Архив : №16. 20.04.2012

Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым

АЛЕК­САНДР ВАСЬ­КИН, МОСК­ВО­ВЕД ИЗ­ВЕ­СТ­НЫЙ

Я не очень как-то люб­лю Тол­сто­го. Но за­то нра­вит­ся Вась­кин. А по­че­му мне, соб­ст­вен­но, обя­за­тель­но дол­жен быть мил Тол­стой, но не люб Вась­кин? Это ведь не нор­ма ка­кая-то, не пра­ви­ло, не фе­де­раль­ный за­кон, ко­то­рый су­ро­во гла­сит: не­пре­мен­но, под стра­хом двух лет тюрь­мы, чти­те и по­кло­няй­тесь Льву Ни­ко­ла­е­ви­чу Тол­сто­му, а Алек­сан­д­ра Ана­то­ль­е­ви­ча Вась­ки­на не ува­жай­те, или, ес­ли уж так хо­ти­те, то ува­жай­те, но мень­ше, чем Тол­сто­го.

Я вот про­тив это­го. Тем бо­лее что и ме­ня так зо­вут. Я имею в ви­ду, не «Тол­стой», а Алек­сандр Ана­то­ль­е­вич. Но не по­это­му толь­ко лишь мне осо­бен­но це­нен и до­рог Вась­кин, а сов­сем да­же на­про­тив. Ма­ло ли у нас Алек­сан­д­ров Ана­то­ль­е­ви­чей, вон и Шир­виндт то­же. Хо­ро­ший ар­тист, но его я по­че­му-то то­же мень­ше люб­лю. Чем Вась­ки­на и да­же чем Тол­сто­го, ко­то­рый раз­гу­ли­вал в Моск­ве по лю­би­мым ули­цам и ад­ре­сам Вась­ки­на.

То есть, сов­сем тут с ни­ми за­пу­та­ешь­ся, это Вась­кин изу­чал из­люб­лен­ные ме­с­та в сто­ли­це, в ко­то­рых бы­вал и бро­дил Тол­стой. А по­том сел и на­пи­сал по мо­ти­вам этих «по­хож­де­ний» и «пре­бы­ва­ний» кни­гу. Очень, кста­ти, ин­те­рес­ную и тол­ко­вую. Вот о том и ве­ду речь. Уф-ф, на­ко­нец-то вы­хо­жу на фи­ниш­ную пря­мую.

Кни­га на­зы­ва­ет­ся «Мос­ков­ские ад­ре­са Льва Тол­сто­го: К 200-ле­тию Оте­че­ст­вен­ной вой­ны 1812 го­да» (из­да­тель­ст­во «Спут­ник+»). Это слав­но, что мы не за­бы­ва­ем о по­бе­дах на­ших пред­ков, ко­ли уж сво­их нет. И о клас­си­ках по­мним, про­дол­жа­ем до­тош­но ис­сле­до­вать их жиз­ни и ме­с­то­пре­бы­ва­ния.

Я вот и не знал во­все, по­ка мне, как Вию, Вась­кин не под­нял ве­ки, что Тол­стой, ока­зы­ва­ет­ся, ещё в 1882 го­ду хо­тел бе­жать из смер­тель­но не­на­ви­ст­ной ему Моск­вы, но вдруг ус­по­ко­ил­ся, ког­да Со­фья Ан­д­ре­ев­на при­ку­пи­ла дом в Дол­го­ха­мов­ни­че­с­ком пе­ре­ул­ке у куп­ца Ар­на­у­то­ва.

При этом да­же сам пе­ред по­куп­кой явил­ся к вла­дель­цу и, не пред­ста­вив­шись (но все его, ко­неч­но же, уз­на­ли: как не при­знать в этой фи­гу­ре с бо­ро­дой, в по­но­шен­ном паль­то и в по­ры­же­лой шля­пе – для ма­с­ки­ров­ки, на­мы­лив­ше­го всем в Моск­ве гла­за ав­то­ра бес­смерт­ных ро­ма­нов?), ска­зал, от­ве­чая на пред­ло­же­ние ос­мо­т­реть дом:

– Мне дом не ну­жен; по­ка­жи­те сад.

