Архив : №26. 01.07.2011

Мельхиоровый век сибирской литературы

 Почему писатель Василий Афонин объявил войну томскому губернатору Виктору Крессу

 

Моё пу­те­ше­ст­вие по ли­те­ра­тур­ным тай­ни­кам Си­би­ри про­дол­жа­ет­ся. Не­бла­го­дар­ное это, на­вер­ное, де­ло – пи­сать о пи­са­те­лях!.. Они са­ми о се­бе всё уже рас­ска­за­ли или рас­ска­жут – а тут что-то вро­де кон­ку­рен­ции или да­же мел­ко­го во­ров­ст­ва фак­тов би­о­гра­фии вы­хо­дит… Ку­да при­ят­нее чи­тать или пи­сать ре­цен­зии на свои или чу­жие кни­ги. Здесь текст объ­ект, ни­че­го лич­но­го. А вот лич­ность, внеш­ность пи­са­те­ля – это вро­де ку­лис, и ту­да вой­дёт не каж­дый (и со­при­кос­но­ве­ние чре­ва­то – так бы­ло в ве­сен­нем раз­го­во­ре с Ва­ди­мом Мак­ше­е­вым). Впро­чем, так бы­ло в двад­ца­том ве­ке, до на­ступ­ле­ния пи­а­ра: пи­са­тель пря­тал­ся, ему хва­та­ло книг. Ны­не же пи­са­тель, по­сле от­но­си­тель­но удач­но­го де­бю­та – уже пуб­лич­ное ли­цо. Боль­ше слов уст­ных, чем пе­чат­ных. А уж ес­ли пи­са­тель ста­но­вит­ся се­рий­ным – он уже «го­во­ря­щая го­ло­ва», поч­ти те­ле­ком­мен­та­тор. И да­же хо­ро­шим, обя­за­тель­ным то­ном для не­го яв­ля­ет­ся не­кий веб-ин­тер­фейс, ин­фор­ми­ру­ю­щий чи­та­те­лей-по­ку­па­те­лей о но­вых то­ва­рах и со­бы­ти­ях его жиз­ни.

Я же по­гру­жа­юсь в мир на­столь­ко «рань­ше­го» вре­ме­ни (че­ло­ве­че­с­ко­го, не хро­но­ло­ги­че­с­ко­го), что дух за­хва­ты­ва­ет – мой со­бе­сед­ник не поль­зу­ет­ся ни мо­биль­ной свя­зью, ни Ин­тер­не­том. Од­на­ко пи­са­тель в нём про­яв­ля­ет­ся уже в от­рез­ке те­ле­фон­но­го раз­го­во­ра, ког­да мы ищем ме­с­то для встре­чи. Го­лос из Се­вер­ска за­дум­чи­во опи­сы­ва­ет сво­е­го хо­зя­и­на: «Вы­со­кий, с се­дой бо­род­кой, бу­ду ждать вас у иро­нич­но­го па­мят­ни­ка Че­хо­ву, про­гу­ли­вать­ся по на­бе­реж­ной». Я по­до­шёл к па­мят­ни­ку-Че­хо­ву с ты­ла, то есть обо­гнув том­ский «бе­лый дом» с ли­це­вой сто­ро­ны, где ле­жа­ла спа­си­тель­ная в трид­ца­ти­гра­дус­ную жа­ру тень. Поч­ти в рост па­мят­ни­ка Че­хо­ву (ко­то­рый, сто­я­щий «врас­ко­ря­ку», над­мен­ный и бо­сой, ви­дит­ся как бы гла­за­ми пья­но­го му­жи­ка: моск­вич Че­хон­те по­те­рял тут в гря­зи га­ло­шу и воз­му­тил­ся ви­дом пья­но­го по­се­ти­те­ля сто­я­ще­го на на­бе­реж­ной до сих пор ре­с­то­ра­на «Сла­вян­ский ба­зар») – пи­са­тель дви­гал­ся на­вст­ре­чу мне. Я при­ме­тил его из­да­ли, хо­тя по на­бе­реж­ной шло не­ма­ло гу­ля­ю­щих. В бе­лых шта­нах и си­ней со­роч­ке, вы­со­кий и сте­пен­ный, как лай­нер (я до это­го гля­дел как раз на ги­гант­ское мрач­ное суд­но, слов­но сев­шее на мель в ши­ро­чен­ной То­ми)…

Ва­си­лий Афо­нин под­твер­дил, что я не ошиб­ся, и тут из се­до­го об­рам­ле­ния ок­ла­ди­с­той шки­пер­ской бо­род­ки и гу­с­тых бро­вей, как из руб­ки, гля­ну­ли си­ние, на пер­вый взгляд чрез­вы­чай­но ра­зо­ча­ро­ван­ные гла­за. Ра­зо­ча­ро­ван­ные, ко­неч­но, не мной и не жа­рой, а чем-то дли­тель­ным, фа­таль­ным.

