Архив : №11. 18.03.2011

Зачем нынешним держимордам правда

 – Кис­ло­род­ный кок­тейль – ле­чеб­ная смесь, на­сы­щен­ная кис­ло­ро­дом. По-ва­ше­му, ка­кие ма­с­те­ра сло­ва да­ли боль­ше «кис­ло­ро­да» для ста­нов­ле­ния и раз­ви­тия на­шей ли­те­ра­тур­ной тра­ди­ции?

– Их мно­го. Преж­де все­го, на­ши клас­си­ки. И об­ще­приз­нан­ные, и ещё не при­знан­ные.

– Раз­ве и та­кое есть? Тог­да ко­го мож­но счи­тать клас­си­ком? Су­ще­ст­ву­ют ли ка­кие-то кон­крет­ные ус­той­чи­вые кри­те­рии?

– В са­мом ши­ро­ком смыс­ле клас­сик – это тво­рец ше­де­в­ров, это, по вы­ра­же­нию Пла­то­на, де­ми­ург, то есть бо­же­ст­во. У не­го свой мир, своё кре­до, своя яр­кая ин­ди­ви­ду­аль­ность… В клас­си­че­с­ких про­из­ве­де­ни­ях нет ни­че­го не­зна­чи­тель­но­го и не­вы­ра­зи­тель­но­го. Они об­ла­да­ют не­пре­хо­дя­щей эс­те­ти­че­с­кой цен­но­с­тью и со­хра­ня­ют на ве­ка зна­че­ние ху­до­же­ст­вен­но­го об­раз­ца в ис­то­рии ис­кус­ст­ва, то есть яв­ля­ют­ся сво­е­об­раз­ным эта­ло­ном ме­ры и гар­мо­нии. Та­кие про­из­ве­де­ния ока­зы­ва­ют силь­ней­шее воз­дей­ст­вие на ре­ци­пи­ен­та (чи­та­те­ля, слу­ша­те­ля, зри­те­ля), ста­но­вят­ся ка­та­ли­за­то­ром ху­до­же­ст­вен­ной мыс­ли, ге­не­ри­ру­ют но­вые идеи и да­ют ог­ром­ный тол­чок раз­ви­тию ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ст­ва, по­рож­дая мас­су про­дол­жа­те­лей и под­ра­жа­те­лей.

– Есть ли ка­кие-ни­будь су­ще­ст­вен­ные про­бле­мы, свя­зан­ные с на­ши­ми клас­си­ка­ми, на что сле­ду­ет об­ра­тить вни­ма­ние?

– Не­ма­ло. Ещё не все про­из­ве­де­ния на­ших клас­си­ков, на­пи­сан­ные на араб­ском, пер­сид­ском и тюрк­ском язы­ках, пе­ре­ве­де­ны на лез­гин­ский язык. У не­ко­то­рых до сих пор не ус­та­нов­ле­ны да­ты рож­де­ния и смер­ти. Есть и та­кие, чьё твор­че­ст­во на род­ном язы­ке ста­вят под со­мне­ние (как Кю­ре Ме­лик), и та­кие, чья на­ци­о­наль­ная при­над­леж­ность окон­ча­тель­но не вы­яс­не­на (как Са­ид Азим Шир­ва­ни).

– А что вы мо­же­те со­об­щить о Са­и­де Ази­ме Шир­ва­ни?

– 28 ию­ня 1993 го­да стар­ший на­уч­ный со­труд­ник ин­сти­ту­та ли­те­ра­ту­ры име­ни Ни­за­ми, док­тор фи­ло­ло­ги­че­с­ких на­ук, ны­не по­кой­ный ли­те­ра­ту­ро­вед Мав­луд Ярах­ме­дов по­да­рил мне один эк­земп­ляр сво­ей бро­шю­ры «Азер­бай­д­жан­ская по­эзия и Етим Эмин». Она бы­ла вы­пу­ще­на на рус­ском язы­ке в Ба­ку (из­да­тель­ст­во «Элм», 1992) по по­ста­нов­ле­нию на­уч­но-из­да­тель­ско­го со­ве­та Ака­де­мии на­ук Азер­бай­д­жа­на. Там бы­ло не­ма­ло ин­те­рес­но­го, лю­бо­пыт­но­го, да­же спор­но­го, но боль­ше цен­но­го и зна­чи­тель­но­го. В ча­ст­но­с­ти, я уз­нал, что пред­ки круп­ней­ше­го те­о­ре­ти­ка, не­пре­ре­ка­е­мо­го ав­то­ри­те­та по вос­точ­ной ли­те­ра­ту­ре, ака­де­ми­ка Ф.Ка­сум-за­де бы­ли из Ми­с­кин­д­жи, мо­е­го род­но­го се­ла, что, ко­неч­но, ме­ня по-че­ло­ве­че­с­ки очень об­ра­до­ва­ло.

И ещё на од­но ме­с­то в этой бро­шю­ре я об­ра­тил осо­бое вни­ма­ние, где бы­ло на­пи­са­но: «Из­ве­ст­ный по­эт – про­све­ти­тель, учи­тель ве­ли­ко­го Са­би­ра, вид­ный са­ти­рик С.А. Шир­ва­ни (1835–1884)… был тес­но свя­зан с Да­ге­с­та­ном. Он дол­гие го­ды по­сле смер­ти от­ца жил в сел. Яг­сай, у де­да Мол­ла Гу­сей­на. Один­над­цать лет жил Се­ид Азим в Да­ге­с­та­не с де­душ­кой и ма­те­рью – ку­мыч­кой… Се­ид Азим был не­сколь­ко раз в Ка­сум­кен­те и имел лич­ное зна­ком­ст­во с Етим Эми­ном и Га­са­ном Ал­ка­да­ри. И Етим Эмин ува­жал и лю­бил С.А. Шир­ва­ни». При оче­ред­ной встре­че с М.Ярах­ме­до­вым, с этим не­ис­то­вым по­движ­ни­ком ду­ха, обо­га­тив­шим на­ци­о­наль­ную со­кро­вищ­ни­цу ве­ли­ко­леп­ны­ми на­ход­ка­ми (от­кры­ти­я­ми), я спро­сил у не­го: «Ска­жи­те че­ст­но, по­че­му в ва­шей ра­бо­те нет ни сло­ва об от­це Са­и­да Ази­ма? С чем свя­за­но его ча­с­тое пре­бы­ва­ние в Ка­сум­кен­те?» – «Раз­ве это не по­нят­но? Му­д­ре­цу, го­во­рят, и на­мёк до­ста­то­чен. Ес­ли бы я от­кры­то ска­зал, что его отец был лез­ги­ном, вы­ход­цем из Кю­рин­ско­го ок­ру­га, то вряд ли эта бро­шю­ра уви­де­ла бы свет. Я и без то­го на­хо­жусь под гра­дом ядо­ви­тых стрел ме­ст­ных на­ци­о­на­ли­с­тов-пан­тюр­ки­с­тов. Не знаю, ка­кие сталь­ные нер­вы на­до иметь, что­бы вы­дер­жать все эти гряз­ные иг­ры во­круг мо­ей пер­со­ны».

