Архив : №13. 02.04.2011

Горсть рассыпанной смальты

 Писателя оценивают по законченным произведениям литературы. Рассказам, повестям, романам. В его творческую лабораторию заглядывать не принято. Наброски, заметки, записи, варианты становятся известны читателю, как правило, когда писателя уже нет на свете.

С записями Антона Тихолоза, на мой взгляд, случай особый. Его «извлечения из записной книжки» интересны и важны сами по себе. Это короткие практические этюды, рассказы, мысли. Может быть, какие-то из них со временем станут составной частью объёмистых произведений, но наверняка в большинстве останутся отдельными, самодостаточными текстами.

Для меня Антон Тихолоз прежде всего автор двух замечательных повестей – «Без отца» и «Старик, посадивший лес», – опубликованных в журнале «Новый мир». Но и его миниатюры – это, по-моему, факт литературы. То, без чего творческий портрет писателя будет неполон.

 

Роман СЕНЧИН

---

 

Из­вле­че­ния из за­пис­ной книж­ки

 

* * *

Как-то по­ли­стал из­да­ва­е­мые те­перь по­смерт­но за­пис­ные книж­ки Ве­не­дик­та Еро­фе­е­ва. У не­го сов­сем ко­рот­ко: од­на спон­тан­но при­шед­шая в го­ло­ву слу­чай­ная фра­за, по од­ной строч­ке вы­пи­с­ки из по­этов. Стран­ное чте­ние: всё слиш­ком мел­ко и раз­роз­нен­но. Не­уди­ви­тель­но – за­пис­ные книж­ки бы­ли «тех­ни­че­с­кие», сам Еро­фе­ев не со­би­рал­ся их пуб­ли­ко­вать. Я лич­но по од­ной фра­зе не за­пи­сы­ваю, об­ра­зу или мыс­ли ста­ра­юсь, пусть на ма­лом тек­с­то­вом про­ст­ран­ст­ве, дать ка­кое-то раз­ви­тие. Мо­жет быть, зря ста­ра­юсь. Ли­те­ра­тур­ное твор­че­ст­во в ми­к­ро­ско­пи­че­с­ких фор­мах… Про­фес­сор, чи­тав­ший нам курс те­о­рии про­зы, ут­верж­дал, что за­ко­ны ли­те­ра­тур­ной ком­по­зи­ции пол­но­цен­но дей­ст­ву­ют уже во фра­зе, со­сто­я­щей из двух слов.

* * *

В жа­н­ре афо­риз­ма по­ло­же­но, что­бы при­сут­ст­во­ва­ла по­учи­тель­ная ин­то­на­ция: вот смо­т­ри­те, ре­бя­та, как всё на са­мом де­ле есть… С афо­риз­мов я на­чал свои за­пис­ные книж­ки. При об­суж­де­нии на се­ми­на­ре книж­ки по­лу­чил уп­рёк: та­ким то­ном име­ет пра­во пи­сать толь­ко за­слу­жен­ный ав­тор, име­ю­щий мно­го пуб­ли­ка­ций. Ра­бо­тая в книж­ном ма­га­зи­не, по­сто­ян­но про­сма­т­ри­ваю ле­жа­щие на пол­ках кни­ги. Не­ред­ко по­па­да­ет­ся: со­вер­шен­но не­зна­ко­мое имя на об­лож­ке тон­кой бро­шю­ры, и по­ло­ви­на её – крат­ких, в пол­то­ры стро­ки, афо­риз­мов…

* * *

Ко­рот­кие за­кон­чен­ные ис­то­рии на этих стра­ни­цах точ­но цвет­ные стёк­лыш­ки: ес­ли на­ле­пить на се­рую мас­су сы­ро­го бе­то­на, по­лу­чит­ся пё­с­т­рая мо­за­и­ка. Я в свой пер­вый и по­ка един­ст­вен­ный ро­ман мно­го по­на­встав­лял та­ких ис­то­рий-стёк­лы­шек, что­бы хоть как-то на­ра­с­тить мя­со на ске­лет фа­бу­лы, – ка­жет­ся, у ли­те­ра­ту­ро­ве­дов та­кой при­ём на­зы­ва­ет­ся ас­со­ци­а­тив­но свя­зан­ный с сю­же­том эпи­зод-ре­тар­да­ция. Ре­тар­да­ция – зна­чит за­мед­ле­ние: про­из­воль­но встав­лен­ная слу­чай­ная ис­то­рия за­мед­ля­ет ход по­ве­ст­во­ва­ния, уда­ля­ет от чи­та­те­ля тот мо­мент, ког­да он уз­на­ет, что там про­изо­ш­ло даль­ше. В ро­ма­не, ко­то­рый как раз пе­ре­чи­ты­ваю и прав­лю в чет­вёр­тый раз, ино­гда при­хо­дит­ся за­но­во пе­ре­пи­сы­вать це­лые ку­с­ки тек­с­та, и ещё я вы­бра­сы­ваю боль­ше по­ло­ви­ны стёк­лы­шек-ис­то­рий, ко­то­рые те­перь по­че­му-то ка­жут­ся лиш­ни­ми. По­втор­ная прав­ка – де­ло по­лез­ное. Но вре­ме­на­ми у ме­ня ощу­ще­ние, что, рас­ка­тав текст до ров­ной гла­ди, слов­но те­с­то скал­кой, я дол­жен бу­ду в кон­це кон­цов изъ­ять все цвет­ные стёк­лыш­ки, ос­та­вив толь­ко се­рую мо­но­лит-мас­су бе­то­на-сю­же­та.

