* * *

Из памятного дня с цветами и травой,

Когда свинец Невы сменился синевой,

Донёсся слабый звук,

в тиши подобный вскрику.

Я к шкафу подойду и дверцу отворю,

И с Вами по душам я вновь поговорю,

И руку протянув,

поглажу Вашу книгу.

И этот краткий миг

Молчанья возле книг,

И этот долгий мрак

Возни среди бумаг,

И солнечного дня тепло и пониманье

Составят долгий век.

И строгий человек

Мне ласково кивнёт

с улыбкой состраданья.

* * *

                                  Б.Г. Друяну

Пускай стихи приходят с холодами,

С бессонницей и зрелыми годами,

А то, что раньше, – это не стихи,

А бунинское лёгкое дыханье,

Кисейной занавески колыханье,

Наивный трепет, лепет, пустяки.

Зато она и вправду хороша –

Свою судьбу принявшая душа,

Прервавшая себя на полуслове,

Как только различила между строк

Чужой потусторонний холодок

С чужими запятыми наготове.

Сегодня, ежечасно, ежегодно

Живи, душа, отныне ты свободна,

Чужое не возьмёт тебя в полон.

Выращивай своё, но помни свято

О тех, кто путь твой осенил когда-то.

Пусть вечным будет –

только так и надо –

Твой первый ученический поклон.

* * *

Оставлю в скверике скамью,

Сверну на площадь наудачу,

Под тёплым снегом постою,

От тёплой радости заплачу.

А на Неве, на грязном льду

Вороны серые скучают.

Они тоску обозначают.

Я поскорей от них уйду.

А снег разлёгся на кустах,

Кусты пушисты и красивы.

Но почему в моих ушах 

Гремят тяжёлые разрывы? 

Как пуст зимою Летний сад!

Как мёрзнут руки в рукавицах!

Война. Блокада. Ленинград.

Две «шпалы» в папиных петлицах…

КОКТЕБЕЛЬ

Не уйти – повсюду с нами

Тень ошибок и обид…

Над безлесыми холмами

Птица серая парит.

Лопушок, на мышь похожий,

В пыль зарылся и зачах.

Птичья тень тяжёлой ношей

Распласталась на плечах.

Путь недальний, вид унылый,

Бесконечно длится день.

Над высокою могилой

Кружит умершего тень.

Не спеши остановиться,

Приглядись – холмы ли, дым?

На лицо моё ложится

Тень поэта или птицы?

Где живые? Где граница

Между мёртвым и живым?..

МЕТЕЛЬ

         Но едва Владимир выехал за околицу в поле,

          как поднялся ветер и сделалась такая метель,

          что он ничего не взвидел.

                                 А.С. Пушкин. Метель.

1.

Отправят девочку в кровать,

Она пригреется в постели

И будет тихо засыпать

Под шорох пушкинской «Метели».

Ей хорошо. А надо мной

Сны и невнятны, и недолги.

Зато я чувствую спиной

Всю благодать вагонной полки.

И мельтешащие стволы

Вдруг остановятся на месте,

Где обе встречные «Стрелы»

Видны друг другу на разъезде.

В обеих сон и забытьё.

Но кто-то в той

в Москву стремится.

Он едет в прошлое моё,

Как я в его. И нам не спится.

Рассвет. Перрон. Метель и мгла.

Но я увижу сквозь преграду:

Адмиралтейская игла

Летит навстречу снегопаду.

Звенит мотивчик в голове,

Мурлыча мне о небывалом…

Уютно девочке в Москве

Дремать под тёплым одеялом.

2.

К окну подойди,

близоруко глаза напрягая,

Закутайся в кофту

и зябко дыши на стекло.

Метель заметает

дороги от края до края,

Всё выше сугробы,

всю память твою замело.

Бессмысленно думать

метельною ночью о лете,

Да ты и не помнишь,

как выглядят летом луга.

Ты лучше послушай,

как северо-западный ветер

Всё гонит и гонит

с балтийского неба снега.

А там, далеко,

у Невы, вдоль пушистой аллеи

Идёт человек,

побелевший от снежной красы.

Ты за полночь свет погаси

и укройся теплее,

И незачем взгляды косые

бросать на часы.

Не видно домов и людей,

и весь город как вымер.

