Архив : №43. 28.10.2011

Оправдываться не в чем

В 1979 году, когда Московская писательская организация в третий раз рассматривала приёмное дело Алексея Кондратовича, возник вопрос: почему талантливому человеку уже десять лет не дают никакого хода. Разъяснить ситуацию попытался бывший инструктор ЦК КПСС Александр Михайлов. Он сослался на то, что якобы раньше Кондратович в критике себя никак не проявил. Мол, все ждали выхода его книги об Александре Твардовском. Но Михайлов солгал. Даниил Данин напомнил ему, что как яркий критик Кондратович проявил себя ещё до войны. Не случайно его статьи о поэзии горячо обсуждал весь ИФЛИ. Больше того, Корнелий Зелинский уже тогда, в 1940 году, предлагал ему вступить в Союз.

 

Алек­сей Ива­но­вич Кон­дра­то­вич ро­дил­ся 28 фе­в­ра­ля 1920 го­да в Мос­ков­ской об­ла­с­ти, в де­рев­не Ка­мен­ка Хим­кин­ско­го рай­о­на в се­мье же­лез­но­до­рож­ни­ка. По­сле шко­лы он в 1937 го­ду по­сту­пил в Мос­ков­ский ин­сти­тут ис­то­рии, фи­ло­со­фии и ли­те­ра­ту­ры. Учеб­ный год для не­го на­чал­ся с по­эти­че­с­ких смо­т­рин, ко­то­рые каж­дый сен­тябрь в МИ­Ф­ЛИ ус­т­ра­и­вал ас­пи­рант и бу­ду­щий ака­де­мик фи­ло­со­фии Ой­зер­ман. «Пер­во­курс­ни­ки, – вспо­ми­нал дру­гой сту­дент МИ­Ф­ЛИ Сер­гей На­ров­ча­тов, – чи­та­ли сти­хи под оце­ни­ва­ю­щи­ми взгля­да­ми стар­ших <…> Из по­лу­то­ра­с­та с лиш­ним ре­бят, толь­ко что пе­ре­шаг­нув­ших по­рог ву­за, со­чи­ня­ло сти­хи не мень­ше сот­ни че­ло­век. Но сме­ло­с­ти вый­ти чи­тать их хва­ти­ло у не­мно­гих. Ко­с­тя Ла­щен­ко, Лё­ша Кон­дра­то­вич и я ока­за­лись фа­во­ри­та­ми про­слу­ши­ва­ния <…> Лё­ша – пре­хо­ро­шень­кий маль­чик – про­чёл ми­лые сти­хи, на­зы­ва­лись они «Со­ло­вей». Про­вин­ци­аль­ная це­ло­му­д­рен­ность пер­во­го чув­ст­ва, ды­шав­ше­го в них, рас­тро­га­ла ис­ку­шён­ных стар­ше­курс­ни­ков» (С.На­ров­ча­тов. Мы вхо­дим в жизнь. М., 1979). Но по­том вме­с­то сти­хов Кон­дра­то­вич на­чал пи­сать ста­тьи о по­эзии, ко­то­рые с охо­той пе­ча­та­ли «Лит­га­зе­та» и «Ли­то­бо­зре­ние».

По­сле окон­ча­ния ин­сти­ту­та па­рень ос­тал­ся в ас­пи­ран­ту­ре. Но тут на­ча­лась вой­на. По бо­лез­ни он при­зы­ву в ар­мию не под­ле­жал. Од­на­ко си­деть до­ма ему не поз­во­ли­ла со­весть. По­это­му в 1942 го­ду Кон­дра­то­вич по воль­но­му най­му по­про­сил­ся на фронт. Мо­ло­до­му ас­пи­ран­ту по­ш­ли на­вст­ре­чу, и вско­ре его от­пра­ви­ли в га­зе­ту Ка­рель­ско­го фрон­та «В бой за ро­ди­ну». Ров­но че­рез год ко­ман­до­ва­ние при­зва­ло его в ар­мию уже офи­ци­аль­но, а в де­ка­б­ре 1943 го­да ему при­сво­и­ли пер­вое офи­цер­ское зва­ние.

