Архив : №11. 18.03.2011

Глас рыбы

 Не­смо­т­ря на то, что XXI век на­сту­пил не вче­ра, ощу­ще­ние за­вер­шён­но­с­ти оче­ред­но­го пе­ри­о­да и пред­чув­ст­вие че­го-то но­во­го, как пра­ви­ло, воз­ни­ка­ю­щее у лю­дей в ну­ле­вые го­ды, по­че­му-то ни­ку­да не де­лось. Бо­лее то­го, чув­ст­во ко­неч­но­с­ти куль­ту­ры, ли­те­ра­ту­ры (от­дель­ных её форм и жа­н­ров) не­пре­рыв­но об­суж­да­ет­ся в прес­се, пе­ре­ос­мыс­ли­ва­ет­ся в ста­ть­ях, эс­се, сти­хах и рас­ска­зах.

Так, фи­ло­лог Та­ть­я­на Мар­ко­ва в ра­бо­те «Ав­тор­ские жа­н­ро­вые но­ми­на­ции в со­вре­мен­ной рус­ской про­зе как по­ка­за­тель кри­зи­са жа­н­ро­во­го со­зна­ния» («Во­про­сы ли­те­ра­ту­ры», № 1) го­во­рит о ро­ма­не, точ­нее, жа­н­ро­вых спо­рах во­круг не­го. Мар­ко­ва де­ла­ет весь­ма про­ти­во­ре­чи­вый вы­вод: «В ус­ло­ви­ях кри­зи­са круп­ной фор­мы, свя­зан­но­го с па­де­ни­ем до­ве­рия к «ав­то­ри­тет­но­му» по­ве­ст­во­ва­нию бе­зот­но­си­тель­но к иде­о­ло­гии, на­и­бо­лее спо­соб­ны­ми к фор­мо­твор­че­ст­ву ока­зы­ва­ют­ся ма­лые жа­н­ры про­зы. Ма­лая фор­ма ста­но­вит­ся спо­со­бом пе­ре­ос­мыс­ле­ния фор­мы ро­ма­на. Раз­мер тек­с­та в этом слу­чае – ре­зуль­тат сжа­тия не в ко­ли­че­ст­вен­ном, а в ка­че­ст­вен­ном смыс­ле. В ма­лых жа­н­рах до­ми­ни­ру­ет ме­то­ни­ми­че­с­кий прин­цип ми­ро­мо­де­ли­ро­ва­ния, пред­по­ла­га­ю­щий, что кон­крет­ный пред­мет­но-бы­то­вой план, «ку­сок жиз­ни», по­да­ёт­ся пи­са­те­лем как часть боль­шо­го ми­ра. Струк­ту­ра ма­ло­го жа­н­ра вну­т­рен­не ор­га­ни­зу­ет от­дель­но взя­тый фраг­мент, кон­цен­т­ри­руя его обоб­ща­ю­щий смысл, ко­ор­ди­ни­ру­ет часть и це­лое, оп­ре­де­ля­ет ме­с­то это­го фраг­мен­та в бес­ко­неч­ной си­с­те­ме ми­ра, вы­ве­ря­ет идею, во­пло­щён­ную в «ку­с­ке жиз­ни», все­об­щим смыс­лом бы­тия». В ут­верж­де­нии Мар­ко­вой есть своя ис­ти­на, ро­ман дей­ст­ви­тель­но се­го­дня се­рь­ёз­но из­мель­чал. Пи­сать, как Фло­бер, те­перь не­воз­мож­но (не ис­клю­че­но, что имен­но по­это­му мно­гие тек­с­ты но­сят до­пол­ни­тель­ные ин­три­гу­ю­щие под­за­го­лов­ки: ро­ман-иск, ро­ман-гро­теск, ро­ман-на­важ­де­ние, ро­ман-тра­ве­лог). Что са­мо по се­бе ста­но­вит­ся но­вым жа­н­ром.

