Архив : №14. 06.04.2012

Этос филологической науки

Когда Вадим Вацуро готовился отмечать своё 60-летие, редакция журнала «Новое литературное обозрение» решило сделать ему подарок и подготовило книгу статей, подчеркнув в преамбуле к тому, что Вацуро «олицетворяет этос дипломатической науки».

 

Вадим Эраз­мо­вич Ва­цу­ро ро­дил­ся 30 но­я­б­ря 1935 го­да в Ле­нин­гра­де. По­сле шко­лы он по­сту­пил в ме­ди­цин­ский ин­сти­тут, но очень бы­с­т­ро ему ста­ло яс­но, что его за­нес­ло ку­да-то не ту­да. На­сто­я­щим при­зва­ни­ем Ва­цу­ро ока­за­лась ис­то­рия ли­те­ра­ту­ры. Так он ока­зал­ся на фил­фа­ке Ле­нин­град­ско­го уни­вер­си­те­та.

В уни­вер­си­те­те пер­вым ис­сле­до­ва­тель­скую жил­ку Ва­цу­ро об­на­ру­жил про­фес­сор В.Ма­нуй­лов. Он ув­лёк сво­е­го сту­ден­та Лер­мон­то­вым и хо­тел ос­та­вить его в ас­пи­ран­ту­ре. Но у де­ка­на­та на­шлись свои лю­бим­чи­ки. И вме­с­то ас­пи­ран­ту­ры Ва­цу­ро по­сле окон­ча­ния в 1959 го­ду фил­фа­ка был от­прав­лен млад­шим на­уч­ным со­труд­ни­ком в Ка­би­нет ис­точ­ни­ко­ве­де­ния и биб­ли­о­гра­фии НИИ те­а­т­ра, му­зы­ки и ки­не­ма­то­гра­фии.

Од­на­ко Ма­нуй­лов сво­е­го уче­ни­ка не бро­сил. Он при­влёк его к ра­бо­те над кни­гой «М.Ю. Лер­мон­тов. Се­ми­на­рий». А по­том про­фес­сор по­мог пе­рей­ти ему в Ин­сти­тут рус­ской ли­те­ра­ту­ры в груп­пу пуш­ки­но­ве­де­ния.

Ва­цу­ро ока­зал­ся бла­го­дар­ным уче­ни­ком. Он впос­лед­ст­вии при­нял ак­тив­ное уча­с­тие во мно­гих про­ек­тах сво­е­го учи­те­ля и осо­бен­но мно­го сде­лал для осу­ще­ств­ле­ния глав­но­го за­мыс­ла Ма­нуй­ло­ва – со­став­ле­ния «Лер­мон­тов­ской эн­цик­ло­пе­дии».

В 1970 го­ду Ва­цу­ро за­щи­тил кан­ди­дат­скую дис­сер­та­цию «Пуш­кин в об­ще­ст­вен­но-ли­те­ра­тур­ном дви­же­нии на­ча­ла 1830-х го­дов». Но пер­вую из­ве­ст­ность в на­уч­ных кру­гах ему при­нес­ла дру­гая ра­бо­та – на­пи­сан­ная в со­ав­тор­ст­ве с М.И. Гил­лель­со­ном кни­га «Сквозь «ум­ст­вен­ные пло­ти­ны». «По­свя­щён­ная столк­но­ве­ни­ям пи­са­те­лей пуш­кин­ской по­ры с цен­зур­ной, – от­ме­тил по­зд­нее Сер­гей Фо­ми­чёв, – эта кни­га ка­за­лась про­из­ве­де­ни­ем чуть ли не дис­си­дент­ским».

А.Зо­рин в сво­их вос­по­ми­на­ни­ях пи­сал, что в кни­ге двух со­ав­то­ров «ру­ку Ва­цу­ро бы­ло лег­ко уз­нать по вир­ту­оз­но­му вы­яв­ле­нию под­тек­с­тов и кон­тек­с­тов, но важ­нее все­го в кни­ге или, по край­ней ме­ре, в этой гла­ве [«По­двиг че­ст­но­го че­ло­ве­ка». – Ред.] бы­ла смыс­ло­вая пер­спек­ти­ва. Ка­рам­зин, уви­ден­ный Пуш­ки­ным, уви­ден­ный Ва­цу­ро, – взгляд был об­ра­щён из не­сво­бод­но­го вре­ме­ни в от­но­си­тель­но бо­лее сво­бод­ное, что об­лег­ча­ло раз­го­вор и под­чёр­ки­ва­ло пре­ем­ст­вен­ность. В сущ­но­с­ти, это был но­вый спо­соб ду­мать о про­шлом, ос­во­бож­дён­ный от ло­бо­вых ал­лю­зий, но ос­т­ро­со­в­ре­мен­ный по аб­со­лют­но эк­зи­с­тен­ци­аль­но­му ощу­ще­нию ис­то­рии».