* * *

Не­множ­ко му­ча­ет со­весть: на­до бы, чем ут­ра­ми хо­дить петь в цер­ковь, си­деть за ком­пью­те­ром – я мо­гу пи­сать боль­ше и бы­с­т­рее, чем по­лу­ча­ет­ся сей­час. Прак­ти­че­с­кий ре­зон оче­ви­ден: на­пи­сав пя­ток де­тек­ти­вов, мож­но сде­лать се­бе ли­те­ра­тур­ное имя, как Аку­нин. «Но­вый мир», не пе­ча­та­ю­щий дра­ма­тур­гии, сде­лал ис­клю­че­ние для пье­сы Аку­ни­на – по­то­му что это Аку­нин. Но по­че­му я, про­чи­тав­ший лишь один его ро­ман­чик и по­смо­т­рев­ший ку­соч­ка­ми один фильм, ни­как не мо­гу счи­тать Аку­ни­на жи­вым клас­си­ком вро­де Ве­нич­ки Еро­фе­е­ва или Эдич­ки Ли­мо­но­ва? И де­тек­ти­вы не сов­сем ху­до­же­ст­вен­ная ли­те­ра­ту­ра: чи­тать кни­гу, толь­ко что­бы уз­нать, чем всё кон­чит­ся… Ме­ня по­хо­жим об­ра­зом за­тя­ги­ва­ет раз­би­рать на ком­пью­те­ре па­сь­ян­сы: я их рас­кла­ды­ваю ино­гда боль­ше ча­са, по­ка не ста­но­вит­ся сов­сем тош­но. Од­на пи­са­тель­ни­ца го­во­ри­ла: как уда­лось, ту­пя пе­ро о де­тек­ти­вы… ту­пя пе­ро… Есть в этом не­кий дья­воль­ский ци­низм и не­ве­рие в че­ло­ве­че­с­кий ра­зум: пи­са­те­лю с пол­но­цен­ным фи­ло­ло­ги­че­с­ким об­ра­зо­ва­ни­ем (да­же не Ли­тин­сти­тут!) ог­ра­ни­чить­ся ис­кус­ст­вен­ным и пу­с­тым, за­то до­ступ­ным ши­ро­кой пуб­ли­ке жа­н­ром…

* * *

Об­ра­до­ван­ный пуб­ли­ка­ци­ей по­ве­с­ти «Без от­ца», я ре­шил, что вот, на­ко­нец-то лёд тро­нул­ся. Тут же стал пи­сать сле­ду­ю­щую по­весть. Тем, что по­лу­ча­лось, я, в об­щем, был до­во­лен, хо­тя ка­за­лось, что рас­ска­зать о мно­го­ча­со­вых про­гул­ках за го­ро­дом по­лу­чи­лось пло­хо, слиш­ком су­хо и про­то­коль­но. Но вре­ме­на­ми, ос­та­нав­ли­ва­ясь над от­дель­ны­ми фра­за­ми, я до­би­вал­ся в них та­кой проч­но­с­ти!.. Боль­ше же все­го бес­по­ко­и­ло опа­се­ние, что ско­ро мне бу­дет боль­ше не о чем пи­сать. Вот эта по­весть, ко­то­рую я че­рез па­ру не­дель до­пи­шу, кро­ме то­го, есть идея для ещё од­ной, то­же на очень лич­ном ма­те­ри­а­ле… А даль­ше? Свой жиз­нен­ный опыт я счи­тал ни­чтож­ным: всю юность про­си­дел за пи­а­ни­но да с кни­гой, ни­где, кро­ме Са­ра­то­ва, не был. Да ещё и дев­ст­вен­ник!.. Раз­ве воз­мо­жен пол­но­цен­ный ро­ман без от­но­ше­ний с жен­щи­ной? А как раз жен­щин-то я ви­дел толь­ко из­да­ле­ка и по бли­зо­ру­ко­с­ти очень пло­хо. Я очень за­ви­до­вал од­но­му слу­чай­но­му зна­ко­мо­му, ко­то­рый, по его сло­вам, и на се­ве­ре был, ра­бо­тал эле­к­т­ри­ком в ка­кой-то стро­и­тель­ной бри­га­де, и де­ву­шек у не­го бы­ло столь­ко… Вот кто дол­жен быть пи­са­те­лем! Глеб Гор­бов­ский (пе­тер­бург­ский ли­те­ра­тор, ко­то­ро­го я не чи­тал, лишь от­да­лён­но слы­шал имя) на­пи­сал о мо­ей опуб­ли­ко­ван­ной по­ве­с­ти ре­цен­зию, что за моё бу­ду­щее как ли­те­ра­то­ра он спо­ко­ен, а вот что бу­дет со мной в ре­аль­ной жиз­ни…

