Архив : №30. 29.07.2011

«МНЕ ЛОТМАН НЫНЧЕ СПИНУ ТЁР…»

Имя круп­ней­ше­го оте­че­ст­вен­но­го фи­ло­ло­га, ис­то­ри­ка и фи­ло­со­фа вто­рой по­ло­ви­ны ушед­ше­го ХХ сто­ле­тия, че­ло­ве­ка ко­лос­саль­но­го ума и зна­ний, а внеш­не, как ино­гда на­хо­ди­ли, слег­ка по­хо­див­ше­го на Ф.Ниц­ше – ше­ве­лю­рой и уса­ми – Юрия Ми­хай­ло­ви­ча Лот­ма­на (1922–1993) из­ве­ст­но от­нюдь не толь­ко спе­ци­а­ли­с­там – мно­гим па­мят­ны его те­ле­ви­зи­он­ные вы­ступ­ле­ния кон­ца 1980-х го­дов «Бе­се­ды о рус­ской куль­ту­ре», а за­тем и вы­шед­шая кни­га ста­тей и очер­ков под тем же на­зва­ни­ем, пре­крас­но ил­лю­с­т­ри­ро­ван­ная. В по­след­ние го­ды сво­ей жиз­ни он стал да­же в оп­ре­де­лён­ном смыс­ле «брен­дом», как те­перь при­ня­то го­во­рить, на­уч­но-куль­тур­ной жиз­ни пе­ре­лом­ной эпо­хи.

Ю.М. ЛОТМАН

На­уч­ное на­сле­дие Лот­ма­на – это, ко­неч­но, «выс­ший пи­ло­таж» фи­ло­ло­ги­че­с­кой на­уки на все вре­ме­на. До­ста­точ­но на­звать его зна­ме­ни­тые «Лек­ции по струк­ту­раль­ной по­эти­ке», кни­гу «Струк­ту­ра ху­до­же­ст­вен­но­го тек­с­та», мно­го­чис­лен­ные ста­тьи о рус­ской ли­те­ра­ту­ре XVIII–XIX ве­ков, пуб­ли­ко­вав­ши­е­ся впер­вые в «Учё­ных за­пи­с­ках Тар­ту­с­ко­го го­су­ни­вер­си­те­та» (в своё вре­мя они бы­ли од­ним из луч­ших фи­ло­ло­ги­че­с­ких из­да­ний в стра­не, так же как и из­ве­ст­ная тар­ту­с­кая се­рия «Се­ми­оти­ка. Тру­ды по зна­ко­вым си­с­те­мам», вы­хо­див­шая при бли­жай­шем уча­с­тии Лот­ма­на). Или как не вспом­нить его кни­ги о Ка­рам­зи­не и Пуш­ки­не – би­о­гра­фию Пуш­ки­на, на­пи­сан­ную для учи­те­лей-сло­вес­ни­ков, и ком­мен­та­рий к «Ев­ге­нию Оне­ги­ну», за­ме­нив­ший во мно­гом хо­ро­ший, но к то­му вре­ме­ни уже до­ста­точ­но ус­та­рев­ший ком­мен­та­рий 1949 го­да, при­над­ле­жа­щий пе­ру мос­ков­ско­го про­фес­со­ра Н.Л. Брод­ско­го. Всё это под­лин­ная, на­сто­я­щая на­ука, ис­тин­ный «пир ума» и та­лан­та.

Но ос­но­вав струк­ту­ра­лист­скую шко­лу в ли­те­ра­ту­ро­ве­де­нии, в со­вет­ское вре­мя го­ни­мую по при­чи­не, глав­ным об­ра­зом, то­го, что струк­ту­ра­лизм не при­дер­жи­вал­ся обя­за­тель­ных в ту по­ру для офи­ци­аль­но­го ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ния марк­сист­ско-ле­нин­ских иде­о­ло­ги­че­с­ких догм, Лот­ман, как это ни стран­но, не ос­та­вил боль­шо­го ко­ли­че­ст­ва уче­ни­ков. А сам как учё­ный был зна­чи­тель­но ши­ре и сво­их са­мых вер­ных адеп­тов, и, ко­неч­но, в пер­вую оче­редь сво­их эпи­го­нов, ко­то­рых то­же не­ма­ло. «К фор­ма­лиз­му он от­но­сил­ся сдер­жан­но», – вспо­ми­нал хо­ро­шо его знав­ший Вяч. Вс. Ива­нов. Не­ко­то­рые из­держ­ки струк­ту­ра­лист­ско­го ме­то­да, преж­де все­го в сти­хо­ве­де­нии, про­яв­ляв­ши­е­ся в при­ме­не­нии ма­те­ма­ти­че­с­ких и ста­ти­с­ти­че­с­ких вы­кла­док, не вы­зы­ва­ли у не­го боль­шо­го со­чув­ст­вия. Лот­ман, как ши­ро­ко мыс­ля­щий учё­ный, пре­крас­но по­ни­мал, что ис­кус­ст­во име­ет свои вну­т­рен­ние за­ко­ны и по­то­му не мо­жет под­вер­гать­ся ма­те­ма­ти­че­с­ким ме­то­дам ис­сле­до­ва­ния. Они мо­гут иметь всё-та­ки толь­ко чи­с­то при­клад­ной, но ни­как не са­мо­цель­ный ха­рак­тер.

