Архив : №16. 20.04.2012

ОТВЕТ НА РОЗЫГРЫШИ

 Литературная мистификация как жанр

 

«Литературные мистификации существуют столько же, сколько и сама литература». Этой фразой начинается чуть ли не каждая статья о литературных мистификациях, и с ней невозможно не согласиться. Как только Слово стало тиражируемым и потому сказанное одним становилось достоянием многих, неизбежно должны были появиться и литераторы, которые, в силу характера, предрасположенного к розыгрышам (черта редкая, но не до такой степени, чтобы обладающих ею не было в каждом поколении писателей), – которые не пожелали бы разыграть современников, а чаще – и потомков: в том, чтобы «одурачить» одновременно как можно большее количество людей, видимо, есть какая-то притягательная сила. «Читатель, …смейся: верх земных утех из-за угла смеяться надо всеми», – откровенно писал Пушкин.

За последние 15–20 лет были переосмыслены несколько известнейших произведений мировой литературы и важные факты биографий их авторов. И вот что интересно: оказалось, что все высочайшие вершины художественной словесности в той или иной степени являются литературными мистификациями. Это заставляет задуматься над самим жанром и попытаться выявить его характерные черты: ведь литературная мистификация до сих пор не описана как самостоятельный вид искусства. Между тем, у неё есть свои общие ограничения и особенные возможности, свои правила и свои приёмы, – свои законы жанра.

 

1.

Нач­нём с то­го, что ли­те­ра­тур­ная ми­с­ти­фи­ка­ция яв­ля­ет­ся син­те­ти­че­с­ким ви­дом ис­кус­ст­ва. В са­мом де­ле, ес­ли для то­го, что­бы на­пи­сать зна­чи­тель­ное ли­те­ра­тур­ное про­из­ве­де­ние, до­ста­точ­но та­лан­та и руч­ки (гу­си­но­го пе­ра, ка­ран­да­ша, пи­шу­щей ма­шин­ки, кла­ви­а­ту­ры ком­пью­те­ра), то ми­с­ти­фи­ка­тор дол­жен об­ла­дать ещё и уме­ни­ем вво­дить в за­блуж­де­ние боль­шое ко­ли­че­ст­во лю­дей вне са­мо­го про­цес­са со­зда­ния ли­те­ра­тур­но­го про­из­ве­де­ния. Ес­ли пи­са­тель вла­де­ет ис­кус­ст­вом иг­ры в Сло­ве, то ми­с­ти­фи­ка­тор дол­жен об­ла­дать ещё и ис­кус­ст­вом иг­ры в Жиз­ни, по­сколь­ку ли­те­ра­тур­ная ми­с­ти­фи­ка­ция – кол­лек­тив­ная иг­ра, ве­ду­ща­я­ся сра­зу и в жиз­ни, и в ли­те­ра­ту­ре. При­чём  в иг­ре не­воль­но при­ни­ма­ют уча­с­тие не толь­ко те, кто пред­ла­га­е­мую им ми­с­ти­фи­ка­цию при­ни­ма­ют за чи­с­тую мо­не­ту, но и те, что «на сто­ро­не» ми­с­ти­фи­ка­то­ра, по­свя­щён­ные в ми­с­ти­фи­ка­цию. Их мо­жет быть ма­ло, один-два че­ло­ве­ка, или, как в шек­с­пи­ров­ской ми­с­ти­фи­ка­ции, – де­сят­ки, но, за ред­ки­ми ис­клю­че­ни­я­ми, они все­гда име­ют ме­с­то.

