рёт­ся не из жиз­ни, а из го­ло­вы ав­то­ра. По­лу­ча­ет­ся та­кой ре­а­лизм – с фан­та­с­ти­че­с­ким до­пу­ще­ни­ем, по вы­ра­же­нию Ири­ны Род­нян­ской.

Кста­ти ска­зать, Ири­на Бен­ци­о­нов­на, на­вер­ное, пер­вый кри­тик, ко­то­рая не толь­ко все­рьёз об­ра­ти­ла вни­ма­ние на этот на­чав­ший­ся уже дав­но, ещё в стро­гом со­вет­ском вре­ме­ни, про­цесс ка­пи­таль­но­го пе­ре­рож­де­ния ре­а­лиз­ма в не­что дру­гое, но и вни­ма­тель­но его про­сле­жи­ва­ет на про­тя­же­нии уже по­лу­ве­ка. На­чи­ная со ста­тьи «О бел­ле­т­ри­с­ти­ке и «стро­гом» ис­кус­ст­ве» (1962 го­да), а за­тем, всё при­сталь­нее, в «Не­зна­ко­мых зна­ком­цах», «Гип­со­вом ве­т­ре», «Кон­це за­ни­ма­тель­но­с­ти», «Рас­сло­е­нии ро­ма­на» и мно­гих дру­гих ста­ть­ях и ре­цен­зи­ях. И по­сте­пен­но Ири­на Бен­ци­о­нов­на пре­вра­ти­лась в од­но­го из глав­ных ана­ли­ти­ков но­во­го жа­н­ра в на­шей про­зе...

Ме­ня удив­ля­ло в 1990-е, чем же так нра­вит­ся Род­нян­ской твор­че­ст­во Вик­то­ра Пе­ле­ви­на, ког­да все дру­гие се­рь­ёз­ные кри­ти­ки еди­но­душ­но не вос­при­ни­ма­ют его все­рьёз, я не­до­уме­вал, по­че­му она так вы­со­ко ста­вит при­ду­ман­ные про­из­ве­де­ния Вла­ди­ми­ра Ма­ка­ни­на, а от ро­ма­на «2017» Оль­ги Слав­ни­ко­вой чуть ли не в вос­тор­ге. От­ве­ты я в ста­ть­ях Ири­ны Бен­ци­о­нов­ны на­хо­дил, но они ме­ня не впол­не удов­ле­тво­ря­ли. Не до кон­ца.

Во мно­гом из-за же­ла­ния по­нять, что на­зы­ва­ет­ся, серд­цем, я по­про­сил кри­ти­ка дать мне ин­тер­вью. Оно со­сто­я­лось в кон­це мая 2006 го­да и бы­ло опуб­ли­ко­ва­но в «Ли­те­ра­тур­ной Рос­сии» от 16 ию­ня. Мы раз­го­ва­ри­ва­ли до­воль­но дол­го, и я при­ве­ду здесь не­сколь­ко вы­ска­зы­ва­ний Ири­ны Бен­ци­о­нов­ны, не со­про­вож­дая их сво­и­ми во­про­са­ми.

«Я ду­маю, что ве­ду­щим в про­зе бу­дет син­кре­ти­че­с­кое на­прав­ле­ние, по­то­му что аб­со­лют­но все идей­ные ли­те­ра­тур­ные ла­ге­ря, от Бон­да­рен­ко до его оп­по­нен­тов, сей­час при­зна­ли, что то, что счи­та­лось пост­мо­дер­низ­мом или вне­ре­а­ли­с­ти­че­с­кой ли­те­ра­ту­рой, уже ас­си­ми­ли­ро­ва­но пи­са­те­ля­ми се­рь­ёз­ны­ми и до­ста­точ­но кон­сер­ва­тив­ны­ми. По­это­му на­сту­па­ет эпо­ха но­во­го син­те­за, но­вых ху­до­же­ст­вен­ных при­ёмов, им­пуль­сов»; «Я не бе­русь су­дить, по­явят­ся ли ещё ге­нии мас­шта­ба Сер­ван­те­са или Пуш­ки­на, для это­го нуж­но что-то ещё, кро­ме да­ра Бо­жь­е­го при рож­де­нии. В этом смыс­ле я не очень боль­шой оп­ти­мист»; «Нет, мне не ка­жет­ся это (за­им­ст­во­ва­ние при­ёмов вне­ре­а­ли­с­ти­че­с­ких на­прав­ле­ний ре­а­ли­с­та­ми. – Р.С.) чем-то тре­вож­ным и дра­ма­ти­чным. На­обо­рот – это путь для даль­ней­ше­го су­ще­ст­во­ва­ния ре­а­лиз­ма. Я су­жу об этом хо­тя бы по ро­ма­ну, ко­то­рый мне дей­ст­ви­тель­но по­нра­вил­ся, – «2017» Оль­ги Слав­ни­ко­вой... Это сто­ит чи­тать, это очень хо­ро­шая вещь. <...> Ро­ман «2017», в це­лом, при­мер оп­ре­де­лён­ной пер­спек­ти­вы для ре­а­лиз­ма. Слав­ни­ко­ва ре­а­лист, та­ко­вой она и бы­ла в про­шлых ро­ма­нах, но в «2017» про­изо­ш­ло ус­во­е­ние при­ёмов, взя­тых у мар­ги­наль­ных жа­н­ров, вро­де фэн­те­зи, фи­ло­соф­ско­го пам­ф­ле­та, ан­ти­уто­пии, и эти за­им­ст­во­ва­ния по­ш­ли во бла­го. Ес­ли че­ло­век име­ет ре­а­ли­с­ти­че­с­кий фун­да­мент, то за­им­ст­во­ва­ния из иных на­прав­ле­ний ему не по­ме­ша­ют»; «Этот син­тез (в «2017». – Р.С.) в ито­ге дал на­сто­я­щий ро­ман, ко­то­рый чи­та­ешь и удив­ля­ешь­ся, на­сколь­ко всё вхо­дит в свои па­зы, на­сколь­ко всё со­чле­не­но, на­сколь­ко сю­жет ра­бо­та­ет, и пе­ред гла­за­ми раз­во­ра­чи­ва­ет­ся со­вер­шен­но ре­а­ли­с­ти­че­с­кая кар­ти­на»; «Най­де­на но­вая точ­ка сбор­ки для су­ще­ст­во­ва­ния ро­ма­на, и об этом долж­на сиг­на­ли­зи­ро­вать кри­ти­ка, ко­то­рая обо­зре­ва­ет с вы­со­ты пти­чь­е­го по­лё­та про­цес­сы, про­ис­хо­дя­щие в ли­те­ра­ту­ре».

