Архив : №12. 23.03.2012

Вынужденные перебежчики

Оче­ред­ной бой за Мак­си­мо­ва со­сто­ял­ся в 1962–1963 го­дах, ког­да тот ре­шил всту­пить в Со­юз пи­са­те­лей. По­лу­чи­лось так, что ре­ко­мен­да­ции ему да­ли од­ни ли­бе­ра­лы: Алек­сандр Бор­ща­гов­ский, силь­но по­ст­ра­дав­ший в 1949 го­ду от кам­па­нии про­тив ко­с­мо­по­ли­тов, Ро­берт Рож­де­ст­вен­ский (ко­то­ро­го на дух не пе­ре­но­сил Гри­ба­чёв) и по­эт сред­ней ру­ки с уме­рен­ны­ми взгля­да­ми Марк Ли­сян­ский. Бор­ща­гов­ский в сво­ей ре­ко­мен­да­ции от­ме­тил: «Сре­ди мо­ло­дых про­за­и­ков, при­шед­ших в ли­те­ра­ту­ру в по­след­ние го­ды, В.Мак­си­мов вы­де­ля­ет­ся зре­ло­с­тью, си­лой и, я бы ска­зал, оп­ре­де­лён­но­с­тью та­лан­та. Я не хо­чу ста­вить его вы­ше не­ко­то­рых дру­гих та­лант­ли­вых мо­ло­дых пи­са­те­лей, но уве­рен в са­мо­быт­но­с­ти, проч­но­с­ти и ве­со­мо­с­ти его да­ро­ва­ния. Я мо­гу су­дить о нём по не­боль­шой по­ве­с­ти «Мы об­жи­ва­ем зем­лю» («Та­рус­ские стра­ни­цы»), по по­ве­с­ти, опуб­ли­ко­ван­ной в жур­на­ле «Ок­тябрь» – «Жив че­ло­век» и ру­ко­пи­сям не­ко­то­рых его, ещё не­о­пуб­ли­ко­ван­ных про­из­ве­де­ний. Не знаю Вл. Мак­си­мо­ва как по­эта – он на­чи­нал со сти­хов, – но, по-ви­ди­мо­му, по­эти­че­с­кая шко­ла, пусть ко­рот­кая, по­ш­ла ему впрок. Его сло­во эко­ном­но, сжа­то, об­раз­но, от­ме­че­но впол­не оп­ре­де­лён­ной ин­ди­ви­ду­аль­но­с­тью. То, что он пи­шет, при всех воз­мож­ных не­до­стат­ках, – не лёг­кое бел­ле­т­ри­с­ти­че­с­кое ото­б­ра­же­ние жиз­ни, а по­сти­же­ние её сред­ст­ва­ми ли­те­ра­ту­ры, про­за в соб­ст­вен­ном смыс­ле это­го сло­ва. Он хо­ро­шо зна­ет жизнь на­ро­да, ду­мы на­ро­да, склад его мыс­лей и уме­ет точ­но вы­ра­зить эту жизнь и сво­е­об­ра­зие мыс­лей. Труд­но за­гля­ды­вать впе­рёд, но Вл. Мак­си­мов, я уве­рен, сде­ла­ет ещё очень мно­гое в рус­ской со­вет­ской про­зе; во вся­ком слу­чае он из тех мо­ло­дых пи­са­те­лей, чья при­над­леж­ность ли­те­ра­ту­ре (про­фес­си­о­наль­ная и ду­шев­ная) вне вся­ко­го со­мне­ния, ко­го на­до звать в Со­юз, что­бы его та­лант раз­ви­вал­ся в до­б­ром то­ва­ри­ще­с­ком кру­гу, в сов­ме­ст­ной на­шей ра­бо­те».

По прось­бе при­ём­ной ко­мис­сии пуб­ли­ка­ции Мак­си­мо­ва от­ре­цен­зи­ро­вал один из ос­но­во­по­лож­ни­ков опо­яза Вик­тор Шклов­ский. Ста­рый ма­с­тер в сво­ём от­зы­ве на­пи­сал: «Я по­смо­т­рел кни­ги мо­ло­до­го пи­са­те­ля В.Мак­си­мо­ва. О сти­хах, на­пе­ча­тан­ных в кни­ге «По­ко­ле­ние на ча­сах» (1956), ска­зать ни­че­го не мо­гу, так как я не спе­ци­а­лист по по­эзии и не бе­ру на се­бя сме­лость дать ка­кой бы то ни бы­ло от­зыв. Рас­сказ, на­пе­ча­тан­ный в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те» 15 мая 1961 го­да «Ис­ку­ше­ние», на­пи­сан про­фес­си­о­наль­но, но ка­жет­ся мне свя­зан­ным с рас­ска­зом Мак­си­ма Горь­ко­го «От­шель­ник». В рас­ска­зе та­лант­ли­ва раз­вяз­ка, но ре­аль­ность его по­ст­ро­е­ния для ме­ня со­мни­тель­на. Ма­лень­кая по­весть «Мы об­жи­ва­ем зем­лю», на­пе­ча­тан­ная в «Та­рус­ских стра­ни­цах», мне очень по­нра­ви­лась. Она стре­ми­тель­ная, име­ет не­о­жи­дан­ные ха­рак­те­ри­с­ти­ки; прав­да, ав­тор не справ­ля­ет­ся с ха­рак­те­ри­с­ти­ка­ми всех дей­ст­ву­ю­щих лиц по­ве­с­ти, на­при­мер, Дим­ка Ши­лов как-то вы­па­да­ет из тка­ни по­ве­ст­во­ва­ния. Но по­весть на­пи­са­на та­лант­ли­вым че­ло­ве­ком. По­весть «Жив че­ло­век», на­пе­ча­тан­ная в жур­на­ле «Ок­тябрь», № 10, 1962 г., ус­лов­но-ро­ман­тич­ная, но то­же очень спо­соб­на. Я вы­ска­зы­ва­юсь за при­ня­тие тов. Мак­си­мо­ва в чле­ны Со­ю­за со­вет­ских пи­са­те­лей».

Но Мак­си­мов, всту­пив в Со­юз, не из­ме­нил сво­им при­выч­кам. Мень­ше пить он не стал. Чи­нов­ни­ки Со­ю­за пи­са­те­лей вско­ре ус­та­ли под­ши­вать в де­ло пи­са­те­ля ми­ли­цей­ские свод­ки и справ­ки из псих­боль­ниц о его вы­ход­ках.

Ко­неч­но, Мак­си­мов стре­мил­ся к боль­ше­му. Ко­неч­но, в глу­би­не ду­ши он меч­тал о пуб­ли­ка­ци­ях в «Но­вом ми­ре». Тем бо­лее часть «но­во­мир­цев» не раз обе­ща­ли ему го­ря­чую под­держ­ку (и, кста­ти, не ему од­но­му; два вер­ных со­рат­ни­ка Твар­дов­ско­го – А.Де­мен­ть­ев и А.Кон­дра­то­вич – боль­ше го­да ис­ка­ли пу­ти, что­бы «тис­нуть» по­весть Ана­то­лия Гла­ди­ли­на «Веч­ная ко­ман­ди­ров­ка»). Но «про­грес­сист» Твар­дов­ский ока­зал­ся уп­ря­мей ор­то­док­са Ко­че­то­ва. Он и слы­шать не же­лал о про­зе «звё­зд­ных маль­чи­ков». В этом пла­не Твар­дов­ский про­явил се­бя как са­мо­дур. По­лу­чи­лось, что он сво­и­ми же ру­ка­ми ос­та­вил Мак­си­мо­ва, ко­то­рый дол­жен был быть бли­зок ему по ду­ху, в не­на­ви­ст­ном по­эту ла­ге­ре ох­ра­ни­те­лей. И Мак­си­мо­ва в от­вет, что на­зы­ва­ет­ся, по­нес­ло.