Так, в пуш­кин­ской ми­с­ти­фи­ка­ции со сказ­кой «Ко­нёк-Гор­бу­нок» пря­мое уча­с­тие при­ни­мал П.А. Плет­нёв, ко­то­рый не толь­ко при­вёл 18-лет­не­го Ер­шо­ва к Пуш­ки­ну, но и с его по­да­чи объ­яс­нил сту­ден­ту, что Пуш­кин, де­с­кать, не хо­чет ста­вить сво­е­го име­ни под «Гор­бун­ком» из-за не­до­б­ро­же­ла­тель­но­го от­но­ше­ния ли­те­ра­тур­ной кри­ти­ки к са­мо­му жа­н­ру ли­те­ра­тур­ной сказ­ки – что в дей­ст­ви­тель­но­с­ти име­ло ме­с­то; Бе­лин­ский пи­сал: «…су­дя по его сказ­кам мы долж­ны оп­ла­ки­вать горь­кую, не­воз­врат­ную по­те­рю».

Ма­ло то­го, ми­с­ти­фи­ка­то­ры мо­гут ра­зы­г­ры­вать да­же по­свя­щён­ных в ми­с­ти­фи­ка­цию. Плет­нёв и сам был Пуш­ки­ным «об­ма­нут»: раз­гля­ди он мощ­ный по­ли­ти­че­с­кий под­текст «Конь­ка-Гор­бун­ка», из-за ко­то­ро­го сказ­ку че­рез 13 лет по­сле вы­хо­да пер­во­го из­да­ния за­пре­ти­ли, он ни за что не при­нял бы уча­с­тия в этом де­ле об­хо­да цар­ской цен­зу­ры, так как был тру­со­ват. Ве­ро­ят­но, вме­с­те с бли­жай­ши­ми дру­зь­я­ми Пуш­ки­на не на­бра­лось бы и де­сят­ка уз­нав­ших о его ав­тор­ст­ве сказ­ки, а вве­дён­ны­ми в за­блуж­де­ние, кро­ме ос­таль­ных со­вре­мен­ни­ков, ока­за­лись все по­сле­ду­ю­щие по­ко­ле­ния рус­ских чи­та­те­лей, вплоть до на­ше­го вре­ме­ни, – счёт идёт на сот­ни мил­ли­о­нов.

 

2.

Ра­зу­ме­ет­ся, при­чи­ны, тол­кав­шие пи­са­те­лей на ми­с­ти­фи­ка­ции, мог­ли быть не толь­ко по­ли­ти­че­с­ки­ми – са­мы­ми раз­ны­ми. На­при­мер, при­чи­ной со­кры­тия имён ис­тин­ных ав­то­ров, пи­сав­ших под псев­до­ни­мом Шек­с­пир, бы­ла за­бо­та о го­су­дар­ст­вен­ной бе­зо­пас­но­с­ти, по­сколь­ку уча­ст­ни­ка­ми псев­до­ни­ма бы­ли тай­ные де­ти ко­ро­ле­вы Ели­за­ве­ты. Её са­к­раль­ная власть дер­жа­лась на ав­то­ри­те­те «ко­ро­ле­вы-дев­ст­вен­ни­цы», у ко­то­рой по оп­ре­де­ле­нию не мог­ло быть по­том­ст­ва, и за лю­бые раз­го­во­ры о де­тях ко­ро­ле­вы сле­до­ва­ло бес­по­щад­ное на­ка­за­ние, от по­зор­но­го стол­ба до смерт­ной каз­ни. Меж­ду тем у неё бы­ло шесть де­тей: один сын, Эду­ард де Вер, граф Ок­с­форд, – от То­ма­са Сей­му­ра, му­жа пра­вив­шей ко­ро­ле­вы Ека­те­ри­ны Парр (Ели­за­ве­та ро­ди­ла его в 17 лет), и пять – от Ро­бер­та Дад­ли. При­чём от­но­си­тель­но каж­до­го из них су­ще­ст­ву­ют сви­де­тель­ст­ва об их род­ст­ве с ко­ро­ле­вой, а от­но­си­тель­но как ми­ни­мум тро­их из них – Ок­с­фор­да, Бэ­ко­на и Мар­ло – не ме­нее до­сто­вер­ная ин­фор­ма­ция об их при­ча­ст­но­с­ти к со­зда­нию шек­с­пи­ров­ских про­из­ве­де­ний.