К со­жа­ле­нию, эта встре­ча ока­за­лась по­след­ней в на­шей жиз­ни. М.Ярах­ме­дов, как оди­но­кий гор­дый аль­пи­нист вы­со­ко в го­рах, со­рвал­ся в глу­бо­кую про­пасть без­ду­шия, за­ви­с­ти – не со­мне­ва­юсь, да­же не­на­ви­с­ти. Ка­ко­ва судь­ба со­бран­но­го по кру­пи­цам боль­шо­го ли­те­ра­тур­но­го на­сле­дия и соб­ст­вен­но­го твор­че­ст­ва это­го не­за­уряд­но­го учё­но­го, не­из­ве­ст­но ни­ко­му, и оно на­хо­дит­ся в боль­шой опас­но­с­ти. Все мои по­пыт­ки ус­та­но­вить хоть ка­кую-ли­бо связь с М.Ярах­ме­до­вым ока­за­лись тщет­ны­ми, а по­сле его смер­ти не­од­но­крат­ные ви­зи­ты мо­е­го сы­на, жур­на­ли­с­та Мил­ра­да Фа­тул­ла­е­ва не да­ли ни­ка­ких ре­зуль­та­тов: ни ра­бот­ни­ки ин­сти­ту­та им. Ни­за­ми, ни чле­ны се­мьи по­кой­но­го не ста­ли да­же раз­го­ва­ри­вать на эту те­му, буд­то М.Ярах­ме­до­ва во­все и не бы­ло на этой зем­ле.

Так что ис­ти­на о Са­и­де Ази­ме ещё на­хо­дит­ся под кол­па­ком.

– Да, факт бо­лее чем ин­те­рес­ный. Раз­ве ма­ло пи­са­те­лей, ко­то­рые со­зда­ва­ли свои про­из­ве­де­ния не на род­ном язы­ке. Их уй­ма в ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ре.

– Го­во­рят, в Эфи­о­пии Пуш­ки­на счи­та­ют и сво­им по­этом. Ему по­став­лен па­мят­ник. Его име­нем на­зва­ны ули­цы. А мы что сде­ла­ли для та­ких гей­зе­ров ху­до­же­ст­вен­ной и на­уч­ной мыс­ли, как Са­ид Коч­хюр­ский, Мир­за Али Ах­тын­ский, Га­сан Ал­ка­да­ри и др. Ров­ным счё­том ни­че­го.

– В та­ких слу­ча­ях го­во­рят: кот на­пла­кал.

– Да­же пре­мия им. Е.Эми­на бес­след­но ис­чез­ла.

– Кста­ти, ва­ше мне­ние о Е.Эми­не…

– Своё от­но­ше­ние к Эми­ну я вы­ра­зил ещё в сту­ден­че­с­кие го­ды в сти­хах, по­свя­щён­ных ему. Из раз­ра­бо­тан­ных тог­да мной се­рий ста­тей уда­лось на­пи­сать толь­ко од­ну – о лю­бов­ной ли­ри­ке Е.Эми­на. Она бы­ла пе­ре­да­на по ра­дио где-то в се­ре­ди­не 60-х го­дов про­шло­го ве­ка и до сих пор на­хо­дит­ся в мо­ём ар­хи­ве. Лич­но для ме­ня Е.Эмин – све­ти­ло не­со­из­ме­ри­мой ве­ли­чи­ны, в его сти­хах во всём бле­с­ке от­ра­же­на ду­ша лез­гин­ско­го на­ро­да, а ду­шу на­ро­да не­воз­мож­но со­из­ме­рить ни с чем. Е.Эмин та­кой же ге­ни­аль­ный на­род­ный по­эт, как, на­при­мер, Ро­берт Бёрнс для шот­ланд­цев. Жаль, очень жаль, что до сих пор нет пол­но­го со­бра­ния со­чи­не­ний Е.Эми­на с на­уч­ны­ми ком­мен­та­ри­я­ми.

О Р.Бёрн­се су­ще­ст­ву­ет ве­ли­кое мно­же­ст­во би­о­гра­фий, ис­сле­до­ва­ний, ху­до­же­ст­вен­ных про­из­ве­де­ний. А что об Эми­не име­ем? Всё яр­че и яр­че воз­го­ра­ет­ся по­смерт­ная сла­ва Е.Эми­на, но толь­ко у се­бя на ро­ди­не. Его сти­хи ждут сво­е­го С.Мар­ша­ка, что­бы они ста­ли до­сто­я­ни­ем Рос­сии и че­рез рус­ский язык все­го ми­ра.

– Мы по­го­во­ри­ли о клас­си­ках, хо­тя не обо всех. Тут кар­ти­на бо­лее-ме­нее яс­ная, но ли­те­ра­ту­ра не со­сто­ит из од­них клас­си­ков.

– Спо­ру нет. На­ша ли­те­ра­тур­ная тра­ди­ция по­рой на­по­ми­на­ет мне Млеч­ный Путь, со­сто­я­щий из ми­ри­ад звёзд. Ес­те­ст­вен­но, каж­дая из них из­лу­ча­ет свет, хо­тя не­о­ди­на­ко­во. Ху­же все­го, жиз­нен­ная и твор­че­с­кая би­о­гра­фия мно­гих из них оку­та­на ту­ма­ном вре­ме­ни (Ми­к­рах Ке­мер, Ми­с­кин Ве­ли, За­бит Ка­ла­д­жух­ский и т.д.). По­это­му есть оп­ре­де­лён­ный риск при оцен­ке то­го или ино­го по­эта, что слу­чи­лось и с Етим Эми­ном, объ­яв­лен­ным в своё вре­мя от­цом лез­гин­ской ли­те­ра­ту­ры. Всё это про­ис­хо­дит по­то­му, что мы не рас­по­ла­га­ем сво­им ду­хов­ным на­сле­ди­ем в пол­ном объ­ё­ме.

Лег­че по­го­во­рить о со­вет­ской лез­гин­ской по­эзии: тут всё за­фик­си­ро­ва­но. По­это­му мож­но осо­бо от­ме­тить те или иные эта­пы, пе­ри­о­ды её раз­ви­тия и ука­зать на их яр­ких пред­ста­ви­те­лей. В этом от­но­ше­нии по­сле С.Сталь­ско­го в аван­гар­де ре­во­лю­ци­он­но на­ст­ро­ен­ных ма­с­те­ров сло­ва был не­заб­вен­ный Али­бек Фа­та­хов – по­эт-са­мо­ро­док, по­эт-но­ва­тор, «лез­гин­ский Ма­я­ков­ский», ко­то­рый за­га­доч­ным об­ра­зом по­гиб в 25-лет­нем воз­ра­с­те. Как мно­го ус­пел он со­здать за свою ко­рот­кую жизнь: звуч­ные, пла­мен­ные сти­хи, на­пи­сан­ные в фор­ме ле­сен­ки; эпи­че­с­кие по­эмы; за­ме­ча­тель­ные рас­ска­зы; со­лид­ный ро­ман в сти­хах «Ра­зо­рван­ные це­пи». На­сколь­ко мне из­ве­ст­но, та­ко­го по­эта, как А.Фа­та­хов, в те го­ды не толь­ко в Да­ге­с­та­не, но и на Се­вер­ном Кав­ка­зе не бы­ло. Я бы его по­ста­вил ря­дом с клас­си­ком вен­гер­ской ли­те­ра­ту­ры Шан­до­ром Пе­те­фи (1823–1849).