В год по­бе­ды Кон­дра­то­вич был пе­ре­ве­дён на Пер­вый Даль­не­во­с­точ­ный фронт в га­зе­ту «Ста­лин­ский во­ин». За­тем он стал спе­ци­аль­ным кор­ре­с­пон­ден­том га­зе­ты ВВС «Ста­лин­ский со­кол».

Ле­том 1952 го­да Твар­дов­ский, под­дер­жи­вав­ший от­но­ше­ния с Кон­дра­то­ви­чем ещё с иф­лий­ских вре­мён, пред­ло­жил сво­е­му при­яте­лю де­мо­би­ли­зо­вать­ся и пе­рей­ти к не­му в жур­нал «Но­вый мир» на долж­ность от­вет­ст­вен­но­го се­к­ре­та­ря. Од­на­ко вско­ре Твар­дов­ско­го сня­ли, и Кон­дра­то­вич, не сра­бо­тав­шись с Кон­стан­ти­ном Си­мо­но­вым, ушёл в жур­нал «Ок­тябрь». По­том он сме­нил ещё три ре­дак­ции, от­ме­тив­шись в га­зе­те «Со­вет­ская Рос­сия» и жур­на­лах «Моск­ва» и «Те­а­т­раль­ная жизнь». В «Но­вый мир» Кон­дра­то­вич вер­нул­ся вме­с­те с Твар­дов­ским лишь в 1958 го­ду. Пер­вые три го­да он за­ве­до­вал от­де­лом про­зы, а по­том стал за­ме­с­ти­те­лем глав­но­го ре­дак­то­ра.

По­сколь­ку Кон­дра­то­вич весь­ма кри­ти­че­с­ки от­но­сил­ся и к вла­с­тям, и к офи­ци­аль­ной ли­те­ра­ту­ре, он по­пал в по­ле зре­ния ор­га­нов гос­бе­зо­пас­но­с­ти. В ию­не 1965 го­да за­ме­с­ти­тель на­чаль­ни­ка 2-го глав­ка КГБ СССР Фи­липп Боб­ков до­кла­ды­вал в ЦК КПСС: «За­ме­с­ти­тель глав­но­го ре­дак­то­ра жур­на­ла «Но­вый мир» Кон­дра­то­вич А.И. и стар­ший ре­дак­тор то­го же жур­на­ла Бер­зер А.С., на­хо­див­ши­е­ся в 1964–1965 го­дах в ка­че­ст­ве гос­тей жур­на­ла «Пла­мен» в ЧССР, при встре­чах с со­труд­ни­ка­ми это­го жур­на­ла тен­ден­ци­оз­но ин­фор­ми­ро­ва­ли их о по­ло­же­нии в сре­де твор­че­с­кой ин­тел­ли­ген­ции СССР. При этом не толь­ко од­но­сто­рон­не ха­рак­те­ри­зо­ва­ли взгля­ды не­ко­то­рых со­вет­ских пи­са­те­лей, но и рас­ска­зы­ва­ли о яко­бы не­здо­ро­вых от­но­ше­ни­ях в сре­де пи­са­те­лей, да­ва­ли не­ко­то­рым из них пред­взя­тую по­ли­ти­че­с­кую оцен­ку. При­чём де­ла­ли это без учё­та на­ст­ро­е­ний не­ко­то­рой ча­с­ти чеш­ских ли­те­ра­то­ров, вы­ска­зы­ва­ю­щих не­со­гла­сие с прин­ци­па­ми со­ци­а­ли­с­ти­че­с­ко­го ре­а­лиз­ма и на­ши­ми эс­те­ти­че­с­ки­ми по­зи­ци­я­ми».