Сер­ван­тес с по­мо­щью тай­но­го ма­сон­ско­го сим­во­ли­че­с­ко­го язы­ка за­ши­ф­ро­вал в «Дон Ки­хо­те» свою ав­то­био­гра­фию, а Пуш­кин в сказ­ках «О ца­ре Сал­та­не» и «О мёрт­вой ца­ре­вне» те­ми же при­ёма­ми за­ши­ф­ро­вал ис­то­рию ма­сон­ско­го ор­де­на в Рос­сии (в XVIII и XIX вв. со­от­вет­ст­вен­но), в 1822 го­ду за­пре­щён­но­го. Про­спер Ме­ри­ме, ус­т­ро­ив­ший ми­с­ти­фи­ка­ции с «Гуз­лой» (в пе­ре­во­де Пуш­ки­на, по­пав­ше­го­ся на этот ро­зы­г­рыш, – «Пес­ни за­пад­ных сла­вян») и «Те­а­т­ром Кла­ры Га­зуль», за­те­ял их с це­лью че­рез не­ко­то­рое вре­мя от­крыть­ся, вы­звав ли­те­ра­тур­ный скан­дал, и тем са­мым по­лу­чить из­ве­ст­ность. Поль Вер­лен при­ду­мал и со­здал «по­эта Ар­тю­ра Рем­бо» толь­ко для то­го, что­бы удер­жать при се­бе мо­ло­до­го лю­бов­ни­ка (на фран­цуз­ском су­ще­ст­ву­ет це­лая ли­те­ра­ту­ра об этой ми­с­ти­фи­ка­ции, ко­то­рая у нас прак­ти­че­с­ки не­из­ве­ст­на). В це­лях лич­ной бе­зо­пас­но­с­ти Бул­га­ков в «Ма­с­те­ре и Мар­га­ри­те» и в «Бе­лой гвар­дии», а Пуш­кин – в «Пол­та­ве» по­ш­ли на ми­с­ти­фи­ка­ци­он­ный при­ём, пе­ре­дав ро­ли по­ве­ст­во­ва­те­лей пер­со­на­жу про­из­ве­де­ния или ли­цу «за ка­д­ром».

От­сю­да сле­ду­ет па­ра­док­саль­ный вы­вод: од­на из глав­ных за­дач ли­те­ра­тур­ной ми­с­ти­фи­ка­ции – скрыть её при­чи­ну.

 

3.

Из при­ве­дён­но­го и да­ле­ко не пол­но­го пе­реч­ня сле­ду­ет, что ми­с­ти­фи­ка­ции все­гда об­ра­ще­ны в бу­ду­щее, – что ав­то­ма­ти­че­с­ки сни­ма­ет во­прос об эти­че­с­кой от­вет­ст­вен­но­с­ти ми­с­ти­фи­ка­то­ра. Да, ми­с­ти­фи­ка­тор об­ма­ны­ва­ет со­вре­мен­ни­ков – или, мяг­че го­во­ря, вво­дит их в за­блуж­де­ние, – но ведь они об этом и не уз­на­ют, а сле­до­ва­тель­но, ни­кто и не ста­но­вит­ся объ­ек­том на­сме­шек. Смех раз­да­ёт­ся толь­ко в мо­мент раз­гад­ки, но к это­му вре­ме­ни за­блуж­да­ю­щих­ся столь­ко, что ин­ди­ви­ду­аль­ное ощу­ще­ние об­ма­на рас­тво­ря­ет­ся в кол­лек­тив­ном и толь­ко вы­зы­ва­ет улыб­ку: «Над на­ми здо­ро­во под­шу­ти­ли!» А вот ли­те­ра­ту­ро­ве­дам, жи­ву­щим в мо­мент раз­гад­ки, при­хо­дит­ся ре­шать, что де­лать со сво­и­ми тру­да­ми, ко­то­рые ми­с­ти­фи­ка­тор так или ина­че «под­ста­вил».

