Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №31-32. 03.08.2012

Нас, может, двое

За­ме­чу, что в пи­са­тель­ском, да и на­уч­ном ми­ре роль и зна­че­ние Ко­жи­но­ва, по­хо­же, очень дол­го по­ни­ма­ли лишь еди­ни­цы. Ку­бан­ский ли­те­ра­ту­ро­вед Алек­сандр Фе­дор­чен­ко, с юно­с­ти дру­жив­ший с Юри­ем Се­лез­нё­вым и хо­ро­шо знав­ший так­же Юрия Куз­не­цо­ва, рас­ска­зы­вал мне, как в кон­це 1970-х го­дов он ока­зал­ся в до­ме те­с­тя сво­е­го при­яте­ля, ко­то­рый ни­как не мог уяс­нить, что мо­лод­няк на­шёл в Ко­жи­но­ве. «Это ведь все­го лишь ги­та­рист! – под­чёр­ки­вал тесть Се­лез­нё­ва. – Что он зна­ет о ли­те­ра­ту­ре?» Этой реп­ли­ке мож­но бы­ло бы и не при­да­вать се­рь­ёз­но­го зна­че­ния, ес­ли б не од­но об­сто­я­тель­ст­во: се­мья те­с­тя Се­лез­нё­ва име­ла в пи­са­тель­ском со­об­ще­ст­ве ог­ром­ней­шее вли­я­ние. Во-пер­вых, гла­ва се­мьи Ва­дим Куз­не­цов за­ве­до­вал ре­дак­цией по­эзии в из­да­тель­ст­ве «Мо­ло­дая гвар­дия». От не­го за­ви­се­ло, с кем из по­этов за­клю­ча­ли вы­год­ные до­го­во­ры на вы­пуск книг, а ко­го на го­ды от пе­чат­но­го стан­ка от­лу­ча­ли. Ори­ен­ти­ром на­сто­я­щей по­эзии для Ва­ди­ма Куз­не­цо­ва слу­жил Яро­слав Сме­ля­ков, чьи сти­хи Юрий Куз­не­цов раз­дол­бал ещё в кур­со­вой ра­бо­те и за что по­том чуть не вы­ле­тел из Ли­тин­сти­ту­та. Во-вто­рых, же­на те­с­тя Се­лез­нё­ва слу­жи­ла чле­ном ред­кол­ле­гии га­зе­ты ЦК КПСС «Со­вет­ская куль­ту­ра». Она по долж­но­с­ти бы­ла вхо­жа во мно­гие ка­би­не­ты на Ста­рой пло­ща­ди и хо­ро­шо зна­ла пар­тий­ную конъ­юнк­ту­ру в об­ла­с­ти ли­те­ра­ту­ры. И ес­ли да­же для этой не­пло­хо ин­фор­ми­ро­ван­ной се­мьи Ко­жи­нов ос­та­вал­ся все­го лишь ги­та­ри­с­том, то что го­во­рить о сот­нях дру­гих за­уряд­ных сти­хо­твор­цев, оп­ре­де­ляв­ших тог­даш­ний уны­лый фон Мос­ков­ской пи­са­тель­ской ор­га­ни­за­ции.

И вдруг этот ги­та­рист в 1980 го­ду из­дал не­о­быч­ную ан­то­ло­гию с не­вы­ра­зи­тель­ным на­зва­ни­ем «Стра­ни­цы со­вре­мен­ной ли­ри­ки». Ав­то­ра­ми этой кни­ги ста­ли все­го две­над­цать по­этов. Но ка­ких? Алек­сей Пра­со­лов, Ни­ко­лай Руб­цов, Вла­ди­мир Со­ко­лов, Ана­то­лий Жи­гу­лин, Глеб Гор­бов­ский, Ста­ни­слав Ку­ня­ев, Ана­то­лий Пе­ре­дре­ев, Ва­си­лий Ка­зан­цев, Алек­сей Ре­ше­тов, Олег Чу­хон­цев, Эду­ард Ба­ла­шов и, на­ко­нец, Юрий Куз­не­цов. Все сра­зу ах­ну­ли. Ко­жи­нов по­пал в са­мое яб­лоч­ко. Он да­же у Ку­ня­е­ва на­шёл не­сколь­ко прон­зи­тель­ных сти­хо­тво­ре­ний. Ос­таль­ные по­эты и во­все в ото­б­ран­ных об­раз­цах бы­ли со­по­с­тав­ле­ны с клас­си­кой.

Я ду­маю, что имен­но эта ан­то­ло­гия сде­ла­ла на­ко­нец имя Ко­жи­но­ву и в гла­зах мас­со­во­го чи­та­те­ля. Но она же рез­ко уве­ли­чи­ла и чис­ло его вра­гов. Ведь кри­тик столь­ко ла­у­ре­а­тов и ор­де­но­нос­цев ос­та­вил за бор­том это­го сбор­ни­ка.

Здесь ин­те­рес­но сви­де­тель­ст­во яро­слав­ско­го жур­на­ли­с­та Ев­ге­ния Че­ка­но­ва. В 1984 го­ду он ока­зал­ся в не­кра­сов­ской Ка­ра­би­хе ря­дом с мос­ков­ски­ми по­эта­ми. Че­ка­нов рас­ска­зы­вал: «С Ге­ной Се­ре­б­ря­ко­вым, быв­шим ре­дак­то­ром ива­нов­ской мо­ло­дёж­ной га­зе­ты, год по­ра­бо­тав­шим в сек­то­ре пе­ча­ти ЦК ВЛКСМ, а ны­не «сво­бод­ным ху­дож­ни­ком», мы рас­пи­ва­ем бу­тыл­ку вод­ки, бол­та­ем о ли­те­ра­ту­ре; он с хо­ду обе­ща­ет по­мочь мне с пуб­ли­ка­ци­ей книж­ки в сто­лич­ном из­да­тель­ст­ве «Со­вре­мен­ник». Я ин­те­ре­су­юсь его мне­ни­ем о Куз­не­цо­ве, он от­зы­ва­ет­ся в це­лом по­ло­жи­тель­но; за­то Ко­жи­но­ва по­че­му-то на­зы­ва­ет «ма­со­ном»:

– Ва­дик? Ма­сон!

– А Тряп­кин и Ка­зан­цев?

– Ко­ля Тряп­кин ни­че­го уже не пи­шет, а Ва­ся Ка­зан­цев ни­че­го осо­бен­но­го и не пи­сал ни­ког­да!..

Ли­с­таю книж­ку са­мо­го Ге­ны: сти­хи его, че­ст­но го­во­ря, в под­мёт­ки не го­дят­ся ка­зан­цев­ским и тряп­кин­ским, не го­во­ря уж о куз­не­цов­ских, – это пло­с­кие, за­уряд­ные вир­ши».

Ес­те­ст­вен­но, Се­ре­б­ря­ков и вся его ком­па­ния, Вла­ди­мир Фир­сов, Фе­ликс Чу­ев, Ва­лен­тин Со­ро­кин, Игорь Ля­пин и про­чая по­сред­ст­вен­ность, бы­ли силь­но уязв­ле­ны тем, что их, не­смо­т­ря на ком­со­моль­ские и го­су­дар­ст­вен­ные пре­мии, Ко­жи­нов, сла­вив­ший­ся уме­ни­ем со­зда­вать об­ще­ст­вен­ные ре­пу­та­ции, за­дви­нул ку­да-то на обо­чи­ну, про­пу­с­тив впе­рёд сов­сем дру­гие име­на, ко­то­рые ни­ког­да не вхо­ди­ли ни в но­мен­к­ла­ту­ру ЦК КПСС, ни в ре­зерв ли­те­ра­тур­но­го ге­не­ра­ли­те­та. В от­ме­ст­ку эта по­гряз­шая в ин­три­гах шоб­ла, дер­жав­ша­я­ся на пла­ву толь­ко за счёт сво­их свя­зей в ком­со­моль­ских и пар­тий­ных ор­га­нах, по­спе­ши­ла от­ка­зать Ко­жи­но­ву ни мно­го ни ма­ло в рус­ско­с­ти (мол, у не­го обе же­ны бы­ли не той на­ци­о­наль­но­с­ти).