Два скорых, два встречных

готовы в дорогу опять.

В такую метель

заблудился бы снова Владимир,

В такую метель,

разумеется, нечего ждать.

3.

Чёрный Пушкин в сугробы одет,

На бульваре скамьи завалило.

У художника выбора нет, –

Надо впрок заготовить белила.

Он подрамник берёт за ремень

И выносит его на свободу.

В безмятежный, безветренный день

Принимается он за работу.

Вот и мне за работу пора.

За окном тишина и доверье.

На заснеженной глади двора

Выделяются чётко деревья.

А вчера уверяло меня

Мельтешение линий и точек,

Будто слышно хрипенье коня

И под самым окном – колокольчик.

Чем кончается повесть? Ах, да –

Тем же самым,

чем кончилась прежде.

Совпаденье в конце, как всегда,

Оставляет пространство надежде.

Кто виновен, что мы в суете

Забываем про снежные бури?..

У художника снег на холсте

Получился белей, чем в натуре.

Зимний день потускнеет к пяти,

Мы опять никуда не успели.

Ну и пусть. Посидим взаперти,

Подождём продолженья метели.

* * *

           Памяти Ю.Г. Оксмана

– Красавица, умница, думай,

И месяц припомни, и год.

На смену усмешке угрюмой

Улыбка прозренья придёт.

– Я помню декабрь и заносы,

Метель в переулках пустых,

И я задавала вопросы,

И Вы отвечали на них.

Вы шли в ореоле печали,

Как будто несли на плечах

Всё то, что для Вас означали

Слова о «сибирских ночах».

О, как Вам пришлось потрудиться

На склоне замученных лет,

Чтоб школьнице с бантом в косице

Понятен был каждый ответ…

И чей-то кромешный, запретный

Всплыл облик над снегом и льдом…

Нас ждал на Садово-Каретной

С большими подъездами дом.

– А дальше?

– А дальше – в тумане –

В портретах и книгах стена.

На тёмном и низком диване

Так прямо сидела – Она…

– А дальше?

– А дальше не надо:

Всё помню: чужое жильё,

Дыхание Летнего сада,

Блокадных ночей Ленинграда,

И горечь смертельного яда,

И спину прямую её.

– А дальше?

– А дальше всё то же:

Москва и декабрь непохожий,

Метель, фонари, гололёд.

А память всё тает и тает,

Но кто-то меня окликает,

И мудрый старик возникает,

И школьницу дальше ведёт…

* * *

И краткий дождь под Новый год,

В ночи ударивший по стёклам,

И три зарницы в небе блёклом,

И вспыхнувший зелёным лёд,

И ветерок над головой, –

Все эти странные детали –

Лишь растревоженные мной

Смешные детские печали.

Они, конечно бы, не стали

Прологом к драме мировой,

Когда бы не возник впотьмах

Вослед мелодии метельной

Невыносимый страх смертельный

В бессмертных огненных глазах.

* * *

В сумерках классической метели

Каждый видит что-нибудь своё…

…На меня пронзительно глядели

Очи беспощадные её.

Вместо трона – ледяная горка,

Снежный нимб вкруг гордой головы.

Вздорная принцесса, фантазёрка,

Золотая пленница Москвы.

Я шепчу губами ледяными,

Поклонившись ей издалека:

«Нам с тобой одно и то же имя

Нашептали в разные века.

И как будто небо раскололось,

И пространство – ненадёжный кров.

Мы с тобой один и тот же голос

Различаем с дальних берегов».

Нет ответа. Значит, и не надо.

Потемнеет небо, и тогда

Над дворами Старого Арбата

Загорится древняя звезда,

И душа опять сольётся с небом.

Но опасен под ногами лёд,

Но блестят,

блестят под грязным снегом

Золотые туфли Турандот.

* * *

Сто мелодий сплетутся в одну,

Отлетев от оркестра и хора,

И обрушит на мир тишину

Повелительный жест дирижёра,

Чтоб, задетый полночным огнём,

Мир очнулся, спокоен и светел,

Чтоб за тёмным и дальним окном

Кто-то ангела в небе заметил

И, смиряя дыханье, следил

Так доверчиво, нежно и чутко

За согласьем небесных светил

И согласьем души и рассудка.