От­сю­да же сле­ду­ет и дру­гой вы­вод: ми­с­ти­фи­ка­ции, как пра­ви­ло, пред­наз­на­че­ны для их раз­га­ды­ва­ния – в про­тив­ном слу­чае они ли­ше­ны смыс­ла (ми­с­ти­фи­ка­ция, пред­наз­на­чен­ная толь­ко для об­ма­на, не име­ет бу­ду­ще­го). Имен­но по­это­му ми­с­ти­фи­ка­то­ры, унич­то­жая лю­бые до­ку­мен­таль­ные сви­де­тель­ст­ва ми­с­ти­фи­ка­ции, ос­тав­ля­ют по­том­кам дву­смыс­лен­ные на­мё­ки и «клю­чи». Чем луч­ше ор­га­ни­зо­ва­на ми­с­ти­фи­ка­ция, тем доль­ше она бы­ва­ет не раз­га­да­на, тем боль­ше со­вре­мен­ни­ков и по­том­ков ока­зы­ва­ют­ся вве­дён­ны­ми в за­блуж­де­ние – и тем силь­нее ока­зы­ва­ет­ся эф­фект при её раз­га­ды­ва­нии. Дру­ги­ми сло­ва­ми, ли­те­ра­тур­ная ми­с­ти­фи­ка­ция ста­но­вит­ся тем зна­чи­тель­нее, чем доль­ше ос­та­ёт­ся не­раз­га­дан­ной.

Из все­го ска­зан­но­го вы­ше не­труд­но сде­лать и вы­вод, что пред­ме­том ус­пеш­ной ли­те­ра­тур­ной ми­с­ти­фи­ка­ции мо­жет быть толь­ко не­за­уряд­ное ху­до­же­ст­вен­ное про­из­ве­де­ние. В са­мом де­ле, толь­ко та­кое про­из­ве­де­ние мо­жет вы­зы­вать дли­тель­ный, на про­тя­же­нии де­ся­ти­ле­тий и сто­ле­тий, стой­кий чи­та­тель­ский ин­те­рес, ко­то­рый, соб­ст­вен­но, и при­во­дит к вспыш­ке все­об­ще­го вни­ма­ния при его раз­гад­ке. Имен­но та­ки­ми про­из­ве­де­ни­я­ми яв­ля­ют­ся «Гам­лет», «Дон Ки­хот», «Ев­ге­ний Оне­гин», «Ма­с­тер и Мар­га­ри­та», раз­га­дан­ные в са­мое по­след­нее вре­мя, бук­валь­но на на­ших гла­зах. Та­ким про­из­ве­де­ни­ем яв­ля­ет­ся и пуш­кин­ский «Ко­нёк-Гор­бу­нок» – бес­спор­но, са­мая лю­би­мая рус­ская сти­хо­твор­ная сказ­ка на­ших пред­ков, нас и на­ших де­тей и вну­ков.

От­сю­да же сле­ду­ет, что ли­те­ра­тур­ная ми­с­ти­фи­ка­ция счи­та­ет­ся со­сто­яв­шей­ся, ког­да она раз­га­да­на.

 

4.