Вся эта дра­ма про­ис­хо­ди­ла на гла­зах Вла­ди­ми­ра Лак­ши­на. В но­я­б­ре 1963 го­да этот кри­тик за­ме­тил в сво­ём днев­ни­ке: «В ЦДЛ на днях по­до­шёл ко мне Вла­ди­мир Мак­си­мов. Рас­ска­зал, что Ко­че­тов, опуб­ли­ко­вав­ший его по­весть [речь шла о со­чи­не­нии «Жив че­ло­век»], во 2-м но­ме­ре бу­ду­ще­го го­да пла­ни­ру­ет на­пе­ча­тать «Двор по­сре­ди не­ба». ...Мак­си­мов пы­тал­ся по­прек­нуть ме­ня, что «Но­вый мир» его от­верг. Но впро­чем, сам же рас­ска­зал, что зам. Ко­че­то­ва по «Ок­тя­б­рю» П.Стро­ков го­во­рил, со­блаз­няя его: «В «Но­вом ми­ре» вы ни­ког­да это­го не на­пе­ча­та­е­те, цен­зу­ра не даст, да­же ес­ли ре­дак­ция со­гла­сит­ся. А у нас – по­жа­луй­ста».

Лак­шин спо­рить о ка­че­ст­ве про­зы Мак­си­мо­ва не стал, но за­ме­тил, что пи­са­тель зря по­ме­с­тил в «Ок­тя­б­ре» ста­тью. «Но вот ста­тьи в «Ок­тя­б­ре», – под­черк­нул кри­тик, – не сто­и­ло бы ему пи­сать. Мно­го лю­дей так се­бя по­гу­би­ло».

Тог­даш­ний близ­кий друг Мак­си­мо­ва – Ста­ни­слав Рас­са­дин поз­же по­яс­нил смысл со­сто­яв­ше­го­ся у Лак­ши­на с пи­са­те­лем раз­го­во­ра. «Рас­ши­ф­рую, – пи­сал он в 2004 го­ду в «Кни­ге про­ща­ний». – «Ста­тья» – не ста­тья, а за­мет­ка в ко­че­тов­ском жур­на­ле, при­вет­ст­ву­ю­щая хру­щёв­ский по­гром в ис­кус­ст­ве, учи­нён­ный по­сле то­го, как Ни­ки­та Сер­ге­е­вич по­се­тил вы­став­ку в Ма­не­же:

«Имен­но от этих ма­с­те­ров (тут – ка­зён­ный спи­сок от Фа­де­е­ва до Пан­фё­ро­ва, от за­губ­лен­но­го та­лан­та до зло­ст­но­го гра­фо­ма­на. – Ст. Р.) при­ни­ма­ло каж­дое по­сле­ду­ю­щее по­ко­ле­ние эс­та­фе­ту ве­ка, и по­это­му пре­сло­ву­тая про­бле­ма «от­цов и де­тей», кста­ти ска­зать, вы­со­сан­ная из паль­ца фрон­дёр­ст­ву­ю­щи­ми лит­маль­чи­ка­ми вку­пе с груп­пой эс­тет­ст­ву­ю­щих ста­рич­ков, ни­ког­да не вста­ва­ла пе­ред мо­ло­дё­жью, вер­ной ре­во­лю­ци­он­ным тра­ди­ци­ям со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры. ...По­сле спра­вед­ли­вой и прин­ци­пи­аль­ной кри­ти­ки в ад­рес фор­ма­лиз­ма, про­зву­чав­шей на встре­чах ру­ко­во­ди­те­лей пар­тии и пра­ви­тель­ст­ва с де­я­те­ля­ми ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ст­ва...» – ну и так да­лее.

Был ли я прав или нет, од­на­ко, чи­тая это и – всё же – не очень ве­ря сво­им гла­зам, я ощу­щал здесь не про­сто фор­маль­ную от­пи­с­ку-от­маз­ку, к че­му при­бег­ли тог­да, увы, мно­гие, вы­ст­ро­ив­шись в уны­лую оче­редь ка­ю­щих­ся, но – сла­до­ст­ра­с­тие и са­дизм. Стрем­ле­ние ущу­чить, до­пу­с­тим, «фрон­дёр­ст­ву­ю­ще­го лит­маль­чи­ка» Ак­сё­но­ва (мо­жет быть, и ме­ня?). Хо­тя, ка­за­лось бы, ещё так не­дав­но на мо­ей квар­ти­ре друг Ва­ся чи­тал мне и дру­гу Во­ло­де на­чаль­ные гла­вы «Звё­зд­но­го би­ле­та» (на­зы­вав­ше­го­ся тог­да луч­ше, точ­нее – «Орёл или реш­ка»), и, ког­да я ото­звал­ся до­воль­но кри­ти­че­с­ки, Мак­си­мов взо­рвал­ся уже зна­ко­мым об­ра­зом:

– Как ты мо­жешь? Это – ге­ни­аль­но!..

«Ста­тья» его не по­гу­би­ла, как и не по­мог­ла: «Двор по­сре­ди не­ба» Ко­че­тов, ко­неч­но, не на­пе­ча­тал. Это­му не по­спо­соб­ст­во­ва­ло да­же то, что Мак­си­мов со­гла­сил­ся ук­ра­сить со­бою ред­кол­ле­гию чер­но­со­тен­но­го «Ок­тя­б­ря» – и ук­ра­сил со всей на­гляд­но­с­тью: по­мнит­ся при­уро­чен­ный к пе­ри­о­ду под­пи­с­ки агитпла­кат, где Во­ло­ди­на фи­зи­о­но­мия, что там ни го­во­ри, не по за­слу­гам на­ли­че­ст­во­ва­ла в ря­ду оди­оз­ных мон­ст­ров – Бу­бен­но­ва, Пер­вен­це­ва, Ба­ба­ев­ско­го...

Это­го – не за­слу­жил, по­сту­пив с са­мим со­бой не­спра­вед­ли­во, же­с­то­ко, не­ле­по, на­столь­ко, что да­же и мне, не скрою, ма­ло тог­да рас­по­ло­жен­но­му к со­ст­ра­да­нию, это ка­за­лось кош­ма­ром бе­лой го­ряч­ки: Во­ло­дя, ку­да, к ко­му те­бя за­нес­ло!»

Пе­ре­лом на­сту­пил поз­же. Вес­ной 1968 го­да Мак­си­мов всту­пил­ся за осуж­дён­ных пра­во­за­щит­ни­ков Гинз­бур­га, Га­лан­ско­ва и До­б­ро­воль­ского. Это не по­нра­ви­лось пра­во­вер­но­му марк­си­с­ту Ко­че­то­ву. Пи­са­тель не­за­мед­ли­тель­но был вы­ве­ден из со­ста­ва ред­кол­ле­гии жур­на­ла «Ок­тябрь». По­том он пуб­лич­но всех со­бак на­ве­сил на глав­но­го ре­дак­то­ра жур­на­ла «Друж­ба на­ро­дов» Ба­руз­ди­на. Как от­ме­тил в сво­ей жа­ло­бе Ба­руз­дин, Мак­си­мов обо­звал его на лю­дях «в са­мых не­до­пу­с­ти­мых вы­ра­же­ни­ях, но­ся­щих по­ли­ти­че­с­кий ха­рак­тер». Ну а по­том пи­са­тель офор­мил в ка­че­ст­ве сво­е­го ли­те­ра­тур­но­го се­к­ре­та­ря дис­си­ден­та В.Бу­ков­ско­го, ко­то­ро­го в 1968 го­ду осу­ди­ли на три го­да за рас­про­ст­ра­не­ние лож­ных кле­вет­ни­че­с­ких рас­суж­де­ний о Со­вет­ском Со­ю­зе».