Мы при­зем­ли­лись в те­ни, на изо­гну­той лав­ке, воз­ле су­пру­гов-га­с­тар­бай­те­ров, же­на ско­ро­го­вор­кой из­ли­ва­ла в свой мо­биль­ник за­га­доч­ную юж­ную ду­шу, эта ино­язы­кая му­зы­ка бы­ла да­же при­ят­ным фо­ном на­ше­го раз­го­во­ра – ни сло­ва не по­нят­но…

Ва­си­лий Его­ро­вич на пол­то­ра ча­са пе­ре­шёл в уст­ный жанр, и там, где пи­са­тель пи­са­те­ля про­сто не сме­ет не по­нять, я вклю­чил то­ва­ри­ще­с­кое во­об­ра­же­ние и меж­по­ко­лен­че­с­кую со­ли­дар­ность. Хо­тя, меж­ду про­чим, Афо­нин крыл КПСС столь креп­ко, как да­же Мак­ше­ев не пы­тал­ся… Уже че­рез пять ми­нут ста­ло яс­но, что ря­дом со мной не про­сто «ли­те­ра­тур­ный фи­гу­рант», а ис­то­рия ли­те­ра­ту­ры кон­ца двад­ца­то­го ве­ка. Как го­во­рит­ся, от пер­вых лиц. По­сте­пен­но, как рас­хо­дят­ся об­ла­ка, схо­ди­ло хму­ро-внеш­нее, я утк­нул­ся руч­кой и взгля­дом в свой блок­нот и, лишь из­ред­ка вы­гля­ды­вая на на­су­про­тив­ный те­атр дра­мы, рас­сма­т­ри­вал го­ды из­ве­ст­но­с­ти Ва­си­лия Афо­ни­на, как раз­гля­ды­ва­ют до­ро­гие ху­до­же­ст­вен­ные аль­бо­мы.

Вот мрач­ная стра­ни­ца: со­рок ше­с­той год, Ва­ся идёт в шко­лу бо­сой, по­то­му что не бы­ло обу­ви, и в одеж­де, ед­ва ли не из тра­ви­нок свя­зан­ной, хол­що­вых шта­нах. Про­сту­жа­ет­ся, и слы­шит раз­го­вор ро­ди­те­лей сквозь жар – они уве­ре­ны, что он ум­рёт… Ког­да же де­ся­ти­ле­тия спу­с­тя его рас­сказ «Под­сол­ну­хи» чи­та­ют по ра­дио, и его мать при­ез­жа­ет к не­му, она пла­чет: «Вась­ка, а ведь ты дол­жен был уме­реть!..»

Или, на­при­мер, уже яр­кая вне­зап­ная Одес­са, ку­да от­пра­вил­ся Афо­нин, по­ра­бо­тав на ро­ди­не, здесь, в Си­би­ри, па­с­ту­хом и скот­ни­ком. Его судь­ба, ко­неч­но, пе­ре­кли­ка­ет­ся с дет­ст­вом Ва­ди­ма Мак­ше­е­ва – он то­же из се­мьи ссыль­ных, толь­ко не бе­ло­эми­г­ран­та, а рас­ку­ла­чен­но­го, то­же схо­ро­нил се­с­тёр, но его-то отец вер­нул­ся из ла­ге­рей. До 1958-го го­да его род­ная де­рев­ня Жер­нов­ка Пих­тов­ско­го рай­о­на су­ще­ст­во­ва­ла вну­т­ри Ко­мен­да­тур­ской зо­ны. Ту­да в 1947-м ста­ли пе­ре­во­дить ко­лым­ских за­клю­чён­ных «де­ся­ти­лет­ни­ков», сплошь ин­тел­ли­ген­цию, они по­ст­ро­и­ли эле­к­т­ро­стан­цию. И вот один из них, яв­но не­слом­лен­ный Ко­лы­мой боль­ше­вик, от­бы­вая уже до­мой из Си­би­ри, по­да­рил па­с­ту­ху Ва­си­лию кни­гу Эн­гель­са «Про­ис­хож­де­ние се­мьи и ча­ст­ной соб­ст­вен­но­с­ти». Те­перь, по­ка па­со­мые им ста­да пи­та­лись трав­кой, бу­ду­щий пи­са­тель пи­тал­ся ду­хов­но, про­во­дил вре­мя за чте­ни­ем клас­си­ка на­уч­но­го ком­му­низ­ма. Имен­но эта кни­га в со­че­та­нии с ро­ман­ти­че­с­кой меч­той и да­ла старт. Но не сра­зу в Одес­су: па­с­тух меч­тал при­бить­ся к цы­ган­ско­му та­бо­ру. Ему ви­де­лась воз­люб­лен­ная цы­ган­ка и впе­ре­ди ки­бит­ка, си­дя­щий в ней с труб­кой па­па­ша, как в филь­ме «Та­бор ухо­дит в не­бо» …

Я и сам спер­ва при­нял ссу­ту­лив­ше­го­ся пи­са­те­ля за по­тух­шую ку­ри­тель­ную труб­ку – ред­ко­го, бла­го­род­но­го де­ре­ва, из ко­то­рой пах­нет ис­тлев­ши­ми до­ро­ги­ми сор­та­ми та­ба­ка, но ког­да рас­ко­че­га­ри­лись его вос­по­ми­на­ния, ме­та­фо­ра се­бя не оп­рав­да­ла. Труб­ка смач­но по­пы­хи­ва­ет, энер­гия ав­тор­ско­го сло­ва ув­ле­ка­ет соб­ст­вен­ны­ми ме­та­фо­ра­ми. Си­бир­ский па­с­тух-ро­ман­тик по при­бы­тии в Бес­са­ра­бию но­че­вал на вок­за­ле, но вско­ре ра­зо­ча­ро­вал­ся в цы­га­нах, жизнь в та­бо­ре ему не по­нра­ви­лась, и он ос­та­но­вил­ся в Одес­се – уже ори­ен­ти­ру­ясь на ра­бо­тав­ших там Горь­ко­го, Гри­на, Ги­ля­ров­ско­го… Про­жил в по­ис­ках ра­бо­ты не­де­лю под ку­с­том. На­нял­ся груз­чи­ком в порт – на са­мую тя­жё­лую ра­бо­ту.