Ра­бо­тав­ший под жур­на­лист­ским при­кры­ти­ем пар­тий­ный раз­вед­чик Алек­сандр Бай­гу­шев уже вес­ной 2012 го­да при­знал­ся, что он и его близ­кие дру­зья и еди­но­мы­ш­лен­ни­ки, сре­ди ко­то­рых бы­ли Сер­гей Се­ма­нов и Свя­то­слав Ко­тен­ко, в 1960-е и 1970-е го­ды очень ос­те­ре­га­лись да­вать Ко­жи­но­ву лиш­нюю ин­фор­ма­цию. Бай­гу­шев рас­ска­зы­вал: «По­на­ча­лу бы­ло опа­се­ние, что он всё со­льёт сво­е­му те­с­тю Ер­ми­ло­ву, тот всё пе­ре­даст Сус­ло­ву, и всё – мы сго­ре­ли. По­том, не за­бы­вай­те, где Ко­жи­нов ра­бо­тал – в от­де­ле те­о­рии Ин­сти­ту­та ми­ро­вой ли­те­ра­ту­ры. Но мы-то зна­ли, что тог­да пред­став­лял этот от­дел – вы­нос­ной фи­ли­ал КГБ, где раз­ра­ба­ты­ва­лись мно­гие ак­ции по ра­бо­те с на­шей и за­пад­ной ин­тел­ли­ген­ци­ей. По мо­им све­де­ни­ям, Ко­жи­нов был тес­но свя­зан с Фи­лип­пом Боб­ко­вым. Боб­ков по­че­му-то имел ре­пу­та­цию глав­но­го сто­рон­ни­ка в КГБ «рус­ской пар­тии». Но всё бы­ло слож­ней. Боб­ков был един­ст­вен­ным в ру­ко­вод­ст­ве КГБ че­ло­ве­ком, ко­то­ро­му бе­зо­го­во­роч­но до­ве­рял Ан­д­ро­пов (ког­да как Ци­нёв и Цви­гун яв­ля­лись дав­ни­ми при­яте­ля­ми Бреж­не­ва)».

Но, не до­ве­ряя, со­рат­ни­ки Бай­гу­ше­ва тем не ме­нее с Ко­жи­но­вым по ка­ким-то во­про­сам очень да­же ак­тив­но со­труд­ни­ча­ли. Сви­де­тель­ст­во то­му – днев­ни­ки бли­жай­ше­го дру­га Бай­гу­ше­ва Сер­гея Се­ма­но­ва, ко­то­рый как ис­то­рик на­чи­нал с хва­леб­ной бро­шю­ры о стар­шем бра­те Ле­ни­на, раз­вя­зав­шем тер­рор про­тив им­пе­ра­тор­ской се­мьи. Так, имен­но Ко­жи­нов в фе­в­ра­ле 1980 го­да всё сде­лал для то­го, что­бы Се­ма­нов, ру­ко­во­див­ший жур­на­лом Мин­юс­та с мил­ли­он­ным ти­ра­жом «Че­ло­век и за­кон», про­шёл сквозь си­то при­ём­ной ко­мис­сии без се­рь­ёз­ных ос­лож­не­ний. «Обо мне, – под­черк­нул Се­ма­нов 15 фе­в­ра­ля, – очень лов­ко до­ло­жил Ко­жи­нов, за­тем Да­нин за­чи­тал от­ры­вок из сбор­ни­ка о раз­ру­ши­те­лях Моск­вы (не очень удач­но бы­ло), а по­том за­щи­щал Тат­ли­на и ме­ня бра­нил. Ко­нец хо­ро­ший, ибо иной по­ро­дил бы не­пре­мен­но сплет­ни и пе­ре­су­ды». Но за эту ус­лу­гу Ко­жи­нов вза­мен по­про­сил под­дер­жать нуж­ных ему лю­дей в жур­на­ле «Че­ло­век и за­кон». «Ко­жи­нов по­зво­нил мне, – от­ме­тил Се­ма­нов 15 мар­та, – стал го­во­рить о не­об­хо­ди­мо­с­ти дать от­зыв в на­шем жур­на­ле на Не­сте­ро­ва [име­лась в ви­ду кни­га Ф.Не­сте­ро­ва «Связь вре­мён». – В.О.], я не­дип­ло­ма­тич­но сра­зу же от­ка­зал, тог­да он стал брюз­жать, что я в по­след­нее вре­мя стал ос­то­рож­ни­чать: «все го­во­рят». Я, к сча­с­тью, не стал с ним спо­рить, не пе­ре­шёл в кон­тра­та­ку – бес­по­лез­но. Но ха­рак­тер­но. В пред­став­ле­нии Ко­жи­но­ва, Жу­ко­ва и про­чих, ко­то­рые мно­го лет уже не ум­не­ют, «борь­ба» – это пуб­лич­ные скан­да­лы, да­же в сво­ём ма­лю­сень­ком круж­ке. Яс­но, что в этом я уча­ст­во­вать не ста­ну и не уча­ст­вую, ибо за­ни­ма­юсь ку­да бо­лее важ­ным де­лом <…> Мне­ние тол­пы ни­ка­кой по­ли­ти­че­с­кой цен­но­с­ти не име­ет, его толь­ко нуж­но учи­ты­вать, а при воз­мож­но­с­ти – на­прав­лять».

Впро­чем, Се­ма­нов в сво­их оцен­ках был не сов­сем то­чен. Сам Ко­жи­нов тог­да пуб­лич­ные скан­да­лы ещё ста­рал­ся из­бе­гать, пред­по­чи­тая дей­ст­во­вать в ос­нов­ном чу­жи­ми ру­ка­ми. А да­вил он на Се­ма­но­ва от­нюдь не слу­чай­но. По его ин­фор­ма­ции, Се­ма­нов об­ла­дал на тот мо­мент им­му­ни­те­том. Не­ко­то­рые вли­я­тель­ные кру­ги дав­но уже все­рьёз вы­на­ши­ва­ли идею вы­дви­же­ния глав­но­го ре­дак­то­ра жур­на­ла «Че­ло­век и за­кон» ни мно­го ни ма­ло в пред­се­да­те­ли Ко­ми­те­та гос­бе­зо­пас­но­с­ти или ми­ни­с­т­ра юс­ти­ции, и по­это­му ему поз­во­ля­лось не­сколь­ко боль­ше, не­же­ли ру­ко­во­ди­те­лям дру­гих из­да­ний. Ес­ли кто и ос­то­рож­ни­чал в то вре­мя, то это как раз Ко­жи­нов. Кри­тик сам по­том не од­наж­ды рас­ска­зы­вал о том, как мо­нар­хи­с­ты про­си­ли его на­пи­сать ста­тьи для дис­си­дент­ских жур­на­лов, но он всем от­ка­зы­вал, ибо знал, что по­сле пер­вой же пуб­ли­ка­ции в под­поль­ном ли­ст­ке пре­вра­тит­ся в из­гоя, а ему во­все не хо­те­лось ли­шать­ся офи­ци­аль­ных три­бун и по­че­с­тей. Имен­но по­это­му Ко­жи­нов сна­ча­ла от­ва­дил от се­бя Вла­ди­ми­ра Оси­по­ва, упор­но за­зы­вав­ше­го кри­ти­ка в свой жур­наль­чик «Ве­че», а по­том дол­го убеж­дал уже Ан­д­рея Би­то­ва пуб­лич­но по­ка­ять­ся за уча­с­тие в вы­пу­с­ке не­под­цен­зур­но­го аль­ма­на­ха «Ме­т­ро­поль».

По­нят­но, что Ко­жи­нов сво­и­ми уп­рё­ка­ми в ос­то­рож­но­с­ти вы­сту­пил как ти­пич­ный про­во­ка­тор. Он ду­мал, что раз­за­до­рит Се­ма­но­ва и тот на­зло бро­сит­ся вы­пол­нять все его ука­за­ния. Но Се­ма­нов на эту ба­наль­ную раз­вод­ку не по­вёл­ся. И, мо­жет, зря. По­то­му что вско­ре к не­му на­гря­ну­ли с обы­с­ком. Прав­да, ни­че­го су­ще­ст­вен­но­го у не­го до­ма так и не на­шли. Об­на­ру­жи­ли толь­ко не­сколь­ко из­дан­ных на За­па­де и вве­зён­ных без раз­ре­ше­ния та­мож­ни в Рос­сию кни­жо­нок. Кста­ти, раз­ные кни­жон­ки дер­жал у се­бя на квар­ти­ре и Ко­жи­нов. Но кри­ти­ка ни­кто и паль­цем не тро­нул. По­ст­ра­дал один Се­ма­нов. Его с тре­с­ком сня­ли с долж­но­с­ти, а за­од­но стро­го на­ка­за­ли и по пар­тий­ной ли­нии. В об­щем, Ан­д­ро­пов яв­но с чьей-то по­да­чи сра­бо­тал на опе­ре­же­ние, вы­лив на воз­мож­но­го кон­ку­рен­та ку­чу ком­про­ма­та.