Ра­бо­тая под на­ча­лом Твар­дов­ско­го, Кон­дра­то­вич сам прак­ти­че­с­ки ни­че­го не пи­сал. В его обя­зан­но­с­ти вхо­ди­ло преж­де все­го ула­жи­ва­ние про­блем с пар­тий­ны­ми ин­стан­ци­я­ми и цен­зу­рой. Лишь в мае 1967 го­да он за­вёл днев­ник. «Всё, что в мо­ём днев­ни­ке, – рас­ска­зы­вал Кон­дра­то­вич впос­лед­ст­вии, – не тре­бо­ва­ло от ме­ня на­пря­же­ния, – уси­лий. При­хо­дил и в тот же ве­чер за­пи­сы­вал, что бы­ло и тво­ри­лось днём. Не от­ры­вая руч­ки от бу­ма­ги и не да­вая воз­мож­но­с­ти «со­чи­нять». За­пи­сы­вал, как пи­шут пись­ма зна­ко­мым, дру­зь­ям, не за­бо­тясь ни о ка­кой сти­ли­с­ти­ке. Да и бог с ней, со сти­ли­с­ти­кой, бы­ло бы за­пи­са­но, ус­петь бы за­пи­сать, вре­ме­ни-то на пи­са­ни­ну не бы­ло сов­сем. Ино­гда за­пи­сы­вал на дру­гой день. Но уже мень­ше ос­та­ва­лось в па­мя­ти. А че­рез день-дру­гой ещё скуд­нее. Меж­ду про­чим, по днев­ни­ку это очень за­мет­но. Хо­ро­шо хоть по­лу­об­щих мест, про­пу­с­ков не так мно­го».

«Но­вый мир», бе­зус­лов­но, очень силь­но вы­мо­тал Кон­дра­то­ви­ча. Каж­дый день та­ил не­из­ве­ст­ность. Пар­тий­ные функ­ци­о­не­ры со Ста­рой пло­ща­ди и цен­зо­ры в лю­бой мо­мент мог­ли снять из го­то­во­го но­ме­ра лю­бое про­из­ве­де­ние. По­это­му в жур­на­ле прак­ти­че­с­ки всё де­ла­лось на нер­вах. Как след­ст­вие – вер­хуш­ка ча­с­то сры­ва­лась и ухо­ди­ла в за­пои. Бо­лее всех этим не­ду­гом в «Но­вом ми­ре» стра­да­ли Твар­дов­ский и Кон­дра­то­вич. «Кон­дра­то­вич, – пи­сал в сво­ём днев­ни­ке 30 сен­тя­б­ря 1967 го­да Твар­дов­ский, – ле­чит свой ра­ди­ку­лит ко­нь­я­ком, пьёт да­же по но­чам, пла­чет по те­ле­фо­ну».

В кон­це 1969 го­да ста­ло оче­вид­но, что ре­дак­ция в преж­нем со­ста­ве дол­го не про­дер­жит­ся и что ру­ко­вод­ст­во жур­на­ла в лю­бой си­ту­а­ции бу­дет за­ме­не­но на но­вых лю­дей. Твар­дов­ский, чув­ст­вуя от­вет­ст­вен­ность за судь­бу сво­е­го бли­жай­ше­го ок­ру­же­ния, за­ра­нее пы­тал­ся про­яс­нить поч­ву, ку­да в слу­чае че­го он мог бы при­ст­ро­ить близ­ких ему лю­дей. 6 но­я­б­ря 1969 го­да он за­пи­сал в сво­ём днев­ни­ке: «Был ве­че­ром у Де­мен­ть­е­ва, го­во­ри­ли о лю­дях «НМ», об их «тру­до­ус­т­рой­ст­ве». Лак­шин – слад­ко не слад­ко – бу­дет пи­сать кни­гу в 30 п<ечат­ных> л<ис­тов> об Ос­т­ро­вском; Хи­т­ров вер­нёт­ся к га­зет­ной ра­бо­те – хоть то­же при от­выч­ке и из­ба­ло­ван­но­с­ти «ли­бе­ра­лиз­мом» – не­лег­ко. Д<емен­ть­ев> го­во­рит, что труд­нее всех при­дёт­ся Кон­дра­то­ви­чу, – он, меж­ду про­чим, за­гу­лял не на шут­ку – бла­го­да­рю не­бо, что эти дни встре­чаю в яс­но­с­ти и без по­зы­вов к то­му же са­мо­му, – для не­го, ма­ло и от слу­чая к слу­чаю пи­сав­ше­го все эти го­ды, «НМ» был глав­ным де­лом жиз­ни, его ос­нов­ным ин­те­ре­сом и оп­рав­да­ни­ем. Он – вто­рое ли­цо в жур­на­ле по долж­но­с­ти, за­в­т­ра – ни­кто, и ма­ло что ни­кто – а имен­но «кто», ос­нов­ной ра­бот­ник зло­вред­ней­ше­го жур­на­ла – со все­ми по­след­ст­ви­я­ми это­го об­сто­я­тель­ст­ва, этой ре­пу­та­ции».