Ю.М. Лот­ман про­ис­хо­дил из ин­тел­ли­гент­ной пе­тер­бург­ской се­мьи – его отец был ад­во­ка­том, а за­тем, в со­вет­ское вре­мя ра­бо­тал юри­с­кон­суль­том в од­ном из ле­нин­град­ских из­да­тельств. Мать бы­ла вра­чом. Од­на из стар­ших се­с­тёр – Ли­дия Ми­хай­лов­на Лот­ман – из­ве­ст­ный ис­сле­до­ва­тель рус­ской ли­те­ра­ту­ры вто­рой по­ло­ви­ны XIX ве­ка, на­уч­ный со­труд­ник ИР­ЛИ (Пуш­кин­ско­го До­ма).

Ю.М. Лот­ман был вос­пи­тан­ни­ком бле­с­тя­щей ле­нин­град­ской ака­де­ми­че­с­кой уни­вер­си­тет­ской шко­лы – его учи­те­ля­ми бы­ли про­фес­со­ра Б.М. Эй­хен­ба­ум, В.Я. Пропп, Г.А. Гу­ков­ский, ра­но умер­ший Н.И. Мор­дов­чен­ко. По­сту­пив в Ле­нин­град­ский уни­вер­си­тет в 1939 го­ду, в са­мый раз­гар со­вет­ско-фин­ской кам­па­нии, Лот­ман смог его окон­чить толь­ко в 1950-м, пе­ред этим прой­дя ар­мей­скую служ­бу, фронт в ка­че­ст­ве сер­жан­та-ар­тил­ле­ри­с­та «от звон­ка до звон­ка» и мно­гие дру­гие ис­пы­та­ния, вы­пав­шие на до­лю его по­ко­ле­ния. Жизнь его скла­ды­ва­лась не­лег­ко. Дол­гое вре­мя у мо­ло­до­го фи­ло­ло­га не бы­ло до­стой­ной его, не бу­дет пре­уве­ли­че­ни­ем ска­зать, ге­ни­аль­ных спо­соб­но­с­тей ра­бо­ты. Толь­ко за­щи­тив в 1960 го­ду, не до­стиг­нув и со­ро­ка лет, док­тор­скую дис­сер­та­цию, он ока­зал­ся в эс­тон­ском Тар­ту, и здесь его ка­рь­е­ра бы­с­т­ро взле­те­ла – в 1963 го­ду он стал про­фес­со­ром Тар­ту­с­ко­го уни­вер­си­те­та и ос­тал­ся там на всю жизнь. По­это­му не­боль­шой ста­рин­ный го­ро­док, сов­ме­щав­ший в се­бе чер­ты ста­ро­го не­мец­ко-при­бал­тий­ско­го ду­ха с не­ко­то­рым, ви­ди­мо, ес­те­ст­вен­ным про­вин­ци­а­лиз­мом уже но­вей­ше­го вре­ме­ни, что про­яв­ля­лось и в та­мош­них фи­ло­ло­ги­че­с­ких нра­вах, – с его ра­туш­ной пло­ща­дью, клас­си­че­с­ким зда­ни­ем уни­вер­си­те­та, го­рой То­о­ма-Мя­ги, где рас­по­ла­га­лись уни­вер­си­тет­ская кли­ни­ка и ана­то­ми­че­с­кий те­атр – Тар­ту­с­кий уни­вер­си­тет был един­ст­вен­ным уни­вер­си­те­том, где со­хра­нил­ся не от­де­лён­ный ме­ди­цин­ский фа­куль­тет с очень ста­рин­ны­ми тра­ди­ци­я­ми. Его окон­чи­ли в своё вре­мя зна­ме­ни­тый рус­ский хи­рург Н.И. Пи­ро­гов, из­ве­ст­ный врач ака­де­мик Н.Н. Бур­ден­ко, ко­то­рым ус­та­нов­ле­ны па­мят­ни­ки, а так­же В.В. Ве­ре­са­ев. При­вле­кал вни­ма­ние и на­хо­дя­щий­ся там же ста­рый па­мят­ник ми­к­ро­би­о­ло­гу ака­де­ми­ку К.Бэ­ру. Весь этот уни­вер­си­тет­ский го­ро­док и его ан­ту­раж не­раз­рыв­но свя­зан с жиз­нью и де­я­тель­но­с­тью за­ме­ча­тель­но­го учё­но­го и за­ме­ча­тель­но­го че­ло­ве­ка.