Кста­ти, впос­лед­ст­вии не­ко­то­рые не­до­б­ро­со­ве­ст­ные ис­то­ри­ки дра­му Се­ма­но­ва увя­за­ли со скан­да­ла­ми в из­да­тель­ст­ве «Со­вре­мен­ник», пе­ре­во­дом бой­ко­го ком­со­моль­ско­го де­я­те­ля Ва­ле­рия Га­ни­че­ва из «Ком­со­моль­ской прав­ды» в «Ро­ман-га­зе­ту» и го­не­ни­я­ми на Ми­ха­и­ла Ло­ба­но­ва, уви­дев в этих фак­тах не­кую тен­ден­цию, свя­зан­ную с по­пыт­ка­ми по­дав­ле­ния на­ци­о­на­ли­с­ти­че­с­ких на­ст­ро­е­ний в сре­де рус­ских ху­дож­ни­ков. Ан­д­ро­пов дей­ст­ви­тель­но од­но вре­мя был очень встре­во­жен рос­том на­пря­жён­но­с­ти в твор­че­с­ких кру­гах, в том чис­ле и по на­ци­о­наль­но­му во­про­су. Ви­ди­мо, с его по­да­чи Крем­лю ста­ло на­вя­зы­вать­ся пре­не­бре­жи­тель­ное от­но­ше­ние к «ру­со­фи­лам» и «ру­со­пя­там». И в ка­ких-то слу­ча­ях власть от уг­роз пе­ре­шла к пря­мым ре­прес­си­ям (од­но из под­тверж­де­ний то­му – вто­рой арест пи­са­те­ля Ле­о­ни­да Бо­ро­ди­на). Но ес­ли Се­ма­нов, Ло­ба­нов и Бо­ро­дин, бу­ду­чи очень раз­ны­ми людь­ми, имев­ши­ми со­вер­шен­но раз­ные взгля­ды на бу­ду­щее стра­ны, дей­ст­ви­тель­но очень силь­но на­тер­пе­лись от «ре­жи­ма» имен­но за свои идеи, то де­я­те­ли из «Со­вре­мен­ни­ка» – преж­де все­го Юрий Про­ку­шев и Ва­лен­тин Со­ро­кин – по­пла­ти­лись хлеб­ны­ми ме­с­та­ми не за по­ли­ти­че­с­кие убеж­де­ния, а, по су­ти, за кор­руп­цию, а это, со­гла­си­тесь, раз­ные ве­щи – стра­дать за твор­че­ст­во или за по­твор­ст­во фи­нан­со­вым и про­чим ма­хи­на­ци­ям. В от­ли­чие от Се­ма­но­ва то­го же Со­ро­ки­на про­сто на не­сколь­ко лет от­лу­чи­ли от ру­ко­во­дя­щих по­стов, но по­том власть ему спол­на всё воз­ме­с­ти­ла, дав и но­вую хо­ро­шую долж­ность, и гос­пре­мию, и ор­де­на, и ме­да­ли. Во­об­ще мно­гие быв­шие ком­со­моль­ские по­эты, кра­си­во ра­то­вав­шие за ве­ли­чие Рос­сии, но так и не на­учив­ши­е­ся глу­бо­ко мыс­лить, жи­ли тог­да очень да­же при­пе­ва­ю­чи. Ком­форт ока­зал­ся для них важ­нее идеи. И по­том они ещё удив­ля­лись, по­че­му их ни­кто не чи­тал.

По­нят­но, что все эти вли­я­тель­ные гра­фо­ма­ны, шаг­нув­шие в Со­юз пи­са­те­лей пря­ми­ком из ап­па­ра­та ЦК ВЛКСМ, очень хо­те­ли, что­бы их при­ве­тил и как-то от­ме­тил та­кой ин­тел­лек­ту­ал, как Ко­жи­нов, имев­ший к то­му же свя­зи по­хле­ще, чем у них. Но кри­тик этих кри­ку­нов в упор не за­ме­чал. Это ли­те­ра­тур­ную шу­ше­ру силь­но бе­си­ло. И ес­те­ст­вен­но, что в ка­кой-то мо­мент страш­ная не­на­висть быв­ших ком­со­моль­ских по­этов к Ко­жи­но­ву от­ча­с­ти пе­ре­ки­ну­лась и на Куз­не­цо­ва. Не слу­чай­но в ли­те­ра­тур­ных кру­гах Моск­вы воз­ник­ли раз­го­во­ры о том, буд­то боль­шой рус­ский по­эт по­пал под вли­я­ние ма­со­нов, по­гу­бив свой не­за­уряд­ный та­лант. Ду­маю, что Куз­не­цо­ва очень бе­си­ли все эти слу­хи. В кон­це кон­цов он на эти до­мыс­лы от­ве­тил сти­ха­ми.

Од­но из них Куз­не­цов в оче­ред­ной раз по­свя­тил Ко­жи­но­ву. Он пи­сал:

 

Сей день вы­сок по ду­ху и пе­ча­ли.

Меж тем как мы си­дим на­ко­рот­ке,

Ха­за­ры ру­бят дверь твою ме­ча­ми

Так, что зве­нит ста­кан в мо­ей ру­ке.

Ви­дать, коп­нул ты глу­бо­ко, ис­то­рик,

Что вы­звал на се­бя весь ка­га­нат.

Ты от­ве­ча­ешь: – Этот шум не сто­ит

Вни­ма­ния. Вра­ги все­гда шу­мят.

 

В дру­гом же сти­хо­тво­ре­нии Куз­не­цов гор­до под­черк­нул:

 

Звать ме­ня Куз­не­цов. Я один.

Ос­таль­ные – об­ман и под­дел­ка.

 

Что бы­ло су­щей прав­дой. Куз­не­цов ведь и в ко­жи­нов­ском кру­ге ока­зал­ся один та­кой. Мно­гие дру­гие ли­те­ра­то­ры, по­пав­шие в раз­ное вре­мя под оба­я­ние Ко­жи­но­ва и да­же об­ла­с­кан­ные кри­ти­ком, так по­том и ос­та­лись как бы в чу­жой те­ни, а то и во­все сло­ма­лись и со­шли с на­ме­чен­но­го пу­ти. И толь­ко Юрий Куз­не­цов, до по­след­не­го под­дер­жи­вая тес­ные от­но­ше­ния со столь слож­ным, но, бе­зус­лов­но, очень ум­ным че­ло­ве­ком, су­мел бы­с­т­ро вый­ти из-под его дав­ле­ния и со­хра­нить са­мо­сто­я­тель­ность в по­ступ­ках и не­за­ви­си­мость в твор­че­ст­ве.

Кста­ти, Куз­не­цо­ва силь­но раз­дра­жа­ло, ког­да его вклю­ча­ли в круг Ко­жи­но­ва. Он, мяг­ко го­во­ря, сни­с­хо­ди­тель­но от­но­сил­ся к раз­ным пле­я­дам и шко­лам и, как я уже не раз го­во­рил, не одо­б­рял ча­с­тые встре­чи и бе­се­ды кри­ти­ка с ли­те­ра­тур­ной бра­ти­ей и его бес­ко­неч­ные хло­по­ты за по­да­ю­щих на­деж­ды сти­хо­твор­цев. По­эт прин­ци­пи­аль­но не вхо­дил ни в ка­кой круг. Он был са­мо­сто­я­те­лен и при­зна­вал ди­а­ло­ги толь­ко на рав­ных, а тер­мин «круг» уже из­на­чаль­но пред­по­ла­гал не­кую скид­ку, сни­с­хо­ди­тель­ность и чьё-то гла­вен­ст­во, стар­шин­ст­во.

С дру­гой сто­ро­ны, и у Ко­жи­но­ва по­сле зна­ком­ст­ва с Куз­не­цо­вым боль­ше не бы­ло со­бе­сед­ни­ка та­ко­го мас­шта­ба. Все дру­гие по­эты, с кем он об­щал­ся по­сле 1975 го­да, бы­ли на­мно­го мель­че Куз­не­цо­ва как по та­лан­ту, так и по ин­тел­лек­ту­аль­но­му уров­ню.