Это бы­ло ска­за­но в тот мо­мент, ког­да про­ис­хо­дил оче­ред­ной рас­цвет рос­сий­ской ан­ти­уто­пии. Поч­ти од­но­вре­мен­но вы­шли «Ма­с­кав­ская Мек­ка» Ан­д­рея Во­ло­са, «Аме­ри­кан­ская дыр­ка» Пав­ла Кру­са­но­ва, «2008» Сер­гея До­рен­ко, «ЖД» Дми­т­рия Бы­ко­ва, «2017» Оль­ги Слав­ни­ко­вой, «День оп­рич­ни­ка» Вла­ди­ми­ра Со­ро­ки­на... Да и при­ле­пин­ско­го «Сань­ку», бла­го­да­ря фи­на­лу, мож­но от­не­с­ти или к ан­ти­уто­пии, или к уто­пии (в за­ви­си­мо­с­ти от взгля­дов чи­та­те­лей на ре­аль­ную дей­ст­ви­тель­ность).

Спу­с­тя не­сколь­ко лет по­сле на­пи­са­ния то­го бло­ка ан­ти­уто­пий, дей­ст­вие боль­шин­ст­ва из ко­то­рых про­ис­хо­дит сов­сем-сов­сем вче­ра (как в ро­ма­не До­рен­ко), се­го­дня или за­в­т­ра, мож­но ска­зать, что про­гно­зы ав­то­ров бук­валь­но не сбы­лись, хо­тя по-преж­не­му ка­жут­ся до­ста­точ­но прав­до­по­доб­ны­ми. Но про­цес­сы про­ис­хо­дят мед­лен­но, де­гра­да­ция об­ще­ст­ва, рас­пад стра­ны поч­ти не за­ме­тен гла­зу, как дви­же­ние ча­со­вой стрел­ки. Глаз пи­са­те­лей не вы­дер­жи­ва­ет сле­дить за этим ми­к­ро­ско­пи­че­с­ким, но упор­ным дви­же­ни­ем к ги­бе­ли. По боль­шо­му счё­ту, мо­жет быть, лишь Бо­рис Еки­мов, не мор­гая, год за го­дом, де­ся­ти­ле­тие за де­ся­ти­ле­ти­ем сле­дит и за­пе­чат­ле­ва­ет, но в его про­зе, как и в жиз­ни, взры­вы и вспыш­ки стра­с­тей очень ред­ки, а чи­та­те­лю нуж­ны имен­но взры­вы, вспыш­ки, яр­кость, ин­три­га, и по­то­му Еки­мо­ва очень ма­ло чи­та­ют...

Се­го­дня ан­ти­уто­пии и уто­пии поч­ти не вы­хо­дят (без уси­лий мо­гу вспом­нить лишь «Хло­ро­фи­лию» и её про­дол­же­ние Ан­д­рея Ру­ба­но­ва, «По­ход на Кремль» Алек­сея Сла­пов­ско­го), их сме­ни­ли про­из­ве­де­ния имен­но той сбор­ки, о ка­кой го­во­ри­ла Ири­на Род­нян­ская в 2006 го­ду. Точ­ка этой сбор­ки бы­ла, по-мо­е­му, най­де­на срав­ни­тель­но дав­но, но мас­со­во при­ме­нять­ся ста­ла го­да три-че­ты­ре на­зад.

Од­ним из пер­вых – на за­ре 00-х – ро­ма­нов это­го ти­па стал «Гос­по­дин Гек­со­ген» Алек­сан­д­ра Про­ха­но­ва (по­сле ко­то­ро­го ав­тор об­рёл вто­рую мо­ло­дость), в то же вре­мя ак­тив­но пуб­ли­ко­ва­лись про­из­ве­де­ния Алек­сея Сла­пов­ско­го, Юлии Ла­ты­ни­ной, рас­ска­зы Вла­ди­ми­ра Ма­ка­ни­на, по­зд­нее со­ста­вив­шие ро­ман «Ис­пуг»; чуть поз­же вы­шел «Ани­ма­тор» Ан­д­рея Во­ло­са... Всё это ре­а­лизм, но ка­кой-то не­ре­а­ли­с­ти­че­с­кий. С до­пу­ще­ни­я­ми. Где-то до­пу­ще­ния ми­ни­маль­ны, где-то обиль­ны...

Ос­та­нов­люсь на не­сколь­ких про­из­ве­де­ни­ях, вы­шед­ших в кон­це про­шло­го го­да: сбор­ни­ке «Ана­нас­ная во­да для пре­крас­ной да­мы» Вик­то­ра Пе­ле­ви­на, ро­ма­нах «Лёг­кая го­ло­ва» Оль­ги Слав­ни­ко­вой, «Сек­тант» Ми­ха­и­ла Зем­ско­ва, по­ве­с­ти «Ро­ис­ся впер­де» Оле­га Ка­ши­на.