Ко­неч­но, и бо­ро­ду-то мож­но для кон­спи­ра­ции сбрить, а вот ку­да ум де­нешь? (Так мне один то­же бо­ро­да­тый мос­ков­ский двор­ник го­во­рил, ещё во вре­ме­на Тол­сто­го, нет, вру, Бреж­не­ва.)

Тол­сто­му по­ка­за­ли то, что он хо­тел уви­деть, пи­шет Вась­кин, слов­но и сам сто­ял там, за спи­ной. «Фрук­то­вые де­ре­вья и ягод­ные ку­с­ты, сто­лет­нюю ли­по­вую ал­лею, рас­по­ло­жен­ную бук­вой Г, кур­ган, ок­ру­жён­ный тро­пин­ка­ми, ко­ло­дец с род­ни­ко­вой во­дой, бе­сед­ку, цве­точ­ную клум­бу». По­чи­ще бу­дет, ду­маю, чем в Пе­ре­дел­ки­но у иных на­ших но­во­яв­лен­ных «клас­си­ков».

– Гу­с­то, как в тай­ге, – по­ды­то­жил не­на­звав­ший­ся гость. Хо­ро­шо, что Вась­кин и это ус­пел за­сте­но­гра­фи­ро­вать для по­том­ков. И от­ме­тить так­же та­кие не­ма­ло­важ­ные де­та­ли, что «сам дом сто­ял на от­ши­бе этой «тай­ги», ок­на­ми на до­ро­гу. И не бы­ло в нём ни­ка­ких чу­дес ци­ви­ли­за­ции – эле­к­т­ри­че­ст­ва, во­до­про­во­да, ка­на­ли­за­ции».

А тут ещё и К.А. Ис­ла­вин, дя­дя Со­фьи Ан­д­ре­ев­ны, одо­б­рил ре­ше­ние:

– Нель­зя не ку­пить.

Так и сла­ди­лись. И су­пру­га по­лу­чи­ла ко­рот­кую пе­ре­дыш­ку от нерв­ных стрес­сов му­жа, и Лев Ни­ко­ла­е­вич в Ха­мов­ни­ках вре­мен­но уго­мо­нил­ся. Сел пи­сать, как Вась­кин, «Смерть Ива­на Иль­и­ча» и «Крей­це­ро­ву со­на­ту». А по­том ещё и «Пло­ды про­све­ще­ния» с «Вос­кре­се­ни­ем». Да по­пут­но «За­пи­с­ки су­мас­шед­ше­го», и «В чём моя ве­ра?», и «О пе­ре­пи­си в Моск­ве». По­след­нее, на­до по­ла­гать, про­сто для раз­вле­че­ния, не хо­дил же он сам как аги­та­тор по квар­ти­рам?

А ес­ли бы не ку­пил дом у Ар­на­у­то­ва? Не знаю, что бы­ло бы. И по­ду­мать страш­но. Что бы мы все де­ла­ли без на­пи­сан­ной там же его ста­тьи «Так что же нам де­лать?»?..

Ува­жа­е­мый мною ав­тор про­де­лал ги­гант­ский, про­сто ти­та­ни­че­с­кий труд, скру­пу­лёз­но изу­чив все ме­с­та в Моск­ве, где бы­вал или про­ха­жи­вал­ся Лев Ни­ко­ла­е­вич – Плю­щи­ху, Сив­цев Вра­жек, Пят­ниц­кую, Воз­дви­жен­ку, Ка­мер­гер­ский пе­ре­улок, Боль­шую Дми­т­ров­ку, Твер­скую, гос­ти­ни­цу Ше­ва­лье, ма­га­зин му­зы­каль­ных ин­ст­ру­мен­тов Цим­мер­ма­на, Смо­лен­ский буль­вар и мно­гое-мно­гое дру­гое. Бо­лее ста пя­ти­де­ся­ти раз по­се­щал Тол­стой Моск­ву, на­дол­го ос­та­вал­ся здесь, и за ним не­от­ступ­но сле­до­вал Алек­сандр Ана­то­ль­е­вич, «с лей­кой и блок­но­том, а то и с пу­ле­мё­том».