По­сле кни­ги о цен­зу­ре пуш­кин­ской эпо­хи Ва­цу­ро взял­ся за ис­то­рию аль­ма­на­ха «Се­вер­ные цве­ты». Он счи­тал: «Ис­то­рию ли­те­ра­тур­ной жиз­ни это­го вре­ме­ни нуж­но ис­кать ско­рее в пись­мах, днев­ни­ках, не­же­ли в офи­ци­аль­ных про­то­ко­лах, и то, что сна­ча­ла скла­ды­ва­ет­ся в круж­ке, за­тем за­яв­ля­ет о се­бе пол­ным го­ло­сом на га­зет­ных и жур­наль­ных стра­ни­цах. Сам же кру­жок ин­ти­мен; он «функ­ци­о­ни­ру­ет», он жи­вёт обыч­ной до­маш­ней жиз­нью, с од­ной толь­ко осо­бен­но­с­тью: быт его оли­те­ра­ту­рен, и чте­ние чу­жих про­из­ве­де­ний и пи­са­ние сво­их та­кая же по­всед­нев­ность, как дру­же­с­кий ви­зит или ве­чер­нее ча­е­пи­тие».

Мно­гие фи­ло­ло­ги поз­же удив­ля­лись, по­че­му Ва­цу­ро, об­ла­дая по­ис­ти­не эн­цик­ло­пе­ди­че­с­ки­ми зна­ни­я­ми, имея ос­т­рый ум и на­учив­шись жи­во по­да­вать лю­бой ма­те­ри­ал, так ма­ло при жиз­ни вы­пу­с­тил книг. От не­го ведь чи­та­ю­щая пуб­ли­ка жда­ла яр­кую кни­гу о Лер­мон­то­ве, жиз­не­опи­са­ние Пуш­ки­на, рас­сказ о судь­бе Дель­ви­га. Кое-кто по­ла­гал, что учё­ный зна­чи­тель­ную часть сво­ей жиз­ни рас­тра­тил яко­бы на ме­ло­чи. И яко­бы по этой при­чи­не он не стал пи­сать док­тор­скую дис­сер­та­цию.

Но это не так. Ва­цу­ро был очень цель­ной на­ту­рой. И не его ви­на бы­ла в том, что ака­де­ми­че­с­кое на­чаль­ст­во ко мно­гим про­ек­там учё­но­го от­но­си­лось с по­до­зре­ни­ем. Оно, к при­ме­ру, не хо­те­ло ввя­зы­вать­ся в ра­бо­ты, свя­зан­ные с изу­че­ни­ем го­ти­че­с­ко­го ро­ма­на. Пар­тий­ное ру­ко­вод­ст­во бо­я­лось, как бы пуш­ки­нист с ми­ро­вым име­нем не про­та­щил со­мни­тель­ные иде­о­ло­ги­че­с­кие кон­цеп­ции.

Су­дя по рас­ска­зам мно­гих со­слу­жив­цев, Ва­цу­ро со­мни­тель­но от­но­сил­ся к раз­лич­ным вер­си­ям. Счи­та­лось, что он был че­ло­ве­ком фак­тов. Но про­ра­бо­тав­шая с ним мно­го лет Ли­дия Лот­ман по­ла­га­ла, что это оши­боч­ное мне­ние об учё­ном. В сво­их ме­му­а­рах она рас­ска­зы­ва­ла: «Что же ка­са­ет­ся пре­ду­беж­де­ния Ва­цу­ро к «те­о­ри­ям» и пред­по­ло­же­ни­ям, то сам он не мог удер­жать­ся от со­зда­ния сме­лых кон­цеп­ций и де­лал это, по боль­шей ча­с­ти, очень удач­но. Так, на­при­мер, в ста­тье «Ве­ли­кий ме­лан­хо­лик» он вы­дви­нул ос­т­ро­ум­ную ги­по­те­зу о том, что «при­ятель», о ко­то­ром Пуш­кин пи­шет в «Пу­те­ше­ст­вии из Моск­вы в Пе­тер­бург», не кто иной, как сам ав­тор, и за­тем, до­ка­зы­вая это пред­по­ло­же­ние, В.Э. раз­ви­ва­ет бле­с­тя­щую кон­цеп­цию об от­но­ше­нии Пуш­ки­на к сво­е­му соб­ст­вен­но­му ха­рак­те­ру, об ос­мыс­ле­нии его ха­рак­те­ра и на­ст­ро­е­ния Го­го­лем, об их от­но­ше­нии к сво­е­му ли­дер­ст­ву в ли­те­ра­ту­ре. Та­ких сме­лых и слож­ных идей в ра­бо­тах В.Э. мно­го, но от про­из­воль­ных пред­по­ло­же­ний и ли­хих по­пы­ток на­вя­зы­вать по­эту свой соб­ст­вен­ный об­раз мыс­лей идеи В.Э. от­ли­ча­ют­ся тем, что он был по­гру­жён в ре­аль­ность и ду­хов­ный мир пуш­кин­ской эпо­хи и чер­пал ос­но­ва­ния для сво­их изящ­ных по­ст­ро­е­ний из мно­же­ст­ва из­ве­ст­ных ему, ра­зы­с­кан­ных им лич­но ис­то­ри­че­с­ких фак­тов. Слу­чай­ный во­прос или раз­го­вор с ним как бы от­кры­вал шлю­зы его учё­но­с­ти, и он да­вал точ­ные и ори­ги­наль­ные справ­ки, ще­д­ро де­лясь тем, что бы­ло на­уч­ной но­ва­ци­ей» (Л.Лот­ман. Вос­по­ми­на­ния. СПб., 2007).