– Го­во­рят, в порт каж­дый день при­ни­ма­ют и уволь­ня­ют по сто че­ло­век – не вы­дер­жи­ва­ют му­с­ку­лы. Ме­сяц да­ют ис­пы­та­тель­но­го сро­ка, это вре­мя я жил в ка­ют-ком­па­нии спи­сан­но­го суд­на «Иван Су­са­нин». Са­мое в этот ис­пы­та­тель­ный срок се­рь­ёз­ное – это ког­да те­бе ки­да­ют на спи­ну ме­шок тро­ст­ни­ко­во­го са­ха­ра ку­бин­ско­го, сто ше­ст­над­цать ки­ло­грамм. И ес­ли рас­пла­с­та­ешь­ся, ни­кто не ос­та­но­вит­ся, груз­чи­ки пой­дут по те­бе…

Вы­дер­жав­ших ме­сяц груз­чи­ков пе­ре­во­ди­ли в об­ще­жи­тие на ули­це Чи­че­ри­на, в об­ща­гу. Там-то и на­чал своё са­мо­об­ра­зо­ва­ние Афо­нин. Но сре­ди но­вых книг по-преж­не­му Эн­гельс, пи­шу­щий о го­су­дар­ст­ве, на­прав­лял ду­мы груз­чи­ка. Пять лет про­ра­бо­тав в пор­ту, Ва­си­лий ре­шил по­сту­пать в уни­вер­си­тет им. Меч­ни­ко­ва.

– Ес­ли по­сту­пать – то толь­ко в уни­вер­си­тет. И там уж – толь­ко на юри­ди­че­с­кий. Хо­тел по­нять, что та­кое го­су­дар­ст­во, так как у Эн­гель­са по­черп­нул не­мно­гое. Пла­ни­ро­вал ве­с­ти юри­ди­че­с­кую прак­ти­ку, по­мо­гать граж­да­нам в их от­но­ше­ни­ях с го­су­дар­ст­вом…

Тут на­до от­ме­тить, что об­лик аби­ту­ри­ен­та имел в эк­за­ме­на­ци­он­ный пе­ри­од по­ли­ти­че­с­кий от­те­нок – бо­род­ка, джин­сы, пла­ток на шее, – в шесть­де­сят ше­с­том та­кая одеж­да и внеш­ность бы­ла да­ле­ко не об­ще­при­ня­той. Раз­ве что Ан­д­рон Кон­ча­лов­ский мог се­бе поз­во­лить под кры­лом па­пы так пи­жо­нить… Кон­курс на юр­фак был су­ро­вый, на­бор ма­лый – пред­по­чте­ние от­да­ва­ли ком­со­моль­цам, а тут вдруг груз­чик в джин­сах, прин­ци­пи­аль­но бес­пар­тий­ный. Прав­да, он сдал все эк­за­ме­ны на от­лич­но, лишь один на хо­ро­шо. Де­кан фа­куль­те­та, ког­да об­суж­да­ли его кан­ди­да­ту­ру, от­ме­тил, чи­тая со­чи­не­ние: «Груз­чик, а со­об­ра­жа­ет!».

– По­че­му же груз­чик не дол­жен со­об­ра­жать? – оби­дел­ся Афо­нин за ра­бо­чий класс, и пе­ре­шёл в кон­тра­та­ку, – ес­ли вы ме­ня не при­ме­те, я по­еду к Твар­дов­ско­му и всё по­дроб­но ему из­ло­жу!

Лич­но Твар­дов­ско­го тог­да Ва­си­лий не знал, од­на­ко па­ру-трой­ку рас­ска­зов от­нёс в воз­глав­ля­е­мый им «Но­вый мир», от­ку­да по­лу­чил пер­вый от­вет: «На­пе­ча­тать ва­ши рас­ска­зы не мо­жем, но у вас аб­со­лют­но ли­те­ра­тур­ные спо­соб­но­с­ти, пи­ши­те». А в жур­нал при­ве­ло Афо­ни­на, по­жа­луй, лишь уп­рям­ст­во – на пу­ти из Си­би­ри в Одес­су он про­гу­ли­вал­ся по мос­ков­ской на­бе­реж­ной, где жил Твар­дов­ский. Бук­валь­но как в де­рев­не – спро­сил, где тут Твар­дов­ский жи­вёт, ему под­ска­за­ли во дво­ре, он под­нял­ся, но за­стал лишь же­ну его Ма­рию. Она-то и по­со­ве­то­ва­ла от­не­с­ти рас­ска­зы в жур­нал, так как сту­дент Афо­нин вос­хи­щал­ся про­зой Юрия Ка­за­ко­ва, да­же ез­дил к не­му в Аб­рам­це­во, но раз­ми­нул­ся бук­валь­но на не­сколь­ко ми­нут… Тог­да на­пи­сал Ва­си­лию Бе­ло­ву, ко­то­рым то­же за­чи­ты­вал­ся, и он ото­звал­ся вне­зап­ным пред­ло­же­ни­ем: «Не смо­же­те ли при­ехать в Во­лог­ду?»