Кста­ти, за­ме­тим, что при­ез­жав­шим в Тар­ту сре­ди про­чих до­сто­при­ме­ча­тель­но­с­тей очень за­по­ми­нал­ся на го­род­ском клад­би­ще ог­ром­ный чёр­ный крест на мо­ги­ле Ф.В. Бул­га­ри­на, ко­то­рый оби­тал в Дерп­те в по­след­ние го­ды жиз­ни. В од­ном из сво­их очер­ко­вых про­из­ве­де­ний – «По­езд­ка по Эст­лян­дии» – Бул­га­рин сде­лал та­кое в оп­ре­де­лён­ном смыс­ле анек­до­ти­че­с­ки зву­ча­щее на­блю­де­ние: «Хо­ро­шо, что в Дерп­те нет жи­дов, а то от них вез­де од­на толь­ко не­чисть». Во вре­ме­на ран­ней юно­с­ти ав­то­ра этой ста­тьи эта сен­тен­ция бы­ла пред­ме­том шу­ток и сме­ха. Го­во­ри­ли: «А что бы он (Бул­га­рин. – А.Р.) ска­зал сей­час?», под­ра­зу­ме­вая, что на от­де­ле­нии рус­ской фи­ло­ло­гии Тар­ту­с­ко­го уни­вер­си­те­та в то вре­мя ра­бо­та­ли в ос­нов­ном ев­реи.