Я не со­би­рал­ся пе­ре­де­лы­вать се­бя по со­ве­ту Гле­ба Гор­бов­ско­го. Од­на­ко вы­шло так, что свя­зал­ся с жен­щи­ной стар­ше се­бя на пять лет, бро­сил ра­ди неё ин­сти­тут, пе­ре­ехал жить в Ки­ев. В ар­хе­о­ло­ги­че­с­кой экс­пе­ди­ции бы­ло не до пи­са­тель­ст­ва, а по воз­вра­ще­нии в Ки­ев по­тре­бо­ва­лось от­вы­кать от пьян­ст­ва, что не так-то про­сто… Вот уже це­лый год про­жит в чу­жом го­ро­де, чу­жой стра­не. Пи­сать про­бую по­нем­но­гу, всё те же ко­рот­кие днев­ни­ко­вые за­мет­ки. Вспо­ми­наю и оце­ни­ваю про­жи­тую жизнь. Уди­ви­тель­но, но те­перь она ка­жет­ся бо­га­той – да­же ес­ли не брать ки­ев­ские впе­чат­ле­ния. Это ба­наль­ных ро­ма­нов с де­вуш­ка­ми у ме­ня не бы­ло. А во­об­ще до­ве­лось пе­ре­жить страш­ное, – и имен­но на поч­ве люб­ви к жен­щи­не, де­вуш­ке… Сколь­ко ни ро­юсь в па­мя­ти, не мо­гу вспом­нить ли­те­ра­тур­но­го про­из­ве­де­ния, где бы что-то по­доб­ное бы­ло опи­са­но. В про­жи­том, как бы скром­но и бес­со­бы­тий­но оно ни вы­гля­де­ло, без­дна ма­те­ри­а­ла для ли­те­ра­ту­ры. Как раз о чём пи­сать, у ме­ня в из­быт­ке. Труд­ность со­сто­ит в том, что­бы при­ду­мать, как обо всём этом на­пи­сать.

* * *

В «Пар­фю­ме­ре» Зю­с­кин­да толь­ко что глав­ная идея страш­ная. А по ис­пол­не­нию это – за­ме­ча­тель­ный, очень кра­си­во, клас­си­че­с­ки пра­виль­но, со стро­гим со­блю­де­ни­ем всех ка­но­нов по­ст­ро­е­ния ли­те­ра­тур­ной фор­мы на­пи­сан­ный ро­ман. На все его де­та­ли, яр­кие, мно­го­го­во­ря­щие, на то, как этот ро­ман во­об­ще ве­ли­ко­леп­но сра­бо­тан, я об­ра­тил вни­ма­ние, толь­ко ког­да по слу­чаю стал чи­тать его в рус­ском пе­ре­во­де. А до это­го чи­тал по-не­мец­ки в чи­таль­ном за­ле Ино­ст­ран­ки, изо всех сил под­го­няя се­бя (не знаю, за­чем), очень гор­дил­ся, что одо­лел ро­ман за три дня… Те­перь впе­чат­ле­ние, что на са­мом де­ле ро­ман и не чи­тал. Сто­и­ло уси­лий, раз так, во­об­ще учить чу­жой язык, ес­ли очень мно­го из чи­та­е­мо­го тек­с­та в ре­зуль­та­те пол­но­цен­но не вос­при­ни­ма­ет­ся.

Ос­нов­ную идею об­ра­за Гре­нуя, ге­ни­аль­но­го пар­фю­ме­ра (в ли­те­ра­тур­ных це­лях его спо­соб­но­с­ти яв­но ги­пер­бо­ли­зи­ро­ва­ны), но зло­го до бес­че­ло­ве­чия, эти­че­с­кая сто­ро­на че­ло­ве­че­с­ко­го об­ще­жи­тия в его го­ло­ве во­все от­сут­ст­ву­ет, – я, впро­чем, из не­мец­ко­го чте­ния по­нял и оце­нил. Спо­соб­но­с­ти Гре­нуя мыс­лить за­па­ха­ми, в ос­таль­ном ос­та­ва­ясь прак­ти­че­с­ки ту­пи­цей… Без­жа­ло­ст­ный в пер­вую оче­редь к са­мо­му се­бе ге­ний, ко­то­рый та­щит своё не­мощ­ное те­ло че­рез не­мыс­ли­мые стра­да­ния, до­би­ва­ясь сво­ей весь­ма ми­фи­че­с­кой це­ли. Ро­ман – об­рат­но кач­нув­ший­ся ма­ят­ник. От преж­них бред­ней о вы­со­ко­мо­раль­ной ро­ли ху­дож­ни­ка в че­ло­ве­че­с­ком об­ще­ст­ве. «Пи­са­тель – ин­же­нер че­ло­ве­че­с­ких душ». Это­го вну­шён­но­го школь­ны­ми уро­ка­ми ли­те­ра­ту­ры бре­да я ужа­сал­ся и ни­ког­да в не­го не ве­рил…

* * *

Ес­ли ког­да-ни­будь об­за­ве­дусь соб­ст­вен­ной жил­пло­ща­дью, обя­за­тель­но нач­ну со­би­рать до­маш­нюю биб­ли­о­те­ку. Хо­тя сам при­ду­мал, что кни­ги, как и пре­зер­ва­ти­вы, пред­мет од­но­ра­зо­во­го поль­зо­ва­ния… Кни­ги с або­не­мен­та пуб­лич­ной биб­ли­о­те­ки я чи­таю слиш­ком не­бреж­но. Как буд­то не­чи­с­тый под­го­ня­ет: да­вай, да­вай бы­с­т­рей… В спеш­ке про­пу­с­каю це­лые фра­зы, аб­за­цы. И ведь не на­столь­ко же сроч­но кни­гу тре­бу­ет­ся воз­вра­щать… Каж­дую при­об­ре­тён­ную за «свои кров­ные» кни­гу я бу­ду чи­тать мед­лен­но, сма­куя каж­дую фра­зу, за­дер­жи­ва­ясь на каж­дой стра­ни­це. Удо­воль­ст­вие, куп­лен­ное за день­ги, хо­чет­ся по­лу­чить по мак­си­му­му. И ещё: имея лич­ное со­бра­ние книг, я ста­ну гур­ма­ном. Бу­ду каж­дый ве­чер под­хо­дить к вы­ся­щим­ся до по­тол­ка стел­ла­жам, про­бе­гать гла­за­ми ко­реш­ки книг, при­ве­ред­ли­во спра­ши­вать се­бя: «Ну, а се­го­дня что мне хо­чет­ся по­чи­тать?»