– Но­вый се­ми­де­ся­тый год я встре­чал в ком­па­нии жив­ше­го в Во­лог­де тог­да Ас­та­фь­е­ва, Ни­ко­лая Руб­цо­ва и Ва­си­лия Бе­ло­ва. Руб­цов за сто­лом иг­рал на гар­мо­ни, слёз­но пел свои пес­ни, осо­бен­но «Жу­рав­ли» его впе­чат­ли­ли… А я – лишь сту­дент чет­вёр­то­го кур­са! Мы вы­пи­ли с ним су­хо­го ви­на, и Руб­цов ска­зал: «Вы, на­вер­ное, очень хо­ро­ший че­ло­век, Ва­си­лий – весь ве­чер мол­чи­те».

В сво­ей де­вят­над­ца­той по счё­ту, по­ка не из­дан­ной кни­ге под ра­бо­чим на­зва­ни­ем «Осень» Ва­си­лий Его­ро­вич от­вёл и Руб­цо­ву по­чёт­ное ме­с­то, вспо­ми­ная свою ис­чез­нув­шую в 1975–76 го­дах с кар­ты СССР де­рев­ню: как но­че­вал на се­но­ва­ле под тё­со­вой кры­шей всё ле­то, до­жи­дал­ся там жу­рав­лей, ко­то­рые на ру­бе­же сен­тя­б­ря и ок­тя­б­ря про­ле­та­ли, а ря­дом пу­с­тая скво­реч­ня гу­де­ла на ве­т­ру, он дул «меж бо­лот­ных ство­лов».

В том же 1975-м го­ду, ког­да ро­дил­ся ин­тер­вью­ер и за­кан­чи­ва­лась де­рев­ня Афо­ни­на, вы­шла его пер­вая кни­га – в но­во­си­бир­ском из­да­тель­ст­ве, с пре­дис­ло­ви­ем Сер­гея За­лы­ги­на. Пер­вую же ру­ко­пись Афо­ни­на чи­тал Вла­ди­мир Яков­ле­вич Лак­шин: от­ве­тил один­над­ца­ти­с­т­ра­нич­ным пись­мом че­рез не­де­лю, рас­ска­зал, как чи­та­ли ру­ко­пись Ка­ве­рин и Тро­е­поль­ский (ав­тор «Бе­ло­го Би­ма Чёр­ное ухо»). Ва­си­лий Его­ро­вич гос­тил и у Лак­ши­ных в Моск­ве – бы­ла стра­на, бы­ли и ли­те­ра­тур­ные кри­ти­ки!.. Тог­да-то, про­го­во­рив всю ночь с мо­ло­дым си­бир­ским пи­са­те­лем, ещё со­мне­вав­шим­ся в сво­их ли­те­ра­тур­ных спо­соб­но­с­тях, Вла­ди­мир Яков­ле­вич и ска­зал на за­ре: «Ва­ся, что вы со­мне­ва­е­тесь? Не­уже­ли вы ду­ма­е­те, что я бы столь­ко во­зил­ся с ва­ми, не будь у вас та­лан­та? Не знаю, как бу­дет скла­ды­вать­ся ва­ша би­о­гра­фия, но уч­ти­те – ли­те­ра­ту­ра до до­б­ра не до­ве­дёт!»

С то­го же 75-го го­да Афо­нин мно­го пе­ча­та­ет­ся в «Юно­с­ти» – по­сле пер­вой пуб­ли­ка­ции его за­ме­тил и Бо­рис По­ле­вой. За счёт ре­дак­ции при­гла­сил по­бы­вать в Моск­ве, ве­лел свои ру­ко­пи­си, ми­нуя от­дел про­зы, сра­зу не­сти к не­му. Да­же вру­чил при­гла­си­тель­ный би­лет от се­к­ре­та­ри­а­та Со­ю­за пи­са­те­лей в Крем­лёв­ский дво­рец съез­дов, там Афо­нин по­об­щал­ся и с Ев­ту­шен­ко…

Чув­ст­вуя, что та­бак би­о­гра­фии ку­рит­ся всё мед­лен­нее в «труб­ке» Афо­ни­на, под­но­шу огонь­ку:

– Су­дя по схо­же­с­ти су­деб и те­ма­ти­ки, мож­но и вас, как Мак­ше­е­ва, от­не­с­ти к де­ре­вен­щи­кам?

– Я не сто­рон­ник во­об­ще это­го тер­ми­на, при­ми­тив­но су­жа­ю­ще­го твор­че­ст­во на­ше­го по­ко­ле­ния. Ес­ли го­во­рить о ли­те­ра­тур­ной шко­ле, ко­то­рой я сле­дую, то на­до упо­мя­нуть Ак­са­ко­ва, Тур­ге­не­ва, Бу­ни­на, Шме­лё­ва и Юрия Ка­за­ко­ва. Со­лже­ни­цын, на­при­мер, ни­как не по­па­да­ет в этот ряд, хо­тя и был ду­хов­ной опо­рой.