А ка­кие в кни­ге за­ме­ча­тель­ные ред­кие фо­то­гра­фии и ри­сун­ки, эс­ки­зы кар­тин Ре­пи­на и Крам­ско­го! На­сто­я­щая об­ще­об­ра­зо­ва­тель­ная кни­га, и из­да­на бе­реж­но, и на­пи­са­на лег­ко, и чи­та­ет­ся очень да­же при­ят­но. Вот уж дей­ст­ви­тель­но по­да­рок всем лю­би­те­лям и це­ни­те­лям клас­си­ки. Мне в том чис­ле, спе­шу при­ма­зать­ся.

И Пав­лу Ба­син­ско­му, ко­то­рый, как из­ве­ст­но, очень лю­бит Тол­сто­го, и да­же по­лу­чил за не­го боль­шой куш, как вы­яс­ни­лось, и Вась­кин то­же нра­вит­ся, вер­нее, его кни­га. Тут мы с Ба­син­ским со­шлись. Из­ве­ст­ный кри­тик го­во­рит в Пре­дис­ло­вии: «Алек­сандр Вась­кин пи­шет плот­но и ув­ле­ка­тель­но, не на­вя­зы­ва­ет чи­та­те­лю сво­их кон­цеп­ций, не на­гру­жа­ет его сво­им «ви­де­ни­ем» жиз­ни и твор­че­ст­ва ве­ли­ко­го Льва (Ба­син­ско­му по­сле его вы­да­ю­щей­ся мо­но­гра­фии о Тол­стом мож­но и этак, без от­че­ст­ва. – А.Т.), но – про­сто бе­рёт чи­та­те­ля за ру­ку и про­во­дит его по всем мос­ков­ским до­мам, где бы­вал Тол­стой или его ге­рои, точ­но на­зы­вая их ад­ре­са, де­таль­но ри­суя их ме­с­то­по­ло­же­ние, их пре­ды­с­то­рию, впол­не уме­ст­но ци­ти­руя тол­сто­вские тек­с­ты из пи­сем, днев­ни­ков и ху­до­же­ст­вен­ных со­чи­не­ний».

Эта кни­га, со­гла­сен с ним, сво­е­го ро­да «ро­ман» о Тол­стом. Точ­нее, по­ве­ст­во­ва­ние о его «ро­ма­нах» с тем или иным мос­ков­ским зда­ни­ем или ули­цей, или це­лой ча­с­тью го­ро­да, как, на­при­мер, с Ха­мов­ни­ка­ми. Цен­ная би­о­гра­фия Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча, от­но­ся­ща­я­ся к мос­ков­ско­му пе­ри­о­ду его жиз­ни. Впол­не мож­но вы­дви­гать на пре­мию «Боль­шая кни­га». Да Ба­син­ский, жаль, уже уп­ре­дил со сво­ей.

Пост­скрип­тум. А вот как сам Тол­стой от­зы­вал­ся о сто­ли­це (в чер­но­вом ва­ри­ан­те «Вой­ны и ми­ра»): «Моск­ва – жен­щи­на, она мать, она стра­да­ли­ца и му­че­ни­ца». Под­чёр­ки­вая, по­ла­гаю, тем са­мым ве­ли­кое и не­пре­хо­дя­щее зна­че­ние это­го слав­но­го го­ро­да и для рос­сий­ской ис­то­рии, и для всей рус­ской ли­те­ра­ту­ры.

---

 

Срав­ни­тель­ная ха­рак­те­ри­с­ти­ка не­со­по­с­та­ви­мо­го

Я ре­шил све­с­ти эти две кни­ги вме­с­те, хо­тя меж­ду ни­ми нет ни­че­го об­ще­го. Кро­ме, по­жа­луй, то­го, что обе сто­ит про­честь. Пер­вая из них – «Ве­не­ты. Сла­вя­не. Русь. Ис­то­ри­ко-эти­мо­ло­ги­че­с­кие и па­ле­о­гра­фи­че­с­кие про­бле­мы» Ва­ди­ма Лед­нё­ва (из­дан­ная Ин­сти­ту­том экс­пер­ти­зы об­ра­зо­ва­тель­ных про­грамм и го­су­дар­ст­вен­но-кон­фес­си­о­наль­ных от­но­ше­ний Учеб­но­го ко­ми­те­та при Свя­щен­ном Си­но­де Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви). Вто­рая – ху­до­же­ст­вен­но-ин­тел­лек­ту­аль­ный ро­ман со­вре­мен­но­го пи­са­те­ля Пав­ла Кру­са­но­ва «Во­рон бе­лый. Ис­то­рия жи­вых су­ществ» (из­да­тель­ст­ва «ИД «До­ми­но» и «Экс­мо»).