Ре­ше­ние по Кон­дра­то­ви­чу со­сто­я­лось 4 фе­в­ра­ля 1970 го­да. Кро­ме не­го, се­к­ре­та­ри­ат Со­ю­за пи­са­те­лей СССР в от­сут­ст­вие Твар­дов­ско­го вы­вел из ред­кол­ле­гии «Но­во­го ми­ра» так­же Вла­ди­ми­ра Лак­ши­на, Иго­ря Ви­но­градо­ва, Ма­рь­я­мо­ва и Са­ца. Од­но­вре­мен­но ли­те­ра­тур­ный ге­не­ра­ли­тет по указ­ке от­де­ла куль­ту­ры ЦК пар­тии на­вя­зал Твар­дов­ско­му двух но­вых за­ме­с­ти­те­лей – Боль­шо­ва и Оле­га Смир­но­ва. Твар­дов­ский на эти ка­д­ро­вые ре­ше­ния от­ве­тил за­яв­ле­ни­ем об ухо­де.

Эта ис­то­рия по­том об­рос­ла мно­ги­ми слу­ха­ми. «В 1974 го­ду, – рас­ска­зы­вал Кон­дра­то­вич в сво­ём днев­ни­ке, – я ус­лы­шал от К.М. Си­мо­но­ва не то что уп­рёк, но та­кую кон­ста­та­цию фак­та, ко­то­рый сам по се­бе был для ме­ня не­о­жи­дан­ным. «Ес­ли вы (он имел в ви­ду всех нас – Лак­ши­на, Са­ца, Ви­но­гра­до­ва) хо­те­ли бы тог­да спа­с­ти жур­нал, то вам сле­до­ва­ло при­нять от­став­ку и уго­во­рить Твар­дов­ско­го не по­да­вать за­яв­ле­ния об ухо­де». Для ме­ня это бы­ло не­о­жи­дан­но по­то­му, что я не до­пу­с­кал воз­мож­но­с­ти та­ко­го ва­ри­ан­та. Но со сво­ей сто­ро­ны, ра­зу­ме­ет­ся, я, ска­жем, ко­неч­но, ушёл бы, зная, что Твар­дов­ский ос­та­нет­ся в жур­на­ле. Труд­но бы­ло бы, но ушёл бы. Но я уве­рен, что этот ва­ри­ант был не­воз­мо­жен. Ду­маю, что на­ше сня­тие и де­ла­лось ра­ди то­го, что­бы Твар­дов­ский на­ко­нец-то ре­шил­ся и по­ки­нул «Н.м.». Для то­го всё и стро­и­лось.

Дру­гое де­ло – все­му уво­лен­но­му бли­жай­ше­му ок­ру­же­нию по ре­ше­нию ру­ко­вод­ст­ва ЦК КПСС тут же пред­ло­жи­ли ма­ло­вли­я­тель­ные, но с со­хра­не­ни­ем преж­них вы­со­ких ок­ла­дов долж­но­с­ти в дру­гих ре­дак­ци­ях. В ча­ст­но­с­ти, Кон­дра­то­ви­чу по­су­ли­ли не­пыль­ную ра­бо­ту у Сав­вы Дан­гу­ло­ва в жур­на­ле «Со­вет­ская ли­те­ра­ту­ра на ино­ст­ран­ных язы­ках». Раз­го­вор с ним на эту те­му уже 10 фе­в­ра­ля про­вёл орг­се­кре­тарь Со­ю­за пи­са­те­лей Кон­стан­тин Во­рон­ков. В днев­ни­ке Кон­дра­то­ви­ча он опи­сан сле­ду­ю­щим об­ра­зом.

«– Но вы не ду­май­те, что мы что-ли­бо име­ем про­тив вас, нет, мы вас вы­со­ко це­ним и т.п.

– Но в чём же де­ло? – спро­сил я.

– Ну на­до, что­бы по­ра­бо­та­ли в жур­на­ле но­вые лю­ди, на­до не­сколь­ко ос­ве­жить ап­па­рат.

Ни­че­го се­бе мо­тив­чик. Ес­ли я цен­ный, то за­чем ос­ве­жать. Но мол­чу. А что го­во­рить?