В 30-х го­дах про­шло­го ве­ка лез­гин­ская по­эзия бур­ли­ла. Увы, же­с­то­кий и не­на­сыт­ный мо­лох вой­ны вы­рвал из ря­дов на­шей ли­те­ра­ту­ры в са­мом рас­све­те сил та­лант­ли­вых по­этов Ба­ла­кар­да­ша Сул­та­но­ва, Му­са­и­ба Сталь­ско­го, Ме­мея Эфен­ди­е­ва…

– А ка­кая кар­ти­на бы­ла в 40-х го­дах?

– Пе­ри­од 40-х го­дов до се­ре­ди­ны 50-х мож­но оха­рак­те­ри­зо­вать как дол­гую ночь ри­то­ри­ки в лез­гин­ской по­эзии. Прав­да, на фо­не тём­но­го не­бо­с­кло­на за­мет­но вы­де­ля­лась звез­да на­род­но­го по­эта Да­ге­с­та­на Та­ги­ра Хрюг­ско­го, ав­то­ра ос­т­рых ан­ти­во­ен­ных фи­лип­пик, са­ти­ри­че­с­ких сти­хов и по­эм, лю­бов­ных пе­сен. Тем не ме­нее, и он был од­ним из ве­ду­щих со­ли­с­тов в об­щем хо­ре лез­гин­ских по­этов (А.Му­та­ли­бов, Ш.Ка­ф­ла­нов и мн. др.), про­слав­ля­ю­щих каж­дое де­я­ние со­вет­ской вла­с­ти. Но роль ди­ри­жё­ра, быть мо­жет, сам о том не по­до­зре­вая, вы­пол­нял Шах-Эмир Му­ра­дов. В от­ли­чие от са­мо­уч­ки Т.Хрюг­ско­го и дру­гих ма­ло­гра­мот­ных сти­хо­твор­цев, Му­ра­дов имел выс­шее об­ра­зо­ва­ние (он окон­чил физ­мат Да­ге­с­тан­ско­го Го­су­дар­ст­вен­но­го пе­дин­сти­ту­та), был ре­дак­то­ром аль­ма­на­ха «Друж­ба» на лез­гин­ском язы­ке (тог­да жур­на­лов не бы­ло) и чле­ном прав­ле­ния Со­ю­за пи­са­те­лей Да­ге­с­та­на. В об­щем, Ш.-Э. Му­ра­дов был един­ст­вен­ным из твор­че­с­ких ра­бот­ни­ков, кто пра­вил бал. Бе­да в том, что, бу­ду­чи под силь­ней­шим вли­я­ни­ем со­вет­ской па­не­ги­ри­че­с­кой, преж­де все­го азер­бай­д­жан­ской, по­эзии (С.Ру­с­там и др.), ког­да одо­пис­цы удо­с­та­и­ва­лись вы­со­ких го­су­дар­ст­вен­ных на­град, да­же зва­ния Ге­роя Со­ци­а­ли­с­ти­че­с­ко­го Тру­да, Му­ра­дов, этот ми­лей­ший, крот­кий че­ло­век, в по­те ли­ца под­прав­лял под се­бя про­из­ве­де­ния мно­гих не­о­пыт­ных, не­ис­ку­шён­ных по­этов. В ре­зуль­та­те был на­не­сён не­по­пра­ви­мый вред как соб­ст­вен­но­му твор­че­ст­ву, так и всей лез­гин­ской по­эзии. Так про­ис­хо­дит все­гда, ког­да на те­бя да­вит Си­с­те­ма, а у те­бя ог­ра­ни­чен­ный кру­го­зор и край­не скуд­ный ар­се­нал те­о­ре­ти­че­с­ких зна­ний, и, кста­ти, од­но без дру­го­го не су­ще­ст­ву­ет.

– Го­во­рят, 50–60-е го­ды осо­бые в ис­то­рии на­шей по­эзии, в чём лич­но и я не со­мне­ва­юсь.

– Дей­ст­ви­тель­но, боль­шой пе­ре­лом в лез­гин­ской по­эзии про­изо­шёл в кон­це 50-х го­дов ХХ ве­ка. Это бы­ло на­ча­ло на­сто­я­ще­го Ре­нес­сан­са. В ли­те­ра­ту­ру при­шла це­лая пле­я­да мо­ло­дых та­лант­ли­вых по­этов во гла­ве с Алир­зой Са­и­до­вым и Иб­ра­ги­мом Гу­сей­но­вым. За пле­ча­ми пер­во­го был Ли­те­ра­тур­ный ин­сти­тут, вто­ро­го – фил­фак Даг­го­су­ни­вер­си­те­та. При всей твор­че­с­кой не­схо­же­с­ти оба они по гор­ло бы­ли сы­ты «пло­да­ми» ве­ле­ре­чи­вой, но без­душ­ной ри­то­ри­ки (соб­ст­вен­но, ри­то­ри­ка бы­ла и пер­вой кор­ми­ли­цей их му­зы). По­это­му они по­вер­ну­лись ли­цом к жиз­ни, ста­ли пи­сать ре­а­ли­с­ти­че­с­кие про­из­ве­де­ния.

– Азиз-му­ал­лим, во вре­мя на­шей бе­се­ды мы пе­ре­сек­ли мно­гие «ме­ри­ди­а­ны и ши­ро­ты» та­ко­го ми­ро­во­го оке­а­на, как Ис­кус­ст­во, не раз со­вер­ша­ли очень важ­ные, на мой взгляд, экс­кур­сы в ис­то­рию ху­до­же­ст­вен­ной куль­ту­ры на­ше­го на­ро­да, за­тра­ги­вая раз­ные пе­ри­о­ды её раз­ви­тия. Всё это, ко­неч­но, пря­мо или ко­с­вен­но про­ли­ва­ет свет и на ва­ши воз­зре­ния в ши­ро­ком смыс­ле это­го сло­ва. Ска­жи­те, по­жа­луй­ста, ког­да и как вы при­шли в лез­гин­скую по­эзию? И с ка­ким ба­га­жом?