Но тут бо­лее важ­ны дру­гие во­про­сы: так что же в ко­неч­ном счё­те да­ло Куз­не­цо­ву мно­го­лет­нее тес­ное об­ще­ние с Ко­жи­но­вым? Обо­га­ти­ло оно его или как по­эта сло­ма­ло и пол­но­стью по­да­ви­ло? Мне ка­жет­ся, очень точ­ный от­вет в ян­ва­ре 2010 го­да дал ли­те­ра­ту­ро­вед из До­нец­ка Вла­ди­мир Фё­до­ров (ко­то­ро­го про­шу не пу­тать с за­ди­ри­с­тым кри­ти­ком Иго­рем Фё­до­ро­вым, пи­сав­шим о Куз­не­цо­ве в жур­на­ле «Ли­ту­чё­ба» в 1982 го­ду). Так вот, Вла­ди­мир Фё­до­ров ут­верж­дал: «Об­ще­ние с В.В. Ко­жи­но­вым мог­ло дать Юрию Куз­не­цо­ву толь­ко по­вод для са­мо­от­чё­та. На по­эта оно ни­как по­вли­ять не мог­ло, по­то­му что по­эт – субъ­ект не де­я­тель­но­с­ти (ко­то­рой мож­но на­учить­ся), а бы­тия (в ко­то­ром нуж­но иметь по­треб­ность). По­эт – это че­ло­век, про­дви­нув­ший­ся в сво­ём бы­тий­ном ста­ту­се. А для то­го, что­бы воз­ра­с­ти в он­то­ло­ги­че­с­ком ка­че­ст­ве, нуж­но быть не­удов­ле­тво­рён­ным сво­им обыч­ным су­ще­ст­во­ва­ни­ем, а для это­го нуж­но иметь ог­ром­ный он­то­ло­ги­че­с­кий по­тен­ци­ал. Ни­ка­кие ин­тел­лек­ту­аль­ные бе­се­ды, ка­ки­ми бы на­сы­щен­ны­ми они ни бы­ли, бы­тий­ной по­треб­но­с­ти не за­ме­нят. В.В. мог пред­ло­жить ему те­му, те­ма­ти­че­с­ки ори­ен­ти­ро­вать. Не знаю точ­но, но на­ве­с­ти на мысль пе­ре­ве­с­ти на рус­ский язык «Сло­во о за­ко­не и бла­го­да­ти» В.В. мог. Раз всту­пив в эту об­ласть, Ю.Куз­не­цов мог, ес­те­ст­вен­но, по­чув­ст­во­вать её энер­гию – как бы­тий­ную, так и цен­но­ст­ную. «Сло­мать» по­эта нель­зя во­об­ще. При­чи­на его бы­тия, сфе­ра, в ко­то­рой оно осу­ще­ств­ля­ет­ся, – во­об­ще не жиз­нен­ная; жизнь за­ни­ма­ет в ней весь­ма скром­ное ме­с­то. Фак­то­ры, вли­я­ю­щие на это бы­тие, мож­но оп­ре­де­лить «бах­тин­ским» тер­ми­ном «вне­жиз­нен­ные».

 

Ес­те­ст­вен­но, по­эти­че­с­кий мир Моск­вы 1970–80-х го­дов не ог­ра­ни­чи­вал­ся толь­ко са­ло­ном Ко­жи­но­ва. В сто­ли­це пе­ри­о­ди­че­с­ки воз­ни­ка­ли и дру­гие груп­пы и круж­ки, за ко­то­ры­ми сто­я­ли свои иде­о­ло­ги. Я тут в пер­вую оче­редь вспом­нил бы груп­пу «Мос­ков­ское вре­мя», в ко­то­рой не то что­бы пре­об­ла­да­ли ан­ти­со­вет­ские на­ст­ро­е­ния. Про­сто эта груп­па из­на­чаль­но ни в ка­кие со­вет­ские из­да­ния да­же не со­ва­лась. Она не ви­де­ла в этом не­об­хо­ди­мо­с­ти. Её впол­не ус­т­ра­и­вал ан­де­г­ра­унд. В не­о­фи­ци­аль­ной сре­де этой груп­пе бы­ло бо­лее ком­форт­но. Дру­гое де­ло, у неё от­сут­ст­во­вал яв­ный ли­дер.

Уже в кон­це «ну­ле­вых» го­дов кри­тик из Май­ко­па Ки­рилл Ан­ку­ди­нов по­пы­тал­ся со­по­с­та­вить са­лон Ко­жи­но­ва, имев­ший вы­хо­ды на мно­гие вли­я­тель­ные жур­на­лы, и груп­пу «Мос­ков­ское вре­мя», ко­то­рая, по су­ти, иг­но­ри­ро­ва­ла со­вет­ские га­зе­ты. Для на­ча­ла он вы­де­лил клю­че­вые фи­гу­ры в этих круж­ках. В ко­жи­нов­ском кру­ге его, ес­те­ст­вен­но, за­ин­те­ре­со­вал преж­де все­го Куз­не­цов, а в «Мос­ков­ском вре­ме­ни» ему бо­лее дру­гих ока­зал­ся сим­па­ти­чен Ганд­лев­ский.

Срав­нив те­ма­ти­ку и по­эти­ку двух ав­то­ров, Ан­ку­ди­нов при­шёл к сле­ду­ю­ще­му вы­во­ду: «Юрий Куз­не­цов был по­этом на мно­го по­ряд­ков бо­лее ан­ти­со­вет­ским, не­же­ли тот же Ганд­лев­ский; «ми­фо-мо­дер­низм» Куз­не­цо­ва был не­имо­вер­но опа­сен для марк­сист­ской иде­о­ло­гии, а «кри­ти­че­с­кий сен­ти­мен­та­лизм» Ганд­лев­ско­го – впол­не впи­сы­вал­ся в нор­ма­тив­ную эс­те­ти­ку со­вет­ско­го ис­кус­ст­ва се­ми­де­ся­тых го­дов». Од­на­ко один во­всю пе­ча­тал­ся и вез­де об­суж­дал­ся, а дру­гой дол­гое вре­мя пре­бы­вал в без­ве­ст­но­с­ти. Глав­ную при­чи­ну это­го па­ра­док­са Ан­ку­ди­нов уви­дел в том, что за Куз­не­цо­вым сто­ял Ко­жи­нов, а груп­па «Мос­ков­ское вре­мя» сво­е­го вли­я­тель­но­го иде­о­ло­га не име­ла. Кри­тик ут­верж­дал: «Юрий Куз­не­цов ак­тив­но пуб­ли­ко­вал­ся в со­вет­ских из­да­ни­ях и все­мер­но об­суж­дал­ся в них – по­то­му что его иде­о­ло­гом был Ва­дим Ко­жи­нов, пе­вец эво­лю­ци­он­но­го хо­да раз­ви­тия рус­ской куль­ту­ры, гла­ша­тай впи­сы­ва­ния тра­ди­ци­он­ных на­ци­о­наль­ных цен­но­с­тей в со­вет­скую па­ра­диг­му (и пол­зу­че­го вы­тес­не­ния со­вет­ской па­ра­диг­мы эти­ми цен­но­с­тя­ми из­ну­т­ри)».

Итог раз­мы­ш­ле­ний Ан­ку­ди­но­ва ока­зал­ся та­ков: «Ес­ли по­эзия пред­ста­ви­те­лей «про­ек­та Ва­ди­ма Ко­жи­но­ва» (та­ких, как Ни­ко­лай Руб­цов или Юрий Куз­не­цов) бы­ла вос­ста­нов­ле­ни­ем тра­ди­ци­о­на­лист­ской гар­мо­нии в пре­де­лах со­вет­ской дан­но­с­ти, то по­эзия «Мос­ков­ско­го вре­ме­ни» ста­ла по­пыт­кой этой гар­мо­нии во­пре­ки со­вет­ской дан­но­с­ти. Кста­ти, по боль­шо­му счё­ту по­ра­же­ние по­тер­пе­ли оба про­ек­та – и «про­ект Ко­жи­но­ва», и «про­ект Со­пров­ско­го» (на­зо­вём его так, не­смо­т­ря на не­бе­зос­но­ва­тель­ные со­мне­ния в его ста­ту­се и при­ро­де)». Я со­гла­сен с этим вы­во­дом Ан­ку­ди­но­ва, но с од­ной ого­вор­кой: да, оба «про­ек­та» рух­ну­ли, но це­лый ряд по­этов-то ос­тал­ся. Куз­не­цов-то ни­ку­да по­сле это­го не дел­ся. Бо­лее то­го, он замет­но под­нял план­ку на­шей по­эзии.

Пётр ПАЛИЕВСКИЙ
Пётр ПАЛИЕВСКИЙ

Су­ще­ст­вен­на и та­кая де­таль. Юрий Куз­не­цов в 1970–80-е го­ды не­ма­ло про­из­ве­де­ний по­свя­тил раз­лич­ным пи­са­те­лям и учё­ным. Я уже упо­ми­нал сти­хо­тво­ре­ние «Вы­хо­дя на до­ро­гу, ду­ша ог­ля­ну­лась…», пер­во­на­чаль­но ад­ре­со­ван­ное Ана­то­лию Пе­ре­дре­е­ву. По­том ле­том 1975 го­да он впер­вые опуб­ли­ко­вал в га­зе­те «Во­ло­год­ский ком­со­мо­лец» по­эму «Зо­ло­тая го­ра» с по­свя­ще­ни­ем Ни­ко­лаю Руб­цо­ву. За­тем по­яви­лась по­эма «Змеи на ма­я­ке» с по­свя­ще­ни­ем кол­ле­ге Ко­жи­но­ва по ИМ­ЛИ – Пе­т­ру Па­ли­ев­ско­му. Бы­ли ещё «Сти­хи о Ге­не­раль­ном шта­бе» с по­свя­ще­ни­ем из­да­те­лю Вла­ди­ми­ру Дро­бы­ше­ву. Но по­том мно­гие по­свя­ще­ния ис­чез­ли. По­че­му?