Во­рон­ков: – Что вы ду­ма­е­те о та­кой долж­но­с­ти? Мы хо­тим вам пред­ло­жить долж­ность кон­суль­тан­та – за­ве­ду­ю­ще­го от­де­лом к Дан­гу­ло­ву в жур­нал «Со­вет­ская ли­те­ра­ту­ра».

Для ме­ня это не­о­жи­дан­ность.

– Ка­ким от­де­лом?

– Ну, не знаю. На­вер­но, ли­те­ра­ту­ра­ми на­ро­дов СССР. Мы ни­сколь­ко не хо­тим вас уще­мить: та­кое ука­за­ние дал Пётр Ни­ло­вич Де­ми­чев, и со­хра­ним вам те­пе­реш­ний ок­лад. Сколь­ко вы сей­час по­лу­ча­е­те?

Я ска­зал: – Три­с­та шесть­де­сят.

По­хо­же, что он уди­вил­ся...

– Так ес­ли вы со­глас­ны, я се­го­дня же по­зво­ню Гра­чё­ву, с ним уже всё со­гла­со­ва­но, и он от­даст рас­по­ря­же­ние пе­ре­ве­с­ти вас с тем же ок­ла­дом».

Спу­с­тя де­сять дней по­сле ау­ди­ен­ции у Во­рон­ко­ва Кон­дра­то­ви­чу ис­пол­ни­лось пять­де­сят лет. О том, как был от­ме­чен этот юби­лей, он рас­ска­зал в днев­ни­ке: «Мой день рож­де­ния, и не про­стой день, а день пя­ти­де­ся­ти­ле­тия. Не­сча­ст­ли­во сов­пал с раз­гро­мом жур­на­ла. И вот се­го­дня весь «Но­вый мир» при­шёл ко мне. Бы­ло яс­но, что в та­ком со­ста­ве мы встре­ча­ем­ся по­след­ний раз. Вна­ча­ле бы­ло очень гру­ст­но. Де­мен­ть­ев на­чал го­во­рить о мо­их ро­ди­те­лях (они бы­ли, отец и тот при­ехал, что­бы уви­деть и по­зна­ко­мить­ся с А.Т.) и чуть не за­пла­кал, на гла­зах по­яви­лись слё­зы, го­лос за­дро­жал, и весь он как-то по­тем­нел, не по­крас­нел, а имен­но по­тем­нел. По­том Де­мен­ть­ев сно­ва вы­сту­пал и ещё раз чуть не за­пла­кал. Как на по­мин­ках, а не на дне рож­де­ния. И ни­че­го в этом не бы­ло уди­ви­тель­но­го. Про­ща­лись. И я си­дел весь на­пряг­ший­ся. На­до ещё бы­ло вы­сту­пать, от­ве­чать на по­з­д­рав­ле­ния, а я это не люб­лю де­лать, да и вы­пить по-на­сто­я­ще­му нель­зя бы­ло. На­да­ри­ли мно­го все­го. А.Т., го­во­рят, очень мно­го за­ни­мал­ся по­дар­ка­ми: как и что. И это бы­ло его по­след­нее де­ло в жур­на­ле. Вы­со­кая, но пе­чаль­ная для ме­ня честь. По­том по ме­ре вы­пи­то­го по­яви­лось и ве­се­лье, и смех, и шут­ки, а по­том и пес­ни. А.Т. сно­ва по­вто­рил то, что он го­во­рил на про­ща­нье у Лак­ши­на, о важ­но­с­ти но­во­мир­ско­го пе­ри­о­да в его жиз­ни, рав­но­го («да­же боль­ше, чем рав­но­го») со­зда­нию «Тёр­ки­на». Фо­то­гра­фи­ро­ва­лись. Я фо­то­гра­фи­ро­вал­ся с А.Т. Толь­ко бы по­лу­чи­лась эта кар­точ­ка. И уже ког­да все из­ряд­но опь­я­не­ли, то вро­де за­бы­лось, что про­изо­ш­ло и что нас ждёт. А на­за­в­т­ра – по­хме­лье».