– Офи­ци­аль­но – во вто­рой по­ло­ви­не 50-х го­дов про­шло­го ве­ка. Но пи­сать на­чал я очень ра­но. Ещё в млад­ших клас­сах. Пи­сал раз­ные ве­щи: по­эти­че­с­кие, про­за­и­че­с­кие, дра­ма­ти­че­с­кие. Но, как ни стран­но, пер­вы­ми пуб­ли­ка­ци­я­ми бы­ли мои ре­цен­зии-от­зы­вы на кни­ги Ки­я­са Мед­жи­до­ва «Кры­ла­тые дру­зья» (1956) и Зи­я­у­ди­на Эфен­ди­е­ва «Дочь яр­кин­ца» (1957) в ре­с­пуб­ли­кан­ской га­зе­те «Ком­со­мо­лец Да­ге­с­та­на» на рус­ском язы­ке.

– И ка­ко­ва же бы­ла ре­ак­ция?

– Вто­рая ре­цен­зия для тех вре­мён бы­ла до­воль­но ос­т­рой; она сре­ди пи­шу­щей бра­тии про­из­ве­ла впе­чат­ле­ние взо­рвав­шей­ся бом­бы (как-ни­как З.Эфен­ди­ев – один из ос­но­во­по­лож­ни­ков лез­гин­ской со­вет­ской про­зы). Бы­ли по­з­д­рав­ле­ния, но и уг­ро­зы. Глав­ное – ре­цен­зии да­ли вы­со­кую оцен­ку как в са­мой ре­дак­ции (двой­ной го­но­рар как луч­ше­му ма­те­ри­а­лу), так и в СП Да­ге­с­та­на в ли­це за­ме­с­ти­те­ля пред­се­да­те­ля прав­ле­ния А.На­за­ре­ви­ча (ока­за­ли не толь­ко мо­раль­ную под­держ­ку, но и ма­те­ри­аль­ную по­мощь, что не ме­ша­ло сту­ден­ту-пер­во­курс­ни­ку, жи­ву­ще­му на ча­ст­ной квар­ти­ре). И вот по­сле та­кой «одис­сеи» лед чуть-чуть тро­нул­ся, и ме­ня ста­ли пе­ча­тать на род­ном язы­ке. Прав­да, не без со­про­тив­ле­ния, не без го­ря­чих сло­вес­ных ду­э­лей.

– Де­бют, дол­жен ска­зать, край­не ред­кий, не­о­рди­нар­ный. Не ви­жу да­же ана­ло­гов в на­шей ли­те­ра­тур­ной прак­ти­ке. Ес­ли учесть ваш сов­сем юный воз­раст и сред­нее сель­ское об­ра­зо­ва­ние. Как та­кое мог­ло слу­чить­ся?

– Я уже го­во­рил, что до се­ре­ди­ны 50-х го­дов в на­шей по­эзии гос­под­ст­во­ва­ла ри­то­ри­ка. Это как свадь­ба без же­ни­ха, как рас­ка­ты гро­ма без дож­дя, как де­ре­во, ко­то­рое пыш­но цве­тёт, но да­ёт очень ма­ло пло­дов. У мо­их пред­ше­ст­вен­ни­ков бы­ла ло­бо­вая, пря­мо­ли­ней­ная по­эзия. Да­же адеп­ты со­ци­а­ли­с­ти­че­с­ко­го ре­а­лиз­ма, тол­ком не зная ни аза его, фак­ти­че­с­ки тво­ри­ли в рам­ках про­све­ти­тель­ско­го ре­а­лиз­ма 20–30-х го­дов и тра­ди­ци­он­ной ашуг­ской по­эзии, ча­с­то пре­вра­щая свои про­из­ве­де­ния в ру­по­ры ав­тор­ских идей, в агит­ки, по­ли­ти­че­с­кую тре­с­кот­ню, в нуд­ные ди­дак­ти­че­с­кие опу­сы. Сло­во «па­фос» тог­да бы­ло са­мым мод­ным, хо­дя­чим, са­к­ра­мен­таль­ным сло­вом в ли­те­ра­тур­ных кру­гах. Всё долж­но быть с па­фо­сом – та­ко­ва бы­ла не­глас­ная ус­та­нов­ка вре­ме­ни. В ре­дак­ции лю­бо­го пе­чат­но­го ор­га­на ос­нов­ное вни­ма­ние об­ра­ща­ли на идей­но-те­ма­ти­че­с­кое со­дер­жа­ние про­из­ве­де­ния, а не на ху­до­же­ст­вен­ные ка­че­ст­ва. По­это­му язык не по­вер­нёт­ся ска­зать о по­эзии то­го пе­ри­о­да как о вы­со­кой сту­пе­ни раз­ви­тия на­шей эс­те­ти­че­с­кой куль­ту­ры.

Я был ка­те­го­ри­че­с­ки про­тив та­ко­го без­дум­но-на­чёт­ни­че­с­ко­го, вуль­гар­но-со­ци­о­ло­ги­че­с­ко­го под­хо­да к ли­те­ра­ту­ре и ис­кус­ст­ву, в том чис­ле и к по­эзии, к её функ­ции, «сверх­за­да­че», как вы­ра­зил­ся К.Ста­ни­слав­ский. Та­кая про­фа­на­ция не­сёт в се­бе смер­тель­ный яд для изящ­ной сло­вес­но­с­ти, ибо при­во­дит к бес­цвет­ной ни­ве­ли­ров­ке; ско­вы­ва­ет твор­че­с­кую фан­та­зию, лич­ную ини­ци­а­ти­ву ху­дож­ни­ка сло­ва, в ре­зуль­та­те пре­кра­ща­ют­ся вся­кие по­ис­ки но­вых тем, идей и средств вы­ра­же­ния.

– Но вы то­же ды­ша­ли тем же воз­ду­хом?

– Да, ды­шал. Душ­ным воз­ду­хом в без­душ­ной сре­де. Но этот воз­дух был не­при­ем­лем для ме­ня. Хо­тя мой про­тест был глу­хим, вну­т­рен­ним, быть мо­жет, ещё до кон­ца не осо­знан­ным (го­во­рю без вся­кой ри­сов­ки), мой кри­ти­че­с­ки на­ст­ро­ен­ный ум не при­зна­вал ни­ка­ких ка­но­нов, догм, ус­та­нов­ле­ний, «взра­щён­ных» на ни­ве субъ­ек­ти­виз­ма. По­это­му я да­же в ус­ло­ви­ях «же­лез­но­го за­на­ве­са» ста­рал­ся в до­ступ­ной для се­бя фор­ме жить жиз­нью всей пла­не­ты, за­чи­ты­вал­ся еже­не­дель­ни­ком «За ру­бе­жом», жур­на­ла­ми «Во­круг све­та», «Но­вое вре­мя» и т.д.

Что ка­са­ет­ся соб­ст­вен­но­го твор­че­ст­ва, я шёл от ми­ро­вой по­эзии. Для ме­ня за­прет­ных тем не бы­ло.

– Так всё-та­ки на ка­кие те­мы бы­ло фак­ти­че­с­ки на­ло­же­но та­бу?