Впол­не ре­а­ли­с­ти­че­с­кие ве­щи. В них нет ни­че­го прин­ци­пи­аль­но не­ве­ро­ят­но­го, дей­ст­вие про­ис­хо­дит в се­го­дняш­ней Рос­сии, ге­рои – хоть и вы­да­ю­щи­е­ся из об­ще­го ря­да фи­гу­ры, но жи­вые, ко­то­рые ес­ли и не су­ще­ст­ву­ют на са­мом де­ле, то впол­не мог­ли бы су­ще­ст­во­вать.

Нач­ну с ро­ма­на Оль­ги Слав­ни­ко­вой.

«Лёг­кая го­ло­ва» вы­зва­ла пусть и не оже­с­то­чён­ные спо­ры сре­ди кри­ти­ков, но всё же не­ко­то­рое ожив­ле­ние в ли­те­ра­тур­ной сре­де. Мне­ния раз­де­ли­лись – од­ним ро­ман очень по­нра­вил­ся, при­чём тем, ко­му рань­ше про­за Слав­ни­ко­вой бы­ла не­близ­ка, дру­гие же на­зва­ли «Лёг­кую го­ло­ву» худ­шим про­из­ве­де­ни­ем пи­са­тель­ни­цы.

На мой взгляд, это не худ­ший и не луч­ший, а про­сто дру­гой ро­ман ав­то­ра «Стре­ко­зы, уве­ли­чен­ной до раз­ме­ров со­ба­ки», «Од­но­го в зер­ка­ле», «Бес­смерт­но­го», «2017», сбор­ни­ка рас­ска­зов «Лю­бовь в седь­мом ва­го­не»... Но­вый ро­ман Слав­ни­ко­вой – это дей­ст­ви­тель­но ос­т­ро­сю­жет­ная, жи­вая, ув­ле­ка­тель­ная про­за. Про­за для чи­та­те­ля.

Не бу­ду пе­ре­ска­зы­вать со­дер­жа­ние, тем бо­лее что в «Ли­те­ра­тур­ной Рос­сии» о нём уже вы­хо­ди­ла и ре­цен­зия, и дис­кус­сия воз­ни­ка­ла. Да и сам сю­жет хоть и ос­т­рый, но не та­кой уж ори­ги­наль­ный: глав­ный ге­рой – Мак­сим Ер­ма­ков – не­о­жи­дан­но для са­мо­го се­бя ока­зы­ва­ет­ся не та­ким, как ос­таль­ные, и ста­но­вит­ся ин­те­ре­сен спец­служ­бам, дис­си­ден­там, обы­ва­те­лям (по­че­му-то лишь тер­ро­ри­с­ты и ино­ст­ран­ные раз­вед­ки на не­го не кла­дут глаз, хо­тя он для них са­мое мощ­ное ору­жие). В об­щем, ге­рой «Лёг­кой го­ло­вы» спо­со­бен да­же бес­соз­на­тель­но по­рож­дать ка­та­ст­ро­фы, а что бу­дет, ес­ли он со­зна­тель­но ста­нет их вы­зы­вать...

По­доб­ную фа­бу­лу – ма­лень­кий че­ло­век с не­о­бык­но­вен­ны­ми спо­соб­но­с­тя­ми и го­су­дар­ст­во, точ­нее, ор­га­ны гос­бе­зо­пас­но­с­ти – мож­но най­ти во мно­гих про­из­ве­де­ни­ях 2000-х. И вос­тре­бо­ван­ность этой те­мы за­ко­но­мер­на, но не ду­маю, что она пи­та­ет­ся ре­аль­ной дей­ст­ви­тель­но­с­тью, хо­тя мы всё ча­ще слы­шим о втор­же­нии в ча­ст­ную жизнь лю­дей раз­но­об­раз­ных спец­служб, а не­кой то­с­кой пи­са­те­лей (а пи­са­те­ли, так или ина­че, со­став­ля­ют общ­ность ак­тив­ных граж­дан) по во­вле­чён­но­с­ти в боль­шие про­цес­сы. У нас уже дав­но го­су­дар­ст­во (а вер­нее – власть) су­ще­ст­ву­ет от­дель­но от на­ро­да. Что-то де­ла­ет­ся, ку­да-то всё дви­жет­ся, но на­ро­ду не объ­яс­ня­ют, что имен­но, ку­да, за­чем. Ино­гда из те­ле­ви­зо­ров зву­чат гран­ди­оз­ные про­ек­ты, но они тут же осы­па­ют­ся мёрт­вой тру­хой. Граж­да­не по-преж­не­му ос­та­ют­ся в сто­ро­не, от это­го то­мят­ся и фан­та­зи­ру­ют, как бы они ве­ли се­бя, ес­ли бы ста­ли важ­ны го­су­дар­ст­ву.

Ге­рой «Лёг­кой го­ло­вы» – обыч­ный че­ло­ве­чек, жи­ву­щий для се­бя, пы­та­ю­щий­ся уют­но ус­т­ро­ить­ся в Моск­ве – стал ва­жен. Пред­ста­ви­те­ли спец­служб убе­ди­тель­но про­сят его по­кон­чить с со­бой, что­бы пре­кра­ти­лась цепь взры­вов, цу­на­ми, зем­ле­тря­се­ний и про­чих ка­та­ст­роф. По­на­ча­лу ждёшь под­во­ха – то ли ге­роя, а за­од­но и чи­та­те­ля ра­зы­г­ры­ва­ют, то ли са­мо­убий­ст­во ге­роя нуж­но фэ­э­с­бэш­ни­кам для ка­ких-то дру­гих це­лей. Но, ка­жет­ся, они че­ст­ны, бес­ко­ры­ст­ны, и во­об­ще вы­гля­дят по­ло­жи­тель­ны­ми, хо­тя и бес­цвет­ны­ми людь­ми. И да­же ес­ли со­вер­ша­ют зло (на­при­мер, взрыв в ме­т­ро, ко­то­рый уби­ва­ет же­ну ге­роя), то ра­ди то­го, что­бы не со­вер­ши­лось зло ещё боль­шее.