Хо­тя… И там, и тут вро­де бы «ис­то­рия», толь­ко в од­ном слу­чае стро­го на­уч­но-ис­сле­до­ва­тель­ская, в дру­гом – фан­та­зий­но-вы­мы­ш­лен­ная. Ко­му ка­кая боль­ше по ду­ше. А ес­ли вчи­тать­ся и ра­зо­брать­ся, то и пер­вая кни­га ос­но­ва­на на ги­по­те­зах, прав­да, ар­гу­мен­ти­ро­ван­но до­ка­зан­ных, а вто­рая – при­дер­жи­ва­ет­ся, в ка­кой-то сте­пе­ни, ре­аль­ных фак­тов, зна­чит, её мож­но счи­тать не ме­нее до­сто­вер­ной. Как по­гля­деть. Опять же на лю­бой вкус.

В пер­вой кни­ге речь идёт о древ­ней­ших вре­ме­нах (от II ты­ся­че­ле­тия до н.э.), во вто­рой – о бу­ду­щем, о вре­ме­нах апо­ка­лип­си­че­с­ких. «Ве­не­ты…» на­пи­са­ны док­то­ром на­ук, ака­де­ми­ком РАО, че­ло­ве­ком, со­вер­шив­шим пе­ре­во­рот в сла­ви­с­ти­ке; «Во­рон…» – ма­с­те­ром ху­до­же­ст­вен­но­го сло­ва, ко­то­рый уже то­же мно­го че­го со­вер­шил и со­вер­шит, не со­мне­ва­ем­ся, ещё.

Ав­тор «Ве­не­тов…» на­уч­но обос­но­вал пер­вен­ст­во рус­ско-ве­нет­ских на­ро­дов в со­зда­нии пер­во­го в ми­ре ал­фа­ви­та (где каж­до­му зву­ку ре­чи со­по­с­тав­ле­на своя бук­ва). Ав­тор «Во­ро­на…» со­здал ал­ле­го­ри­че­с­кую и зло­бо­днев­ную хро­ни­ку, ис­то­рию смер­тель­но­го по­един­ка че­ло­ве­ка и бес­че­ло­веч­но­го Зве­ря, при­шед­ше­го в со­вре­мен­ный мир, что­бы его по­гу­бить.

Лед­нёв пи­шет о са­мой раз­ви­той в ми­ре си­с­те­ме бук­вен­но-зву­ко­во­го пись­ма, в прин­ци­пе не из­ме­нив­шей­ся с древ­ней­ших вре­мён до на­ших дней. Кру­са­нов – о том, что всё это мо­жет в од­но­ча­сье ис­чез­нуть. У док­то­ра на­ук ака­де­ми­че­с­кий взгляд ис­то­ри­ка на про­шлое, раз­вен­ча­ние ми­фа о мо­ло­до­с­ти сла­вян­ских на­ро­дов и по­зд­нем их по­яв­ле­нии в Ев­ро­пе; у про­за­и­ка – кар­ти­на аль­тер­на­тив­но­го бу­ду­ще­го, где Глав­ный дух и его по­мощ­ни­ки, ве­ща­ю­щие из вол­шеб­но­го ящи­ка, ве­дут Рус­скую ко­че­вую им­пе­рию к но­вым по­бе­дам.

Так что, ока­зы­ва­ет­ся, у этих двух книг го­раз­до боль­ше об­ще­го, чем мог­ло бы по­ка­зать­ся на пер­вый взгляд. Меж­ду ни­ми су­ще­ст­ву­ет ка­кая-то не­зри­мая нить. Как и меж­ду про­шлым и бу­ду­щим, а то и дру­гое пред­став­ля­ет со­бой ве­ли­кую тай­ну. Да и на­пи­са­ны обе кни­ги с пол­ной са­мо­от­да­чей, а по­то­му и чи­та­ют­ся лег­ко и с ин­те­ре­сом.