– Вы бу­де­те сме­ять­ся, но до мо­е­го при­хо­да в на­шей по­эзии не бы­ло чи­с­то пей­заж­ных сти­хов. Пей­заж ис­поль­зо­вал­ся как фон, он ещё не был са­мо­сто­я­тель­ным объ­ек­том изо­б­ра­же­ния. Без со­ци­аль­но­го эле­мен­та пей­заж­ное сти­хо­тво­ре­ние счи­та­лось не­нуж­ной, да­же вред­ной без­де­луш­кой, от­вле­ка­ю­щей чи­та­те­лей от на­сущ­ных про­блем со­вре­мен­но­с­ти.

– Что ещё не ус­т­ра­и­ва­ло блю­с­ти­те­лей по­ряд­ка в ли­те­ра­ту­ре?

– Не бы­ло у нас про­из­ве­де­ний, по­свя­щён­ных ин­тим­ным от­но­ше­ни­ям меж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной, их чув­ст­вен­ным удо­воль­ст­ви­ям. Это счи­та­лось не­до­пу­с­ти­мой по­ш­ло­с­тью, по­хаб­но­с­тью. Вос­пе­ва­ли толь­ко пла­то­ни­че­с­кую лю­бовь, и то на фо­не со­зи­да­тель­но­го тру­да, бе­зо вся­ких тай­ных встреч и стра­ст­ных лоб­за­ний. По­эты убе­га­ли от эро­ти­че­с­ких тем, как чёрт от ла­да­на. Да­же в твор­че­ст­ве ве­ли­ко­го ли­ри­ка Е.Эми­на сло­во «по­це­луй» встре­ча­ет­ся все­го лишь один раз. И то с оп­ре­де­лён­ной до­лей иро­нии в сти­хо­тво­ре­нии «Кот, со­жрав­ший мя­со». Уви­дев су­шё­ную ту­шу, кот от ра­до­с­ти мя­ук­нул: «Ду­шень­ка моя» и по­це­ло­вал её. Вот и всё.

– Бес­спор­но, для ва­ше­го твор­че­ст­ва ха­рак­тер­на фи­ло­со­фия але­миз­ма. Как вы со­от­но­си­те се­бя с об­ще­ст­вом, ми­ром, Все­лен­ной?

– Ме­ня ни­ког­да не по­ки­да­ло ощу­ще­ние глу­бо­ко­го ду­хов­но­го не­бла­го­по­лу­чия че­ло­ве­че­с­ко­го су­ще­ст­во­ва­ния и кров­но­го род­ст­ва со все­ми те­ми, кто жи­вёт на Зем­ле и да­ле­ко за её пре­де­ла­ми, хо­тя у нас ещё нет ни­ка­ких кон­так­тов с оби­та­те­ля­ми иных пла­нет. По­то­му-то я в од­ном из сво­их дву­крат­ных три­о­ле­тов (1968) на­пи­сал, что «во Все­лен­ной для ме­ня чуж­би­ны нет». Ме­ня мог­ли за­про­с­то об­ви­нить в ко­с­мо­по­ли­тиз­ме, но я сын сво­е­го на­ро­да и все­го че­ло­ве­че­ст­ва. Это­го чув­ст­ва у ме­ня ни­ко­му не от­нять.

– Не зря ведь вы вы­бра­ли се­бе псев­до­ним «Алем» (Все­лен­ная). И в ва­ших сти­хах скво­зит это ощу­ще­ние пла­не­тар­но­с­ти.

– Да, псев­до­ним очень точ­но от­ра­жа­ет идею со­бор­но­с­ти, все­лен­но­с­ти мо­е­го твор­че­ст­ва. Это не бе­зос­но­ва­тель­но. У всех у нас од­ни пра­ро­ди­те­ли – Адам и Ева. По­это­му все лю­ди бра­тья, не­смо­т­ря на ра­со­вые и ре­ли­ги­оз­ные раз­ли­чия. «Лю­ди рож­да­ют­ся толь­ко с чи­с­той при­ро­дой, и лишь по­том от­цы де­ла­ют их иу­де­я­ми, хри­с­ти­а­на­ми или ог­не­по­клон­ни­ка­ми», – го­во­рил ве­ли­кий Са­а­ди. Но у ара­бов, ко­то­рые ме­чом и ог­нём на­вя­за­ли ми­ру ис­лам, есть, я бы ска­зал, зо­ло­тое из­ре­че­ние, ко­то­рое мне очень нра­вит­ся: «Моя ре­ли­гия – это лю­бовь ко все­му жи­во­му».

– Го­во­рят, буд­то пер­вым из да­ге­с­тан­ских по­этов к фор­ме со­не­та об­ра­тил­ся Ра­сул Гам­за­тов.

– Так пи­шет ува­жа­е­мый ли­те­ра­ту­ро­вед Си­ра­жу­дин Хай­бул­ла­ев в сво­ей кни­ге «Со­вре­мен­ная да­ге­с­тан­ская по­эзия». Лич­но у ме­ня это, мяг­ко го­во­ря, вы­зы­ва­ет улыб­ку. У нас все, ко­му не лень, ста­ра­ют­ся всё при­пи­сать Гам­за­то­ву. До­хо­дят да­же до то­го, что в на­шей ре­с­пуб­ли­ке яко­бы все по­эты, в том чис­ле и я, ста­ли пи­сать со­не­ты толь­ко по­сле Гам­за­то­ва.

В этой свя­зи, не при­бе­гая к дру­гим ве­с­ким ар­гу­мен­там, ска­жу лишь од­но: мой со­нет «Род­ное се­ло» в пе­ре­во­де из­ве­ст­но­го по­эта Га­д­жи За­ло­ва был опуб­ли­ко­ван в аль­ма­на­хе «Друж­ба» на авар­ском язы­ке в 1960 го­ду. Прав­да, мой со­нет по­те­рял свой вид: вме­с­то 14 по­яви­лось 16 строк. Но на лез­гин­ском язы­ке этот со­нет в сво­ём на­сто­я­щем ви­де на­пе­ча­тан на год рань­ше в га­зе­те «Ком­му­нист».

Ког­да пи­сал Гам­за­тов со­не­ты на авар­ском язы­ке, пусть вы­яс­нят спе­ци­а­ли­с­ты, а на рус­ском язы­ке мы их чи­та­ли го­раз­до поз­же. Та­ко­ва ис­ти­на, хо­тя она не­при­ят­на кое-ко­му, как горь­кая пи­лю­ля.

– Кста­ти, ва­ше мне­ние о Ра­су­ле Гам­за­то­ве?

– Это те­ма для боль­шо­го се­рь­ёз­но­го раз­го­во­ра, но ес­ли очень ко­рот­ко, то я не хо­тел бы быть та­ким, как Ра­сул, ни в жиз­ни, ни в твор­че­ст­ве.

– Не шу­ти­те?

– Во­все нет.

– Ну, он, ес­ли я не оши­ба­юсь, бо­лее пол­ку­ве­ка воз­глав­лял СП Да­ге­с­та­на, дол­гое вре­мя был де­пу­та­том, да­же чле­ном Пре­зи­ди­у­ма Вер­хов­но­го Со­ве­та СССР, Ге­ро­ем Со­ци­а­ли­с­ти­че­с­ко­го Тру­да...