Кон­чать жизнь са­мо­убий­ст­вом ге­рой не хо­чет, да­же по­ве­рив, что он эпи­центр со­тря­са­ю­щих пла­не­ту ка­та­клиз­мов. И, в прин­ци­пе, он аб­со­лют­но прав, цеп­ля­ясь за свою лич­ную жизнь, пы­та­ясь со­здать свой ос­т­ро­вок бла­го­по­лу­чия. Но ес­ли бы, на­при­мер, ро­ман с по­доб­ной иде­ей был на­пи­сан в 20–50-е го­ды, то ге­рой на­вер­ня­ка без дол­гих раз­мы­ш­ле­ний вы­ст­ре­лил бы се­бе в ви­сок. И это, ско­рее все­го, вос­при­ня­лось бы ор­га­нич­но.

До­воль­но стран­ное сов­па­де­ние: во время чте­ния ро­ма­на Слав­ни­кой я услышал о не­сколь­ких ре­зо­нанс­ных са­мо­убий­ст­вах. То вы­со­ко­по­с­тав­лен­ный ми­ли­цей­ский на­чаль­ник за­дох­нул­ся в га­ра­же, то со­труд­ни­ца аппарата Гос­ду­мы вы­прыг­ну­ла из ок­на... Что их по­бу­ди­ло све­с­ти счё­ты с жиз­нью? Вряд ли толь­ко лич­ные про­бле­мы... И здесь от­кры­ва­ет­ся ши­ро­кое по­ле для фан­та­зии.

«Лёг­кая го­ло­ва» ста­вит се­рь­ёз­ную про­бле­му – мо­жет ли со­вре­мен­ный че­ло­век в со­вре­мен­ной Рос­сии при­не­с­ти се­бя в жерт­ву ра­ди бла­го­по­лу­чия дру­гих лю­дей, или нет. Но вот де­та­ли сю­же­та рож­да­ют мас­су во­про­сов (часть из тех, к ко­то­рым я при­со­е­ди­ня­юсь, со­дер­жит­ся в ре­цен­зии Алё­ны Бон­да­ре­вой – «ЛР», 2011, № 5), мно­гое на­ду­ма­но или не­до­ду­ма­но ав­то­ром. Это от­то­го, что сю­жет воз­ник в го­ло­ве ав­то­ра, скон­ст­ру­и­ро­ван, а не взят из ре­аль­но­с­ти. Те­ма ро­ма­на пре­дель­но ре­а­ли­с­тич­на, но её раз­ви­тие фан­та­с­тич­но. Оль­га Слав­ни­ко­ва опи­са­ла «уди­ви­тель­ные и стран­ные со­бы­тия», и по­то­му в это уди­ви­тель­ное и стран­ное не сов­сем ве­рит­ся.

Впро­чем, в жа­н­ре сю­жет­ной про­зы Слав­ни­ко­ва но­ви­чок. Ду­маю, ес­ли она про­дол­жит ра­бо­тать в том же клю­че, то мы уви­дим и на­сто­я­щие уда­чи. До­сто­ев­ский, к при­ме­ру, на­пи­сал «Пре­ступ­ле­ние и на­ка­за­ние» по­сле мно­го­чис­лен­ных и не сов­сем удач­ных по­пы­ток со­здать та­ко­го ге­роя, жи­ву­ще­го в та­кой об­ста­нов­ке.

До­б­ро­лю­бов, ана­ли­зи­руя ро­ман «Уни­жен­ные и ос­кор­б­лён­ные» (явив­ший­ся сво­е­го ро­да ге­не­раль­ной ре­пе­ти­ци­ей со­зда­ния «Пре­ступ­ле­ния и на­ка­за­ния»), за­ме­тил: «Г. До­сто­ев­ский (как весь­ма мно­гие, впро­чем, из на­ших ли­те­ра­то­ров) лю­бит воз­вра­щать­ся к од­ним и тем же ли­цам по не­сколь­ку раз и про­бо­вать с раз­ных сто­рон те же ха­рак­те­ры и по­ло­же­ния».

Весь­ма мно­гие со­вре­мен­ные пи­са­те­ли бо­ят­ся са­мо­по­вто­ров, ста­ра­ясь в каж­дой но­вой ве­щи по­ка­зать но­вые ха­рак­те­ры, но­вые по­ло­же­ния. Быть ори­ги­наль­ны­ми, од­ним сло­вом. (Хо­тя и здесь есть ис­клю­че­ния, рас­ска­зы то­го же Еки­мо­ва, ро­ман «Йод» Ан­д­рея Ру­ба­но­ва, вер­нув­ше­го нам ге­роя «Са­жай­те, и вы­ра­с­тет».) На­вер­ное, че­ст­нее для пи­са­те­ля, да и пло­до­твор­нее, бить в од­ну точ­ку. Тог­да есть шанс, что до че­го-то на­сто­я­ще­го до­бьёшь­ся.

Вот Вик­тор Пе­ле­вин уже двад­цать лет в эту точ­ку бьёт. Прав­да, как ис­тин­ный буд­дист, он, ви­ди­мо, сам не зна­ет, где эта точ­ка, и бьёт ли он в неё во­об­ще. Но тем не ме­нее кни­ги Пе­ле­ви­на ста­биль­но из­да­ют­ся, и каж­дая по­сле­ду­ю­щая на­по­ми­на­ет пре­ды­ду­щую. Это как вы­ст­ра­и­ва­ние в ряд раз­но­цвет­ных, но оди­на­ко­вых по ве­ли­чи­не ку­би­ков.