Рас­сказ же со вре­ме­нем при­об­ре­та­ет анек­до­ти­че­с­кий (то есть по­ве­ст­ву­ю­щий, как пра­ви­ло, о не­ком слу­чае) ха­рак­тер. Од­на­ко есть ли в ма­лой фор­ме ка­че­ст­вен­ное пе­ре­ос­мыс­ле­ние боль­шой, ска­зать слож­но. Ведь на се­го­дняш­ний день ро­ма­нов не ста­ло мень­ше (ес­ли их чис­ло не уве­ли­чи­лось, по срав­не­нию с те­ми же ну­ле­вы­ми). Да и ма­лая про­за (во вся­ком слу­чае, по­ка) не де­мон­ст­ри­ру­ет се­рь­ёз­но­го цве­те­ния. Од­на­ко бес­по­кой­ст­во Мар­ко­вой по­нят­но, ведь в сво­ей ра­бо­те она ещё раз под­черк­ну­ла дав­но иду­щие спо­ры о смер­ти клас­си­че­с­ко­го ро­ма­на как жа­н­ра не­со­вре­мен­но­го и по­треб­но­с­ти вре­ме­ни не от­ве­ча­ю­ще­го.

Не ме­нее лю­бо­пы­тен и «Кон­сер­ва­тив­ный ма­ни­фест» во­ло­год­ско­го по­эта Ан­то­на Чёр­но­го («Урал», № 2), рас­суж­да­ю­ще­го о кри­зи­се со­вре­мен­ной по­эзии. «Ли­те­ра­тур­ный про­цесс от­дель­но взя­то­го язы­ка ко­не­чен. По­сколь­ку за­ви­сит от ис­то­ри­че­с­кой судь­бы пи­та­ю­ще­го его эт­но­са. Тем, кто вну­т­ри не­го, он ка­жет­ся без­бреж­ным бес­цель­ным по­то­ком: на по­верх­но­с­ти взды­ма­ют­ся и нис­па­да­ют ли­те­ра­тур­ные те­че­ния, ис­кра­ми вспы­хи­ва­ют име­на и кни­ги. Это взгляд ры­бы. Что­бы по­нять ли­те­ра­тур­ный про­цесс, ну­жен хищ­ный глаз ры­ба­ка».

Чёр­ный на­зы­ва­ет не­сколь­ко при­чин упад­ка: при­ход эры ин­фор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий, по­те­ря чи­та­тель­ской ау­ди­то­рии, гра­фо­ма­ни­за­ция по­эзии и так да­лее. И тут же сам от­кре­щи­ва­ет­ся от всех, ви­дя в каж­дой из вер­сий не про­бле­му, но лишь её след­ст­вие. Впро­чем, вы­ска­зы­ва­ет до­ста­точ­но ин­те­рес­ную мысль о том, что се­го­дня про­ис­хо­дит не «ос­ку­де­ние язы­ка», а не­что со­вер­шен­но иное. «С на­ступ­ле­ни­ем эпо­хи глас­но­с­ти пуб­лич­ная чит­ка пись­мен­но­го тек­с­та сме­ни­лась спон­тан­ной не­под­го­тов­лен­ной ре­чью со все­ми её пре­ле­с­тя­ми и не­до­стат­ка­ми, и имен­но от этой рез­кой сме­ны про­ис­хо­дит впе­чат­ле­ние «об­ва­ла» в ре­че­вой куль­ту­ре. Но оно об­ман­чи­во».

По его мне­нию, впол­не ес­те­ст­вен­но, что на фо­не по­сте­пен­но­го сни­же­ния язы­ко­вой куль­ту­ры то же са­мое про­ис­хо­дит и в по­эзии, ко­то­рую спа­с­ти мо­жет толь­ко воз­вра­ще­ние к тра­ди­ци­ям (кон­сер­ва­тизм в дан­ном слу­чае по­ни­ма­ет­ся в ис­кон­ном зна­че­нии: от лат. conservo – «со­хра­няю», «обе­ре­гаю», «за­щи­щаю»). Од­на­ко ко­рень зла Ан­тон Чёр­ный ви­дит в ис­то­ще­нии и сме­не эт­но­сов, про­ис­хо­дя­щей со­глас­но пас­си­о­нар­ной те­о­рии эт­но­ге­не­за Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Гу­ми­лё­ва. Что, в об­щем-то, ин­те­рес­но, но в кон­тек­с­те се­го­дняш­не­го дня вы­гля­дит не­сколь­ко стран­но. Да и хо­чет­ся ве­рить, что ощу­ще­ние кри­зи­са и пред­чув­ст­вие че­го-то ино­го, ви­та­ю­ще­го в воз­ду­хе, свя­зан­но не с ос­ку­де­ни­ем твор­че­с­ко­го по­тен­ци­а­ла эт­но­са, а ско­рее с мо­мен­том пе­ре­ст­рой­ки лю­дей во вре­ме­ни. Впро­чем, на су­ще­ст­во­ва­ние име­ют пра­во все точ­ки зре­ния.