Пост­скрип­тум. Лед­нёв пред­по­слал сво­ей ра­бо­те сти­хо­тво­ре­ние В.Я. Брю­со­ва «Ста­рый во­прос», об­ра­тив­шись к по­эзии; Кру­са­нов – взял эпи­гра­фом Фа­юм­ский па­пи­рус из про­шло­го (а мо­жет, сам его вы­ду­мал, пи­са­те­ли ещё и не на та­кое спо­соб­ны). Но и то, и дру­гое то­же по­ка­за­тель­но.

В пер­вом есть та­кие стро­ки: «Иль мы – тот на­род, кто об­рёл/ Двух сфинк­сов на от­ме­ли нев­ской,/ Кто ми­ру ти­та­нов при­вёл,/ Как Пуш­кин, Тол­стой, До­сто­ев­ский?». Во вто­ром: «Мир бе­зу­мен. И ес­ли ты хо­чешь со­хра­нить ду­шу в це­ло­с­ти – сам стань бе­зум­цем. Уви­дишь – боль­шо­го вре­да это не при­не­сёт, на­про­тив, бе­зу­мие при­дёт­ся кста­ти».

В от­но­ше­нии Брю­со­ва ни­че­го ху­до­го ска­зать не мо­гу, со­ли­да­рен да­же. И в от­но­ше­нии му­д­рых слов из «Фа­юм­ско­го па­пи­ру­са» то­же. Но очень уж хо­чет­ся при­ве­с­ти в от­вет сло­ва Мар­ка Тве­на: «Ког­да вспо­ми­на­ешь, что все мы су­мас­шед­шие и бе­зум­цы, стран­ное в жиз­ни ис­че­за­ет, и всё во­круг ста­но­вит­ся со­вер­шен­но по­нят­ным».

---

 

ПО­ДО­БА­Ю­ЩИЙ ПО­ЭЗИИ НЕ­ПО­ДО­БА

 

А жизнь, слов­но гром, раз­ра­зит­ся И стих­нет за даль­ней чер­той. Но бу­дут рас­све­ты лу­чить­ся И ве­тер взды­хать мо­ло­дой… Пу­тём, что опа­сен и тру­ден, И с но­шею боль­ше се­бя Му­ра­шек ка­раб­кать­ся бу­дет… Но толь­ко не бу­дет те­бя…

 

Это из «Из­бран­ной ли­ри­ки» Ва­ди­ма Не­по­до­бы, из­дан­ной в «Со­вет­ской Ку­ба­ни» в про­шлом го­ду. В этом краю он че­ло­век хо­ро­шо из­ве­ст­ный, на­де­юсь, зна­ют его сти­хи и по Рос­сии. Ес­ли уж не мо­ло­дёжь, то лю­ди стар­ше­го и пен­си­он­но­го воз­ра­с­та. Сей­час ему са­мо­му бы­ло бы за семь­де­сят.

Он ав­тор не толь­ко по­эти­че­с­ких сбор­ни­ков, но и книг, на­пи­сан­ных в иных жа­н­рах – в про­зе, пуб­ли­ци­с­ти­ке, кра­е­ве­де­нии, а есть ещё и та­кой ин­те­рес­ный ис­то­ри­че­с­кий ро­ман «Брыз­ги Пон­та Эвк­син­ско­го». Сло­вом, во всём по­до­ба­ю­щий и вер­но слу­жив­ший ли­те­ра­ту­ре пи­са­тель, до­стой­ный че­ло­век и граж­да­нин сво­е­го Оте­че­ст­ва. Боль­шой и ма­лой Ро­ди­ны.

В этом сбор­ни­ке в раз­ных раз­де­лах мно­го сти­хов, по­свя­щён­ных уже ушед­шим лю­дям, его дру­зь­ям и близ­ким. «Па­мя­ти Ва­ле­рия Гор­ско­го», «На мо­ги­ле ма­те­ри», «Па­мя­ти Юрия Куз­не­цо­ва», «Па­мя­ти Юрия Се­лез­нё­ва», «Па­мя­ти бра­та Юрия», «Па­мя­ти Ни­ко­лая По­стар­на­ка»… Вот те­перь при­шло вре­мя по­про­щать­ся и с са­мим Ва­ди­мом Не­по­до­бой, а его «Из­бран­ное» ста­ло да­нью уже его па­мя­ти.