– Что ка­са­ет­ся зва­ний, пре­мий, на­град – это как цеп­ная ре­ак­ция. Про­ще го­во­ря, снег на снег па­да­ет. Не­под­ра­жа­е­мый ос­т­ро­слов Воль­тер ска­зал: «Мир – ло­те­рея бо­гатств, зва­ний, по­че­с­тей, прав, оты­с­ки­ва­е­мых без ос­но­ва­ния и раз­да­ва­е­мых без вы­бо­ра». Но не ме­нее ос­т­ро­ум­ны и по­учи­тель­ны сло­ва Па­пы Кли­мен­та ХV: «Выс­шие зва­ния суть не­сколь­ко лиш­них слов для эпи­та­фии». И всё же мно­гие из нас ста­ра­ют­ся на­деть на се­бя ве­нец сла­вы.

Од­наж­ды в уз­ком кру­гу Ра­сул Гам­за­тов, бу­ду­чи в по­вы­шен­но-ра­до­ст­ном, эй­фо­ри­че­с­ком на­ст­ро­е­нии, ляп­нул: «Вы ра­бо­та­е­те для вре­ме­ни, а вре­мя ра­бо­та­ет на ме­ня». Тут наш ти­ту­ло­ван­ный зем­ляк был прав, как ни­ког­да. Яв­ля­ясь вы­да­ю­щим­ся эпи­го­ном (во вся­ком слу­чае, для ме­ня, а для ко­го-то он да­же ге­ний), Гам­за­тов был под­нят со­вет­ской вла­с­тью так вы­со­ко, что ока­зал­ся вне вся­кой кри­ти­ки, кро­ме ком­пли­мен­тар­ной, и вёл се­бя как не­ко­ро­но­ван­ный ко­роль, осо­бен­но у нас в Да­ге­с­та­не. Бук­валь­но по всем во­про­сам: будь то при­ня­тие в чле­ны СП СССР, вы­де­ле­ние квар­тир, ма­шин, пу­тё­вок или при­сво­е­ние зва­ний, из­да­ние книг, про­ве­де­ние юби­ле­ев, ве­че­ров и дру­гих ме­ро­при­я­тий – сло­во Гам­за­то­ва бы­ло ре­ша­ю­щим и окон­ча­тель­ным.

Да, ино­гда раз­да­ва­лись от­дель­ные нот­ки не­до­воль­ст­ва на за­се­да­ни­ях прав­ле­ния и пар­тий­ных со­бра­ни­ях, но они бы­с­т­ро гас­ли, как сла­бые маг­ни­е­вые вспыш­ки. Да­же по­сле гнев­ных пи­сем на­род­но­го пи­са­те­ля Да­ге­с­та­на Ах­мед­ха­на Абу­ба­ка­ра в выс­шие ин­стан­ции стра­ны о зло­упо­треб­ле­ни­ях Гам­за­то­ва по­след­ний от­де­лал­ся лёг­ким ис­пу­гом, как при не­о­жи­дан­ном зем­ле­тря­се­нии без раз­ру­ше­ний.

– В чём се­к­рет?

– Се­к­ре­та нет. Лар­чик про­сто от­кры­ва­ет­ся. Ра­су­ла Гам­за­то­ва в своё вре­мя под­ня­ли на седь­мое не­бо, что­бы афи­ши­ро­вать этот факт пе­ред всем ми­ром как до­сти­же­ние со­вет­ской на­ци­о­наль­ной по­ли­ти­ки: вот, мол, по­смо­т­ри­те, в СССР да­же пред­ста­ви­тель поч­ти не­из­ве­ст­но­го ма­ло­чис­лен­но­го на­ро­да на­хо­дит­ся у пуль­та уп­рав­ле­ния стра­ны и при­ни­ма­ет жи­вое уча­с­тие в ре­ше­нии важ­ных го­су­дар­ст­вен­ных дел. Тут ес­ли не Гам­за­тов, то кто-то дру­гой ну­жен был для боль­шой по­ли­ти­ки. Вся раз­ни­ца в том, что у Ра­су­ла бы­ла очень на­дёж­ная, креп­кая под­держ­ка со сто­ро­ны ме­ст­ной вла­с­ти, на­чи­ная со вре­мён пер­во­го се­к­ре­та­ря об­ко­ма КПСС Да­ге­с­та­на А.Да­ни­я­ло­ва. Та­кой под­держ­ки не бы­ло, на­при­мер, ни у Кай­сы­на Ку­ли­е­ва, ни Да­ви­да Ку­гуль­ти­но­ва, ни у мно­гих дру­гих та­лант­ли­вых ма­с­те­ров сло­ва из на­ци­о­наль­ных ок­ра­ин.

– А мо­жет быть, Гам­за­тов на са­мом де­ле ре­шал важ­ные го­су­дар­ст­вен­ные де­ла?

– На­сколь­ко мне из­ве­ст­но, как член Пре­зи­ди­у­ма Вер­хов­но­го Со­ве­та СССР Ра­сул Гам­за­тов и ему по­доб­ные иг­ра­ли толь­ко де­ко­ра­тив­ную роль. Они мол­ча и ак­ку­рат­но под­пи­сы­ва­ли всё то, что им ста­ви­ли на стол, и де­ла­ли то, что им го­во­ри­ли. «При­вы­кая де­лать всё без рас­суж­де­ний, без убеж­де­ния в ис­ти­не и до­б­ре, а толь­ко по при­ка­зу, – пи­сал Н.А. До­б­ро­лю­бов, – че­ло­век ста­но­вит­ся без­раз­лич­ным к до­б­ру и злу и без за­зре­ния со­ве­с­ти со­вер­ша­ет по­ступ­ки, про­тив­ные нрав­ст­вен­но­му чув­ст­ву, оп­рав­ды­ва­ясь тем, что «так при­ка­за­но».

На­при­мер, сре­ди про­те­с­ту­ю­щих про­тив пе­ре­бро­с­ки вод се­вер­ных рек на юг ока­зал­ся и Р.Гам­за­тов. Ака­де­мик По­лад-По­лад за­де пи­шет: «Я спра­ши­ваю Ра­су­ла: ты-то что… про­тив?» И ка­ков же был от­вет Ра­су­ла: «Ну, при­шли, ска­за­ли – я под­пи­сал…»

– Не­уже­ли у не­го не бы­ло сво­е­го мне­ния?

– Я не знаю ни од­но­го слу­чая, что­бы Гам­за­тов пе­ре­чил вла­с­ти. Как по­ли­тик, он ни­ког­да не шёл про­тив те­че­ния, за­то охот­но при­со­е­ди­нил­ся к тем, кто на­пра­вил свои пуш­ки с ядо­ви­ты­ми сна­ря­да­ми про­тив Са­ха­ро­ва, Со­лже­ни­цы­на...