* * *

Про­за у Бу­ни­на – об­раз­цо­вая. Это я вы­чи­тал в учеб­ни­ке по те­о­ре­ти­че­с­кой сти­ли­с­ти­ке. А Ва­лен­тин Ка­та­ев ут­верж­дал, что да­же Бу­ни­ну да­ле­ко до Пуш­ки­на, на­пи­сав­ше­го: «ма­лень­кие пё­с­т­рые лап­ти». Ни­че­го не по­нял, но поч­ти­тель­но скло­няю го­ло­ву (мо­жет быть, в кон­тек­с­те все­го тек­с­та чи­с­то­та и кра­со­та это­го эпи­те­та ощу­ща­ет­ся от­чёт­ли­вее?). Все ге­ни­аль­ные сти­ли­с­ты пи­шут о са­мых обык­но­вен­ных ве­щах. Это у До­сто­ев­ско­го, взду­мав­ше­го опи­сать за­га­доч­ную рус­скую ду­шу, не язык, а още­ти­нив­ши­е­ся об­лом­ка­ми ру­и­ны по­сле зем­ле­тря­се­ния. Прав­да, и ге­ни­аль­ные сти­ли­с­ты пи­шут за­ча­с­тую не о соб­ст­вен­ной, а о чу­жой со­ци­аль­ной сре­де, тща­тель­но на­блю­да­е­мой ими и ис­сле­ду­е­мой. Как стол­бо­вой дво­ря­нин Пуш­кин пи­сал о лап­тях. Или Бу­нин – об ан­то­нов­ских яб­ло­ках. Или ро­див­ший­ся и вы­рос­ший на Ар­ба­те Юрий Ка­за­ков – о рус­ском се­ве­ре, гу­лян­ках и дра­ках в де­ре­вен­ских клу­бах. И я, точ­но в под­ра­жа­ние им, му­со­лю ро­ман о во­ди­те­ле гру­зо­ви­ка. Раз­ве ж сам ког­да «си­дел за ба­ран­кой»? Од­на­ко хо­ро­ше­го язы­ка у ме­ня не вы­хо­дит, сколь­ко ни пе­ре­кра­и­ваю текст. Всё в мо­ём ро­ма­не ка­кое-то не­на­сто­я­щее: и сю­жет­ные по­во­ро­ты, и ком­по­зи­ция, по­ми­нут­но за­ва­ли­ва­ю­ща­я­ся на бок, и реп­ли­ки пер­со­на­жей. Хо­тя есть эпи­зо­ды, в ко­то­рых, пе­ре­чи­ты­вая ро­ман в пя­тый раз, не ис­прав­ляю ни сло­ва: это – по­лу­чи­лось. А ос­таль­ное?..

Как без вдох­но­ве­ния, од­ним толь­ко при­леж­ным тру­дом до­стичь вы­со­кой ли­те­ра­ту­ры? Си­деть, сло­жа ру­ки, и ждать Бол­дин­ской осе­ни?..

* * *

Дав­но за­ме­тил, что моя па­мять на сло­ва и име­на сра­ба­ты­ва­ет толь­ко со вто­ро­го или тре­ть­е­го ра­за. Так что при зна­ком­ст­ве сра­зу за­бы­ваю, как ко­го зо­вут. Мне нуж­но вре­мя, что­бы к че­ло­ве­ку при­гля­деть­ся, за­пом­нить его ли­цо – тог­да за­пом­нит­ся и имя. Ес­ли ком­па­ния боль­шая, не­слож­но из кон­тек­с­та раз­го­во­ров и си­ту­а­ций вы­яс­нить, как ко­го зо­вут. При том, что ны­неш­ний эти­кет об­ще­ния ча­с­тое об­ра­ще­ние по име­ни не при­вет­ст­ву­ет.

На та­кие ве­щи об­ра­ща­ешь вни­ма­ние, ес­ли сам по про­фес­сии ро­ма­нист и при­хо­дит­ся ре­шать жи­во­т­ре­пе­щу­щую про­бле­му: как вве­с­ти в по­ве­ст­во­ва­ние име­на пер­со­на­жей.