С Со­лже­ни­цы­ным свя­за­на ещё од­на стра­ни­ца кра­соч­но­го аль­бо­ма жиз­ни Афо­ни­на, сно­ва одес­ская. В 1971-м го­ду ЦК КПСС дал цир­ку­ляр – унич­то­жать «Один день Ива­на Де­ни­со­ви­ча», кни­гу, ед­ва не по­лу­чив­шую Ле­нин­скую пре­мию (но тог­да и из­да­на она бы­ла под лич­ным на­жи­мом Хру­щё­ва, ра­бо­тал его про­ект очи­ще­ния се­бя от ви­ны пе­ред ре­прес­си­ро­ван­ны­ми и сва­ли­ва­ния всех ске­ле­тов на Ста­ли­на, то есть его пи­ар). В биб­ли­о­те­ке уни­вер­си­те­та им. Меч­ни­ко­ва со сле­за­ми на гла­зах в под­соб­ке рва­ла Со­лже­ни­цы­на биб­ли­о­те­кар­ша. Ту­да за­шёл Афо­нин, и са­мый по­след­ний, не­до­ра­зор­ван­ный «сов­пи­сов­ский» эк­земп­ляр ус­пел вы­про­сить и уне­с­ти под одеж­дой. Биб­ли­о­те­кар­ша ска­за­ла: «Ес­ли най­дут – ни мне, ни те­бе не жить в уни­вер­си­те­те». Тог­да же Ва­си­лий вы­сту­пил на уни­вер­си­тет­ском дис­пу­те в за­щи­ту Со­лже­ни­цы­на, что де­лал ред­ко, го­во­рил пят­над­цать ми­нут с три­бу­ны. От­ре­с­та­в­ри­ро­ван­ную же кни­гу спря­тал под ма­т­рас. Но в об­ще­жи­тии нет се­к­ре­тов – кто-то до­нёс де­ка­ну, и он явил­ся с обы­с­ком.

– Де­кан не­на­ви­дел Хру­щё­ва, по­сколь­ку его при­ход не дал ему за­щи­тить оче­ред­ную учё­ную сте­пень, до это­го он за­щи­тил­ся по те­ме «Роль Ста­ли­на в раз­ви­тии со­вет­ско­го уго­лов­но­го пра­ва». Он за­явил, что я хра­ню ан­ти­со­вет­скую кни­гу, и её тот­час об­на­ру­жи­ли под ма­т­ра­сом.

Быв­ший груз­чик и тут не по­лез в кар­ман за сло­вом:

– Так ког­да вы ра­бо­та­ли в Харь­ко­ве, вы же сла­ви­ли Хру­щё­ва, ко­то­рый эту кни­гу так вы­со­ко це­нил!

– Не упо­ми­най­те при мне это­го лы­со­го ду­ра­ка!

– Ага, те­перь вы сла­ви­те уже не Хру­щё­ва, а Бреж­не­ва?!

Вме­с­то то­го что­бы сгла­дить си­ту­а­цию, Афо­нин спе­ци­аль­но на­ры­вал­ся на скан­дал. Од­на­ко на­шёл­ся и за­ступ­ник – зам­де­ка­на Лев Ми­ха­йло­вич Стрель­цов, к ко­то­ро­му пря­ми­ком от­пра­вил­ся скан­да­лист. Тот ска­зал: «Ва­ся, воз­вра­щай­тесь в об­ще­жи­тие и ве­ди­те се­бя по­ка там ти­хо, всё ула­дит­ся». Та­ким об­ра­зом и уда­лось до­жить до гос­эк­за­ме­нов. За­то здесь-то де­кан оты­г­рал­ся и за­дал де­вять до­пол­ни­тель­ных во­про­сов! К ожи­да­ю­ще­му при­го­во­ра Ва­си­лию вы­шла сту­дент­ка и об­ра­до­ва­ла: «три» по по­лит­эко­но­мии. Про­нес­ло, выс­шее об­ра­зо­ва­ние по­лу­че­но…

За­то ког­да ста­ли вы­хо­дить кни­ги Афо­нина в мос­ков­ских и си­бир­ских из­да­тель­ст­вах (а ти­ра­жи бы­ли не ме­нее ста ты­сяч), Фе­ликс Куз­не­цов, воз­глав­ляв­ший спер­ва Со­юз пи­са­те­лей, а по­том Ин­сти­тут ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ры, дал об­зор­ную ста­тью в «Прав­де» о твор­че­ст­ве мо­ло­до­го пи­са­те­ля, от­ме­тил его как при­мер сра­зу об­ра­тив­ше­го на се­бя вни­ма­ние: «По­мо­га­ет раз­ви­тию рус­ской ли­те­ра­ту­ры». В парт­ко­ме уни­вер­си­те­та Меч­ни­ко­ва мгно­вен­но от­клик­ну­лись, на­шли фо­то Ва­си­лия, в боль­шой рам­ке по­ме­с­ти­ли в хол­ле ву­за, где он про­ви­сел семь лет. Уни­вер­си­тет­ские пи­са­ли и зво­ни­ли: «Уже ког­да вас вы­го­ня­ли за Со­лже­ни­цы­на, мы зна­ли, что вы три­ум­фаль­но вер­нё­тесь…»

Ког­да же сам Со­лже­ни­цын воз­вра­щал­ся в Рос­сию в 1994-м, Ва­си­лий Афо­нин в ме­ст­ном Со­ю­зе пи­са­те­лей по­со­ве­то­вал – дать те­ле­грам­му во Вла­ди­во­с­ток.