По­хме­лье бы­ло тя­жё­лым. Кон­дра­то­вич про­дол­жил по при­выч­ке за­ха­жи­вать в «Но­вый мир». Это очень не по­нра­ви­лось Твар­дов­ско­му. «А.Т. ста­но­вит­ся не­тер­пим, – за­ме­тил в сво­ём днев­ни­ке 16 ап­ре­ля 1970 го­да Кон­дра­то­вич. – К са­мым мел­ким ме­ло­чам и то при­ди­ра­ет­ся. В про­шлый раз он за­ме­тил мне, за­чем я хо­жу в «Н.м.». Те­перь (ведь за­пом­нил!) сно­ва вы­го­во­рил до­воль­но рез­ко и обид­но:

– За­чем вы хо­ди­те в «Н.м.»? По­сле ме­ня нель­зя хо­дить. Мо­жет быть, на­де­е­тесь, что Ко­со­ла­пов вас вер­нёт?

Ска­за­но бы­ло не то что все­рьёз, но до­ста­точ­но обид­но. Да­же шу­тить так нель­зя, и я рас­сер­дил­ся и от­ве­тил ему на это рез­ко­с­тью, хо­тя по­ни­маю его со­сто­я­ние».

Но Твар­дов­ский и не шу­тил. Он ис­крен­не счи­тал, что по­сле его от­став­ки ни­кто из ста­рой ко­ман­ды и но­ги не дол­жен был по­ка­зы­вать в «Но­вом ми­ре». Ред­кие за­хо­ды быв­ше­го сво­е­го за­ме­с­ти­те­ля в жур­нал Твар­дов­ский был го­тов вос­при­ни­мать как пре­да­тель­ст­во. 17 ап­ре­ля 1970 го­да он по­ме­тил в днев­ни­ке: «Сго­во­рил­ся с Лак­ши­ным о встре­че на ма­те­рин­ской квар­ти­ре. При­шёл Хи­т­ров со сво­и­ми пе­ча­ля­ми и труд­но­с­тя­ми – не от­пу­с­ка­ют из «НМ». Од­но­вре­мен­но сви­де­тель­ст­во о не­ре­ши­тель­но­с­ти, по­стыд­ной ус­туп­чи­во­с­ти До­ро­ша и Ма­рь­я­мо­ва. Кон­дра­то­вич, ко­то­ро­го я по­прек­нул об­ще­ни­ем с «кол­лек­ти­вом»: – Вдруг ста­ло яс­но, что во­оду­шев­лён­ные ре­аль­ным де­лом лю­ди ред­кол­ле­гии бы­ли на вы­со­те, бы­ли боль­ше са­мих се­бя, тя­ну­лись, при­ст­ра­и­ва­ясь друг к дру­гу. Те­перь – иное. «От­дель­но взя­тый» Кон­дра­то­вич – ми­лый па­рень, не бо­лее».

По­лу­ча­лось, что го­ды сов­ме­ст­ной ра­бо­ты бы­ли не в счёт.

Од­но­вре­мен­но на Кон­дра­то­ви­ча опол­чи­лась вся се­рая мас­са, про­брав­ша­я­ся в ру­ко­вод­ст­во Мос­ков­ской пи­са­тель­ской ор­га­ни­за­ции. Вос­поль­зо­вав­шись си­ту­а­ци­ей, она за­тор­мо­зи­ла при­ём кри­ти­ка в Со­юз пи­са­те­лей. Ес­ли до раз­гро­ма «Но­во­го ми­ра» Кон­дра­то­вич шёл чуть ли не на ура (за не­го 18 но­я­б­ря 1969 го­да про­го­ло­со­ва­ло прак­ти­че­с­ки всё бю­ро твор­че­с­ко­го объ­е­ди­не­ния кри­ти­ков и ли­те­ра­ту­ро­ве­дов), то по­сле вы­нуж­ден­ной от­став­ки на за­се­да­нии при­ём­ной ко­мис­сии 28 ап­ре­ля 1970 го­да по­яви­лось уже двое воз­дер­жав­ших­ся. Окон­ча­тель­но судь­бу быв­ше­го иф­лий­ца дол­жен был ре­шить се­к­ре­та­ри­ат Мос­ков­ской ор­га­ни­за­ции. Кон­дра­то­вич очень рас­счи­ты­вал на по­мощь но­во­го пред­се­да­те­ля, сво­е­го быв­ше­го со­курс­ни­ка Сер­гея На­ров­ча­то­ва. Но тот ус­т­ро­ил де­ло так, что го­ло­са раз­де­ли­лись чуть ли не по­ров­ну: 6 че­ло­век вы­сту­пи­ло за при­ём, 7 про­тив и 2 воз­дер­жа­лись. В ито­ге кан­ди­да­ту­ра кри­ти­ка бы­ла от­кло­не­на.