* * *

Я меч­таю на­пи­сать боль­шой ис­то­ри­че­с­кий ро­ман о Смут­ном вре­ме­ни или о Бог­да­не Хмель­ниц­ком, – по­сколь­ку хо­ро­ши­ми ис­то­ри­че­с­ки­ми ро­ма­на­ми рус­ская ли­те­ра­ту­ра бед­на. Кро­ме то­го, обя­за­тель­но на­до бы на­пи­сать ро­ман-эпо­пею в не­сколь­ко то­мов о не­дав­нем про­шлом, рас­ска­зать, как мы пе­ре­жи­ли 1991 год, в ста­рых до­б­рых тра­ди­ци­ях ро­ма­на-эпо­пеи, на при­ме­ре не­сколь­ких се­мей, судь­бы ко­то­рых пе­ре­пле­та­ют­ся. Ещё хо­чу на­пи­сать ро­ман-би­о­гра­фию вро­де «Жа­на Кри­с­то­фа» Ро­ме­на Рол­ла­на, толь­ко глав­но­го ге­роя сде­лать не ком­по­зи­то­ром, а сим­фо­ни­че­с­ким ди­ри­жё­ром (чем я меч­тал в этой жиз­ни стать, но что у ме­ня так и не вы­шло). За­тем не­сколь­ко би­о­гра­фий ре­аль­ных лич­но­с­тей: хо­ро­шим язы­ком, но стро­го по до­ку­мен­там, без гра­на вы­мыс­ла, – би­о­гра­фии в се­рии ЖЗЛ пи­шут­ся та­ки­ми штам­па­ми и так за­нуд­но, что чи­тать нель­зя. Ещё я хо­чу съез­дить в по­ляр­ные экс­пе­ди­ции и на­пи­сать об этом. Ещё на­пи­сать об ар­хе­о­ло­ги­че­с­кой экс­пе­ди­ции на ос­т­ро­ве Бе­ре­зань, пе­ре­ме­ши­вая на­блю­де­ния бы­та с очер­ка­ми ис­то­рии ос­т­ро­ва. Обя­за­тель­но со­би­ра­юсь про­жить це­лый год в Со­ло­вец­ком мо­на­с­ты­ре и на­пи­сать за­пи­с­ки по­слуш­ни­ка, где бу­дет и се­вер­ная при­ро­да, и быт мо­на­с­ты­ря, и не­мно­го его ис­то­рии, и пра­во­слав­ный бо­го­слу­жеб­ный год, поч­ти как «Ле­то Гос­под­не» Ива­на Шме­лё­ва, толь­ко нач­нёт­ся он у ме­ня где-ни­будь на Тро­и­цу, а куль­ми­на­ция – ко­неч­но, Ве­ли­кий пост и Па­с­ха (я на­де­юсь пе­ре­жить при этом ре­ли­ги­оз­ный экс­таз). Пи­са­тель­ских пла­нов у ме­ня – на сто лет впе­рёд. Толь­ко вме­с­то то­го, что­бы на­чать их ре­а­ли­зо­вы­вать, я каж­дое ут­ро от­прав­ля­юсь ко­пать ки­ев­ский По­дол…

* * *

В по­зд­нем сво­ём ро­ма­не «Вос­кре­се­ние» Лев Ни­ко­ла­е­вич сов­сем уж злой дядь­ка, пря­мо с пер­вой фра­зы, про то, как лю­ди ста­ра­лись вы­тра­вить вес­ну в го­ро­де.

Я смо­т­рю, из ок­ру­жа­ю­щей его жиз­ни Тол­стой не при­ни­мал во­об­ще ни­че­го. Ни церк­ви, офи­ци­аль­но­го пра­во­сла­вия: свя­щен­ник бла­го­слов­ля­ет ве­ру­ю­щих ору­ди­ем пыт­ки Спа­си­те­ля; сам ве­рит во­все не в за­по­ве­ди сво­ей ве­ры, а в то, что в них нуж­но ве­рить; на ли­тур­гии кор­мит ос­т­рож­ни­ков ку­соч­ка­ми прес­но­го хле­ба, смо­чен­но­го в раз­бав­лен­ном крас­ном ви­не, а по­сле (вот сво­лочь-то!) воз­вра­ща­ет­ся в ал­тарь и в оди­ноч­ку до­еда­ет эти ку­соч­ки и вы­пи­ва­ет ви­но (и ведь ве­ришь, и воз­му­ща­ешь­ся, и в го­ло­ву не при­хо­дит, что по­сту­пок свя­щен­ни­ка как раз ло­ги­чен: а что, спра­ши­ва­ет­ся, ещё с эти­ми ку­соч­ка­ми де­лать? в по­мои, что ль?). Ни се­мьи – ког­да двое, со­вер­шен­но не под­хо­дя­щие друг к дру­гу, на всю жизнь на­силь­ст­вен­но со­еди­ня­ют­ся вме­с­те (го­во­рят, у са­мо­го-то в се­мье был ад)… Ни пе­ни­тен­ци­ар­ной си­с­те­мы: за со­вер­шён­ное зло нель­зя на­ка­зы­вать злом, это по­ро­дит ещё боль­шее зло…

Я чи­тал всё это и ду­мал про се­бя: по­лу­ча­ет­ся, это не го­дит­ся, то пло­хо… Но что же тог­да де­лать? Сам-то нис­про­вер­га­тель ус­то­ев зна­ет сред­ст­во? И на­до же, ока­за­лось, что да! В од­ном ме­с­те ро­ма­на Тол­стой опи­сы­ва­ет зло­го, же­с­то­ко­го над­зи­ра­те­ля. «Ес­ли бы ему преж­де, в дет­ст­ве, кто-ни­будь ска­зал, что то, что он де­ла­ет – дур­но…»

* * *

Дав­ным-дав­но до­ду­ма­лись, что на­до стро­ить боль­шие кни­го­хра­ни­ли­ща (в Алек­сан­д­рии Еги­пет­ской), со­би­рать биб­ли­о­те­ки. Но они го­рят… Ах, как они го­рят! Чем глуб­же в ве­ка, тем мень­ше до­ступ­но тек­с­тов. За­то чем но­вее вре­мя, тем боль­ше. Куль­тур­ная ин­фор­ма­ция рас­тёт, как снеж­ный ком. В за­ле ка­та­ло­гов Ино­ст­ран­ки (биб­ли­о­те­ка име­ни М.И. Ру­до­ми­но) как-то стал под­би­рать ли­те­ра­ту­ру по Но­ва­ли­су и вы­яс­нил, что по-рус­ски нет ни­че­го, за­то по-не­мец­ки – це­лые то­ма… А мне в тот пе­ри­од жиз­ни очень труд­но бы­ло чи­тать по-не­мец­ки. И ког­да я взял че­ты­ре тол­стен­ных, по ты­ся­че стра­ниц, то­ма Но­ва­ли­са, ко­то­ро­го я и по-рус­ски-то с тру­дом по­ни­мал (а Фейхтван­ге­ра или Хан­са Фал­ла­ды в спи­с­ке ав­то­ров для ре­фе­ра­та не ока­за­лось), воз­ник­ло чув­ст­во, что на­ва­ли­лась на ме­ня гру­да и вот-вот раз­да­вит! При­том что в Ино­ст­ран­ке, биб­ли­о­те­ке име­ни Мар­га­ри­ты Ива­нов­ны Ру­до­ми­но, со­бра­ны кро­хи, жал­кие кро­хи. Объ­ед­ки с пир­ше­ст­вен­но­го сто­ла за­пад­ной куль­ту­ры…