В кни­ге «Ана­нас­ная во­да для пре­крас­ной да­мы» мень­ше псев­до­фи­ло­со­фии, чем в пре­ды­ду­щей, поч­ти нет со­ци­аль­но­с­ти, как, на­при­мер, в «Empire V», за­то есть по­ли­ти­ка, ко­то­рая ста­биль­но очень за­ни­ма­ет рос­сий­ско­го чи­та­те­ля. Пе­ле­вин иг­ра­ет с про­ти­во­сто­я­ни­ем СССР/Рос­сии и США, от­прав­ля­ет ге­роя од­ной из по­ве­с­тей в Аф­га­ни­с­тан сби­вать аме­ри­кан­ские бес­пи­лот­ни­ки... Чи­та­ет­ся кни­га с ув­ле­че­ни­ем (как обыч­но про­ис­хо­дит с кни­га­ми Пе­ле­ви­на), но за­тем воз­ни­ка­ет во­прос: «И что?» – и дол­го дер­жит­ся ощу­ще­ние, что те­бя об­ла­по­ши­ли, – то­же обыч­ное по­сле­вку­сие пе­ле­вин­ской про­зы.

В об­щем-то, в на­шей со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­ре не­ма­ло ув­ле­ка­тель­ных, но пу­с­тых книг, но Пе­ле­вин всё-та­ки не­о­бык­но­вен­ный пи­са­тель – он об­ла­да­ет ма­ги­ей за­ра­жать сво­и­ми тек­с­та­ми чи­та­те­ля. Ис­ку­шён­ный про­гло­тит «Ана­нас­ную во­ду...» с удо­воль­ст­ви­ем, по­том при­выч­но по­мор­щит­ся: «И что?», и ста­нет ждать сле­ду­ю­щий про­дукт от Пе­ле­ви­на. А ес­ли «Ана­нас­ная во­да...» по­па­дёт­ся не­ис­ку­шён­но­му, се­рь­ёз­но от­но­ся­ще­му­ся к кни­ге, то он, ста­ра­ясь по­нять, что, как и по­че­му про­ис­хо­дит в по­ве­с­тях «Опе­ра­ция «Burning Bush» или «Зе­нит­ные ко­дек­сы Аль-Эфе­с­би», впол­не мо­жет по­пасть в псих­боль­ни­цу.

Пе­ле­вин уму­д­ря­ет­ся уп­ро­щать и од­но­вре­мен­но ус­лож­нять скры­тые от боль­шин­ст­ва про­цес­сы. На­при­мер, су­дя по по­ве­с­ти «Опе­ра­ция...», Со­вет­ский Со­юз раз­ва­лил­ся вот ка­ким об­ра­зом.

В 1949 го­ду Ста­лин оз­на­ко­мил­ся с на­бро­с­ка­ми «Ро­зы Ми­ра» Да­ни­и­ла Ан­д­ре­е­ва, в ко­то­рой есть мысль, что вождь об­ща­ет­ся с са­та­ной и тот да­ёт ему со­ве­ты уби­вать, ка­рать и т.д. Ста­лин бе­рёт эту мысль на во­ору­же­ние, при­ка­зы­ва­ет обо­ру­до­вать спе­ци­аль­ную ком­на­ту, и в ней вы­зы­ва­ет са­та­ну. Го­то­вый ус­лу­жить хо­зя­и­ну, Бе­рия на­хо­дит офи­це­ра спец­служб Лап­те­ва, об­ла­да­ю­ще­го де­мо­ни­че­с­ким го­ло­сом, и этот Лап­тев на­го­ва­ри­ва­ет Ста­ли­ну со­ве­ты, со­став­лен­ные Бе­ри­ей. По­сле смер­ти вож­дя и рас­ст­ре­ла Бе­рии Лап­тев убе­га­ет в аме­ри­кан­ское по­соль­ст­во вме­с­те со спе­ци­аль­ным те­ле­фо­ном и ос­та­ток жиз­ни про­во­дит там, ве­дя под­рыв­ную де­я­тель­ность про­тив СССР, так как и Хру­щёв, и Бреж­нев, и по­сле­ду­ю­щие ли­де­ры не прочь по­се­тить ком­на­ту и по­об­щать­ся с са­та­ной. Ока­зы­ва­ет­ся, Ка­риб­ский кри­зис, Че­хо­сло­ва­кия, Аф­га­ни­с­тан бы­ли на­дик­то­ва­ны аме­ри­кан­ца­ми при по­мо­щи Лап­те­ва; «Со­вет­ский Со­юз низ­вер­гал­ся всё ни­же» и в ито­ге рас­пал­ся. И лишь сов­сем не­дав­но рос­сий­ским спец­служ­бам уда­лось вы­ве­дать этот се­к­рет, но не­по­нят­но, как они вос­поль­зу­ют­ся этой ин­фор­ма­ци­ей. Во бла­го Ро­ди­ны или для лич­ной вы­го­ды.