Пе­ре­ме­ны в на­ст­ро­е­нии, ес­те­ст­вен­но, от­ра­зи­лись и в твор­че­ст­ве Мак­си­мо­ва, преж­де все­го в его но­вых ро­ма­нах «Семь дней тво­ре­ния» и «Ка­ран­тин». А вот тут пи­са­те­ля не под­дер­жа­ли ни ох­ра­ни­те­ли, ни ли­бе­ра­лы. Про­тив не­го еди­ным фрон­том вы­сту­пи­ли Алек­сандр Бор­ща­гов­ский, Фе­ликс Куз­не­цов, Сер­гей На­ров­ча­тов, Алек­сандр Ре­кем­чук, Юрий Бон­да­рев и дру­гие ли­те­ра­тур­ные ге­не­ра­лы. Куз­не­цов во­об­ще уви­дел в ро­ма­не Мак­си­мо­ва «Семь дней тво­ре­ния» пре­кло­не­ние пе­ред чер­но­со­тен­ца­ми. От­ри­ца­тель­но оце­нил это со­чи­не­ние и На­ров­ча­тов. Он от­ме­тил: «В цен­т­ре ро­ма­на на­хо­дит­ся об­раз Лаш­ко­ва – пе­ре­рож­ден­ца, ком­му­ни­с­та с 1917 г., ко­то­рый по­сле­до­ва­тель­но ка­пи­ту­ли­ру­ет пе­ред ре­ли­ги­ей, пе­ред сек­тан­та­ми, пе­ред мел­ко­бур­жу­аз­ной соб­ст­вен­но­с­тью в ли­це ша­баш­ни­ков – идёт та­кая фрон­таль­ная ка­пи­ту­ля­ция. Глав­ный об­раз, про­хо­дя­щий че­рез всё про­из­ве­де­ние, – это об­раз око­ро­ка, к ко­то­ро­му стре­мит­ся го­лод­ный крас­но­гвар­де­ец, что­бы за­хва­тить его в ви­т­ри­не ма­га­зи­на, и он пол­зёт, а по­том бе­жит к не­му под пу­ля­ми. На по­вер­ку этот око­рок ока­зы­ва­ет­ся му­ля­жом. Та­ким му­ля­жом в пред­став­ле­нии Мак­си­мо­ва ока­зы­ва­ет­ся вся на­ша идея».

В слу­чае с Мак­си­мо­вым на­до при­знать: из стра­ны его вы­да­ви­ла не столь­ко власть, сколь­ко преж­де все­го наш ли­те­ра­тур­ный ге­не­ра­ли­тет. Не слу­чай­но по­сле сво­е­го ис­клю­че­ния из пи­са­тель­ских ря­дов ху­дож­ник в сво­ём от­кры­том пись­ме на­звал Со­юз пи­са­те­лей «вот­чи­ной мел­ких по­ли­ти­че­с­ких ма­ро­дё­ров и ли­те­ра­тур­ных тор­га­шей».

Кста­ти, к то­му вре­ме­ни Мак­си­мов уже был же­нат вто­рым бра­ком на млад­шей до­че­ри пра­во­вер­но­го Пол­то­рац­ко­го. Вско­ре они вме­с­те уе­ха­ли в Па­риж, что ста­ло для те­с­тя пи­са­те­ля боль­шим уда­ром.

Прин­ци­пи­аль­ность в боль­шом и ма­лом со­хра­нил раз­ве что Рас­са­дин. Он, по-мо­е­му, ни­ког­да в ав­то­ры «Ли­те­ра­ту­ры и жиз­ни» не на­би­вал­ся. Лишь од­наж­ды его уло­мал Мак­си­мов дать в га­зе­ту ре­цен­зию на книж­ку его крас­но­дар­ско­го друж­ка Вик­то­ра Ло­ги­но­ва. Но дочь Со­фро­но­ва – Вик­то­рия Ста­ри­ко­ва так изу­ро­до­ва­ла от­зыв мо­ло­до­го кри­ти­ка, что он вы­нуж­ден был снять свою под­пись и по­ста­вить псев­до­ним. Ре­дак­ци­он­ное на­чаль­ст­во из-за это­го за­та­и­ло на Рас­са­ди­на боль­шую оби­ду. «По­мню, – рас­ска­зы­вал мне кри­тик, – од­наж­ды за­зва­ла ме­ня к се­бе Ася Пи­с­ту­но­ва и по­ка­за­ла от­тиск га­зет­ной по­ло­сы с ре­цен­зи­ей на од­но­го ар­мян­ско­го клас­си­ка, в ко­то­рой фи­гу­ри­ро­ва­ла и моя фа­ми­лия. Так кто-то из ру­ко­вод­ст­ва по­тре­бо­вал изъ­ять моё имя из го­то­вой вёр­ст­ки. Вот до та­кой сте­пе­ни я на­со­лил Пол­то­рац­ко­му и его за­ме­с­ти­те­лям». До­би­ло Пол­то­рац­ко­го из­ве­с­тие о том, что Рас­са­дин со­гла­сил­ся на­пи­сать для из­да­тель­ст­ва «Дет­ская ли­те­ра­ту­ра» кни­гу о Ни­ко­лае Но­со­ве, из-за пуб­ли­ка­ции фе­ль­е­то­на ко­то­ро­го его вес­ной 1959 го­да Со­бо­лев чуть не уво­лил из га­зе­ты. Пол­то­рац­кий не знал, что Рас­са­дин взял­ся за кни­гу от бе­зы­с­ход­но­с­ти. Рас­са­дин хо­тел пи­сать о дру­гих, бо­лее близ­ких ему со­вре­мен­ни­ках и для дру­го­го из­да­тель­ст­ва – «Со­вет­ский пи­са­тель». Но в «Со­вет­ский пи­са­тель» мо­ло­дым ли­бе­раль­ным кри­ти­кам тог­да до­ро­га бы­ла за­кры­та. За­явить о се­бе они мог­ли лишь в Дет­ги­зе. Рас­са­ди­ну пред­ло­жи­ли на вы­бор не­сколь­ко имён. В этом спи­с­ке фа­ми­лия Но­со­ва ока­за­лась са­мой при­лич­ной. Но­сов ду­мал, что кри­тик бу­дет про­па­дать у не­го дни и но­чи и со­гла­со­вы­вать каж­дую бук­ву. А Рас­са­ди­ну хва­ти­ло двух встреч (на даль­ней­шие кон­так­ты он не по­шёл, что­бы окон­ча­тель­но не ра­зо­ча­ро­вать­ся в ге­рое сво­ей кни­ги). Не стал он но­сить пи­са­те­лю и го­то­вые ча­с­ти ру­ко­пи­си. Ког­да кни­га вы­шла, вы­яс­ни­лось, что Рас­са­дин вы­со­ко оце­нил дет­ские рас­ска­зы Но­со­ва, но про­хлад­но от­нёс­ся к его пер­вой кни­ге о Не­знай­ке. Он не при­знал в нём та­лант ис­сле­до­ва­те­ля ли­те­ра­ту­ры. По­сле че­го от­но­ше­ния ге­роя и би­о­гра­фа рез­ко ох­ла­де­ли. Но, по­вто­ряю, ни Пол­то­рац­кий, ни его пре­ем­ник По­зд­ня­ев ни­че­го это­го не зна­ли. Для них Рас­са­дин ос­та­вал­ся чу­жа­ком. Впро­чем, од­наж­ды По­зд­ня­ев всё-та­ки по­пы­тал­ся за­клю­чить с Рас­са­ди­ным так­ти­че­с­кий со­юз. 5 де­ка­б­ря 1962 го­да он на­пе­ча­тал в «Ли­те­ра­ту­ре и жиз­ни» ано­ним­ную за­мет­ку «О со­вре­мен­но­с­ти и но­ва­тор­ст­ве», по­ощ­рив кри­ти­ка за раз­нос в жур­на­ле «Во­про­сы ли­те­ра­ту­ры» «Тре­у­голь­ной гру­ши» Воз­не­сен­ско­го. Но Рас­са­дин на эту по­дач­ку не ку­пил­ся и на по­клон к ох­ра­ни­те­лям не по­шёл.