Од­на­ко, на мой взгляд, сей­час уме­ст­ней го­во­рить и о сме­не фор­ма­ции (как ни кру­ти, а марк­сист­скую тер­ми­но­ло­гию по­ка ни­ку­да не де­нешь). Рос­сия вновь на пе­ре­пу­тье, имен­но по­это­му сно­ва и сно­ва раз­да­ют­ся воз­гла­сы о но­вых (и да­же иных) лю­дях, не­до­воль­ст­ве преж­ним и его сло­ме, бун­те и ре­во­лю­ции.

На­при­мер, Алек­сандр Ку­с­та­рев, ав­тор по­ли­ти­ко-куль­тур­но­го жур­на­ла «Не­при­кос­но­вен­ный за­пас», в сво­ём эс­се «К но­во­му че­ло­ве­ку» (№ 1 за 2011 год) пи­шет о том, что во все вре­ме­на так или ина­че лю­дей пы­та­лись пе­ре­вос­пи­тать, со­глас­но дей­ст­ву­ю­щей иде­о­ло­гии или ре­ли­гии. В на­шей стра­не это ка­са­ет­ся, преж­де все­го, со­вет­ской эпо­хи. Имен­но тог­да ГУ­ЛАГ, став страш­ной ма­ши­ной, при­нуж­дав­шей к ра­бо­те «че­ст­ных со­вет­ских тру­же­ни­ков», сде­лал­ся до­ка­за­тель­ст­вом то­го, что си­с­те­ма не ра­бо­та­ет. Од­на­ко, по мне­нию Ку­с­та­ре­ва, и те­перь про­грам­ма по вос­пи­та­нию (точ­нее, пе­ре­вос­пи­та­нию) вновь ак­ти­ви­ро­ва­на. «К кон­цу ХХ ве­ка и на За­па­де, и в Рос­сии на­ча­лась но­вая кам­па­ния по пе­ре­вос­пи­та­нию че­ло­ве­ка и кон­ст­ру­и­ро­ва­нию но­во­го субъ­ек­та как «ме­не­д­же­ра са­мо­го се­бя». Этот про­ект вдох­нов­ля­ет­ся по­зд­ним не­о­ли­бе­ра­лиз­мом, ов­ла­дев­шим ума­ми ис­теб­лиш­мен­та к кон­цу 1970-х. Ад­ре­са­том про­ек­та на этот раз ста­ли «но­вые сред­ние слои». Эта кам­па­ния на­ча­лась под фан­фа­ры по­ли­ти­че­с­кой про­па­ган­ды; фан­фа­ры по­том по­утих­ли, но са­ма кам­па­ния про­дол­жа­ет­ся и сей­час; глав­ным об­ра­зом в сфе­ре спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­но­го биз­нес-об­ра­зо­ва­ния, кон­суль­ти­ро­ва­ния и во мно­гих кор­по­ра­ци­ях – что на­зы­ва­ет­ся, без от­ры­ва от про­из­вод­ст­ва». И во­об­ще, Ку­с­та­рев спра­ши­ва­ет: а нуж­но ли пе­ре­вос­пи­ты­вать со­вре­мен­но­го че­ло­ве­ка? Од­на­ко от­ве­том, на этот, ка­за­лось бы, ри­то­ри­че­с­кий во­прос он фак­ти­че­с­ки сво­дит на нет фи­нал сво­ей ра­бо­ты. Бе­рёт­ся рас­суж­дать о «дру­гом гу­ма­но­и­де» и «но­вой ра­се».