Ме­ня за­ин­те­ре­со­вал в этой по­ве­с­ти ге­рой. Как и у Слав­ни­ко­вой, это со­вер­шен­но (вро­де бы) обык­но­вен­ный че­ло­век. Зна­ет ан­г­лий­ский язык (что се­го­дня не ред­кость), ко­то­рый за ко­пей­ки и пре­по­да­ёт. Един­ст­вен­ная осо­бен­ность – го­лос, точ­нее, уме­ние го­во­рить го­ло­сом дик­то­ра Ле­ви­та­на. Этим он ста­но­вит­ся ин­те­ре­сен спец­служ­бам, ко­то­рые во­вле­ка­ют его в свои, так ска­зать, ра­дио­иг­ры. Но в от­ли­чие от ге­роя Слав­ни­ко­вой, ко­то­рый вся­че­с­ки от­бры­ки­ва­ет­ся от при­тя­за­ний фэ­э­с­бэш­ни­ков на свою жизнь, ге­рой Пе­ле­ви­на спо­кой­но вос­при­ни­ма­ет и своё прак­ти­че­с­кое по­хи­ще­ние, и до­воль­но не­при­ят­ные опы­ты, и ре­аль­ную уг­ро­зу быть лик­ви­ди­ро­ван­ным по­сле окон­ча­ния опе­ра­ции, хо­тя че­ло­ве­ком, пре­дан­ным сво­ей стра­не, за­щи­ща­ю­щим её ин­те­ре­сы, его на­звать ни­как нель­зя. Впро­чем, ав­тор на­вер­ня­ка и не ста­вил пе­ред со­бой за­да­чи до­сто­вер­но пе­ре­дать пси­хо­ло­ги­че­с­кие тон­ко­сти по­пав­ше­го в та­кой пе­ре­плёт че­ло­ве­ка. Глав­ное – ув­ле­ка­тель­ность и пусть внеш­няя, но мно­го­зна­чи­тель­ность.

Ско­тен­ков, ге­рой дру­гой по­ве­с­ти – «Зе­нит­ные ко­дек­сы Аль-Эфе­с­би», на­про­тив, фи­ло­соф, ре­шив­ший оп­ро­бо­вать свою фи­ло­со­фию в дей­ст­вии. Для это­го он от­прав­ля­ет­ся в Аф­га­ни­с­тан, где при по­мо­щи на­пи­сан­ных на зем­ле вы­ска­зы­ва­ний, про­ти­во­ре­ча­щих ус­то­ям аме­ри­кан­цев, сби­ва­ет их бес­пи­лот­ные са­мо­лё­ты... Но здесь фан­та­зии ав­то­ра уво­дят его так да­ле­ко, что ана­лиз тек­с­та лич­но мне не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным. Ска­жу лишь, что го­су­дар­ст­во (Рос­сия) от­ре­ка­ет­ся от сво­е­го бой­ца, не же­лая пор­тить от­но­ше­ний с аме­ри­кан­ца­ми...

Но так или ина­че, и у Пе­ле­ви­на воз­ни­ка­ют два ге­роя – лю­ди из тол­пы – ко­то­рые спо­соб­ны ес­ли и не уп­рав­лять судь­ба­ми ми­ра, то здо­ро­во на них вли­ять...

Ге­рой ро­ма­на Ми­ха­и­ла Зем­ско­ва «Сек­тант», трид­ца­ти­лет­ний па­рень, вли­ять на судь­бы ми­ра не спо­со­бен. Но он, по су­ти, и не ге­рой, а рас­сказ­чик, ге­рой же – Да­вид, гла­ва не­кой сек­ты, – вли­ять впол­не мо­жет. По край­ней ме­ре, это не­о­бык­но­вен­ный че­ло­век. И, ви­ди­мо, по­это­му ге­рой так спо­кой­но ста­но­вит­ся од­ним из его уче­ни­ков (хо­тя и не при­зна­ёт­ся ни се­бе, ни нам, чи­та­те­лям, в этом), со­гла­ша­ет­ся по­ехать из Моск­вы в со­мни­тель­ную экс­пе­ди­цию в Ка­зах­стан на по­ис­ки ещё од­но­го Еван­ге­лия.

По су­ти, «Сек­тант» – ро­ман при­клю­чен­че­с­кий, не пре­тен­ду­ю­щий ни на глу­би­ну, ни на се­рь­ёз­ность. Ин­те­рес­но толь­ко, что и в нём на обыч­ной вро­де бы зем­ле, в обыч­ное и прес­ное вре­мя (по Пе­ле­ви­ну: «ни ми­ра, ни вой­ны») про­ис­хо­дят про­цес­сы, мо­гу­щие из­ме­нить мир. Ес­ли все­рьёз за­ду­мать­ся, то от­кры­тие но­во­го Еван­ге­лия (в дан­ном слу­чае от Ио­ан­на) мо­жет по­тря­с­ти всю хри­с­ти­ан­скую ре­ли­гию, да и не толь­ко её. И Да­вид со сво­и­ми уче­ни­ка­ми Еван­ге­лие на­хо­дят. Их тут же на­кры­ва­ют фэ­э­с­бэш­ни­ки (ку­да без них?), ра­бо­та­ю­щие на цер­ковь, от­би­ра­ют ру­ко­пись и тут же сжи­га­ют.

Та­кой фи­нал, со все­ми ого­вор­ка­ми, не ли­шён ло­ги­ки. Ар­те­факт най­ден, но он вре­ден для церк­ви с её ка­но­на­ми, и по­то­му унич­то­жа­ет­ся... К со­жа­ле­нию, ав­то­ра по­нес­ло даль­ше, и под­руч­ная Да­ви­да Оль­га за­чем-то уби­ва­ет од­но­го из чле­нов экс­пе­ди­ции (дру­га ге­роя-рас­сказ­чи­ка), при­ле­та­ет вер­то­лёт, од­них аре­с­то­вы­ва­ют, дру­гих спа­са­ют. В фи­на­ле ока­зы­ва­ет­ся, что Еван­ге­лие не унич­то­же­но (Да­вид под­су­нул фэ­э­с­бэш­ни­кам му­ляж), про­да­но кол­лек­ци­о­не­ру; ге­рой уби­ва­ет Да­ви­да, мстя за друга, и на­чи­на­ет сов­сем дру­гую жизнь.