От­дель­ная ис­то­рия – вза­и­мо­от­но­ше­ния ре­дак­ции га­зе­ты «Ли­те­ра­ту­ра и жизнь» с Вла­ди­ми­ром Со­ло­ухи­ным. Пи­са­тель сам не раз при­зна­вал­ся, что в кон­це 50-х – на­ча­ле 60-х го­дов пе­ча­тал­ся в ней без осо­бо­го удо­воль­ст­вия. Ко­му-то мо­жет по­ка­зать­ся стран­ным, но тог­да ему всё-та­ки бли­же бы­ла «Лит­га­зе­та».

Сей­час уже ма­ло кто по­мнит, что чле­ном ред­кол­ле­гии «ЛГ» Со­ло­ухин стал осе­нью 1957 го­да ещё при Ко­че­то­ве. Од­на­ко ров­но че­рез год Ко­че­то­ва из га­зе­ты «уш­ли» и на его ме­с­то по­ста­ви­ли Сер­гея Смир­но­ва. Сей­час смир­нов­ский пе­ри­од га­зе­ты рас­це­ни­ва­ет­ся как тор­же­ст­во по­ли­ти­ки «от­те­пе­ли». Мол, Смир­нов уб­рал всех ор­то­док­сов и сде­лал став­ку на ли­бе­ра­лов. Но всё бы­ло не сов­сем так.

Во-пер­вых, при Смир­но­ве од­ним из за­ме­с­ти­те­лей ос­тал­ся Ко­со­ла­пов, ра­бо­тав­ший в га­зе­те с 1951 го­да и по су­ти все­гда вы­пол­няв­ший роль пар­тий­но­го над­зи­ра­те­ля (это­му его на­учи­ли ещё в ре­дак­ции по­гром­щи­ков «Куль­ту­ры и жиз­ни»). Во-вто­рых, вто­рым за­ме­с­ти­те­лем к Смир­но­ву при­шёл дру­гой вер­ный марк­сист – кри­тик Ми­ха­ил Куз­не­цов. Тре­тье. Да, это прав­да, по­сле ут­верж­де­ния Смир­но­ва «Ли­те­ра­тур­ку» по­ки­ну­ла це­лая груп­па вли­я­тель­ных ох­ра­ни­те­лей, в ко­то­рую вхо­ди­ли, в ча­ст­но­с­ти, Ва­ле­рий Дру­зин и Ми­ха­ил Алек­се­ев и к ко­то­рой при­со­е­ди­ни­лись Вла­ди­мир Бу­шин, Дмитрий Ста­ри­ков и Ни­ко­лай Да­ла­да. Но кто их за­ме­нил? Раз­ве толь­ко Рас­са­дин да Оку­д­жа­ва? Да нет. В ре­дак­ции по­яви­лись так­же Юрий Бон­да­рев, Вла­ди­мир Лак­шин и Фе­ликс Куз­не­цов, ко­то­рых да­же тог­да вряд ли мож­но бы­ло на­звать убеж­дён­ны­ми ли­бе­ра­ла­ми.

А те­перь пе­ре­хо­дим к Со­ло­ухи­ну. Пи­са­тель спо­кой­но от­нёс­ся к при­хо­ду в «Лит­га­зе­ту» Смир­но­ва и про­дол­жал ос­та­вать­ся в ред­кол­ле­гии это­го из­да­ния вплоть до 1963 го­да. Он ни­ка­кой опас­но­с­ти ни для се­бя, ни для ли­те­ра­ту­ры от Смир­но­ва не ви­дел. Ему важ­но бы­ло дру­гое – пе­ча­тать соб­ст­вен­ные про­из­ве­де­ния. А где – у ли­бе­ра­лов или у ор­то­док­сов – это не име­ло зна­че­ния.

По­сколь­ку Со­ло­ухин в от­ли­чие от Гри­ба­чё­ва или По­ле­во­го об­ла­дал ре­аль­ным, а не мни­мым та­лан­том, в нём ча­с­то ис­пы­ты­ва­ли нуж­ду все груп­пи­ров­ки. Мно­гие хо­те­ли ви­деть его ес­ли не сво­им зна­ме­нем, то хо­тя бы в сво­их ря­дах. Имен­но по­это­му по­сле ог­лу­ши­тель­но­го ус­пе­ха в се­ре­ди­не 50-х го­дов его кни­ги «Вла­ди­мир­ские про­сёл­ки» он пре­вра­тил­ся в не­ве­с­ту на вы­да­нье. В ав­то­био­гра­фи­че­с­ком ро­ма­не «По­след­няя сту­пень» Со­ло­ухин вспо­ми­нал: «Со всех сто­рон ста­ли по­сту­пать са­мые за­ман­чи­вые пред­ло­же­ния. Кри­виц­кий, на­при­мер, при­вёз ме­ня на да­чу к Кон­стан­ти­ну Ми­хай­ло­ви­чу Си­мо­но­ву, и там под ря­би­но­вую до­маш­нюю на­стой­ку они це­лый ве­чер бук­валь­но ула­мы­ва­ли ме­ня ид­ти к ним в «Но­вый мир» (Си­мо­нов – глав­ный ре­дак­тор, Кри­виц­кий – его за­ме­с­ти­тель) чле­ном ред­кол­ле­гии, за­ве­до­вать про­зой «Но­во­го ми­ра». Кто хоть не­мно­го зна­ет этих лю­дей, их мёрт­вую хват­ку, тот пой­мёт, ка­ко­го тру­да мне сто­и­ло удер­жать­ся от со­блаз­на. <…> Ин­ту­и­ция под­ска­зы­ва­ла мне, что са­ми Си­мо­нов и Кри­виц­кий ско­ро из «Но­во­го ми­ра» уй­дут. Так за­чем же они ме­ня ту­да тя­нут? Я бу­ду «их кадр», а ра­бо­тать ос­та­нусь с дру­гим глав­ным ре­дак­то­ром, ко­то­рый, воз­мож­но, за­хо­чет иметь за­ве­ду­ю­щим от­де­лом про­зы сво­е­го че­ло­ве­ка. Зна­чит, ме­ня по­про­сят уй­ти с за­ни­ма­е­мой долж­но­с­ти. Не каж­дый по­ни­ма­ет вну­т­рен­нюю ме­ха­ни­ку со­бы­тий. По­лу­чит­ся, что я ухо­жу как не спра­вив­ший­ся с ра­бо­той. В то же вре­мя се­к­ре­тарь Со­ю­за пи­са­те­лей Ва­си­лий Алек­сан­д­ро­вич Смир­нов, на­и­бо­лее ор­то­док­саль­ный из всех се­к­ре­та­рей Со­ю­за пи­са­те­лей, вну­шал мне: «Мы не хо­тим, что­бы ты шёл к ним в «Но­вый мир». Тем са­мым ты их по­до­прёшь пле­чом, под­дер­жишь». По­мнит­ся, я не очень-то вни­мал этим уве­ще­ва­ни­ям Ва­си­лия Алек­сан­д­ро­ви­ча, чув­ст­вуя (ин­ту­и­тив­но же), что ско­ро и он из се­к­ре­та­рей Со­ю­за пи­са­те­лей уй­дёт. По­ни­мая, что ме­ня за­тя­ги­ва­ет ка­кая-то слож­ная ма­ши­на и что я не мо­гу быть ма­ши­ни­с­том, но лишь ко­ле­сом, ры­ча­гом. При мо­ём рве­нии к пись­мен­но­му сто­лу я стре­мил­ся за­нять бо­лее спо­кой­ное и сто­рон­нее от ки­пя­щих в Со­ю­зе пи­са­те­лей стра­с­тей ме­с­то. Я вы­на­ши­вал, на­при­мер, идею по­сту­пить на Выс­шие ли­те­ра­тур­ные кур­сы. «А что? – ду­мал я. – Бу­ду по­лу­чать две­с­ти руб­лей сти­пен­дии и ни­че­го не де­лать. Учить­ся? Учить­ся я умею. Всю жизнь толь­ко и де­лал, что учил­ся. Тем вре­ме­нем за два го­да я на­пи­шу од­ну-две кни­ги». Эта меч­та силь­но за­ни­ма­ла ме­ня, так что ког­да вдруг по­зво­нил Се­рё­гин, рек­тор Ли­те­ра­тур­но­го ин­сти­ту­та, под на­ча­лом ко­то­ро­го на­хо­дят­ся и Выс­шие ли­те­ра­тур­ные кур­сы, я об­ра­до­вал­ся сов­па­де­нию и по­мчал­ся к Се­рё­ги­ну. Как быв­ше­го и, в об­щем-то, не­дав­не­го сту­ден­та Ли­те­ра­тур­но­го ин­сти­ту­та, он встре­тил ме­ня теп­ло, да и я рад был ока­зать­ся в род­ных сте­нах. По­сле не­об­хо­ди­мо­го об­ще­го раз­го­во­ра: «Как де­ла? Что пи­шешь? Чи­тал, чи­тал…» – по­сле­до­ва­ла де­ло­вая часть.