Впро­чем, нет! на­счёт пир­ше­ст­вен­но­го сто­ла – это я за­гнул. Их­ний обе­ден­ный швед­ский стол по ны­неш­ним вре­ме­нам да­ле­ко не щедр на ка­ло­рии. Ес­ли там во­об­ще най­дёт­ся, что по­есть… Куль­тур­ные лю­ди те­перь пред­по­чи­та­ют ЛСД и трав­ку, за­кос­не­лые, за­мше­лые кон­сер­ва­то­ры – ко­нь­я­чок и си­га­ре­ты, ко­фе по­креп­че. Еда – это по-пле­бей­ски. Из­вра­щен­цы с ис­пор­чен­ны­ми же­луд­ка­ми. Куль­тур­ных яв­ле­ний мо­ре, но у каж­до­го своя, очень уз­кая ау­ди­то­рия. Все по­го­лов­но ге­нии. Злое при­жи­ми­с­тое го­су­дар­ст­во-ску­пер­дяй не да­ёт де­нег на кра­си­вую, до­стой­ную их ге­ния жизнь (ха­лат на га­га­чь­ем пу­ху Ри­хар­да Ваг­не­ра). Всё боль­ше ши­ро­ко из­ве­ст­ных в уз­ком кру­гу, всё мень­ше все­на­род­но лю­би­мых зна­ме­ни­то­с­тей. Впро­чем, это я опять за­гнул: все­на­род­но!.. Да кто ж те­перь ду­ма­ет об на­ро­де-то? Про­дю­се­ры те­ле­се­ри­а­лов? Из­да­те­ли буль­вар­ных ро­ма­нов? Пип­лы ха­ва­ют…

* * *

Не­важ­но, что из ме­ня не вый­дет ни вто­ро­го Бет­хо­ве­на, ни вто­ро­го Че­хо­ва. Я про­за­ик и ком­по­зи­тор, впол­не про­фес­си­о­наль­но пи­шу и му­зы­ку, и про­зу, за­кон­чив рас­сказ, при­ни­ма­юсь за хо­ро­вое со­чи­не­ние. Та­ких, как я, не так уж мно­го. По­это­му мои на­блю­де­ния за твор­че­с­ким про­цес­сом мо­гут ока­зать­ся уни­каль­ны­ми.

Со­чи­няя му­зы­ку на тек­с­ты псал­мов, я от­чёт­ли­во по­чув­ст­во­вал, как сло­во, со­еди­ня­ясь со зву­ком, слов­но вы­клю­ча­ет­ся, пре­вра­ща­ет­ся из ху­до­же­ст­вен­но­го ма­те­ри­а­ла в фор­мо­об­ра­зу­ю­щий кар­кас, слу­жа­щий сов­сем дру­го­му ви­ду ис­кус­ст­ва с сов­сем дру­ги­ми за­ко­на­ми. В по­ло­жен­ных на му­зы­ку псал­мах за­ме­ча­тель­ные, не­о­бык­но­вен­но яр­кие ме­та­фо­ры по­про­с­ту пе­ре­ста­ют ра­бо­тать, они бо­лее не ощу­ща­ют­ся как яв­ле­ние ху­до­же­ст­вен­но­го язы­ка, но со­хра­ня­ют за со­бой толь­ко ин­фор­ма­тив­ную функ­цию. Про­сто текст и текст: ма­ло ли что там хор по­ёт…

Я, не по­ду­мав, стал пи­сать му­зы­ку к псал­мам в пе­ре­во­де на со­вре­мен­ный рус­ский язык (Биб­лия в рус­ском пе­ре­во­де как раз у ме­ня с со­бой). Где-то на тре­тий день по­нял, что на­тво­рил, и схва­тил­ся бы­ло за го­ло­ву. А по­том мах­нул ру­кой. Да, псал­мы по-цер­ков­но­сла­вян­ски мно­го кра­си­вее. Но, по­ло­жен­ная на му­зы­ку, их сло­вес­ная кра­со­та блёк­нет…

И на­прас­но Гер­ман Аберт, ис­сле­до­ва­тель Мо­цар­та, рас­ст­ра­и­вал­ся по по­во­ду пло­хих не­мец­ких пе­ре­во­дов с ита­ль­ян­ско­го мо­цар­тов­ских опер-buffa. От­дель­ные фра­зоч­ки уже как при­сло­вья во­шли в раз­го­вор­ный оби­ход… Ну да: яр­кость не са­мым удач­ным сло­вес­ным вы­ра­же­ни­ям при­да­ва­ла мо­цар­тов­ская му­зы­ка.