Фор­маль­но «Сек­тант» на­пи­сан впол­не ре­а­ли­с­тич­но, до­пу­ще­ний прак­ти­че­с­ки нет, но в про­ис­хо­дя­щее не ве­рит­ся. Сю­же­том уп­рав­ля­ет ав­тор (и это вид­но на каж­дой стра­ни­це) – ког­да ему нуж­но, ге­рой встре­ча­ет де­вуш­ку, в об­раз ко­то­рой влюб­лён с дет­ст­ва, ког­да нуж­но, на­хо­дит пи­с­то­лет (чтоб че­рез две сот­ни стра­ниц убить из не­го Да­ви­да), ког­да нуж­но, ли­ша­ет­ся ра­бо­ты и от­прав­ля­ет­ся в экс­пе­ди­цию. И так да­лее. Скон­ст­ру­и­ро­ван­ность сю­же­та оче­вид­на, и это очень силь­но обес­це­ни­ва­ет не­пло­хую, в об­щем-то, за­дум­ку на­пи­сать од­но­вре­мен­но и при­клю­чен­че­с­кий, и фи­ло­соф­ский, ин­тел­лек­ту­аль­ный ро­ман.

По­жа­луй, на­и­бо­лее удач­ным про­из­ве­де­ни­ем, про­чи­тан­ным мной в по­след­ние ме­ся­цы, ста­ла по­весть Оле­га Ка­ши­на «Ро­ис­ся впер­де».

Сю­жет вы­ду­ман, но вто­ри­чен, хо­тя и зло­бо­дне­вен. Боль­ше все­го он на­по­ми­на­ет «Ро­ко­вые яй­ца» и «Со­ба­чье серд­це» Бул­га­ко­ва и «Пи­щу бо­гов» Уэлл­са. Ко­рот­ко, учё­ный Кар­пов изо­б­ре­та­ет сы­во­рот­ку, поз­во­ля­ю­щую за не­сколь­ко дней пре­вра­щать ре­бён­ка, ко­тён­ка, кры­сён­ка во взрос­лую особь, а при по­вы­шен­ных до­зах и в мон­ст­ра.

Кар­пов ис­пы­ты­ва­ет сы­во­рот­ку на ли­ли­пу­те из цир­ка, и тот до­сти­га­ет сред­не­го рос­та муж­чи­ны. Бла­го­да­ря вы­ступ­ле­нию быв­ше­го ли­ли­пу­та на те­ле­ви­де­нии, о сы­во­рот­ке уз­на­ют раз­ные лю­ди, в том чис­ле и фэ­э­с­бэш­ни­ки. В ито­ге этой сы­во­рот­кой ко­лют дет­до­мов­ских де­тей. Де­ти при­об­ре­та­ют об­лик взрос­лых, и из них пы­та­ют­ся со­здать но­вую по­ро­ду граж­дан – «мо­дер­ни­зи­ро­ван­ное боль­шин­ст­во». Эти экс­пе­ри­мен­ты ста­но­вят­ся до­сто­я­ни­ем прес­сы, и их при­хо­дит­ся пре­кра­тить, сле­ды за­ме­с­ти... В об­щем, оче­ред­ной про­ект тер­пит не­уда­чу, и вме­с­то по­ру­чен­но­го вче­раш­ним до­шко­ля­там ло­зун­га «Рос­сия, впе­рёд», у них по­лу­ча­ет­ся на­пи­сать «Ро­ис­ся впер­де».

На­вер­ное, Ка­шин не ста­вил за­да­чу со­здать вы­со­ко­ху­до­же­ст­вен­ное про­из­ве­де­ние – пе­ред на­ми слег­ка за­ма­с­ки­ро­ван­ный под на­уч­ную фан­та­с­ти­ку по­ли­ти­че­с­кий пам­ф­лет, – но вы­со­ко­ху­до­же­ст­вен­ное про­из­ве­де­ние у не­го чуть бы­ло не по­лу­чи­лось. Осо­бен­но хо­ро­шо и убе­ди­тель­но на­ча­ло, в ко­то­ром Кар­пов с же­ной при­ез­жа­ют в его род­ной по­сё­лок (быв­ший на­уч­ный центр) из Моск­вы, что­бы там не спе­ша про­во­дить свои опы­ты в са­рае воз­ле до­ма.

За­ва­ли­ва­ние на­чи­на­ет­ся с про­стой пси­хо­ло­ги­че­с­кой не­точ­но­с­ти: ког­да Кар­пов рас­ска­зы­ва­ет да­лё­кой от его за­ня­тий же­не, что изо­б­рёл сы­во­рот­ку, «ко­то­рая, бу­ду­чи вко­ло­та жи­во­му су­ще­ст­ву, во мно­го раз уве­ли­чи­ва­ет его спо­соб­ность к рос­ту, и кры­сы... вы­рос­ли до раз­ме­ров боль­ших ов­ча­рок, и Кар­по­ву сто­и­ло се­рь­ёз­ных уси­лий убить этих крыс эле­к­т­ри­че­с­ким то­ком... <...> Уби­тых крыс Кар­пов сжи­га­ет в спе­ци­аль­ной боч­ке, но шку­ру с них сди­ра­ет...», же­на не ис­пы­ты­ва­ет ни омер­зе­ния, ни удив­ле­ния. Вос­при­ни­ма­ет этот рас­сказ впол­не спо­кой­но, что вряд ли бы про­изо­ш­ло с 99% жен­щин.