Всё же един­ст­вен­ный ар­гу­мент пуш­ки­ни­с­тов («До­ка­зать нель­зя!») за­слу­жи­ва­ет то­го, что­бы на нём ос­та­но­вить­ся. Тре­буя до­ку­мен­таль­но­го под­тверж­де­ния со­сто­яв­шей­ся ми­с­ти­фи­ка­ции, они ни­как не мо­гут взять в толк, что ми­с­ти­фи­ка­то­ры не ос­тав­ля­ют до­ку­мен­таль­ных под­тверж­де­ний – на­обо­рот, ка­кие бы то ни бы­ло до­ку­мен­ты, на ос­но­ва­нии ко­то­рых мож­но бы­ло бы сде­лать вы­вод об ав­тор­ст­ве ми­с­ти­фи­ка­ци­он­но­го про­из­ве­де­ния, со­зна­тель­но унич­то­жа­ют­ся. Не слу­чай­но не со­хра­ни­лось ни пе­ре­пи­сан­но­го ру­кой Ер­шо­ва бе­ло­ви­ка сказ­ки с по­прав­ка­ми Пуш­ки­на, ни цен­зур­ных ру­ко­пи­сей пер­вых трёх из­да­ний сказ­ки 1834, 1840 и 1843 гг.; и да­же сту­ден­че­с­кий днев­ник, ко­то­рый вёл Ер­шов и в ко­то­ром не мог­ло не быть сле­дов его об­ще­ния с Пуш­ки­ным, он то­же унич­то­жил. (По той же при­чи­не не со­хра­ни­лось ни од­ной ру­ко­пи­си Шек­с­пи­ра и да­же нет ни од­но­го его ав­то­гра­фа, кро­ме не­сколь­ких под­пи­сей Шак­с­пе­ра под до­ку­мен­та­ми, вы­зы­ва­ю­щих со­мне­ние да­же в его гра­мот­но­с­ти.) Ведь ес­ли бы ос­тал­ся хоть один до­ку­мент, хоть од­но пись­мен­ное сви­де­тель­ст­во – и про­бле­мы бы не бы­ло, и ми­с­ти­фи­ка­ции бы­ли бы дав­ным-дав­но раз­га­да­ны. Та­ким об­ра­зом, с точ­ки зре­ния ор­то­док­саль­но­го ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ния, на­сто­я­щая ми­с­ти­фи­ка­ция не мо­жет быть раз­га­да­на до кон­ца.

Меж­ду тем до­сто­вер­ные спо­со­бы раз­гад­ки ли­те­ра­тур­ных ми­с­ти­фи­ка­ций су­ще­ст­ву­ют: ана­лиз сло­ва­ря и ча­с­тот­ных ха­рак­те­ри­с­тик сло­во­упо­треб­ле­ния, ана­лиз сти­ля и др. На­при­мер, сти­ли­с­ти­че­с­кий ана­лиз про­из­ве­де­ний Шек­с­пи­ра и Кри­с­то­фе­ра Мар­ло при­вёл Аль­ф­ре­да Бар­ко­ва к вы­во­ду, что «ос­нов­ной со­став­ля­ю­щей» псев­до­ни­ма «Шек­с­пир» был имен­но Мар­ло, – что под­тверж­да­ет­ся и срав­ни­тель­ным ана­ли­зом ча­с­тот­ных ха­рак­те­ри­с­тик сло­во­упо­треб­ле­ния в тек­с­тах Шек­с­пи­ра и ос­нов­ных кан­ди­да­тов на его «пост» по ме­то­ду Мен­ден­хол­ла: сов­па­де­ние име­ло ме­с­то толь­ко в слу­чае Мар­ло.

Но есть уни­вер­саль­ный ме­тод, ко­то­рым поль­зу­ет­ся на­ука и ко­то­рый обос­но­ван со­вре­мен­ной фи­ло­со­фи­ей. Ког­да в ка­кой-то об­ла­с­ти зна­ний име­ет­ся хо­тя бы один факт, про­ти­во­ре­ча­щий об­ще­при­ня­той те­о­рии, гос­под­ст­ву­ю­щей в этой об­ла­с­ти зна­ний, те­о­рия ста­вит­ся под со­мне­ние – до объ­яс­не­ния это­го про­ти­во­ре­чия. Ес­ли же об­ще­при­ня­той те­о­рии про­ти­во­ре­чит не­ко­то­рое мно­же­ст­во фак­тов, не­из­беж­но под­ни­ма­ет­ся во­прос о пе­ре­смо­т­ре те­о­рии и вы­дви­га­ет­ся ги­по­те­за, ко­то­рая долж­на не­про­ти­во­ре­чи­во объ­яс­нять все эти фак­ты. И ес­ли та­кая ги­по­те­за не про­ти­во­ре­чит и всем фак­там об­ще­при­ня­той те­о­рии, не вы­зы­ва­ю­щим со­мне­ния, она ста­но­вит­ся но­вой об­ще­при­ня­той те­о­ри­ей.