– Есть пред­ло­же­ние, – ска­зал Сер­гей Ива­но­вич Се­рё­гин. – Не пой­дёшь ли мо­им за­ме­с­ти­те­лем, про­рек­то­ром по Выс­шим ли­те­ра­тур­ным кур­сам? <…>

Я ска­зал, что по­ду­маю (из при­ли­чия), но сам про се­бя сра­зу ре­шил эту долж­ность при­нять. Од­на­ко на дру­гой день Се­рё­гин по­зво­нил мне сам, из­ви­нил­ся пе­ре­до мной и ска­зал, что Юрий Лап­тев вы­про­сил уже у се­к­ре­та­ри­а­та это ме­с­то и та­ким об­ра­зом во­прос от­пал <…> Тут по­сту­пи­ло но­вое при­гла­ше­ние – чле­ном ред­кол­ле­гии в «Ли­те­ра­тур­ную га­зе­ту», ку­ри­ро­вать (так при­ня­то го­во­рить) от­дел по­эзии. Луч­ше­го нель­зя бы­ло бы и же­лать. Во-пер­вых, чи­тать – не­мно­го. Сти­хи ведь – не про­за. Во-вто­рых, сти­хи – моё на­и­пер­вей­шее де­ло, в ко­то­ром я раз­би­ра­юсь луч­ше дру­гих дел. В-тре­ть­их, – «Ли­те­ра­тур­ная га­зе­та»… Я был, ко­неч­но, не­о­пы­тен и на­и­вен. Ме­ня, на­при­мер, как-то во­все не ин­те­ре­со­ва­ло, к ко­му я иду под на­ча­ло и чью ли­нию мне при­дёт­ся про­во­дить. А ведь глав­ным ре­дак­то­ром в то вре­мя был ни м­но­го ни ма­ло Ко­че­тов. Мо­жет быть, мной ру­ко­во­ди­ла под­соз­на­тель­ная на­деж­да, что на сво­ём по­эти­че­с­ком уча­ст­ке я бу­ду про­во­дить свою ли­нию, то есть бу­ду ста­рать­ся пуб­ли­ко­вать толь­ко хо­ро­шие сти­хи? Как-то не мог я тог­да осо­знать (на­де­юсь, моя ис­крен­ность не вы­зы­ва­ет со­мне­ний, ибо за­чем мне сей­час лу­ка­вить?), что ес­ли моё имя сто­ит в чис­ле дру­гих имён под га­зе­той, то я тем са­мым под­пи­сы­ва­юсь по­до всем, что в га­зе­те на­пе­ча­та­но. На­ив­ность моя бы­ла столь ве­ли­ка, что в день вы­хо­да га­зе­ты со ста­ть­ёй «Сни­ми­те чёр­ные оч­ки», гро­мя­щей близ­ких мне по сим­па­ти­ям лю­дей – Ду­дин­це­ва и Яши­на, я, слу­чай­но столк­нув­шись с Яши­ным в раз­де­вал­ке ЦДЛ, тот­час жи­вё­хонь­ко ос­ве­до­мил его, что я те­перь ра­бо­таю в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те», и по­про­сил у не­го сти­хи. Яшин по­смо­т­рел на ме­ня с не­до­уме­ни­ем, по­том с при­су­щей ему пря­мо­той и рез­ко­с­тью от­чи­тал ме­ня:

– Как не стыд­но? Это что, из­де­ва­тель­ст­во? Ут­ром об­лить гря­зью, а в обед пред­ла­гать со­труд­ни­че­ст­во в той же га­зе­те. Это бес­со­ве­ст­но.

Лич­ные от­но­ше­ния у нас бы­ли очень хо­ро­шие (они со­хра­ни­лись до его смер­ти), но тог­да он очень силь­но раз­гне­вал­ся, и я не сра­зу осо­знал пра­во­ту его гне­ва. Как бы то ни бы­ло, я стал ра­бо­тать в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те» чле­ном ред­кол­ле­гии. Очень ско­ро я уви­дел, что иде­о­ло­ги­че­с­кая служ­ба в на­шей стра­не хо­ро­шо по­ощ­ря­ет­ся, но что за эти по­ощ­ри­тель­ные бла­га нуж­но, в свою оче­редь, пла­тить чи­с­той ва­лю­той, то есть со­ве­с­тью <…>

В Со­ю­зе пи­са­те­лей я то­же по­пал «в обой­му», то есть в то чис­ло, в тот спи­сок при­ви­ле­ги­ро­ван­ных лю­дей (по­ка ещё не но­мен­к­ла­ту­ра, но всё-та­ки), ко­то­рых при­гла­ша­ют в ЦК на от­вет­ст­вен­ные со­ве­ща­ния с «ак­ти­вом», на бан­ке­ты, на встре­чи с пра­ви­тель­ст­вом. Как раз бы­ла по­ло­са та­ких встреч. Ни­ки­та Сер­ге­е­вич Хру­щёв лю­бил по­об­щать­ся с ин­тел­ли­ген­ци­ей. На од­ной из быв­ших ста­лин­ских дач (а ещё рань­ше – быв­ших име­ний), где-то в рай­о­не Па­х­ры, в пре­крас­ном пар­ке с пру­да­ми и с про­зрач­ны­ми ру­чей­ка­ми, те­ку­щи­ми вдоль пе­ше­ход­ных до­ро­жек, мы, я по­мню, гу­ля­ли груп­па­ми, объ­е­ди­нив­шись по сте­пе­ни зна­ком­ст­ва и лич­ных сим­па­тий. По­мню, шли по ал­лее: Се­рё­га Во­ро­нин, Ми­ша Алек­се­ев, Се­рё­жа Смир­нов (Ва­си­ль­е­вич), Олесь Гон­чар, Мак­сим Танк, Пе­т­русь Бров­ка. На ал­лее как-то не­о­жи­дан­но вы­рос­ли пе­ред на­ми Хру­щёв с Во­ро­ши­ло­вым. Раз­ми­нуть­ся бы­ло нель­зя. Каж­дый с каж­дым пе­ре­здо­ро­ва­лись за ру­ку, пред­ста­ви­лись. По­том уже, ра­зой­дясь, мы меж­ду со­бой ста­ли де­лить­ся впе­чат­ле­ни­я­ми:

– Ли­цо у не­го до­б­рое, но чем-то оза­бо­чен­ное <…>

На дру­гой день (на­до, на­до за всё пла­тить!) глав­ный ре­дак­тор поз­вал ме­ня в ка­би­нет и ска­зал:

– Вы бы­ли на вче­раш­ней встре­че. На­пи­ши­те о ней три стра­нич­ки, а точ­нее – о хо­зя­и­не встре­чи. Ни­ка­ких вы­со­ких фраз и ло­зун­гов, толь­ко лич­ные впе­чат­ле­ния. Сра­зу же на пер­вую по­ло­су.

Так и по­лу­ча­ет­ся. Встал на сте­зю вер­ной служ­бы – слу­жи. Клю­ёшь с ру­ки – от­ра­ба­ты­вай корм».

Ска­за­но ци­нич­но, но вер­но. Но кле­вал с ру­ки не один Со­ло­ухин. Кле­ва­ли так­же Со­бо­лев и По­ле­вой, Со­фро­нов и Ка­та­ев, Гри­ба­чёв и Ми­хал­ков. Толь­ко от­ра­ба­ты­ва­ли клёв все по-раз­но­му.

В ка­кой-то мо­мент вож­дям из ох­ра­ни­тель­но­го ла­ге­ря по­ка­за­лось, что Со­ло­ухи­ну ста­ло раз­лич­ных благ пе­ре­па­дать боль­ше. Воз­ник­ла рев­ность. Не слу­чай­но од­но вре­мя Со­ло­ухи­на гно­би­ли не столь­ко ли­бе­ра­лы, сколь­ко поч­вен­ни­ки. В кни­ге «По­след­няя сту­пень» он от­кро­вен­но пи­сал: «Ес­ли взять не­сколь­ко то­чек мо­ей би­о­гра­фии, где мне на­и­бо­лее на­па­ко­с­ти­ли, то от­чёт­ли­во по­лу­ча­ет­ся, что по­мо­га­ли ев­реи, а па­ко­с­ти­ли свои же рус­ские. В ин­сти­тут я по­сту­пил бла­го­да­ря Са­ше Со­ко­лов­ско­му. То есть, ко­неч­но, ре­ко­мен­до­вал ме­ня Лу­гов­ской, а при­ни­ма­ли Глад­ков и Ка­зин. Но на­до­умил по­дать за­яв­ле­ние, во­вре­мя под­ска­зал, мож­но ска­зать, при­вёл за ру­ку Са­ша Со­ко­лов­ский. Впер­вые вы­пу­с­тил ме­ня чи­тать на боль­шом ли­те­ра­тур­ном ве­че­ре в ЦДЛ Се­мён Кир­са­нов. Не­за­дол­го пе­ред этим на лит­сту­дии в МГУ я при Кир­са­но­ве про­чи­тал сти­хо­тво­ре­ние «Дождь в сте­пи». Вско­ре со­сто­ял­ся пер­вый тог­да ещё ве­чер од­но­го сти­хо­тво­ре­ния. Чи­та­ли толь­ко из­ве­ст­ные по­эты ран­га Ти­хо­но­ва, Лу­гов­ско­го, Сель­вин­ско­го, Ан­то­коль­ско­го... Пред­се­да­тель­ст­во­вал Асе­ев. Кир­са­нов уви­дел ме­ня сре­ди слу­ша­те­лей (как сту­ден­там Ли­тин­сти­ту­та нам был от­крыт вход в ЦДЛ), по­ма­нил паль­цем и ска­зал, что сей­час ме­ня вы­пу­с­тит. Я вы­шел в яло­вых са­по­гах и в чёр­ной ко­со­во­рот­ке с бе­лы­ми пу­го­ви­ца­ми. Был фу­рор. Пер­вую ком­на­ту в Моск­ве я по­лу­чил бла­го­да­ря Ев­ге­нию Аро­но­ви­чу Дол­ма­тов­ско­му (ког­да-ни­будь на­пи­шу об этом по­дроб­ный рас­сказ), а пер­вая кни­га сти­хов вы­шла бла­го­да­ря То­ди­ку Бар­ху­да­ря­ну. «Вла­ди­мир­ские про­сёл­ки» – пер­вую се­рь­ёз­ную про­зу – на­пе­ча­та­ли Си­мо­нов и Кри­виц­кий. Пер­вую ста­тью о «Про­сёл­ках» на­пи­са­ла Ев­ге­ния Жур­би­на. Пер­вую ста­тью о мо­их сти­хах на­пи­сал Марк Щег­лов. Мар­ка Щег­ло­ва я ни­ког­да не ви­дел в жиз­ни, слы­шал толь­ко, что это очень боль­ной че­ло­век и та­лант­ли­вый кри­тик. Меж­ду тем «Дождь в сте­пи» был в ка­кой-то сте­пе­ни дож­дём в сте­пи. Хо­тя кни­га вы­шла в 1953 го­ду, сти­хи все бы­ли на­пи­са­ны рань­ше, на­чи­ная с 1946 го­да, то есть в пер­вые по­сле­во­ен­ные го­ды. Ли­ри­ка бы­ла не в че­с­ти. Дер­жа­ли од­но­го офи­ци­аль­но­го ли­ри­ка для вы­ве­с­ки – Стё­пу Щи­па­чё­ва, но это бы­ла стар­че­с­ки-мудр­ст­ву­ю­щая и на­ск­возь ра­ци­о­наль­ная ли­ри­ка. Пер­вым, кто мог бы под­дер­жать «Дождь в сте­пи», был Во­ло­дя Ог­нев (на­сто­я­щая фа­ми­лия – Не­мец), за­ве­до­вав­ший кри­ти­кой в «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­те» (кадр Си­мо­но­ва). Но он, как мне ста­ло слу­чай­но из­ве­ст­но, не толь­ко не по­за­бо­тил­ся о ста­тье, но и вы­трав­лял вся­кое упо­ми­на­ние о сбор­ни­ке. Так, на­при­мер, я по­лу­чил пись­мо от чи­та­тель­ни­цы с Ура­ла. В пись­ме бы­ла фра­за: «Я да­же не зна­ла, что те­перь пи­шут та­кие сти­хи». Ока­зы­ва­ет­ся, ко­пию сво­е­го пись­ма она по­сла­ла в «Ли­те­ра­тур­ную га­зе­ту». Ог­нев это пись­мо опуб­ли­ко­вал (под­дер­жи­вать ли­ри­ку ста­ло мод­ным по­сле 1953 го­да), но, увы ни­где не бы­ло упо­мя­ну­то, что речь шла о сбор­ни­ке В.Со­ло­ухи­на «Дождь в сте­пи».