Од­на­ко, как ни кру­ти, до­ста­точ­но пе­чаль­ная кар­ти­на вы­ри­со­вы­ва­ет­ся. По­лу­ча­ет­ся, что ждём ка­ко­го-то но­во­го че­ло­ве­ка (не в том смыс­ле, что гу­ма­но­и­да, а в том, что ода­рён­но­го дру­гим спо­со­бом мы­ш­ле­ния, уме­ю­ще­го ре­шать про­бле­мы, быть бо­лее при­спо­соб­лен­ным к те­пе­реш­ней жиз­ни), ко­то­рый явит­ся в од­но­ча­сье и всё из­ме­нит. А его всё нет и нет.

Впол­не ес­те­ст­вен­но, что при та­ком рас­кла­де вновь на­чи­на­ют бро­дить ре­во­лю­ци­он­ные мыс­ли.

Алек­сандр Ры­бин, ав­тор, в об­щем-то, не очень удач­но­го рас­ска­за «Ста­ру­хи-ша­хид­ки» (под­бор­ка «Быть сча­ст­ли­вым во Вла­ди­во­с­то­ке», вы­шед­шая в «Си­бир­ских ог­нях» за фе­в­раль 2011 г.) ре­во­лю­ци­он­ный этот клич, бро­шен­ный ещё За­ха­ром При­ле­пи­ным (а поз­же Оле­гом Лу­ко­ши­ным), под­хва­тил и про­кри­чал по-сво­е­му. Ми­нус рас­ска­за в том, что ре­во­лю­ция здесь пер­со­ни­фи­ци­ро­ва­на (при­ём до­ста­точ­но ста­рый, ро­ман­ти­че­с­кий и за­ез­жен­ный). Да и жен­щи­на-ре­во­лю­ция по­лу­чи­лась, раз уж на то по­ш­ло, слиш­ком мяг­кой, ми­лой и да­же слег­ка дур­ной. Хо­тя па­фос фра­зы «лю­бов­ник ре­во­лю­ции» рас­кры­ва­ет­ся в рас­ска­зе Ры­би­на на пол­ную ка­туш­ку, од­на­ко имен­но этот че­рес­чур юно­ше­с­кий за­дор и гу­бит идею, ко­то­рая, к сло­ву ска­зать, не так уж и пло­ха.

Ге­рой рас­ска­за – мо­ло­дой че­ло­век опь­я­нён ре­во­лю­ци­он­ны­ми мыс­ля­ми, впро­чем, не кон­крет­ны­ми: «Я был, как сле­пой ще­нок – не­о­пыт­ный и мно­го­го не уме­ю­щий, но вну­т­ри кло­ко­та­ло, тре­бо­ва­ло вы­рвать­ся на­ру­жу бе­зу­мие. Вы­рвать­ся ра­ди че­го-ни­будь, ра­ди ко­го-ни­будь». И что­бы об­ра­тить вни­ма­ние на се­бя (и своё не­до­воль­ст­во про­ис­хо­дя­щим), он ре­ша­ет дей­ст­во­вать ра­ди­каль­но. Пы­та­ет­ся ор­га­ни­зо­вать из пен­си­о­не­рок, ко­то­рые ока­зы­ва­ют­ся са­мым не­за­щи­щён­ным и по­то­му вре­до­нос­ным зве­ном в на­шей стра­не, «по­встан­че­с­кую ар­мию и раз­не­с­ти с её по­мо­щью ржа­вое не­по­во­рот­ли­вое го­су­дар­ст­во». В ито­ге текст про­из­во­дит стран­ное впе­чат­ле­ние, буд­то аме­ри­кан­ский ху­ли­ган Чак Па­ла­ник вдруг сде­лал­ся сен­ти­мен­таль­ным рус­ским ре­во­лю­ци­о­не­ром и вы­дал на-го­ра со­от­вет­ст­ву­ю­щий текст.

В ито­ге, ге­рой за­иг­ры­ва­ет­ся и рас­ста­ёт­ся с ре­во­лю­ци­ей, а по ду­ху сво­е­го мы­ш­ле­ния пре­вра­ща­ет­ся в обыч­но­го тер­ро­ри­с­та. Тут-то про­бле­ма и раз­во­ра­чи­ва­ет­ся дру­гой сто­ро­ной. Впро­чем, это ещё боль­шой во­прос, чем от­ли­ча­ют­ся ре­во­лю­ци­о­не­ры (те, ко­то­рые идей­ные и про­тив че­го-то) от убеж­дён­ных убийц и смерт­ни­ков. В от­ве­те, ду­ма­ет­ся, без фи­ло­соф­ских раз­гла­голь­ст­во­ва­ний и вы­кла­док не обой­тись.