– Та­мош­ние пар­тий­ные да­мы не со­гла­си­лись сна­ча­ла, од­на­ко ког­да Со­лже­ни­цын всё же при­ехал в Томск, все они, все об­ко­мов­цы, вы­ст­ро­ив­шись в ряд, встре­ча­ли его на вок­за­ле. Я по­том в ак­то­вом за­ле гос­ти­ни­цы «Ок­тябрь­ская», где он ос­та­но­вил­ся, вы­сту­пил, и он под­пи­сал мой от­ре­с­та­в­ри­ро­ван­ный эк­земп­ляр его кни­ги, тот са­мый.

– Там же тог­да был и Ва­дим Мак­ше­ев. Как ва­ши от­но­ше­ния скла­ды­ва­лись до и по­сле 1991-го го­да, ведь он воз­глав­лял об­ла­ст­ную пи­са­тель­скую ор­га­ни­за­цию?

– Мы дру­жи­ли ещё до то­го, как он ре­шил пой­ти на по­клон к пар­тий­ным да­мам. По­мню, я при­вёз из Моск­вы бу­тыл­ку ви­на, и мы пи­ли у ме­ня на кух­не, а он пла­кал, вспо­ми­ная, как по­сле смер­ти ма­те­ри и се­с­т­ры был вы­нуж­ден ло­вить и жа­рить ко­шек – со­дро­гал­ся, вспо­ми­ная, как сди­рал шку­ры, со­би­рал хво­рост, жа­рил и ел… Его про­зу я от­но­шу, в ос­нов­ном, к ху­до­же­ст­вен­но-до­ку­мен­таль­ной – име­ет она ка­мер­ный ха­рак­тер, в ней нет воз­ду­ха, све­та. Хо­тя есть од­на су­гу­бо ху­до­же­ст­вен­ная, луч­шая, на мой взгляд, его вещь «Крас­ные ко­ни». Эту луч­шую его кни­гу я по­сы­лал Лак­ши­ну, он по­мо­гал с из­да­ни­ем. Вот, Мак­ше­ев, ко­то­рый ко­шек ел – это мой Мак­ше­ев, здесь есть его прав­да, судь­ба его се­мьи. А вот ког­да он стал дру­жить с об­ко­мов­ской да­мой, ра­бо­тать в «Крас­ном зна­ме­ни» и рас­хва­ли­вать за­слу­ги КПСС пе­ред на­ро­дом, тут мы ра­зо­шлись…

– На­сколь­ко я знаю, его от­но­ше­ния с ме­ст­ны­ми вла­с­тя­ми и по сей день луч­ше, чем у вас, хо­тя власть-то сме­ни­лась но­ми­наль­но? Он, на­при­мер, на ко­рот­кой но­ге с Крес­сом, то­же по­том­ком ссыль­ных…

– Крес­са-то я знаю ещё со вре­мён ра­бо­ты его в долж­но­с­ти ди­рек­то­ра сов­хо­за, он ведь аг­ро­ном по об­ра­зо­ва­нию. Та­ким и ос­тал­ся, про­сто сме­нив пар­тий­ный зна­чок. У ме­ня с ним свя­зана ис­то­рия не­хо­ро­шая, но для не­го-то, на­вер­ное, обык­но­вен­ная. Ос­та­вив сов­хоз, он сде­лал­ся се­к­ре­та­рём рай­ко­ма КПСС, что он де­лал тог­да, и что сей­час – не­слож­но пред­ста­вить…

Гля­дя на Те­атр дра­мы, сто­я­щий на­про­тив «бе­ло­го до­ма», я дей­ст­ви­тель­но раз­гля­дел два бан­не­ра, со­об­ща­ю­щие в ста­ром со­вет­ском сти­ле и но­вых то­нах три­ко­ло­ра об оче­ред­ной кон­фе­рен­ции «Ед­Ра». Та­ко­го мо­ве­то­на од­но­пар­тий­цы Крес­са в Моск­ве се­бе не поз­во­ля­ют – раз­ве что в ви­де рек­лам­ной рас­тяж­ки что-ни­будь об­ще­че­ло­ве­че­с­кое, но вот столь стро­го и скуч­но… Это стиль аг­ро­но­ма.