Что­бы объ­яс­нить об­на­ру­жен­ные им про­ти­во­ре­чия, Алек­сандр Ла­цис вы­дви­нул ги­по­те­зу, что име­ла ме­с­то ли­те­ра­тур­ная ми­с­ти­фи­ка­ция и что ав­тор сказ­ки – Пуш­кин. Ока­за­лось, что ги­по­те­за Ла­ци­са сни­ма­ет все про­ти­во­ре­чия, не про­ти­во­ре­ча ос­таль­но­му, из­ве­ст­но­му нам о сказ­ке и ис­то­рии её пуб­ли­ка­ции, – что и де­ла­ет его ги­по­те­зу тре­бу­ю­щей при­зна­ния но­вой те­о­ри­ей.

 

5.

Ис­сле­до­ва­ние ли­те­ра­тур­ных ми­с­ти­фи­ка­ций тре­бу­ет осо­бо­го под­хо­да не толь­ко из-за от­сут­ст­вия их до­ку­мен­таль­но­го под­тверж­де­ния, но и по­то­му, что ми­с­ти­фи­ка­то­ры поль­зу­ют­ся и осо­бы­ми, не­об­ще­при­ня­ты­ми ли­те­ра­тур­ны­ми – и не толь­ко – при­ёма­ми; вот на­и­бо­лее упо­треб­ля­е­мые:

1. Из­да­вая ми­с­ти­фи­ка­ци­он­ные про­из­ве­де­ния под псев­до­ни­мом, они мо­гут под­ста­вить под ав­тор­ст­во су­ще­ст­ву­ю­ще­го, жи­во­го че­ло­ве­ка – будь то по­лу­гра­мот­ный рос­тов­щик Шак­с­пер, 18-лет­ний сту­дент Ер­шов или 17-лет­ний юнец Рем­бо, – что сна­ча­ла вво­дит в за­блуж­де­ние чи­та­те­лей, но со вре­ме­нем ста­но­вит­ся од­ним из клю­чей для раз­гад­ки ми­с­ти­фи­ка­ции.

2. Од­ним из рас­про­ст­ра­нён­ных при­ёмов ми­с­ти­фи­ка­ции яв­ля­ет­ся из­ме­не­ние да­ты на­пи­са­ния про­из­ве­де­ния; так Пуш­кин ста­вил «от­во­дя­щие» да­ты под не­ко­то­ры­ми сти­ха­ми, а из­ме­не­ние да­ты Че­с­те­ров­ско­го сбор­ни­ка на­дол­го ото­дви­ну­ло его раз­гад­ку как по­свя­щён­но­го смер­ти ис­тин­но­го Шек­с­пи­ра.

3. Ми­с­ти­фи­ка­то­ры ча­с­то ис­поль­зу­ют иг­ру слов как ми­с­ти­фи­ка­ци­он­ный при­ём, иг­рая дву­смыс­лен­но­с­тя­ми как в ми­с­ти­фи­ци­ру­ю­щем пуб­ли­ку ли­те­ра­тур­ном про­из­ве­де­нии, так и в жиз­ни. Осо­бен­но это ха­рак­тер­но для Шек­с­пи­ра и Пуш­ки­на.

4. Ми­с­ти­фи­ка­то­ры ча­с­то ис­поль­зу­ют жанр ме­нип­пеи, пе­ре­да­вая роль по­ве­ст­во­ва­те­ля пер­со­на­жам сво­их про­из­ве­де­ний и тем са­мым кар­ди­наль­но ме­няя их смысл, – что ока­зы­ва­ет­ся по­ня­тым толь­ко спу­с­тя мно­гие го­ды.

5. Ми­с­ти­фи­ка­то­ры ча­с­то поль­зу­ют­ся все­воз­мож­ны­ми ши­ф­ра­ми; в той или иной ме­ре при­бе­га­ли к раз­но­го ро­да ши­ф­ров­кам в сво­их тек­с­тах Шек­с­пир, Сер­ван­тес и Пуш­кин.