Про­ще все­го объ­яс­нить ис­то­рию с «Зо­ло­той го­рой». На­сколь­ко я знаю, Куз­не­цов эту по­эму ни­ко­му и не по­свя­щал. Но он её дол­го не мог ни­где на­пе­ча­тать. По­мог ему во­ло­год­ский про­за­ик Вла­ди­мир Ши­ри­ков, ко­то­рый од­но вре­мя ре­дак­ти­ро­вал га­зе­ту «Во­ло­год­ский ком­со­мо­лец». Од­на­ко Ши­ри­ко­ву как-то на­до бы­ло под­ст­ра­хо­вать­ся, объ­яс­нить, по­че­му он взял­ся пуб­ли­ко­вать в во­ло­год­ском мо­ло­дёж­ном из­да­нии по­эму моск­ви­ча, да­лё­кую от во­ло­год­ских ре­а­лий. И он пред­ло­жил по­ста­вить по­свя­ще­ние име­ни­то­му зем­ля­ку – Руб­цо­ву.

С по­эмой «Змеи на ма­я­ке» всё бы­ло на­мно­го слож­нее. Уже в 1984 го­ду Куз­не­цов при­знал­ся яро­слав­ско­му жур­на­ли­с­ту Ев­ге­нию Че­ка­но­ву, что в ос­но­ву это­го со­чи­не­ния лег­ла жут­кая ис­то­рия. «Нам, мне и Бе­ло­ву, рас­ска­зал её Па­ли­ев­ский, прав­да, в раз­ное вре­мя. Бе­лов сде­лал что-то на ино­ст­ран­ном ма­те­ри­а­ле из неё… А сам Па­ли­ев­ский вы­ко­пал её из сред­не­ве­ко­вых хро­ник». Но, су­дя по все­му, с го­да­ми Куз­не­цов ра­зо­ча­ро­вал­ся в Па­ли­ев­ском (очень круп­ный учё­ный, ко­то­ро­го, как вы­яс­ни­лось, мно­го лет вся­че­с­ки про­дви­гал чрез­вы­чай­но вли­я­тель­ный но­мен­к­ла­тур­щик Алек­сандр Дым­шиц, при­зна­вав­ший в кри­ти­ке лишь два кри­те­рия – идей­ность и пар­тий­ность, в жиз­ни ока­зал­ся боль­шим тру­сом) и по­это­му по­свя­ще­ние снял. С го­да­ми по­эт из­ме­нил и своё от­но­ше­ние к Дро­бы­ше­ву (Куз­не­цов ра­бо­тал вме­с­те с ним в на­ча­ле 1970-х го­дов в из­да­тель­ст­ве «Со­вре­мен­ник». Сна­ча­ла они при­ятель­ст­во­ва­ли. По­эт ча­с­то про­па­дал у со­слу­жив­ца на Сре­тен­ке. Но в бы­ту Дро­бы­шев ока­зал­ся про­сто не­вы­но­си­мым че­ло­ве­ком. По­сле па­ры рю­мок он мог та­ко­го на­тво­рить. Чу­жое мне­ние его уже не ин­те­ре­со­ва­ло. И во­об­ще боль­ше­го за­ди­ры на­до бы­ло ещё по­ис­кать).

От­дель­но сто­ит ска­зать о сти­хо­тво­ре­нии «Ты сто­ял на сте­не кре­по­ст­ной…». С ним во­об­ще бы­ло мно­го раз­ных ис­то­рий. Од­но вре­мя бы­то­ва­ла вер­сия, буд­то оно из­на­чаль­но бы­ло по­свя­ще­но Кру­пи­ну (с ним по­эт, как и с Дро­бы­ше­вым, то­же в на­ча­ле 70-х го­дов ра­бо­тал в «Со­вре­мен­ни­ке»). Ког­да Че­ка­нов пе­ре­дал Куз­не­цо­ву ут­верж­де­ние Кру­пи­на о том, буд­то тот счи­та­ет, что сти­хо­тво­ре­ние по­свя­ще­но ему, по­эт бро­сил реп­ли­ку: «Ну, пусть счи­та­ет. А мо­жет, Ва­ди­му Ко­жи­но­ву? А мо­жет, Ва­ди­му Ко­жев­ни­ко­ву

Кру­пин, увы, в кон­це 1981 го­да ра­ди соб­ст­вен­но­го бла­го­по­лу­чия, да­же без дав­ле­ния ли­те­ра­тур­но­го ге­не­ра­ли­те­та, лег­ко сдал как Ко­жи­но­ва, так и Се­лез­нё­ва, ко­то­рый так ве­рил в боль­шое бу­ду­щее это­го пи­са­те­ля и по­это­му на свой страх и риск опуб­ли­ко­вал в «На­шем со­вре­мен­ни­ке» сме­лую по те­ме, но ме­с­та­ми ху­до­же­ст­вен­но сла­бую по­весть «Со­ро­ко­вой день». Это при том, что Куз­не­цов, в от­ли­чие от Ко­жи­но­ва, ни­ког­да силь­но не жа­ло­вал сво­е­го зем­ля­ка Се­лез­нё­ва. Он счи­тал, что Се­лез­нёв ни­ког­да сво­их идей не имел, хва­тая в ос­нов­ном дым от ко­ст­ра Ко­жи­но­ва. Но ког­да на­стал час вы­бо­ра, Се­лез­нёв по­сту­пил как на­сто­я­щий муж­чи­на и ни от ко­го не от­рёк­ся – ни от Ко­жи­но­ва (хо­тя он ни­ког­да не раз­де­лял ев­ра­зий­ские на­ст­ро­е­ния и на­пе­ча­тал кра­моль­ную ста­тью учи­те­ля лишь в знак сво­е­го ува­же­ния к не­му), ни от Кру­пи­на, по­пла­тив­шись за это ка­рь­е­рой и здо­ро­вь­ем. А Кру­пин ис­пу­гал­ся. Вот это­го-то Куз­не­цов ему и не про­стил. По­это­му ни­ка­ких сти­хов он по­свя­тить тру­сиш­ке не мог.

Так вот: Куз­не­цов как по­ста­вил, так и уб­рал по­свя­ще­ния Пе­ре­дре­е­ву, Па­ли­ев­ско­му и Дро­бы­ше­ву. Со сти­ха­ми же, об­ра­щён­ны­ми к Ко­жи­но­ву, всё бы­ло ина­че. Од­ни он ни­ког­да не ме­нял. В дру­гие пе­ри­о­ди­че­с­ки вно­сил кор­рек­ти­вы. Ска­жем, пе­ред сти­хо­тво­ре­ни­ем «По­вер­нув­шись на За­пад спи­ной…» по­эт по­ста­вил по­свя­ще­ние Ко­жи­но­ву лишь при вто­рой пуб­ли­ка­ции – в сбор­ни­ке 1983 го­да из­да­ния «Рус­ский узел». Но уже че­рез семь лет он это по­свя­ще­ние снял. По­че­му? Не­уже­ли по­эт к то­му вре­ме­ни ра­зо­ча­ро­вал­ся в кри­ти­ке? Да нет, ра­зо­ча­ро­ва­ния не бы­ло. Тог­да что же про­изо­ш­ло? Это до сих пор не­яс­но. Дру­гое де­ло: да, от­но­ше­ния Куз­не­цо­ва с Ко­жи­но­вым в раз­ные го­ды бы­ли раз­ны­ми. К при­ме­ру, в 1980-е го­ды они оба, по­эт и ли­те­ра­ту­ро­вед, так не­по­хо­жие по ха­рак­те­ру, про­сто край­не нуж­да­лись друг в дру­ге. Куз­не­цов это точ­но вы­ра­зил в сти­хо­тво­ре­нии «При­вет­ст­вие». Он пи­сал:

 

Под пе­ре­зво­ны ада или рая

Ты лё­гок на подъ­ём род­но­го края,

А я тя­жёл. Про­щай по всем ста­ть­ям!

Мы ка­ну­ли по раз­ным про­па­с­тям,

Друг дру­га толь­ко эхом ок­ли­кая

И вы­зы­вая этим на се­бя

Всё, что та­ит вы­со­кая судь­ба:

Об­ва­лы ду­ха, ополз­ни со­мне­нья…

Раз­даст­ся гром по­след­не­го мгно­ве­нья –

Знай: это я при­вет­ст­вую те­бя!