– Сущ­ность гу­бер­на­то­ра Крес­са – хо­луй­ст­во пе­ред вла­с­тью, – про­дол­жил Афо­нин, – он ведь пе­ред Пу­ти­ным так вы­сте­лил­ся, что поч­ти каж­дую фра­зу его под­хва­ты­ва­ет на свой лад, в мо­ей кни­ге «Днев­ник пор­т­ре­ти­с­та» об этом по­дроб­но на­пи­са­но. Её, кста­ти, при­нес­ли Крес­су в крес­ло – но он вряд ли чи­та­ет кни­ги. За двад­цать лет его гу­бер­на­тор­ст­ва ко мне как пи­са­те­лю ни­ка­ко­го вни­ма­ния про­яв­ле­но на де­ле не бы­ло. Тог­да имен­но, ког­да Кресс пе­ре­кра­сил­ся в три­ко­лор, мне по­ста­ви­ли вра­чи та­кой ди­а­гноз, что я ду­мал – не вы­жи­ву. Од­на­ко слож­ная опе­ра­ция ос­та­ви­ла жизнь, но вра­чи, дав ин­ва­лид­ность, ска­за­ли стро­го – уез­жай­те из го­ро­да на при­ро­ду. Де­нег у ме­ня ни­ког­да не бы­ло, хоть в ли­те­ра­ту­ре я 39 лет, ав­тор 20 жур­на­лов, есть и не­ма­ло пе­ре­во­дов мо­ей про­зы… По­это­му я об­ра­тил­ся к ру­ко­во­ди­те­лю При­го­род­но­го рай­о­на с та­ким пред­ло­же­ни­ем: по­ст­рой­те мне са­мый скром­ный дом в де­рев­не Пе­ту­хо­во, а я на­пи­шу де­сять очер­ков о жиз­ни рай­о­на, их на­пе­ча­та­ют из­ве­ст­ные жур­на­лы. Вро­де до­го­во­ри­лись, стро­ить на­ча­ли, шесть очер­ков я на­пи­сал, по­ка­зал пуб­ли­ка­ции Гра­чё­ву, гла­ве рай­о­на. Од­на­ко он ждал ка­ких-то лич­ных па­не­ги­ри­ков и ос­тал­ся не­до­во­лен. Вско­ре я вы­яс­нил, что стро­и­тель­ст­во мо­е­го до­ми­ка ве­дёт пья­ная бри­га­да, и по­ст­ро­и­ли они ку­хонь­ку 4 ква­д­рат­ных ме­т­ра, ко­ри­дор 80 сан­ти­ме­т­ров, пол­то­ра ме­т­ра ком­на­та... Я об­ра­тил­ся к Крес­су, он по­ру­чил про­вер­ку Пи­ля­ви­ну, при­ехал ре­ви­зор. Он-то и об­на­ру­жил, что Гра­чёв стро­ил под Ака­дем­го­род­ком се­бе особ­няк на сред­ст­ва для мо­е­го до­ми­ка, и ни­ка­кой от­чёт­но­с­ти не вёл. Пи­ля­вин по­сту­пил как че­ст­ный че­ло­век, всё до­ло­жил Крес­су. Од­на­ко гу­бер­на­тор про­чил Гра­чё­ва се­бе в за­мы по сель­ско­му хо­зяй­ст­ву и слу­шать Пи­ля­вина не стал. Ни мне не по­ве­рил, ни ему – про­сто так ему бы­ло нуж­но. Пи­ля­вин на это ска­зал о Гра­чё­ве – что че­ло­век за­ни­ма­ет не свой ка­би­нет, а он от­ка­зы­ва­ет­ся ку­ри­ро­вать та­кое стро­и­тель­ст­во, за ко­то­рое и Кресс не от­ве­ча­ет. Вско­ре мне Кресс по­зво­нил до­мой, пер­вый и по­след­ний раз – и уве­рял, что всё бу­дет по­ст­ро­е­но. Но воз и ны­не там. Ба­наль­ный чи­нов­ни­чий об­ман.

По сле­дам это­го об­ще­ния с чи­ну­ша­ми Ва­си­лий Его­ро­вич на­пи­сал кни­гу «Дом на хол­ме» и очерк «Бы­лое и ду­мы». Са­мо со­бой, ни од­на здеш­няя га­зе­та не взя­лась на­пе­ча­тать. Но я по­вто­ряю один раз в пять лет в сво­их пуб­ли­ка­ци­ях: я хо­чу слы­шать из­ви­не­ния Крес­са, же­ла­тель­но пуб­лич­ные!

– Ва­си­лий Его­ро­вич, а жить в Томск вас кто при­гла­сил и ког­да?

– О, это слу­чи­лось в те вре­ме­на, ког­да Ли­га­чёв ещё мо­лод был и за­ни­мал ме­с­то Крес­са ны­неш­нее. По­сле все­го лишь двух мо­их пуб­ли­ка­ций Его­ру Кузь­ми­чу, как го­во­рит­ся, до­ло­жи­ли, но в хо­ро­шем смыс­ле. Ли­га­чёв по­ни­мал зна­че­ние та­лан­та и ли­те­ра­ту­ры в жиз­ни об­ще­ст­ва – при­гла­сил к се­бе в ка­би­нет, пол­ный его со­вет­ни­ков. Дру­же­люб­но бе­рёт за ру­ку, са­жа­ет за стол, спра­ши­ва­ет о твор­че­с­ких пла­нах и не­на­вяз­чи­во пред­ла­га­ет по­се­лить­ся здесь, обес­пе­чить квар­ти­рой. На­до ска­зать, он не был един­ст­вен­ным при­гла­ша­ю­щим в тот мо­мент – ме­ня зва­ли жить и в ста­ро­рус­ские го­ро­да, шесть го­ро­дов зва­ли за Урал. Нов­го­род, Ко­ст­ро­ма, Тверь. На Вол­гу зва­ли жить, та­мош­ний мэр мне од­наж­ды по­ка­зал клю­чи от че­ты­рёх­ком­нат­ной квар­ти­ры, учи­ты­вая, что у ме­ня двое де­тей – толь­ко б со­гла­сил­ся… Но ни­ку­да я не по­ехал – здесь мои де­ды, баб­ки, ро­ди­те­ли по­хо­ро­не­ны, сё­с­т­ры. Тре­тью се­с­т­ру в со­рок де­вя­том схо­ро­ни­ли… Ли­га­чёв же дал воз­мож­ность вы­брать дом, этаж, квар­ти­ру. По­сле пуб­ли­ка­ции мо­ей ста­тьи «По­ка шу­мит Ми­хай­лов­ская ро­ща» мы с ним час бро­ди­ли по этой ро­ще, го­во­ри­ли. Он был от­крыт для лю­бо­го твор­че­с­ко­го че­ло­ве­ка, на­чи­на­ния…