«За раз­дра­жён­но­с­тью Со­лже­ни­цы­на, – дал на­сто­я­щий залп Гам­за­тов со стра­ниц «Прав­ды» («Ло­ги­ка па­де­ния», 25 ян­ва­ря 1974 г.), – кро­ет­ся зло­ба и не­на­висть, что в ли­те­ра­ту­ру он при­шёл с дав­ней на­след­ст­вен­ной враж­дой к на­ше­му об­ще­ст­ву, к стра­не, на­ро­ду, го­су­дар­ст­ву».

О бо­же! Кто ко­го и в чём об­ви­ня­ет! Ра­сул, ко­то­рый в го­ды вой­ны, бу­ду­чи взрос­лым че­ло­ве­ком, на­хо­дил­ся всё вре­мя под тёп­лой кры­шей ро­ди­тель­ско­го до­ма, пы­тал­ся ос­ра­мить, обес­сла­вить офи­це­ра со­вет­ской ар­мии, за­щит­ни­ка Оте­че­ст­ва Со­лже­ни­цы­на.

– Что это зна­чит?

– Не­удач­ная по­пыт­ка, обер­нув­ша­я­ся бу­ме­ран­гом – за­хо­тел сва­лить с боль­ной го­ло­вы на здо­ро­вую, а по­тер­пел пол­ное фи­а­с­ко. Это сов­сем не по-гор­ски. Бо­лее то­го, ор­лы под­ни­ма­ют­ся в не­бо, что­бы луч­ше уви­деть зем­лю, а не для то­го, что­бы по­то­пить сво­их со­ро­ди­чей в мо­ре лжи и гря­зи.

Как из­ве­ст­но, тот, у ко­го нет чёт­ких, зре­лых ми­ро­воз­зрен­че­с­ких пред­став­ле­ний и у ко­го не­вы­сок эс­те­ти­че­с­кий и эти­че­с­кий уро­вень, ча­с­то при­бе­га­ет к гри­му, что­бы при­хо­ра­ши­вать­ся и угож­дать власть пре­дер­жа­щим и та­ким об­ра­зом за­ра­бо­тать се­бе ка­пи­тал в пря­мом и пе­ре­нос­ном смыс­ле.

В этом от­но­ше­нии по­ра­жа­ют сво­ей бес­прин­цип­но­с­тью ме­та­мор­фо­зы, про­ис­шед­шие с Гам­за­то­вым.

– Ка­кие?

– Он сна­ча­ла в сво­их сти­хах вос­хва­лял Ша­ми­ля, ког­да его счи­та­ли на­ци­о­наль­ным ге­ро­ем. По­том по­но­сил има­ма, ког­да на­ча­лась кам­па­ния про­тив не­го как ан­г­лий­ско­го и ту­рец­ко­го став­лен­ни­ка («че­чен­ский волк», «ин­гуш­ская змея» в сти­хо­тво­ре­нии «Имам», не­смо­т­ря на то, что он ава­рец), и, на­ко­нец, на­чал из­ви­нять­ся и ка­ять­ся, ког­да вос­ста­но­ви­ли до­б­рое имя Ша­ми­ля.

При­ме­ча­те­лен в этом от­но­ше­нии от­вет Р.Гам­за­то­ва от 10 мая 1956 го­да на зна­ме­ни­тое пись­мо в Пре­зи­ди­ум ЦК КПСС, Да­ге­с­тан­ский об­ком, Прав­ле­ния со­ю­зов пи­са­те­лей СССР и Да­ге­с­та­на, под­пи­сан­ное И.Ба­зор­ки­ным, Дж. Ян­ди­е­вым, Х.Му­та­ли­е­вым и Б.Зя­зи­ко­вым. В от­ве­те, в ча­ст­но­с­ти, го­во­рит­ся: «Сти­хо­тво­ре­ние «Имам» (ци­ти­ру­ем, как в тек­с­те) – это по­зор­ное, чёр­ное пят­но мо­ей со­ве­с­ти, не­из­ле­чи­мая ра­на на мо­ём серд­це и не­по­пра­ви­мая ошиб­ка мо­ей жиз­ни. За неё мне сей­час стыд­но не толь­ко в Ва­ши гла­за смо­т­реть, но и смо­т­реть в гла­за мо­ей ма­те­ри». А как быть с по­кой­ным от­цом по­эта Г.Ца­да­сой? Ведь он ещё в 1943 го­ду вы­пу­с­тил по­эму «Ша­миль» от­дель­ной кни­гой в Дагкни­го­из­да­те. Но об этом – ни сло­ва!

– Лю­бо­пыт­но…

– В своё оп­рав­да­ние Ра­сул пи­шет, что сти­хо­тво­ре­ние «Имам», де­с­кать, «бы­ло на­пи­са­но в мо­ло­до­с­ти мо­ей жиз­ни под вли­я­ни­ем тог­даш­ней «агит­мас­со­вой ра­бо­ты», что «чёр­ный за­на­вес лжи и кле­ве­ты… ме­ша­ли мне тог­да по-че­ло­ве­че­с­ки, по-пар­тий­но­му по­нять и чув­ст­во­вать со­бы­тия тех дней», тем не ме­нее он как «по­эт обя­зан был это всё глуб­же по­чув­ст­во­вать, а я это по­чув­ст­во­вал го­раз­до поз­же».

Во-пер­вых, Гам­за­тов, ког­да опуб­ли­ко­вал своё сти­хо­тво­ре­ние «Имам» на рус­ском язы­ке, был не бе­зу­сым юн­цом, а ла­у­ре­а­том Ста­лин­ской пре­мии и пред­се­да­те­лем прав­ле­ния СП Да­ге­с­та­на. Во-вто­рых, и по­сле это­го из ря­да вон вы­хо­дя­ще­го, как он сам пи­шет, «же­с­то­ко­го по­ступ­ка» у Гам­за­то­ва бы­ло не­ма­ло вся­ко­го ро­да «зиг­за­гов» и «ша­ра­ха­ний», ко­то­рые сви­де­тель­ст­ву­ют об от­сут­ст­вии яс­ной идей­но-по­ли­ти­че­с­кой плат­фор­мы, вы­со­ких нрав­ст­вен­ных прин­ци­пов. А это в ко­неч­ном ито­ге при­ве­ло к че­ре­де из­ве­ст­ных ме­та­мор­фоз.

– Что же пре­сле­до­вал Гам­за­тов?

– Преж­де все­го лич­ный ин­те­рес. За­хо­те­лось уго­дить, как все­гда, Крем­лю. Его не вол­но­ва­ла сме­на де­ко­ра­ций. Глав­ное для не­го – дер­жать­ся на пла­ву. На­сто­я­щий Та­лей­ран! Толь­ко мас­шта­бы дру­гие…

– Я в шо­ке. Для нас гор­ский на­мус все­гда был пре­вы­ше все­го. Как вы ду­ма­е­те, спо­со­бен ли че­ло­век без твёр­дых эти­че­с­ких норм на креп­кую друж­бу?