Гер­ман Аберт в на­ча­ле XX ве­ка ещё свя­то ве­рил в ваг­не­ров­ское со­во­куп­ное про­из­ве­де­ние ис­кус­ст­ва. Опе­ра буд­то бы в рав­ной ме­ре со­сто­ит из му­зы­ки и слов. И ведь кто толь­ко ни пы­тал­ся со­чи­нить вы­со­ко­ху­до­же­ст­вен­ное, ге­ни­аль­ное ли­б­рет­то. Бо­мар­ше (для Са­ль­е­ри, «Ты для не­го «Та­ра­ра» со­чи­нил…»). Од­наж­ды да­же сам Гё­те…

Нет, тот анек­дот дол­жен был по­явить­ся по­зд­нее. Врач да­ёт ре­ко­мен­да­ции па­ци­ен­ту, пе­ре­жив­ше­му нерв­ный срыв: «Вам в ва­шем со­сто­я­нии не­об­хо­ди­мо вся­че­с­ки из­бе­гать ра­бо­ты мыс­ли, луч­ше во­об­ще не ду­мать. Вы, соб­ст­вен­но, кто по про­фес­сии?» – «Со­чи­ни­тель опер­ных ли­б­рет­то». – «А, ну это мож­но!»

* * *

Дур­ная при­выч­ка: ког­да на ду­ше сов­сем хре­но­во, взять руч­ку, чи­с­тый лист бу­ма­ги… Нет, нет, мне сей­час со­вер­шен­но не­че­го ска­зать! Но не всё ли рав­но, чем ма­рать стра­нич­ки блок­но­ти­ка…

Ну а по­че­му бы и нет! Раз­ве ты фа­шист, гос­по­дин чи­та­тель? Раз­ве не раз­де­ля­ешь убеж­де­ния в цен­но­с­ти каж­дой от­дель­ной лич­но­с­ти? А раз она, эта лич­ность, цен­на са­ма по се­бе, то цен­ны са­ми по се­бе и её мыс­ли. Да­же ес­ли это пра­зд­ные мудр­ст­во­ва­ния впав­ше­го в уны­ние гос­по­ди­на со­чи­ни­те­ля…

За­в­т­ра ра­но ут­ром, сра­зу по про­буж­де­нии, со­би­ра­юсь пи­сать но­вый рас­сказ. Aller Anfang ist schwer. Я да­же не вклю­чу ком­пью­тер. Про­сто ся­ду за стол и из на­бо­ра име­ю­щих­ся у ме­ня в го­ло­ве сю­же­тов вы­бе­ру один. По­ста­ра­юсь про­кру­тить его в го­ло­ве, пред­ста­вить все по­во­ро­ты и клю­че­вые мо­мен­ты, куль­ми­на­цию и раз­вяз­ку. Толь­ко по­том при­мусь за пер­вую фра­зу: ин­то­на­цию по­ве­ст­во­ва­ния. В по­след­нем за­кон­чен­ном мо­ём рас­ска­зе с ин­то­на­ци­ей яв­ные пе­ре­бои. Он во­об­ще не по­лу­чил­ся, этот мой по­след­ний рас­сказ. По­лу­чил­ся рас­сказ «Вра­ща­ясь во­круг эл­лип­са», пе­ред ра­бо­той над ко­то­рым я не­де­ли на три ос­та­вил про­зу и стал со­чи­нять му­зы­ку. Был у ме­ня ми­нув­шей вес­ной та­кой вот твор­че­с­кий эпи­зод…

Но ес­ли так, в твор­че­с­ком тру­де про­сто не­об­хо­ди­мо де­лать па­у­зы!

Ка­жет­ся, Ге­ор­ги­ем Бан­ни­ко­вым зва­ли то­го пи­тер­ско­го ком­по­зи­то­ра, ко­то­ро­му по за­вер­ше­нии каж­до­го со­чи­не­ния обя­за­тель­но тре­бо­вал­ся пе­ри­од мол­ча­ния. Не­дол­го: пол­то­ра-два ме­ся­ца, в за­ви­си­мо­с­ти от слож­но­с­ти и объ­ё­ма толь­ко что за­вер­шён­но­го. И это не бы­ло ка­п­ри­зом. Од­наж­ды Ге­ор­гий Бан­ни­ков по­про­бо­вал не да­вать се­бе спу­с­ку и со­кра­тить от­дых до од­но­го ме­ся­ца. Но­вое со­чи­не­ние по­сле это­го он впол­не на­пи­сал, и вы­шло оно при­лич­ным. Вот толь­ко пи­са­лось на ред­кость му­чи­тель­но и дол­го. Доль­ше обыч­но­го…

Хо­ро­шо бы мне то­же по­па­у­зи­ро­вать. Но я не­сво­бо­ден. Я слиш­ком не­сво­бо­ден здесь, на Ук­ра­и­не. Не имею до­сту­па к кни­гам на рус­ском язы­ке (толь­ко по­ку­пать, но это ни­ка­кой зар­пла­ты не хва­тит), не мо­гу пой­ти по­петь в хо­ро­ший хор. У ме­ня, во­об­ще го­во­ря, мно­го идей, что мож­но бы сде­лать. Но нет ус­ло­вий! Есть ус­ло­вия на­чать сле­ду­ю­щий рас­сказ, зная, что он, ско­рее все­го, вый­дет пло­хим…

Мо­гу уте­шать се­бя сло­ва­ми Бо­ри­са Слуц­ко­го: каж­до­му по­эту да­но в жиз­ни на­пи­сать две­над­цать хо­ро­ших сти­хо­тво­ре­ний. В том смыс­ле, что на­пи­сан­ные три­над­ца­тое, че­тыр­над­ца­тое и три­с­та че­тыр­над­ца­тое бу­дут му­ра му­рой.