– А с Ми­ха­и­лом Ан­д­ре­е­вым вы по-преж­не­му в до­б­рых от­но­ше­ни­ях?

– Да, Ми­ха­ил один из не­мно­гих, ко­го я ува­жаю. Я сам его на­шёл, ког­да по­яви­лись его пер­вые сти­хи в пе­ча­ти – все­гда так де­лал, ког­да у нас по­яв­лял­ся по-на­сто­я­ще­му та­лант­ли­вый че­ло­век. Он жил в ман­сар­де тог­да, ещё без се­мьи… В де­вят­над­ца­той кни­ге у ме­ня от­ве­де­но ге­рою, ко­то­ро­го на­зва­ли в честь Ло­мо­но­со­ва, по­эту-пе­сен­ни­ку две с по­ло­ви­ной стра­ни­цы – ле­с­пром­хоз там есть Ени­сейск, вот там этот по­эт жи­вёт и тво­рит. Един­ст­вен­но с кем из Со­ю­за пи­са­те­лей, да­же по­ки­нув по­след­ний в де­вя­но­с­тых, я об­ща­юсь…

Наш раз­го­вор мед­лен­но сво­ра­чи­вал­ся, Ва­си­лий Его­ро­вич под­пи­сал мне во­сем­над­ца­тую кни­гу «Про­щё­ное вос­кре­се­нье», где есть, как ми­ни­мум, две яв­но ав­то­био­гра­фи­че­с­ких по­ве­с­ти, где ис­то­рия за­клю­че­ния от­ца из­ло­же­на. На пол­то­ра ча­са я по­гру­зил­ся в мас­штаб­ный мир ли­те­ра­тур­ных свер­ше­ний – ко­то­рый це­ли­ком рас­по­ла­га­ет­ся в со­вет­ской эпо­хе, сколь не­мил бы аван­гард её не был мо­е­му со­бе­сед­ни­ку. Поч­ти двад­цать книг! До­ста­точ­но для со­бра­ния со­чи­не­ний, ка­ко­вые ито­го­во по­ла­га­лись «сов­пи­сам», де­тям Эпо­хи. Па­ра­док­сов в ней и вне её мно­го: друг пи­са­те­лей и по­этов, ос­тав­ший­ся ком­му­ни­с­том по сей день, мой од­но­пар­ти­ец Ли­га­чёв, ко­то­ро­го пар­тий­ные чи­ну­ши Зю­га­но­ва всё гро­зят ис­клю­чить из КПРФ, и пе­ре­вёр­тыш, как и вся парт­но­мен­к­ла­ту­ра, Кресс – не за­ме­ча­ю­щий под бо­ком ти­туль­ное имя ли­те­ра­ту­ры кон­ца ХХ ве­ка. Увы, за­гля­нув в стро­ку «ти­раж» по­след­ней кни­ги Афо­ни­на, я уви­дал ци­ф­ру 200, как у са­мо­го скром­но­го сбор­ни­ка сти­хов. Это по­сле сто­ты­сяч­ных ти­ра­жей! Так ли ужас­на бы­ла КПСС, при ко­то­рой рас­цвёл бес­пар­тий­ный та­лант ан­ти­со­вет­ски на­ст­ро­ен­но­го Афо­ни­на? От­ча­с­ти он сам от­ве­ча­ет на этот во­прос, вы­брав эпи­гра­фом к «Про­щё­но­му вос­кре­се­нью» точ­но про оли­гар­хов ска­зан­ное ви­зан­тий­ским Ва­си­ли­ем Ве­ли­ким: «За­хва­тив всё об­щее, об­ра­ща­ют в свою соб­ст­вен­ность». Да и уст­но Ва­си­лий Его­ро­вич воз­му­щал­ся, точ­но не­га­тив­ную экс­кур­сию про­во­дя:

– По пу­ти в аэ­ро­порт есть по­сё­лок Ап­рель. В двух­ты­сяч­ных вы­рос – его на­зы­ва­ют и си­бир­ской Ве­не­ци­ей, и Фло­рен­ци­ей. Там жи­вут по­ми­мо Крес­са и его чи­нуш все на­ши мил­ли­о­не­ры... Да­же пель­ме­ни бы­ли «Гу­бер­на­тор­ские» – вот до че­го ли­зо­блю­ды у ли­зо­блю­да под на­ча­лом до­хо­дят…

Дмитрий ЧЁРНЫЙ,
г. Томск