Не­смо­т­ря на ми­ну­сы (в том чис­ле и до­ста­точ­но не­ров­ный стиль), рас­сказ Ры­би­на о мно­гом за­став­ля­ет за­ду­мать­ся. Хо­тя бы по­то­му, что это да­ле­ко не пер­вый текст, по­свя­щён­ный ре­во­лю­ци­он­но-тер­ро­ри­с­ти­че­с­ким мо­ти­вам. Зна­чит, дей­ст­ви­тель­но при­шло вре­мя для се­рь­ёз­ных раз­го­во­ров. Ви­ной то­му на­ша не­ус­т­ро­ен­ная жизнь, день ото дня ста­но­вя­ща­я­ся всё ху­же и ху­же.

При­мер­но об это же и пи­шет Бо­рис Хер­сон­ский, вы­сту­пив­ший с лю­бо­пыт­ной под­бор­кой фи­ло­соф­ских сти­хов «Жи­вый в по­мо­щи Вы­шне­го…» (№ 1–2 жур­на­ла «Вол­га») и точ­но за­ме­тив­ший сред­не­ста­ти­с­ти­че­с­кие при­ме­ты этой жиз­ни: «Де­сять ме­ся­цев под зем­лёй в за­бое,/ по­сле сме­ны – как мёрт­вый, а от­пуск – в за­пое,/ раз в пять лет – са­на­то­рий, а там на­вер­ня­ка/ под­вер­нёт­ся ка­кая-то ба­ба, то ли/ бух­гал­тер, то ли учил­ка в ве­чер­ней шко­ле,/ раз­ве­дён­ка или же­на мо­ря­ка./ Раз в де­сять лет на ро­ди­ну к ма­ме: чи­с­тое по­ле,/ ре­ка, де­ре­вуш­ка, цер­ковь – вид­но из­да­ле­ка». И даль­ше опять всё тот же мо­тив бун­та: «Как то раз по­ва­ли­ли на пло­щадь тол­пою,/ и он со все­ми, не ху­же дру­гих, но­гою/ пи­нал мен­та – все пи­на­ли, и он – пи­нал./ По­том всё во­круг за­го­ре­лось и сра­зу по­гас­ло.../ Ока­за­лось – под­ня­ли це­ны на мя­со и мас­ло./ По тол­пе стре­ля­ли сол­да­ты. Но это­го он не уз­нал».

То есть вы­хо­дит, что борь­ба и же­ла­ние вос­ста­вать в дан­ном слу­чае про­дик­то­ва­но не столь­ко соб­ст­вен­ной ни­ще­той, сколь­ко об­щим азар­том и же­ла­ни­ем ре­шить про­бле­му всем ми­ром, опять же, как и в рас­ска­зе Ры­би­на, ни к че­му хо­ро­ше­му это не ве­дёт.

Во­об­ще воз­ник­но­ве­ние по­доб­ной те­ма­ти­ки на стра­ни­цах тол­стых жур­на­лов и книг се­го­дня бо­лее чем сим­во­лич­но. Как из­ве­ст­но, не Чер­ны­шев­ский в ца­ря бом­бу ки­дал, од­на­ко и он не­сёт груз от­вет­ст­вен­но­с­ти за со­де­ян­ное поз­же. Во­да ведь ис­по­кон ве­ку ка­мень то­чит, а ре­во­лю­ци­он­ные идеи за­ра­зи­тель­ны.

Но вер­нём­ся к дню се­го­дняш­не­му. Ре­во­лю­ци­он­ные мо­ти­вы – мо­мент в ли­те­ра­ту­ре ра­ди­каль­ный, ча­ще все­го бунт пред­став­ля­ет­ся ли­бо сти­хий­ным (не про­ду­ман­ным и не спла­ни­ро­ван­ным за­ра­нее), ли­бо и во­все ти­хим.