Тем уди­ви­тель­нее для ме­ня про­зву­ча­ла вос­тор­жен­ная ста­тья Мар­ка Щег­ло­ва <…> Вто­рую ста­тью о мо­ём сбор­ни­ке на­пи­сал Лев Ай­зи­ко­вич Озе­ров. В сов­сем не­дав­ние вре­ме­на; меж­ду про­чим, Эду­ард Кол­ма­нов­ский на­пи­сал му­зы­ку к мо­им сти­хам «Муж­чи­ны», а со­сва­тал ме­ня с ним ев­рей же Ко­с­тя Ван­шен­кин. С дру­гой сто­ро­ны, вме­с­то от­дель­ной квар­ти­ры под­су­нул мне со­жи­тель­ст­во с Ев­до­ки­мо­вым Ва­си­лий Алек­сан­д­ро­вич Смир­нов. От­вёл от при­суж­де­ния Ле­нин­ской пре­мии сво­и­ми вы­ступ­ле­ни­я­ми Ни­ко­лай Мат­ве­е­вич Гри­ба­чёв. Ок­ле­ве­тал в сво­ём па­ск­виль­ном ро­ма­не (хо­тя и под дру­гим име­нем) Все­во­лод Ани­си­мо­вич Ко­че­тов. На­пи­сал до­нос­ное сти­хо­тво­ре­ние о мо­ём пер­ст­не с изо­б­ра­же­ни­ем Ни­ко­лая II хоть и не ан­ти­се­мит, но всё-та­ки Сте­пан Пе­т­ро­вич Щи­па­чёв. Нет, я бе­ру, ко­неч­но, от­дель­ные точ­ки. Ибо Сур­ков взял ме­ня на ра­бо­ту в «Ого­нёк», а там ещё бы­ли Бур­ков и Ма­рь­и­на, тот же Ва­си­лий Смир­нов ввёл ме­ня фак­ти­че­с­ки в ред­кол­ле­гию «Ли­те­ра­тур­ной га­зе­ты», а там уже был Ми­ха­ил Ни­ко­ла­е­вич Алек­се­ев, на чью под­держ­ку я мог (да и сей­час мо­гу) рас­счи­ты­вать. А там ещё был Ко­со­ла­пов... Жизнь слож­на».

Воз­вра­щусь к га­зе­те «Ли­те­ра­ту­ра и жизнь». Гри­ба­чёв с еди­но­мы­ш­лен­ни­ка­ми очень хо­тел ото­рвать Со­ло­ухи­на от «Лит­га­зе­ты» Смир­но­ва. По­это­му его не слу­чай­но так ще­д­ро стал пе­ча­тать Пол­то­рац­кий. Но Со­ло­ухин на удоч­ку не клю­нул. Он с кре­с­ть­ян­ской хи­т­ре­цой про­дол­жал всё луч­шее пе­ча­тать в «Лит­га­зе­те», а от­хо­ды от­да­вал со­се­дям в «Ли­Жи». И на пол­ный раз­рыв с ли­бе­ра­ла­ми пи­са­тель то­же так и не по­шёл, от Ан­д­рея Воз­не­сен­ско­го он не от­кре­с­тил­ся.

Воз­не­сен­ский впос­лед­ст­вии рас­ска­зы­вал: «Мне он ког­да-то по­свя­тил сти­хи «Как­ту­сы», в ко­то­рых за­щи­щал не­по­хо­жее ис­кус­ст­во. В от­ме­ст­ку за это лю­би­те­ли его сти­хов ото­сла­ли ему с про­кля­ти­я­ми его кни­ги. Он не был тру­сом. От­ве­тил ста­ть­ёй «Лю­би­тель по­эзии сер­дит­ся», где пы­тал­ся объ­яс­нить сво­им оп­по­нен­там слож­ность мо­ей и во­об­ще со­вре­мен­ной по­эзии.

В дру­гой раз, ког­да один го­го­ле­вед, при­ки­нув­шись глу­хим к по­эзии, раз­гро­мил мои «По­хо­ро­ны Го­го­ля», он опять пе­чат­но за­щи­тил ме­ня.

Ис­то­рия это­го сти­хо­тво­ре­ния ти­пич­на для той по­ры иди­о­тиз­ма.

 

Вы жи­во­го не­сли по стра­не. Го­голь был в ле­тар­ги­че­с­ком сне. Го­голь ду­мал в гро­бу на спи­не...

 

Сти­хи эти бы­ли на­бра­ны в ян­вар­ском но­ме­ре «Но­во­го ми­ра». Цен­зу­ра их сня­ла. Ре­дак­тор жур­на­ла Ва­ле­рий Алек­се­е­вич Ко­со­ла­пов, че­ло­век но­мен­к­ла­тур­ный, но глу­бо­ко по­ря­доч­ный, по­ехал к Глав­но­му цен­зо­ру, в ком­пе­тен­ции ко­то­ро­го на­хо­ди­лись мои сти­хи. Вер­нув­шись, он ска­зал, что тот в яро­с­ти. Ва­ле­рий Алек­се­е­вич мел­ко под­ро­жал гу­ба­ми, буд­то же­вал тра­вин­ку, и по­ка­чал го­ло­вой: «Ну за­чем вы упо­мя­ну­ли Ря­зань?!»

 

Под Ря­за­нью мой ра­зум смер­ка­ет­ся...

 

В то вре­мя в Ря­за­ни жил Со­лже­ни­цын. И ока­зы­ва­ет­ся, в фе­в­ра­ле его долж­ны бы­ли вы­слать из стра­ны. Ни­кто об этом не знал. Но Глав­ный цен­зор знал. И все сти­хи чи­та­лись под этим клю­чом. И

 

про­бу­ди­тесь, на­род мо­ло­дой, мои кни­ги чи­тав­ший под пар­той,

 

и всё дру­гое. Че­ст­но го­во­ря, я не имел в ви­ду толь­ко Со­лже­ни­цы­на, я пи­сал во­об­ще, что Рос­сию за­жи­во хо­ро­нят, но ин­ту­и­тив­но на­пи­са­лась «Ря­зань».

Ещё раз го­во­рю: очень ча­с­то би­ли по сво­им не толь­ко в «Ли­те­ра­ту­ре и жиз­ни». Это прак­ти­ко­ва­лось поч­ти во всех со­вет­ских ре­дак­ци­ях. Что, «Но­вый мир» вре­мён Твар­дов­ско­го по­сту­пал луч­ше?! Ес­ли бы. До­ста­точ­но вспом­нить ре­ак­цию Твар­дов­ско­го на из­дан­ный в на­ча­ле 1960-х го­дов в по­лу­за­б­ро­шен­ной Ка­лу­ге аль­ма­нах «Та­рус­ские стра­ни­цы». Его не­со­мнен­ным ук­ра­ше­ни­ем ста­ли 42 сти­хо­тво­ре­ния Ма­ри­ны Цве­та­е­вой и рас­ска­зы Юрия Ка­за­ко­ва. Кро­ме то­го, в этом аль­ма­на­хе бы­ли на­пе­ча­та­ны пер­вые по­ве­с­ти Вла­ди­ми­ра Мак­си­мо­ва и Бу­ла­та Оку­д­жа­вы, а так­же сти­хи За­бо­лоц­ко­го, Слуц­ко­го, Са­мой­ло­ва и Пан­чен­ко. В пар­тап­па­ра­те по­на­ча­лу к вы­хо­ду про­вин­ци­аль­но­го аль­ма­на­ха от­нес­лись спо­кой­но. Но один из глав­ных ор­га­ни­за­то­ров но­во­го на­чи­на­ния – Па­у­с­тов­ский по­ни­мал, что си­ту­а­ция в лю­бой мо­мент мо­жет из­ме­нить­ся. Что­бы пре­дот­в­ра­тить воз­мож­ный скан­дал, Па­у­с­тов­ский по­пы­тал­ся ор­га­ни­зо­вать тёп­лые от­кли­ки во вли­я­тель­ных из­да­ни­ях. В пер­вую оче­редь он рас­счи­ты­вал, ра­зу­ме­ет­ся, на Твар­дов­ско­го. Но глав­ный ре­дак­тор «Но­во­го ми­ра» в под­держ­ке ему от­ка­зал. Твар­дов­ско­му пле­вать бы­ло на ин­те­ре­сы ли­те­ра­ту­ры. «Та­рус­ские стра­ни­цы» он вос­при­нял как фрон­дёр­ст­во Па­у­с­тов­ско­го. А по­та­кать ам­би­ци­ям сво­е­го кон­ку­рен­та в его пла­ны ну ни­как не вхо­ди­ло. Как это ни па­ра­док­саль­но, пе­чат­но про­ект Па­у­с­тов­ско­го под­дер­жал, ка­жет­ся, один кон­до­вый Ев­ге­ний Осе­т­ров, пу­с­тив­ший по это­му по­во­ду в «Лит­га­зе­те» слё­зы уми­ле­ния. Так в от­вет на Осе­т­ро­ва не­мед­лен­но спу­с­ти­ла всех пол­ка­нов род­ная ему «Ли­те­ра­ту­ра и жизнь». Быв­ших на­чаль­ни­ков Осе­т­ро­ва да­же не сму­ти­ло то об­сто­я­тель­ст­во, что до­б­рую по­ло­ви­ну ав­то­ров «Та­рус­ских стра­ниц» со­став­ля­ли зо­ло­тые пе­рья их же род­но­го из­да­ния – это и Бо­рис Бал­тер, и Мак­си­мов, и Ев­ге­ний Ви­но­ку­ров, и соб­кор га­зе­ты по Ка­лу­ге Ни­ко­лай Пан­чен­ко.