6. На­ко­нец, ми­с­ти­фи­ка­то­ры ис­поль­зу­ют все­воз­мож­ные ухи­щ­ре­ния, что­бы под­дер­жать ми­с­ти­фи­ка­цию и в жиз­ни; та­кую ми­с­ти­фи­ка­ци­он­ную иг­ру ус­т­ро­ил Пуш­кин во­круг «Ев­ге­ния Оне­ги­на». Но осо­бен­но мощ­ным был ро­зы­г­рыш во­круг шек­с­пи­ров­ско­го псев­до­ни­ма, в ко­то­ром, по­ми­мо страт­форд­ца Уи­ль­я­ма Шак­с­пе­ра, при­ня­ли уча­с­тие де­сят­ки по­этов и дра­ма­тур­гов ели­за­ве­тин­ской эпо­хи – что и при­ве­ло к то­му, что эта ми­с­ти­фи­ка­ция до сих пор пол­но­стью не раз­га­да­на.

 

6.

В за­клю­че­ние име­ет смысл рас­смо­т­реть ещё один эти­че­с­кий ас­пект ли­те­ра­тур­ных ми­с­ти­фи­ка­ций, ко­то­рый яр­ко про­явил­ся как раз в са­мое по­след­нее вре­мя, бук­валь­но в на­ши дни. Раз­гад­ка ми­с­ти­фи­ка­ции с «Конь­ком-Гор­бун­ком» вы­зва­ла к жиз­ни со­про­тив­ле­ние не толь­ко ер­шо­ве­дов, по­ст­ро­ив­ших на ис­сле­до­ва­ни­ях этой сказ­ки свои на­уч­ные ка­рь­е­ры, и пуш­ки­ни­с­тов, ко­то­рые эту пуш­кин­скую сказ­ку «про­мор­га­ли», но и зем­ля­ков Ер­шо­ва, для ко­то­рых он яв­ля­ет­ся «на­ци­о­наль­ной гор­до­с­тью». Как с ни­ми-то быть – ведь они вро­де бы ни в чём не ви­но­ва­ты?

Ещё бо­лее се­рь­ёз­но сто­ит этот во­прос в слу­чае рос­тов­щи­ка из Страт­фор­да: не­дав­ний вы­ход на эк­ра­ны филь­ма «Ано­ним», в ко­то­ром Шек­с­пир – граф Ок­с­форд, вы­звал скан­дал и «рез­кую ре­ак­цию про­те­с­та шек­с­пи­ров­ско­го фон­да Shakespeare Birthplace Trust, ко­то­рый об­ви­нил со­зда­те­лей филь­ма в по­пыт­ке «пе­ре­пи­сать ан­г­лий­скую куль­ту­ру и ис­то­рию», сво­и­ми ак­ци­я­ми на­по­ми­ная жи­те­лям Бри­та­нии, что Уи­ль­ям Шак­с­пер «яв­ля­ет­ся са­мым из­ве­ст­ным экс­порт­ным про­дук­том» Ве­ли­ко­бри­та­нии».

Увы, ме­ст­ным па­т­ри­о­там «на­ци­о­наль­ной гор­до­с­ти» при­дёт­ся сми­рить­ся с ре­аль­но­с­тью; впро­чем, в каж­дом слу­чае под­став­ная фи­гу­ра за­слу­жи­ва­ет сво­е­го пер­со­наль­но­го па­мят­ни­ка, по­сколь­ку они при­ни­ма­ли уча­с­тие в гран­ди­оз­ной ли­те­ра­тур­ной ми­с­ти­фи­ка­ции, – на­до толь­ко пе­ре­име­но­вать име­ю­щи­е­ся му­зеи их па­мя­ти в по­свя­щён­ные со­от­вет­ст­ву­ю­щей ми­с­ти­фи­ка­ции. На мой взгляд, это бы­ло бы до­стой­ным шу­точ­ным от­ве­том че­ло­ве­че­ст­ва на ро­зы­г­ры­ши на­ци­о­наль­ных ге­ни­ев.

Владимир КОЗАРОВЕЦКИЙ