Мой отец Пётр Алек­сан­д­ро­вич Руд­нев не­сколь­ко лет, в кон­це 1960-х – на­ча­ле 1970-х го­дов, пре­по­да­вал по при­гла­ше­нию Ю.М. Лот­ма­на на ка­фе­д­ре рус­ской ли­те­ра­ту­ры Тар­ту­с­ко­го уни­вер­си­те­та. Тот же уни­вер­си­тет окон­чил и мой млад­ший брат, Ва­дим Руд­нев, те­пе­реш­ний из­ве­ст­ный учё­ный. «На за­ре ту­ман­ной юно­с­ти» в Тар­ту при­хо­ди­лось бы­вать и гос­тить у род­ст­вен­ни­ков и ав­то­ру этой ста­тьи. Особенно за­пом­нил­ся один из лет­них ме­ся­цев 1959 го­да, про­ве­дён­ный в очень жи­во­пис­ном дач­ном го­род­ке Эль­ва, в по­лу­ча­се ез­ды от Тар­ту, где тог­да ле­том обыч­но про­во­дил вре­мя, мож­но ска­зать, са­мый цвет ле­нин­град­ской в ос­нов­ном, но и мос­ков­ской то­же ин­тел­ли­ген­ции. Там мож­но бы­ло ви­деть при­ез­жав­ше­го к ко­му-то в гос­ти из Усть-Нар­вы Д.Д. Шо­с­та­ко­ви­ча, пе­ре­вод­чи­цу Р.Я. Райт-Ко­ва­лё­ву, из­ве­ст­но­го в 1920-х го­дах жур­на­ли­с­та Л.М. Со­снов­ско­го, из­ве­ст­но­го ле­нин­град­ско­го хи­рур­га, про­фес­со­ра Та­ть­я­ну Виль­гель­мов­ну Ша­ак и мно­гих дру­гих. У Ю.М. Лот­ма­на, его же­ны За­ры Гри­го­рь­ев­ны Минц, из­ве­ст­но­го то­же ли­те­ра­ту­ро­ве­да, спе­ци­а­ли­с­та по Се­ре­б­ря­но­му ве­ку, имев­ших тро­их сы­но­вей – Ми­ха­и­ла, Гри­го­рия и Алек­сея, мы не раз бы­ва­ли в гос­тях. Юрий Ми­хай­ло­вич ко мне, тог­да жел­то­ро­то­му юн­цу, от­но­сил­ся со­вер­шен­но как к рав­но­му, был все­гда очень мил, лю­бе­зен и при­вет­лив, а впос­лед­ст­вии, ког­да я со­би­рал­ся по­сту­пать в ас­пи­ран­ту­ру и пи­сать дис­сер­та­цию о Ле­о­ни­де Ан­д­ре­е­ве, он, «как бы рез­вя­ся и иг­рая», под­бро­сил мне не­сколь­ко очень цен­ных и ин­те­рес­ных идей и мыс­лей. Все­гда об­ра­ща­ла вни­ма­ние на се­бя их ужа­са­ю­ще бе­за­ла­бер­ная в бы­то­вом от­но­ше­нии жизнь, на­пол­нен­ная толь­ко лишь по­движ­ни­че­с­ким на­уч­ным тру­дом. В их со­вер­шен­но от­кры­том до­ме, ко­то­рый ча­с­то на­зы­ва­ли табль­до­том или ча­ст­ным пан­си­о­ном, по­сто­ян­но кто-ни­будь гос­тил, жил, но­че­вал, пи­тал­ся, все­гда ко­му-ни­будь ока­зы­ва­лась и ма­те­ри­аль­ная по­мощь, под­час ра­зо­ряв­шая са­мих хо­зя­ев. По слу­хам, к Лот­ма­нам мог­ли прий­ти да­же с ули­цы, во­все не­зна­ко­мые лю­ди, и они при­ни­ма­ли всех. Бы­ва­ли и гос­ти­ли там и опас­ные с точ­ки зре­ния тог­даш­не­го КГБ пер­со­на­жи – впос­лед­ст­вии аре­с­то­ван­ный Г.Г. Су­пер­фин, А.Б. Ро­гин­ский, при­ез­жал од­наж­ды и А.И. Со­лже­ни­цын. Ес­те­ст­вен­но, что се­мья Лот­ма­нов бы­ла под на­блю­де­ни­ем, и од­наж­ды к ним на­гря­ну­ли с обы­с­ком. Ра­бот­ни­ки ор­га­нов пе­ре­ры­ли всю ог­ром­ную биб­ли­о­те­ку, но ни­че­го по­до­зри­тель­но­го не на­шли. Кра­моль­ный са­миз­дат на­хо­дил­ся на са­мом вер­ху вы­со­кой гол­ланд­ской печ­ки, ку­да они за­гля­нуть не до­га­да­лись. Лот­ман по­сле это­го го­во­рил, что бла­го­да­ря обы­с­ку его кни­ги и ру­ко­пи­си те­перь в иде­аль­ном по­ряд­ке и он мо­жет най­ти лег­ко всё, что ему на­до.

П.А. Руд­нев, ко­то­рый был не толь­ко из­ве­ст­ным фи­ло­ло­гом, но и не ме­нее из­ве­ст­ным (в оп­ре­де­лён­ном кру­гу) ос­т­ро­сло­вом, од­наж­ды хо­дил вме­с­те с Лот­ма­ном в ба­ню и со­чи­нил по это­му по­во­ду сле­ду­ю­щий сти­хо­твор­ный экс­промт:

«Шею» Лот­ман всё-та­ки ему «на­мы­лил». В ко­неч­ном счё­те они не смог­ли как-то по­ла­дить (ви­ди­мо, как два мед­ве­дя в од­ной бер­ло­ге – оба бы­ли круп­ны­ми лич­но­с­тя­ми), и мой отец вы­нуж­ден был по­ки­нуть Тар­ту. Дру­же­с­ких от­но­ше­ний меж­ду ни­ми уже боль­ше не бы­ло ни­ког­да, но вза­и­мо­ува­жи­тель­ные, ко­неч­но, со­хра­ни­лись, рав­но как ос­та­лись и на­уч­ные кон­так­ты – и с са­мим Лот­ма­ном, и с чле­на­ми его се­мьи.

Сре­ди под­пи­сав­ших не­кро­лог Ю.М. Лот­ма­на, скон­чав­ше­го­ся 28 ок­тя­б­ря 1993 го­да в Мюн­хе­не (с не­ко­то­рых пор он на­ко­нец-то стал «вы­езд­ным»), из­ве­ст­ных учё­ных с ми­ро­вы­ми име­на­ми – С.С. Аве­рин­це­ва, М.Л. Га­с­па­ро­ва, Е.М. Ме­ле­тин­ско­го, В.Н. То­по­ро­ва, Вяч. Вс. Ива­но­ва и мно­гих дру­гих был и П.А. Руд­нев.

Александр РУДНЕВ,
г. КОЛОМНА