И вклю­чён­ные сю­да сти­хи, на­пи­сан­ные в раз­ные го­ды – луч­шие в его твор­че­ст­ве. Они го­во­рят о его ши­ро­ком твор­че­с­ком ди­а­па­зо­не, глу­бо­ком ли­риз­ме в со­че­та­нии с об­раз­но­с­тью и фи­ло­со­фич­но­с­тью. Он уди­ви­тель­но умел ви­деть и слы­шать серд­цем, ду­шой, как на­сто­я­щий по­эт. И его го­лос, мо­жет быть, и не так гром­ко, но зву­чал и про­дол­жа­ет зву­чать в ще­д­ром раз­но­об­ра­зье рус­ской ли­ри­ки ушед­ше­го сто­ле­тия.

А ес­ли ког­да-ни­будь ис­тин­ные по­чи­та­те­ли по­эзии возь­мут­ся со­ста­вить пя­тёр­ку луч­ших по­этов Ку­ба­ни, то при лю­бом рас­кла­де в неё обя­за­тель­но вой­дёт имя Ва­ди­ма Не­по­до­бы, по­эта буй­ных вспле­с­ков вес­ны и тон­ких ду­шев­ных пе­ре­жи­ва­ний. Его со­брат по пе­ру Иван Лыс­цов, то­же ушед­ший, по­пы­тал­ся ког­да-то вы­чис­лить в нём глав­ное, оп­ре­де­ля­ю­щее в по­эти­че­с­ком твор­че­ст­ве.

И это, на мой взгляд, ему уда­лось: «…Ощу­ще­ние боль­шой по­эзии, ис­крен­ней не­под­дель­ной ис­по­ве­ди. Ис­по­ве­ди все­го пе­ре­жи­то­го им. Про­по­ве­ди кра­со­ты и до­б­ра, бес­смер­тия на­род­но­го де­ла и оп­ти­ми­с­ти­че­с­кой на­род­ной фи­ло­со­фии. Пе­ред на­ми сим­па­тич­ный и че­ст­ный че­ло­век, се­рь­ёз­ный ху­дож­ник, неж­ный ли­рик, поль­зу­ю­щий­ся ис­клю­чи­тель­но кра­с­ка­ми и при­ме­та­ми сво­е­го бла­го­дат­но­го юж­но­рус­ско­го края».

Лыс­цов и сам был та­ким, по­ка его не уби­ли. Увы, по­этов в Рос­сии при­ня­то уби­вать, сло­вом и де­лом. Ну а сей­час-то и го­во­рить не­че­го, от­мо­роз­ков вез­де хва­та­ет, вплоть до выс­ше­го уров­ня. Но по­эзия, как ни стран­но, жи­ва. При­мер то­му – этот сбор­ник. По­эты всё рав­но ос­та­ют­ся ря­дом с на­ми. Строч­ка­ми, до­б­ры­ми по­ступ­ка­ми, от­зыв­чи­во­с­тью к кра­со­те и чи­с­то­той че­ло­ве­че­с­ких по­мыс­лов.

Пост­скрип­тум. Ва­дим Пе­т­ро­вич тя­же­ло пе­ре­жи­вал смерть сво­е­го ге­ни­аль­но­го дру­га Юрия Куз­не­цо­ва, и го­во­рил близ­ким: «Я уй­ду вслед за ним». Это и слу­чи­лось бук­валь­но че­рез год. А сам Юрий По­ли­кар­по­вич в от­кли­ке на его сти­хи ска­зал так: «Ва­дим Не­по­до­ба по са­мой стро­чеч­ной сво­ей су­ти глу­бо­кий ли­рик, для ко­то­ро­го чув­ст­во­вать – зна­чит жить, чув­ст­во­вать – зна­чит тво­рить… Нет ни­че­го ска­зан­но­го не от чи­с­то­го серд­ца, нет ни­че­го не­про­чув­ст­вен­но­го. По­это­му сти­хи чи­та­ешь и пе­ре­чи­ты­ва­ешь – так мно­го в них при­тя­га­тель­но­го».

---

 

 

 

 

 

 

Александр ТРАПЕЗНИКОВ