На лю­дях Ва­цу­ро все­гда ос­та­вал­ся бодр. Он ста­рал­ся ни­ког­да не уны­вать. Сер­гей Фо­ми­чёв под­чёр­ки­вал, что ар­ти­с­тизм и ос­т­ро­умие от­ли­ча­ли Ва­цу­ро и в по­всед­нев­ном бы­ту. «Пред­ме­том его осо­бен­ной гор­до­с­ти бы­ло вос­по­ми­на­ние о том, – пи­сал Фо­ми­чёв, – как од­наж­ды – в Гру­зии! – он во вре­мя мно­го­люд­но­го за­сто­лья был еди­но­глас­но из­бран та­ма­дой. Этот, все­ми при­знан­ный та­лант Ва­ди­ма Эраз­мо­ви­ча – осо­бая те­ма. Вспо­ми­на­ет­ся, на­при­мер, та­кой слу­чай. В 1997 г. мы вер­ну­лись в Ин­сти­тут по­сле Чет­вёр­той меж­ду­на­род­ной Пуш­кин­ской кон­фе­рен­ции, ко­то­рая про­шла в Ниж­нем Нов­го­ро­де и в Бол­ди­не. На за­се­да­нии учё­но­го со­ве­та в хо­де от­чё­та по это­му по­во­ду из за­ла раз­да­лась сар­ка­с­ти­че­с­кая реп­ли­ка: «Пред­став­ляю, ка­кие там бы­ли за­столь­ные за­се­да­ния!» При­шлось спе­ци­аль­но объ­яс­нить, что бан­кет сто­ил ос­таль­ных куль­тур­ных ме­ро­при­я­тий, так как ру­ко­во­дил им Ва­цу­ро, а это все­гда – вы­со­кая по­эзия. Учё­ный со­вет со­чув­ст­вен­но за­гу­дел, а по­сле за­се­да­ния к Ва­ди­му Эраз­мо­ви­чу по­до­шёл Дми­т­рий Сер­ге­е­вич Ли­ха­чёв и ска­зал: «Вы зна­е­те, что в про­шлом го­ду я от­ме­тил своё де­вя­но­с­то­ле­тие и уже боль­ше не со­би­рал­ся ус­т­ра­и­вать за­сто­лий по по­во­ду дней сво­е­го рож­де­ния. Но ес­ли Вы со­гла­си­тесь ве­с­ти стол, я, по­жа­луй, и в этом го­ду ус­т­рою бан­кет для со­труд­ни­ков Пуш­кин­ско­го До­ма».