Две­над­цать сти­хо­тво­ре­ний… Про­за­и­ку, ста­ло быть, две­над­цать хо­ро­ших рас­ска­зов. Или по­ве­с­тей… А мо­жет быть – ро­ма­нов? В этом, на­вер­ное, и ска­жет­ся ве­со­вая ка­те­го­рия пи­са­те­ля: дю­жи­ну про­из­ве­де­ний ка­ко­го мас­шта­ба он на­пи­шет…

Что ка­са­ет­ся ме­ня, но­мер пер­вый из две­над­ца­ти, по­весть «Без от­ца», уже впол­не есть. Но­мер вто­рой, ка­жет­ся, то­же на­пи­сан, толь­ко ещё ни­ко­му не по­ка­зан (я на­звал его «Ста­рик, по­са­див­ший лес»). Но­мер тре­тий… До­жи­ву ли до но­ме­ра тре­ть­е­го?

* * *

На­ка­ну­не го­то­вил­ся к эк­за­ме­ну, все­ми фи­б­ра­ми моз­гов вгры­зал­ся в учеб­ник, на­ут­ро по­сле бо­лее-ме­нее бе­зу­с­пеш­ной сда­чи сел чи­тать про­зу (При­швин) и вдруг чёт­ко по­чув­ст­во­вал, на­сколь­ко тек­с­ты на­уч­ные, при­клад­ные от­ли­ча­ют­ся по спо­со­бу чте­ния от ху­до­же­ст­вен­ных с их не­за­ин­те­ре­со­ван­ным удо­воль­ст­ви­ем. Чи­тая учеб­ник, я чуть ли не на каж­дой фра­зе воз­вра­щал­ся, что­бы вгля­ды­вать­ся, вду­мы­вать­ся, вгры­зать­ся, въе­дать­ся, вти­рать­ся и вне­д­рять­ся в каж­дое сло­во… С При­шви­ным та­ким ма­ка­ром ни­че­го не вы­хо­ди­ло.

Про­за по­че­му-то чи­та­ет­ся как бы по­верх со­став­ля­ю­щих её слов. Нуж­но не ос­та­нав­ли­вать­ся в по­ис­ках смыс­ла на каж­дой фра­зе, но за их бы­с­т­рым по­то­ком ус­лы­шать му­зы­ку це­ло­го.

Мой од­но­класс­ник, тог­да сту­дент-стар­ше­курс­ник ист­фа­ка, го­во­рил, как мне по­ка­за­лось, с боль­шой вну­т­рен­ней гор­до­с­тью, что боль­ше не мо­жет чи­тать ху­дож­ку: ему скуч­но и ка­жет­ся, что по­пу­с­ту вре­мя тра­тит. И ка­кая бы ни бы­ла рас­клас­си­ка… Чем чи­тать ка­ко­го-ни­будь Гри­на или Ле­с­ко­ва, ему ин­те­рес­нее по­ли­стать всту­пи­тель­ную ли­те­ра­ту­ро­вед­че­с­кую ста­тью, а сам Грин как-ни­будь по­том.

Ко­неч­но! Ес­ли он при­вык вгры­зать­ся в каж­дое сло­во… Для Гри­на это­го не нуж­но.

Мой од­но­класс­ник те­перь до­цент ист­фа­ка. А на­учил­ся ли он чи­тать по­верх слов?

 

Ан­тон ТИ­ХО­ЛОЗ

---

Ан­тон Ти­хо­лоз ро­дил­ся 6 ию­ля 1972 го­да в Са­ра­то­ве в ра­бо­чей се­мье. Окон­чил Са­ра­тов­ское му­зы­каль­ное учи­ли­ще, дол­го пы­тал­ся по­сту­пить в кон­сер­ва­то­рию. В Мос­ков­скую кон­сер­ва­то­рию по клас­су опер­но-сим­фо­ни­че­с­ко­го ди­ри­жи­ро­ва­ния по­сту­пал шесть раз, но без­ре­зуль­тат­но. В 1995 го­ду по­сту­пил в Са­ра­тов­скую кон­сер­ва­то­рию, но бро­сил, оце­нив бес­пер­спек­тив­ность му­зы­каль­но­го об­ра­зо­ва­ния и не­о­пре­де­лён­ность сво­е­го по­ло­же­ния в му­зы­ке.

В 2003 го­ду по­сту­пил в Ли­те­ра­тур­ный ин­сти­тут. По­весть «Без от­ца» на­чал пи­сать ле­том 2004 го­да. Пер­во­на­чаль­ный ва­ри­ант, от­верг­ну­тый Рус­ла­ном Ки­ре­е­вым как ре­дак­то­ром «Но­во­го ми­ра», на­зы­вал­ся сов­сем по-дру­го­му («Возь­ми с со­бой»), там бы­ла не­сколь­ко иная сю­жет­ная ли­ния. Окон­ча­тель­ный ва­ри­ант по­ве­с­ти был опуб­ли­ко­ван в но­ябрь­ском но­ме­ре «Но­во­го ми­ра» за 2005 год.

Ле­том 2006 го­да уе­хал на Ук­ра­и­ну. Ра­бо­тал на ар­хе­о­ло­ги­че­с­ком пред­при­я­тии зем­ле­ко­пом, в церк­ви пев­чим. В цер­ковь по­том при­шлось уй­ти по­сле раз­ры­ва от­но­ше­ний с ки­ев­ской су­пру­гой. Там в фе­в­ра­ле 2008 го­да в очень уют­ной ком­нат­ке на ко­ло­коль­не бы­ла на­пи­са­на по­весть «Ста­рик, по­са­див­ший лес».

В 2008 го­ду вос­ста­но­вил­ся в Ли­те­ра­тур­ном ин­сти­ту­те, ко­то­рый бла­го­по­луч­но окон­чил в 2010 го­ду. Сей­час жи­вёт в род­ном го­ро­де, ра­бо­та­ет двор­ни­ком ЖСК.