 

Те­перь об­ра­щусь к скульп­то­ру Пе­т­ру Чу­со­ви­ти­ну. Он – один из сви­де­те­лей то­го, как раз­ви­ва­лись от­но­ше­ния меж­ду по­этом и кри­ти­ком в 1980–90-е го­ды.

Чу­со­ви­тин сна­ча­ла уз­нал Куз­не­цо­ва. Слу­чи­лось это в 1982 го­ду. Его кол­ле­га Ми­ха­ил Фе­до­рен­ко со­би­рал­ся ле­пить пор­т­рет по­эта и поз­вал в по­мощь дру­го­го Ми­ха­и­ла – Ер­шо­ва. Но у обо­их скульп­то­ров де­ло что-то не за­ла­ди­лось, и они в ка­кой-то мо­мент за­ду­ма­лись о том, не пе­ре­дать ли им все на­бро­с­ки Чу­со­ви­ти­ну.

Здесь на­до ска­зать о том, что Чу­со­ви­тин уже дав­но тя­го­тил­ся об­ще­ни­ем с ху­дож­ни­ка­ми. Его уто­ми­ли бес­ко­неч­ные дряз­ги в кру­гу кол­лег. Он по­ла­гал, что у пи­са­те­лей всё по-дру­го­му. Ему ка­за­лось, что в ли­те­ра­тур­ной сре­де на­род за­нят чем-то воз­вы­шен­ным и там нет ме­с­та сплет­ням. По­это­му скульп­тор с та­кой ра­до­с­тью вос­при­нял пред­ло­же­ние Ер­шо­ва взять­ся за пор­т­рет Куз­не­цо­ва.

Пётр ЧУСОВИТИН
Пётр ЧУСОВИТИН

Об­ще­ние двух твор­цов дей­ст­ви­тель­но на­ча­лось на вы­со­кой но­те. Чу­со­ви­ти­на про­сто оча­ро­ва­ла кни­га Куз­не­цо­ва «Рус­ский узел». (Да­ря этот сбор­ник скульп­то­ру, по­эт на ти­ту­ле ос­та­вил сле­ду­ю­щую над­пись: «Пе­т­ру Чу­со­ви­ти­ну на зо­ло­тую звез­ду зна­ком­ст­ва и еди­ные це­ли. Ю.Куз­не­цов. 29.07.83 г.».)

По­сле вто­рой или тре­ть­ей встре­чи Чу­со­ви­тин по­ин­те­ре­со­вал­ся у по­эта, ког­да тот мо­жет по­по­зи­ро­вать ему. Но но­вый со­бе­сед­ник с от­ве­том не спе­шил.

В об­щем поч­ти пол­го­да бы­ли в ос­нов­ном од­ни раз­го­во­ры. А ле­том 1983 го­да Куз­не­цов по­про­сил Чу­со­ви­ти­на по­уча­ст­во­вать в пе­ре­ез­де Ко­жи­но­ва с од­но­го ар­бат­ско­го пе­ре­ул­ка в дру­гой: из пе­ре­ул­ка Мя­с­ков­ско­го на Боль­шую Мол­ча­нов­ку.

Пер­вые впе­чат­ле­ния у Чу­со­ви­ти­на о но­вом зна­ко­мом бы­ли про­ти­во­ре­чи­вы. Да, этот лёг­кий, су­хой, жи­вой, экс­пан­сив­ный че­ло­век на об­щем фо­не яв­но вы­де­лял­ся. Он за­про­с­то за­го­рал­ся, хо­тя так же бы­с­т­ро и ос­ты­вал. Слу­шать его бы­ло од­но удо­воль­ст­вие.

Не по­нра­ви­лось Чу­со­ви­ти­ну дру­гое – страш­ная жад­ность Ко­жи­но­ва. Ког­да кри­тик уз­нал, что Куз­не­цов на под­мо­гу при­вёл скульп­то­ра, он пер­вым де­лом вы­яс­нил: есть ли у то­го зна­ко­мые плот­ни­ки и мо­гут ли эти плот­ни­ки сде­лать ему на но­вой квар­ти­ре стел­ла­жи для книг. По­том Ко­жи­нов вспом­нил, что на да­че его те­с­тя в Пе­ре­дел­ки­не со­хра­ни­лись ка­кие-то до­с­ки. Ос­та­ва­лось уточ­нить, го­ди­лись ли эти до­с­ки для книж­ных по­лок. До­с­ки ока­за­лись что на­до – вы­со­кий класс. Даль­ше воз­ник­ли во­про­сы: как до­стать ма­ши­ну и ку­да от­вез­ти стро­и­тель­ные ма­те­ри­а­лы. Ко­жи­нов пред­ло­жил всё пе­ре­вез­ти в ма­с­тер­скую скульп­то­ра. Но ког­да ма­ши­на до­б­ра­лась до Крас­ной Прес­ни, кри­тик пе­ре­ду­мал. Он ис­пу­гал­ся, что скульп­тор пер­во­класс­ные до­с­ки ис­поль­зу­ет в сво­их це­лях, и ве­лел шо­фё­ру по­ехать даль­ше – к не­му на но­вую квар­ти­ру. Плот­ни­ки сде­ла­ли стел­ла­жи за па­ру дней. Но при рас­чё­те кри­тик не­о­жи­дан­но за­явил, буд­то ра­бо­чие ре­ши­ли сру­бить с не­го лиш­ние день­ги. Он стал про­сить Чу­со­ви­ти­на вме­шать­ся в си­ту­а­цию и уго­во­рить плот­ни­ков сни­зить це­ну. Скульп­тор от пе­ре­го­во­ров от­ка­зал­ся: мол, этот во­прос сле­до­ва­ло ут­ря­с­ти ещё до на­ча­ла ра­бот, а не по их окон­ча­нии. И тог­да Ко­жи­нов ра­зы­г­рал но­вый спек­такль. Он при­гла­сил со­се­да, ко­то­рый в при­сут­ст­вии плот­ни­ков за­ка­тил на весь подъ­езд скан­дал: яко­бы стел­ла­жи по­лу­чи­лись пло­хи­ми и что Ко­жи­нов те­перь не смо­жет из-за хал­ту­ры ра­бо­чих при­гла­сить ино­ст­ран­цев и по­ка­зать им ред­кие кни­ги. Плот­ни­ки не на­шли, что от­ве­тить на эту кле­ве­ту, и в серд­цах хлоп­ну­ли дверь­ми, не взяв ни ко­пей­ки.

В этом был весь Ко­жи­нов: он все­гда хо­тел по­лу­чить ус­лу­ги по пол­ной про­грам­ме и не за­пла­тить за них ни еди­но­го гро­ша. Кри­тик лю­бил жить на дар­мов­щи­ну. И в этом он силь­но от­ли­чал­ся от Куз­не­цо­ва.

Уже в 2012 го­ду Чу­со­ви­тин, вспо­ми­ная своё об­ще­ние с Ко­жи­но­вым, рас­ска­зы­вал мне: «Ко­жи­нов, бе­зус­лов­но, был но­си­те­лем выс­ше­го уров­ня куль­ту­ры. Он по­ни­мал гра­ви­та­ци­он­ное по­ле, вну­т­ри ко­то­ро­го су­ще­ст­во­ва­ли ли­те­ра­ту­ра и ис­кус­ст­во. Ва­дим пре­крас­но ори­ен­ти­ро­вал­ся в пи­са­тель­ском ми­ре. Бла­го­да­ря ему я сэ­ко­но­мил уй­му вре­ме­ни. До зна­ком­ст­ва с ним у ме­ня не бы­ло на­вы­ков еже­днев­ной ли­те­ра­тур­ной ра­бо­ты. Это во мно­гом он на­учил ме­ня каж­дый день са­дить­ся за стол и де­лать за­пи­си. Но в то же вре­мя Ко­жи­нов был край­не не­по­ря­доч­ным че­ло­ве­ком. Он не имел мо­раль­ных тор­мо­зов, осо­бен­но по­сле не­сколь­ких рю­мок. Для ме­ня Ко­жи­нов – не­го­дяй, кле­вет­ник и ред­кий мер­за­вец, от ко­то­ро­го мож­но бы­ло ждать че­го угод­но».

Не скрою, ме­ня шо­ки­ро­ва­ла эта ха­рак­те­ри­с­ти­ка. Я то­же не все­гда был в вос­тор­ге от Ко­жи­но­ва. Он дей­ст­ви­тель­но в раз­ной ау­ди­то­рии был раз­ным. Но что­бы кто-то столь силь­но уп­ре­кал его в мо­раль­ной ущерб­но­с­ти и на­зы­вал мер­зав­цем, я рань­ше не слы­шал.