Тут Игорь Па­нин (№ 2, «Не­ва») весь­ма ре­зон­но за­ме­ча­ет: «Мы по­след­ние из мо­ги­кан,/ в ни­ку­да на­во­ст­рив­шие лы­жи.../ Ог­не­бра­гой не вы­ле­чить ран;/ су­нешь ру­ку в тя­жё­лый кап­кан,/ но и кри­ка ни­кто не ус­лы­шит./ На­ши пес­ни от­пра­вит в утиль/ рав­но­душ­ный зна­ток-не­до­мер­ка;/ то не сказ­ка ска­за­лась, но быль:/ нет тра­ди­ций, и при­зра­чен стиль,/ и ве­ли­кий язык ис­ко­вер­кан». И да­лее: «Ухо­ди­ли лег­ко, без уро­на,/ вы­да­вая се­бя за гу­ро­нов»... и ухо­ди­ли не ку­да-то, а в ин­тер­нет-ре­зер­ва­цию. Что то­же весь­ма по­ка­за­тель­но.

Вот и вы­хо­дит, что, по­пав в меж­вре­ме­нье, чув­ст­вуя из­жи­тость все­го, бу­ду­чи то­таль­но не­до­воль­ны­ми те­пе­реш­ней жиз­нью в Рос­сии, пи­са­те­ли (ны­не пуб­ли­ку­ю­щи­е­ся в тол­стых жур­на­лах) вы­би­ра­ют под­хо­ды да­ле­ко не но­вые: не­мно­го­слов­ная кон­ста­та­ция и при­зыв вер­нуть­ся к ис­то­кам и тра­ди­ци­ям, да­бы в на­ра­с­та­ю­щем ха­о­се раз­ру­ше­ния не ут­ра­тить са­мих се­бя (а по умол­ча­нию свою куль­ту­ру, язык, ли­те­ра­ту­ру); бунт: бо­лее ра­ди­каль­но на­ст­ро­ен­ные при­зна­ют толь­ко «кро­ва­вый и бес­по­щад­ный», ме­нее рез­кие пред­по­чи­та­ют от­шель­ни­че­ст­во, ре­зер­ва­цию.

Впро­чем, есть и те, кто пы­та­ет­ся со­хра­нить Рос­сию по­сред­ст­вом па­мя­ти. Как Ана­то­лий Най­ман в по­ве­с­ти «Бли­жай­ший П D» («Ок­тябрь», № 2). Он ве­дёт по­ко­лен­че­с­кие раз­го­во­ры, пы­та­ет­ся по­нять, по­че­му лю­ди, не­ког­да быв­шие сим­во­лом сво­бо­ды, се­го­дня сы­то гля­дят с те­ле­ви­зи­он­ных эк­ра­нов... в об­щем-то, та­кой спо­соб ос­мыс­ле­ния дей­ст­ви­тель­но­с­ти то­же по-сво­е­му вер­ный: сна­ча­ла ра­зо­брать­ся, как по­лу­чи­лось то, что по­лу­чи­лось, а по­том ду­мать о ре­ше­нии те­ку­щих про­блем.

Но как бы там ни бы­ло (по­вто­рюсь), сло­жив­ша­я­ся си­ту­а­ция в Рос­сии ма­ло ко­му нра­вит­ся, что де­лать и кто ви­но­ват – во­про­сы по сей день за­труд­ни­тель­ные. Од­на­ко бро­же­ние мыс­ли и по­пыт­ки рас­пу­тать клу­бок про­блем пред­при­ни­ма­ют­ся всё ча­ще. И тут уж не о взгля­де ры­бы (пе­ре­фра­зи­руя сло­ва Ан­то­на Чёр­но­го), пла­ва­ю­щей в мо­ре рус­ской сло­вес­но­с­ти, идёт речь, а о её гла­се.

Вот ког­да он про­ре­жет­ся, ког­да по­явит­ся ав­тор (пи­са­тель или по­эт – не суть), спо­соб­ный чёт­ко объ­яс­нить, как быть Рос­сии даль­ше (или, во вся­ком слу­чае, че­го опа­сать­ся и ожи­дать), тог­да-то этот пе­ри­од ожи­да­ния и пред­чув­ст­вий за­вер­шит­ся. А уж при­дут но­вые лю­ди или нет, уже и не столь важ­но.

Алёна БОНДАРЕВА