Так что не уди­ви­тель­но, что Мак­си­мов ока­зал­ся в ито­ге чу­жим для «Ли­те­ра­ту­ры и жиз­ни», но сво­им для «Ок­тя­б­ря», так же как уль­т­ра­ли­бе­рал Ст. Рас­са­дин не впи­сал­ся ни в смир­нов­скую «Лит­га­зе­ту», ни в «Юность» Бо­ри­са По­ле­во­го. То­наль­ность в боль­шин­ст­ве из­да­ний ока­за­лась раз­ной, а по­вад­ки ре­дак­то­ров вез­де ос­та­ва­лись од­ни­ми и те­ми же. Аб­со­лют­ной че­ст­но­с­ти ни­где не бы­ло.

Кста­ти, по­доб­ная кар­ти­на по­вто­ри­лась в на­ча­ле 1970-х го­дов. Ког­да пар­тий­ные ко­мис­са­ры вы­да­ви­ли Твар­дов­ско­го из «Но­во­го ми­ра», по­эт ду­мал, что вся ли­бе­раль­ная ин­тел­ли­ген­ция под­ни­мет­ся в его за­щи­ту. Од­на­ко пер­вы­ми от пи­са­те­ля, к его ужа­су, от­вер­ну­лась часть бли­жай­ше­го ок­ру­же­ния. Вскорм­лен­ный им До­рош тут же  про­дол­жил пе­ча­тать­ся у на­зна­чен­но­го на сме­ну Твар­дов­ско­му Ко­со­ла­по­ва. А За­лы­гин сра­зу пе­ре­мет­нул­ся в «Наш со­вре­мен­ник» к Ви­ку­ло­ву (он бо­ял­ся, что ес­ли впря­мую под­дер­жит Твар­дов­ско­го, то ни­ког­да не по­лу­чил мос­ков­ской про­пи­с­ки и квар­ти­ры).

Что ка­са­ет­ся Осе­т­ро­ва, я до­ба­вил бы ещё не­сколь­ко слов. По­му­чав­шись па­ру лет в «Прав­де», он по­нял, что его за­нес­ло не в ту степь. И ку­да этот кри­тик со сво­и­ми ох­ра­ни­тель­ны­ми взгля­да­ми по­том по­дал­ся? В яко­бы ли­бе­раль­ную «Лит­га­зе­ту». Это к во­про­су о де­ле­нии ли­те­ра­тур­ных из­да­ний на «поч­вен­ни­ков» и «про­грес­си­с­тов». Да­же ли­те­ра­тур­ным ге­не­ра­лам очень ча­с­то бы­ло всё рав­но, где и за ка­кие идеи слу­жить.

Ин­те­рес­но и то, что при­вёл Осе­т­ро­ва в «Лит­га­зе­ту» не ка­кой-ни­будь огол­те­лый Гри­ба­чёв. Это был осо­знан­ный вы­бор яко­бы уме­рен­но­го ли­бе­ра­ла Ко­со­ла­по­ва, ко­то­рый воз­гла­вил «Лит­га­зе­ту» по­сле Смир­но­ва (за­пом­нив­ше­го­ся сво­и­ми об­ви­ни­тель­ны­ми ти­ра­да­ми в ад­рес Па­с­тер­на­ка). Но­вый ре­дак­тор «ЛГ» ра­ди это­го ра­зы­г­рал це­лую ком­би­на­цию. От­пу­с­тив на «воль­ные хле­ба» ре­дак­то­ра ли­те­ра­тур­но­го раз­де­ла Юрия Бон­да­ре­ва, он пред­ло­жил ос­тав­шим­ся в от­де­ле со­труд­ни­кам са­мим по­ды­с­кать се­бе на­чаль­ни­ка, но по­ста­вил два ус­ло­вия: со­ис­ка­тель боль­шой долж­но­с­ти не­пре­мен­но дол­жен со­сто­ять в КПСС и обя­за­тель­но по па­с­пор­ту быть рус­ским. Бе­не­дикт Сар­нов и Ла­зарь Ла­за­рев та­ко­го че­ло­ве­ка не на­шли. И тог­да Ко­со­ла­пов на­вя­зал им в на­чаль­ни­ки Осе­т­ро­ва.

Осе­т­ров бы­с­т­ро всё что мог в га­зе­те за­су­шил. Но Сар­нов в сво­их вос­по­ми­на­ни­ях от­ру­гал его не за это. Он при­пи­сал ему ог­ром­ную роль в кон­спи­ро­ло­ги­че­с­кой рус­ской пар­тии (яко­бы от то­го за­ви­се­ло рас­пре­де­ле­ние ми­ни­с­тер­ских по­стов в бу­ду­щем пра­ви­тель­ст­ве стра­ны). Но это бы­ло пол­ной чу­шью. Вли­я­ния на пар­тап­па­рат Осе­т­ров ни­ког­да не имел. Этот кри­тик все­гда от­ли­чал­ся боль­шой тру­со­с­тью, с ко­то­рым ма­ло кто счи­тал­ся. Не­уди­ви­тель­но, что в «Лит­га­зе­те» он то­же не за­дер­жал­ся. Как толь­ко «уш­ли» Ко­со­ла­по­ва, из га­зе­ты сра­зу вы­да­ви­ли и Осе­т­ро­ва. Но­вое ме­с­то ра­бо­ты ему по­том по­до­б­ра­ли в ли­бе­раль­ных «Во­про­сах ли­те­ра­ту­ры» (кста­ти, ту­да же за­тем пе­ре­брал­ся и его оп­по­нент Ла­зарь Ла­за­рев).

Ка­ко­вы же ито­ги?

Пи­са­тель­ский мир все­гда был же­с­ток и эго­ис­ти­чен. Мно­гие на­ши пи­са­те­ли пред­по­чи­та­ли со­зда­вать свои кни­ги по од­ним за­ко­нам, вос­пе­вая лю­бовь и при­зы­вая к ми­ло­сер­дию, но жи­ли сов­сем по дру­гим пра­ви­лам, по­сто­ян­но под­ли­чая и пре­да­вая. Ни­чем не за­пят­на­ли се­бя лишь еди­ни­цы.

Вячеслав ОГРЫЗКО