Ес­те­ст­вен­но, я по­ин­те­ре­со­вал­ся у Чу­со­ви­ти­на, знал ли о его ис­тин­ном от­но­ше­нии к Ко­жи­но­ву Куз­не­цов и, ес­ли знал, то раз­де­лял ли по­эт эти оцен­ки. Скульп­тор от­ве­тил рас­плыв­ча­то: и да и нет. Он за­ме­тил: «Ко­жи­нов ведь вёл се­бя по-раз­но­му. Лич­но ко мне он от­но­сил­ся не­се­рь­ёз­но. Ему не важ­но бы­ло, что я о нём по­ду­маю. Этот со­юз его ни­ког­да не тро­гал. Дру­гое де­ло – Со­юз пи­са­те­лей. Вот всё то, что там про­ис­хо­ди­ло, – ему бы­ло очень да­же ин­те­рес­но. По­это­му, по­вто­рю, я ос­та­вал­ся для Ко­жи­но­ва че­ло­ве­ком чу­жим, при ко­то­ром он не счи­тал нуж­ным сдер­жи­вать­ся. При мне он был от­кро­ве­нен как ни­где. По­лу­ча­лось, об­раз­но го­во­ря, что я ви­дел его как бы в по­лу­нег­ли­же. А я всё вре­мя на всё это гла­за за­кры­вал. Я тог­да очень стре­мил­ся по­пасть в сре­ду, ко­то­рая, как мне ка­за­лось, бы­ла на мно­го го­лов вы­ше ме­ня по уров­ню раз­ви­тия. И я, на­вер­ное, не один был та­ков. Вспом­ни­те, к при­ме­ру, Есе­ни­на. Сре­ди ка­ко­го дерь­ма он тво­рил. А Рем­б­рандт? По­че­му он ни­ко­го из со­вре­мен­ни­ков не на­пи­сал, а за­ни­мал­ся в ос­нов­ном ав­то­пор­т­ре­том? Ду­ма­е­те, это слу­чай­но? Нет. Или вот ещё один во­прос: ко­го счи­тать ин­тел­лек­ту­а­ла­ми в мо­ём вре­ме­ни? Оль­гу Се­да­ко­ву, Аве­рин­це­ва или Ло­се­ва? Кто ум­нее: Ко­жи­нов, Ми­ха­ил Ло­ба­нов или Се­рё­жа Бо­ча­ров? По­мню, Ко­жи­нов как-то за­ме­тил мне: Пе­тя, ес­ли ты за­хо­чешь на­звать пер­вых че­ты­рёх рус­ских по­этов, то ни­как не из­бе­жишь Тют­че­ва. А по­том я уви­дел, что в та­ком взве­ши­ва­нии что-то всё-та­ки есть, но для это­го нуж­но иметь гро­мад­ное ли­те­ра­тур­ное чу­тьё. Ко­жи­нов это чу­тьё, бе­зус­лов­но, имел. Имел это чу­тьё и Куз­не­цов. Это к во­про­су о том, до­га­ды­вал­ся ли Куз­не­цов о та­ком от­но­ше­нии к Ко­жи­но­ву. Куз­не­цов, го­во­ря уже о по­эзии двад­ца­то­го ве­ка, то­же счи­тал, что ос­та­нет­ся все­го лишь че­ты­ре че­ло­ве­ка. Я ещё его спро­сил: вой­дёт ли в этот спи­сок За­бо­лоц­кий. Куз­не­цов от­ве­тил: нет. Бе­зо­го­во­роч­но он на­звал толь­ко Бло­ка. Я, по­мнит­ся, по­том за­го­во­рил о Риль­ке. Но Куз­не­цов хму­ро пре­рвал ме­ня: да что те­бе Риль­ке, это бо­гем­ная ветвь обед­нён­но­го не­мец­ко­го язы­ка, язы­ко­вая ос­но­ва из­на­чаль­но бед­на и, зна­чит, ни­ка­кой вы­со­кой по­эзии там и быть не мо­жет. А как он рас­сер­дил­ся, уви­дев у ме­ня двух­том­ник Ку­ня­е­ва. По­сле­до­вал во­прос: за­чем ты чи­та­ешь Ку­ня­е­ва – у не­го сло­во не жи­вёт. Куз­не­цов во­об­ще ред­ко ко­го хва­лил. На мо­ей па­мя­ти он не­сколь­ко одо­б­ри­тель­ных слов вы­да­вил из се­бя лишь по по­во­ду сти­хов Вик­то­ра Лап­ши­на, Ма­рии Ав­ва­ку­мо­вой и Пра­со­ло­ва».

По мне­нию Чу­со­ви­ти­на, Куз­не­цов по­нял слож­ность на­ту­ры Ко­жи­но­ва ещё в се­ре­ди­не 1970-х го­дов и уже с го­да семь­де­сят седь­мо­го на­чал с ним как бы про­щать­ся. Од­на­ко пой­ти на окон­ча­тель­ный раз­рыв ни­кто из них ни тог­да, ни по­сле так и не ре­шил­ся. «Ко­жи­нов, – уве­рял ме­ня Чу­со­ви­тин, – ни­ког­да не был для Куз­не­цо­ва ка­ким-то су­пер­от­кры­ти­ем. Про­сто они дол­го шли па­рал­лель­ным мыс­ли­тель­ным кур­сом». Дру­гое де­ло, счи­тал Чу­со­ви­тин, что Куз­не­цов и Ко­жи­нов од­но вре­мя нуж­да­лись друг в дру­ге и бы­ли друг дру­гу по­лез­ны. Но мож­но ли счи­тать та­кие от­но­ше­ния друж­бой?

На­до ска­зать, что в пер­вые го­ды зна­ком­ст­ва с Куз­не­цо­вым и Ко­жи­но­вым Чу­со­ви­тин ещё не ос­тав­лял на­деж­ды сде­лать или от­дель­ный пор­т­рет по­эта, или двой­ную ком­по­зи­цию двух со­рат­ни­ков. Он сам об этом не раз рас­ска­зы­вал. Есть дик­то­фон­ная за­пись бе­се­ды скульп­то­ра с ис­сле­до­ва­те­лем твор­че­ст­ва Ко­жи­но­ва Иль­ёй Ко­ло­дяж­ным, от­но­ся­ща­я­ся к 2009 го­ду. Скульп­тор го­во­рил: «Я хо­тел Ко­жи­но­ва и Куз­не­цо­ва ле­пить, но и он, и Куз­не­цов ве­ли се­бя над­мен­но. Я им в своё вре­мя пред­ла­гал сде­лать двой­ной пор­т­рет: Ко­жи­но­ва и Куз­не­цо­ва, как бы на рос­ста­нях (рас­хо­дя­щих­ся в раз­ные сто­ро­ны), но им эта идея не по­нра­ви­лась. С Куз­не­цо­ва я, прав­да, в 1984 го­ду снял ма­с­ку (ему бы­ло 43 го­да). (У не­го есть сти­хо­тво­ре­ние «Ма­с­ка», по­свя­щён­ное мне.) Мы его об­ма­ну­ли, ска­за­ли, что сни­мем толь­ко ли­цо, а сня­ли всю го­ло­ву... С ма­с­кой Куз­не­цо­ва свя­зан ку­рь­ёз­ный слу­чай. За даль­ним сто­лом со­бра­лись Ку­ня­ев, его сын Сер­гей, Ко­жи­нов, я и на­ча­ли вы­пи­вать. А Ко­жи­нов го­во­рит: «Ну ты это, вы­та­щи Куз­не­цо­ва, чтоб Куз­не­цов с на­ми был». И вот эту го­ло­ву по­ста­ви­ли на стол и ста­ли уже вы­пи­вать в его при­сут­ст­вии. Про­хо­дит день или два, зво­нит Куз­не­цов. Го­во­рит: «Слу­шай, ты там, го­во­рят, де­ла­ешь эти... с го­ло­вой мо­ей ка­кие-то ма­ни­пу­ля­ции, эк­зер­си­сы про­из­во­дишь». – «Что та­кое?» – «Нет, ну мне же го­во­рят». – «Да нет, Юр, со­вер­шен­но ни­че­го та­ко­го не де­лал». В об­щем, кое-как от­пёр­ся».

Дру­гой рас­сказ от­но­сит­ся к ию­ню 2012 го­да. Де­ло бы­ло в ма­с­тер­ской Чу­со­ви­ти­на на Крас­ной Прес­не. За ве­чер­ним ча­ем скульп­тор со­гла­сил­ся дать ин­тер­вью га­зе­те «Ли­те­ра­тур­ная Рос­сия». При­ве­ду фраг­мент этой бе­се­ды:

«– А ког­да с Юри­ем Куз­не­цо­вым вы ста­ли об­щать­ся, он вам по­зи­ро­вал?