Даль­ше в по­ве­с­ти встре­ча­ет­ся ещё не­сколь­ко не­су­раз­но­с­тей, в том чис­ле и пу­та­ни­ца ав­то­ра в тер­ми­нах «мо­дер­ни­за­ция» и «мо­би­ли­за­ция» (это мож­но рас­це­нить как опе­чат­ку, но и опе­чат­ка в этом слу­чае сим­во­лич­на). И эти не­су­раз­но­с­ти очень до­сад­ны, так как са­ма по­весть, по­вто­рюсь, удач­на, в ней мно­го очень точ­ных при­мет вре­ме­ни, вер­ных и уз­на­ва­е­мых ти­па­жей. Но сю­жет хоть и не­о­ри­ги­на­лен, но при­ду­ман ав­то­ром, и с де­та­ля­ми вы­дум­ки ав­тор не со­вла­дал. И в этой по­ве­с­ти мы, к со­жа­ле­нию, на­ты­ка­ем­ся на не­ла­ды со здра­вым смыс­лом, ко­то­рые не­до­пу­с­ти­мы да­же в са­мой от­вяз­ной фан­та­с­ти­ке.

Кто-то мо­жет ска­зать, что Оле­гу Ка­ши­ну про­сти­тель­но, так как он не пи­са­тель, а жур­на­лист. Но, во-пер­вых, Ка­шин на­чи­нал с очень на­по­ми­на­ю­щих про­зу очер­ков, а во-вто­рых, поч­ти все на­ши пи­са­те­ли ра­бо­та­ют в той или иной фор­ме жур­на­ли­с­ти­ки. Чи­с­тых пи­са­те­лей, или пи­са­те­лей-вра­чей, пи­са­те­лей-поч­та­ль­о­нов, а уж тем бо­лее пи­са­те­лей-трак­то­ри­с­тов у нас еди­ни­цы. Аб­со­лют­ное боль­шин­ст­во – пи­са­те­ли-жур­на­ли­с­ты.

Мо­жет, по­это­му у нас так скуд­на ре­а­ли­с­ти­че­с­кая про­за? Ведь в жур­на­ли­с­ти­ке не­об­хо­ди­ма фак­ти­че­с­кая точ­ность и стро­гость – ста­тью пи­шешь о дей­ст­ви­тель­но слу­чив­шем­ся, о дей­ст­ви­тель­но жи­ву­щих лю­дях. На­фан­та­зи­ру­ешь в ста­тье, и мож­но лег­ко на су­деб­ный иск нар­вать­ся. И вот пи­са­тель, ра­бо­та­ю­щий жур­на­ли­с­том, при­хо­дит ве­че­ром до­мой и ча­са три-че­ты­ре до сна от­ры­ва­ет­ся, пи­ша ро­ман или по­весть с фан­та­с­ти­че­с­ки­ми до­пу­ще­ни­я­ми, ма­ло за­бо­тясь о по­сты­лой до­сто­вер­но­с­ти, ухо­дя от ко­пи­ро­ва­ния ре­аль­но­с­ти. И по­лу­ча­ют­ся в ос­но­ве сво­ей очень важ­ные, глу­бо­кие, а по из­ло­же­нию вы­зы­ва­ю­щие до­са­ду и не­до­уме­ние тек­с­ты. Са­мые яр­кие при­ме­ры – жур­на­лист­ская/пуб­ли­ци­с­ти­че­с­кая и пи­са­тель­ская де­я­тель­ность Дми­т­рия Бы­ко­ва, Юлии Ла­ты­ни­ной и Алек­сан­д­ра Про­ха­но­ва. Чи­та­ешь их ста­тьи – и му­раш­ки бе­гут по ко­же, ску­лы сво­дит от эмо­ций, а чи­та­ешь ро­ма­ны и лишь пле­ча­ми по­жи­ма­ешь. Слов­но раз­ные лю­ди на­пи­са­ли...

Се­го­дняш­няя дей­ст­ви­тель­ность не да­рит пи­са­те­лям до­стой­ных сю­же­тов. Вро­де бы всё, что мож­но ска­зать о про­ис­хо­дя­щем, го­во­рит­ся, на­при­мер, в про­грам­ме «Спра­вед­ли­вость» или в «Пусть го­во­рят», в га­зе­тах и Ин­тер­не­те. Ил­лю­зия, что се­рь­ёз­ная ли­те­ра­ту­ра долж­на за­ни­мать­ся чем-то дру­гим, креп­нет... На мой взгляд, это ошиб­ка. Дей­ст­ви­тель­ность бо­га­че и раз­но­об­раз­нее во­об­ра­же­ния да­же са­мо­го та­лант­ли­во­го пи­са­те­ля, толь­ко она спо­соб­на по­да­рить на­сто­я­щие сю­же­ты.

Да, пи­са­тель­ская жизнь не­бо­га­та со­бы­ти­я­ми. Ещё Юрий Ка­за­ков стра­дал от то­го, что нуж­но или жить, или пи­сать. Боль­шин­ст­во пи­са­те­лей вы­би­ра­ют вто­рое. Но о чём пи­сать, ес­ли ты си­дишь в ка­би­не­те с за­дёр­ну­тым што­ра­ми ок­ном?

Судь­бу До­сто­ев­ско­го не­воз­мож­но на­звать скуч­ной. Но и ему его ка­торж­но­го опы­та не хва­ти­ло на всю по­сле­ду­ю­щую твор­че­с­кую жизнь. Сю­же­ты не­сколь­ких про­из­ве­де­ний он на­шёл в га­зе­тах. Раз­вер­нул за­мет­ки в ро­ма­ны и рас­ска­зы. Лю­бил фан­та­с­ти­че­с­кие до­пу­ще­ния. У не­го по­лу­ча­лось. Ко­неч­но, не каж­дый пи­са­тель по­тен­ци­аль­ный До­сто­ев­ский, хо­тя тот, кто не хо­чет встать вро­вень с До­сто­ев­ским, а то и за­сло­нить его или ещё ка­ко­го ве­ли­ка­на, не мо­жет счи­тать се­бя пи­са­те­лем. На­вер­ное.

Роман СЕНЧИН