Кон­дра­то­вич, ког­да при­шёл в се­бя по­сле все­го пе­ре­жи­то­го, про­явил сла­бость и по­шёл на со­труд­ни­че­ст­во с Ко­со­ла­по­вым. В от­вет часть быв­ших со­слу­жив­цев ор­га­ни­зо­ва­ла его трав­лю. Один из «но­во­мир­цев» кри­тик Лев Ле­виц­кий был про­сто изум­лён. 24 ян­ва­ря 1975 го­да он от­ме­тил в сво­ём днев­ни­ке: «Чу­до­вищ­но обо­шлись с Алек­се­ем Ива­но­ви­чем Кон­дра­то­ви­чем, ко­то­рый че­рез два го­да по­сле раз­го­на ста­рой ред­кол­ле­гии, по­сле смер­ти Твар­дов­ско­го, дал ста­тью в «Но­вый мир». Объ­я­ви­ли его ре­не­га­том и пе­ре­ста­ли с ним знать­ся. Един­ст­вен­ный, кто счёл та­кой бой­кот глу­по­с­тью, – Алек­сандр Гри­го­рь­е­вич Де­мен­ть­ев, про­дол­жа­ю­щий под­дер­жи­вать преж­ние от­но­ше­ния с Кон­дра­то­ви­чем. Ка­ким ни­чтож­ным по­ли­ти­ка­ном на­до быть, что­бы ту­по на­ста­и­вать на том, что де­лать од­но де­ло с Фе­до­рен­ко или с Дан­гу­ло­вым луч­ше, чем со­труд­ни­чать с Ко­со­ла­по­вым?»

К сло­ву, в 1973–1975 го­дах Кон­дра­то­вич стал ак­тив­но пе­ча­тать­ся у сво­их быв­ших оп­по­нен­тов – в еже­не­дель­ни­ке «Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия». И это то­же ему не­дав­ние со­рат­ни­ки по­ста­ви­ли в ви­ну.

В 1974 го­ду кри­тик вновь по­сту­чал­ся в Со­юз пи­са­те­лей. Он за­но­во про­шёл бю­ро твор­че­с­ко­го объ­е­ди­не­ния и при­ём­ную ко­мис­сию, но не одо­лел се­к­ре­та­ри­ат Мос­ков­ской пи­са­тель­ской ор­га­ни­за­ции, где уже вме­с­то На­ров­ча­то­ва ру­лил по­сред­ст­вен­ный по­эт Ми­ха­ил Лу­ко­нин.

При­ня­ли Кон­дра­то­ви­ча в Со­юз лишь с тре­ть­ей по­пыт­ки в 1979 го­ду по ре­ко­мен­да­ци­ям Га­в­ри­и­ла Тро­е­поль­ско­го, Ива­на Коз­ло­ва и Алек­сан­д­ра Де­мен­ть­е­ва.

В 1970-е го­ды Кон­дра­то­вич не раз воз­вра­щал­ся к сво­е­му «но­во­мир­ско­му днев­ни­ку», что­бы до­ба­вить ка­кие-то ком­мен­та­рии. Пе­ре­чи­ты­вая ста­рые за­пи­си, он при­шёл к вы­во­ду: «Мой днев­ник я рас­це­ни­ваю толь­ко как до­ку­мент. Не оп­рав­да­тель­ный. Оп­рав­ды­вать­ся не в чем. Об­ви­ни­тель­ный». Но кри­тик по­ни­мал, что при жиз­ни ему вряд ли этот до­ку­мент удаст­ся на­пе­ча­тать.

Кон­дра­то­вич умер 16 ию­ля 1984 го­да в Моск­ве. А его днев­ник вы­шел лишь семь лет спу­с­тя.

Вячеслав ОГРЫЗКО