При­мер­но тог­да же за­ве­ду­ю­щий древ­ле­хра­ни­ли­щем Пуш­кин­ско­го До­ма Вла­ди­мир Бу­да­ра­гин по­свя­тил учё­но­му од­но из сво­их сти­хо­тво­ре­ний. Он пи­сал:

 

Ва­дим Эраз­мо­вич Ва­цу­ро (В на­ро­де тре­пет­но – Ва­дим) – Сво­е­об­раз­ная на­ту­ра: Ана­хо­рет и не­лю­дим, Все­гда со­мне­нь­я­ми то­мим, На всё ок­рест взи­ра­ет хму­ро... Ва­дим Эраз­мо­вич Ва­цу­ро (В на­ро­де по­про­с­ту – Ва­дим) Ди­о­ни­сий­ская на­ту­ра: Ти­ф­лис про­ви­дит­ся за ним, Ког­да он то­с­том одер­жим И вдох­нов­лён стре­лой Аму­ра… Ва­дим Эраз­мо­вич Ва­цу­ро... На­род скло­ня­ет­ся пред ним, Он сам се­бе но­мен­к­ла­ту­ра, На­ук сло­вес­ных пи­ли­грим, Умов вла­с­ти­тель... Яв­лен, зрим Ва­дим Эраз­мо­вич Ва­цу­ро!

 

Умер Ва­цу­ро 31 ян­ва­ря 2000 го­да в Санкт-Пе­тер­бур­ге. К го­дов­щи­не его кон­чи­ны Ан­д­рей Нем­зер на­пи­сал: «Он не стре­мил­ся об­лег­чить (или ус­лож­нить?) жизнь бу­ду­щим ис­то­ри­кам, вы­ст­ра­и­вая свой «об­раз». Он ста­ра­тель­но из­бе­гал «ме­та­фи­зи­че­с­ких пре­ний» и, глу­бо­ко про­ни­кая в эк­зи­с­тен­ци­аль­ную про­бле­ма­ти­ку клас­си­че­с­ко­го тек­с­та (на­при­мер, фи­на­ла пуш­кин­ской «Ме­те­ли») или жиз­нен­но­го со­бы­тия (на­при­мер, чув­ст­ва Дель­ви­га в ночь каз­ни де­ка­б­ри­с­тов), го­во­рил имен­но что о веч­ном, а не о «сво­ём». (Ра­зу­ме­ет­ся, без «сво­е­го» не бы­ло бы уви­де­но веч­ное. Да и ис­то­ри­че­с­ки кон­крет­ное то­же. Очер­ки о про­ти­во­сто­я­нии сло­вес­но­с­ти и вла­с­ти в эпо­ху Пуш­ки­на и Ни­ко­лая I ни­как не сво­ди­лись к «со­вет­ско­му опы­ту», но без это­го опы­та стро­и­лись и смо­т­ре­лись бы сов­сем ина­че.) Он не «рас­стё­ги­вал­ся» и, ви­ди­мо, мно­гое не счи­тал нуж­ным до­го­ва­ри­вать. Об­сто­я­тель­ст­ва по­след­них лет (в том чис­ле тя­жё­лый не­дуг) сы­г­ра­ли свою роль, но толь­ко ли в них де­ло? У В.Э. ос­та­лись не­о­пуб­ли­ко­ван­ные ста­тьи (иные на­пе­ча­та­ны по­смерт­но); он не за­вер­шил мо­но­гра­фии о «го­ти­че­с­ком ро­ма­не» в Рос­сии (ма­те­ри­а­лы к ней со­би­ра­лись де­ся­ти­ле­ти­я­ми); не сде­лал ста­тьи о Пуш­ки­не для род­но­го ему сло­ва­ря «Рус­ские пи­са­те­ли. 1800–1917» (вы­яс­ни­лось, что чет­вёр­тый том за­вер­ша­ет­ся «По­го­ди­ным», «до пя­то­го ког­да ещё де­ло дой­дёт», – и Ва­цу­ро «вре­мен­но» от­ло­жил ра­бо­ту); не на­пи­сал (и, ка­жет­ся, в пла­нах не дер­жал) мо­но­гра­фии о Лер­мон­то­ве. Меж тем Лер­мон­то­ва Ва­дим Эраз­мо­вич знал как ни­кто – го­ло­ва кру­гом идёт, ког­да пы­та­ешь­ся пред­ста­вить се­бе эту – ис­чез­нув­шую до рож­де­ния – кни­гу. Да и пуш­кин­скую ста­тью в сло­ва­ре то­же» (А.Нем­зер. Па­мят­ные да­ты. М., 2002).

По­сле смер­ти учё­но­го его вдо­ва Та­ма­ра Фё­до­ров­на Се­лез­нё­ва про­де­ла­ла ко­лос­саль­ную ра­бо­ту по изу­че­нию ар­хи­ва му­жа. Из раз­роз­нен­ных ру­ко­пи­сей она сло­жи­ла кни­гу «Го­ти­че­с­кий ро­ман в Рос­сии», на­бро­сок к ко­то­рой Ва­цу­ро де­лал на про­тя­же­нии всей сво­ей на­уч­ной де­я­тель­но­с­ти.

Вячеслав ОГРЫЗКО