– Ра­сул мно­го пи­сал и го­во­рил о друж­бе и брат­ст­ве с вы­со­ких три­бун и в СМИ. А был ли у не­го хоть один на­сто­я­щий друг в жиз­ни? Нет, нет и ещё раз нет. Кро­ме тех ра­бо­леп­ст­ву­ю­щих льсте­цов-при­ли­пал, ко­то­рые со­про­вож­да­ли его вез­де и всю­ду, пре­сле­дуя свои ко­ры­ст­ные це­ли. За­то он, мяг­ко го­во­ря, так не­кра­си­во по­сту­пал с со­лид­ны­ми, до­ста­точ­но из­ве­ст­ны­ми и мо­ло­ды­ми та­лант­ли­вы­ми пи­са­те­ля­ми, об­ла­да­ю­щи­ми боль­ши­ми по­тен­ци­аль­ны­ми воз­мож­но­с­тя­ми. В их чис­ле, к при­ме­ру, дар­гин­цы Ра­шид Ра­ши­дов, Ах­мед­хан Абу­ба­кар, лез­ги­ны Алир­за Са­и­дов, Бу­ба Га­д­жи­ку­ли­ев, лак­цы Ну­ра­дин Юсу­пов, Ма­го­мед-За­гид Ами­нов и т.д. Этот спи­сок мож­но ещё и ещё про­дол­жать.

– Все они пред­ста­ви­те­ли иных на­ци­о­наль­ных ли­те­ра­тур Да­ге­с­та­на…

– Но Ра­сул рез­ко ис­пор­тил от­но­ше­ния и со сво­и­ми дру­зь­я­ми-авар­ца­ми, сре­ди них Му­са Ма­го­ме­дов, Омар-Га­д­жи Шах­та­ма­нов, Адал­ло Али­ев… А бли­с­та­тель­ная Ма­ши­дат Га­ир­бе­ко­ва как по­этес­са по­сле вы­хо­да её по­эмы «Да­лё­кая се­с­т­ра» в жур­на­ле «Друж­ба на­ро­дов» (1954) в Моск­ве на рус­ском язы­ке ока­за­лась в за­го­не, поч­ти ли­ши­лась кис­ло­ро­да в авар­ской по­эзии.

Тут не мо­гу не при­ве­с­ти пре­крас­ные сло­ва В.Бе­лин­ско­го: «На­ше вре­мя пре­кло­нит ко­ле­ни толь­ко пе­ред ху­дож­ни­ком, ко­то­ро­го жизнь есть луч­ший ком­мен­та­рий на его тво­ре­ния, а тво­ре­ния – луч­шее оп­рав­да­ние его жиз­ни». Ко­неч­но, не все­гда лич­ная жизнь ху­дож­ни­ка мо­жет слу­жить ком­мен­та­ри­ем к его твор­че­ст­ву. Тем не ме­нее без нрав­ст­вен­ной кра­со­ты нет и не мо­жет быть про­грес­сив­но­го иде­а­ла, а без ве­ли­ко­го иде­а­ла – и лич­но­го му­же­ст­вен­но­го по­ступ­ка, воз­вы­ша­ю­ще­го и ок­ры­ля­ю­ще­го лю­дей.

– А ка­кие иде­а­лы и по­ступ­ки мо­гут быть у при­служ­ни­ков на­род­ных за­хре­бет­ни­ков?!

– Не­да­ром мно­гие луч­шие умы про­шло­го и для нас ос­та­ют­ся учи­те­ля­ми граж­дан­ст­вен­но­с­ти и нрав­ст­вен­но­с­ти. Вспом­ним хо­тя бы уча­с­тие Бай­ро­на в ос­во­бо­ди­тель­ной борь­бе гре­че­с­ко­го на­ро­да, ре­ак­цию Лер­мон­то­ва на смерть Пуш­ки­на, по­ве­де­ние Зо­ля в по­зор­ном де­ле Дрей­фу­са или му­же­ст­во С.Коч­хюр­ско­го, ко­то­рый и по­сле же­с­то­ко­го на­ка­за­ния (ему вы­ко­ло­ли гла­за) про­дол­жал со­чи­нять об­ли­чи­тель­ные сти­хи про­тив Мур­сал ха­на.

Что ка­са­ет­ся Гам­за­то­ва, то в на­шей ре­с­пуб­ли­ке всё бы­ло на­прав­ле­но на то, что­бы у ши­ро­кой об­ще­ст­вен­но­с­ти сло­жи­лось твёр­дое убеж­де­ние о нём как о са­мом та­лант­ли­вом по­эте Стра­ны гор. А вот, мол, все ос­таль­ные твор­че­с­кие лич­но­с­ти – хоть и не ли­ше­ны да­ра Бо­жь­е­го, но не без «греш­ка».

Не пред­став­ляю, что бы­ло бы, ес­ли бы Ра­сул стал ла­у­ре­а­том Но­бе­лев­ской пре­мии. На­вер­ное, не морг­нув гла­зом, пе­ре­име­но­ва­ли бы Да­ге­с­тан в Ра­сул­стан. Не ве­ри­те? Ведь со­вер­ши­ли же сво­е­об­раз­ное «об­ре­за­ние»: пе­ре­име­но­ва­ли ули­цу Ле­ни­на в про­спект Гам­за­то­ва, от­ре­зав её от глав­ной пло­ща­ди го­ро­да, ко­то­рая но­сит имя Ле­ни­на и где сто­ит его мо­ну­мен­таль­ный па­мят­ник. Ка­кой об­ра­зец убо­же­ст­ва фан­та­зии на­ших вла­с­тей!

Вспом­ним, как Ле­ни­на вос­хва­ля­ли в на­род­ных пес­нях, сти­хах и по­эмах по­этов Да­ге­с­та­на, в том чис­ле и Гам­за­то­ва («Гор­цы у Ле­ни­на» и др.). Те­перь во­пре­ки гор­ско­му ко­дек­су че­с­ти (гор­цы ни­ког­да не от­би­ра­ют то, что по­да­ри­ли) ули­цу име­ни Ле­ни­на пре­вра­ти­ли в про­спект Гам­за­то­ва – ла­у­ре­а­та Ле­нин­ской пре­мии, об­ла­да­те­ля че­ты­рёх ор­де­нов Ле­ни­на. Ка­кая злая иро­ния судь­бы! Ка­кая чёр­ная не­бла­го­дар­ность!

Од­на­ко та­ким слиш­ком рья­ным на­ци­о­нал-па­т­ри­о­там, ор­га­ни­за­то­рам не­об­ду­ман­ных по­зор­ных ак­ций хо­чет­ся ска­зать сло­ва­ми Г.Дер­жа­ви­на: «Чрез­мер­ная по­хва­ла – на­смеш­ка», она спер­ва вы­зы­ва­ет раз­дра­же­ние, по­том от­вра­ще­ние да­же у за­яд­лых фа­на­тов.

---

Окон­ча­ние. На­ча­ло в № 10.

---

Беседу вёл Фейзудин НАГИЕВ,
г. МАХАЧКАЛА