– Я очень хо­тел сде­лать двой­ную ком­по­зи­цию Ко­жи­но­ва и Куз­не­цо­ва. Я эту сце­ну ви­дел, она у ме­ня в го­ло­ве сло­жи­лась. Пред­ставь­те се­бе, что вы идё­те с ка­ким-то хо­ро­шо зна­ко­мым че­ло­ве­ком и вам, до­пу­с­тим, на­до ра­зой­тись. Не в пе­ре­нос­ном, а в пря­мом смыс­ле. Но это рас­хож­де­ние в то же вре­мя име­ет и глу­бин­ный под­текст. Лю­ди как бы на рос­ста­ни: до из­ве­ст­но­го пунк­та они шли вме­с­те, а по­том – рас­хо­дят­ся. Им ка­жет­ся, мо­жет быть, что они рас­хо­дят­ся до за­в­т­ра, а на са­мом де­ле – на­всег­да. Вот это со­сто­я­ние я хо­тел изо­б­ра­зить. Де­ло в том, что Куз­не­цов на мо­ей па­мя­ти всё вре­мя с Ко­жи­но­вым как бы вну­т­рен­не про­щал­ся. Ва­дим, ко­неч­но, ря­дом с ним вы­гля­дел та­ким не­сколь­ко мел­ко­трав­ча­тым че­ло­ве­ком. По­ни­ма­е­те, сам по се­бе, один, он очень да­же и ни­че­го был, весь­ма! А ря­дом с Куз­не­цо­вым как-то всё вре­мя силь­но про­иг­ры­вал, ста­но­вил­ся мень­ше, чем есть. Не знаю, по­че­му... Мы ведь мно­го раз бы­ли втро­ём, и я всё это ви­дел.

– Они оба вам по­зи­ро­ва­ли или кто-то один?

– Они не по­зи­ро­ва­ли во­об­ще, и я их не ле­пил. Я толь­ко вы­ска­зал это на­ме­ре­ние. Но они же та­кие ли­те­ра­тур­ные лю­ди, у них всё вре­мя бы­ло рас­пи­са­но: то им на­до где-то вы­сту­пать, то ехать ку­да-то, то ещё что-ни­будь… А я, в об­щем, за ни­ми сов­сем не го­нял­ся, дол­жен вам ска­зать. Мо­жет быть, зря. Но я по-сво­е­му счи­тал про се­бя, что я то­же ге­ний. По­ни­ма­е­те? И как-то уго­ва­ри­вать ни­ко­го не хо­тел. Ва­дим мне од­наж­ды го­во­рит: «Пе­тя, вот я те­бе даю сло­во, что ты не смо­жешь пой­мать у ме­ня ка­кое-то вы­ра­же­ние ли­ца!» Да я и не со­би­рал­ся сов­сем за ним го­нять­ся! Вот он бе­рёт ка­кой-то жур­нал, где был мой пор­т­рет Ко­ди­ки­на, и го­во­рит: «Ты как-то так уме­ешь сде­лать, что че­ло­век как бы и здесь и сей­час, и в то же вре­мя он уже в веч­но­с­ти…» Я го­во­рю: «Ну вот ви­дишь, и до те­бя до­шло!» Он ду­мал, что он ме­ня по­хва­лил... А то я сам не по­ни­маю, что я де­лаю! Чи­ри­каю, как чи­жик на вет­ке, а тут, де­с­кать, при­шёл ли­те­ра­ту­ро­вед Бе­лин­ский и всё объ­яс­нил… Но я сам се­бе хо­зя­ин, и мне ни­кто не ну­жен. Я не хо­чу ни от ко­го за­ви­сеть. По­ни­ма­е­те?

– А ког­да это бы­ло? Вы хо­те­ли, что­бы они вам вме­с­те по­зи­ро­ва­ли или по­рознь?

– Нет, мож­но и по­рознь. Это бы­ло в са­мом на­ча­ле на­ше­го зна­ком­ст­ва. Где-то, мо­жет быть, го­ду в 1984-м. Тог­да я ещё не ос­тав­лял этих на­дежд. Я хо­тел сде­лать рос­то­вые пор­т­ре­ты. У Куз­не­цо­ва рост 1,83, а у Ва­ди­ма 1,74 (я с их слов го­во­рю). Но, в об­щем, ни тот ни дру­гой не жаж­да­ли та­ко­го двой­но­го пор­т­ре­та. Вро­де бы близ­кие лю­ди, но как-то… я ви­жу, что они не от­зы­ва­ют­ся. А че­го я бу­ду на­си­ло­вать…»

Чу­со­ви­тин при­знал­ся, что в по­ру на­ча­ла зна­ком­ст­ва и об­ще­ния с Куз­не­цо­вым он счи­тал, что по­зд­ний по­эт бу­дет глуб­же и зна­чи­тель­нее ран­не­го. Но его на­деж­ды не оп­рав­да­лись. По мне­нию скульп­то­ра, все­му ви­ной ока­за­лась вод­ка. «И Куз­не­цов, и Ко­жи­нов, – ут­верж­дал скульп­тор, – к мо­мен­ту на­ших пер­вых встреч уже бы­ли, ви­ди­мо, хро­ни­ка­ми. Я по­на­ча­лу вос­при­ни­мал это как ку­раж. Мне труд­но бы­ло по­нять, как мож­но по­сле вы­пи­тых трёх бу­ты­лок ещё что-то пи­сать. Они мог­ли. И мне это ка­за­лось в ка­ком-то смыс­ле по­дви­гом. Кста­ти, Куз­не­цов от­но­сил­ся к вы­пив­ке как к ка­ко­му-то свя­щен­но­дей­ст­вию. Сколь­ко раз я ви­дел, как он пе­ред рюм­кой сна­ча­ла что-то про се­бя про­счи­ты­вал или про­ду­мы­вал, а по­том мед­лен­но на­чи­нал вы­пи­вать». Но это кра­си­вое свя­щен­но­дей­ст­вие до до­б­ра не до­ве­ло.

 

В се­ре­ди­не 1980-х го­дов про­изо­ш­ла стран­ная ме­та­мор­фо­за. Ес­ли в твор­че­ст­ве Куз­не­цо­ва на­ме­тил­ся не­кий спад, то Ко­жи­нов, на­обо­рот, на­чал рез­ко на­би­рать темп. Кри­тик на­ко­нец ре­шил­ся сбро­сить с се­бя все (или поч­ти все) ма­с­ки. Он уже не ис­кал, за чьи спи­ны ук­рыть­ся, а сам стал лезть на­про­лом.

По­мнит­ся, Ко­жи­нов пер­вым раз­вен­чал ро­ман Ры­ба­ко­ва «Де­ти Ар­ба­та». Но глав­ную не­уда­чу этой кни­ги он уви­дел да­же не в ху­до­же­ст­вен­ной её без­ли­ко­с­ти, а в по­роч­ной идей­ной кон­цеп­ции. По Ры­ба­ко­ву по­лу­ча­лось, что ис­то­ки об­ще­рос­сий­ской дра­мы сле­до­ва­ло ис­кать в трид­цать чет­вёр­том го­ду, ког­да Ста­лин яко­бы ор­га­ни­зо­вал убий­ст­во Ки­ро­ва. А Ко­жи­нов до­воль­но-та­ки убе­ди­тель­но до­ка­зал, что дра­ма слу­чи­лась на­мно­го рань­ше. Пер­вой гу­би­тель­ной бе­дой для на­ро­да ста­ла фе­в­раль­ская ре­во­лю­ция, при­вед­шая стра­ну к ок­тябрь­ско­му пе­ре­во­ро­ту. Од­на­ко по­том слу­чи­лась контр­ре­во­лю­ция, ко­то­рая, гру­бо го­во­ря, со­жра­ла твор­цов сем­над­ца­то­го го­да. Кста­ти, Ста­лин, и это то­же ис­то­ри­че­с­кий факт, не был за­ин­те­ре­со­ван в фи­зи­че­с­ком ус­т­ра­не­нии Ки­ро­ва. У Ки­ро­ва ни­ког­да да­же мыс­ли не воз­ни­ка­ло о том, что­бы бро­сить вы­зов Ста­ли­ну. Он го­тов был ис­пол­нить лю­бое по­ру­че­ние вож­дя. Жиз­нью Ки­ров по­пла­тил­ся за дру­гое – за не­у­ём­ную страсть к ба­ле­ри­нам. Иное де­ло: да, Ста­лин вос­поль­зо­вал­ся убий­ст­вом сво­е­го лю­бим­чи­ка для рас­пра­вы над сво­и­ми оп­по­нен­та­ми. Но за этой вну­т­ри­пар­тий­ной борь­бой Ры­ба­ков, со­сре­до­то­чив­шись на про­бле­мах зо­ло­той мо­ло­дё­жи, сим­во­лом ко­то­рой ока­зал­ся Ар­бат, сов­сем упу­с­тил тра­ге­дию всей Рос­сии: рас­кре­с­ть­я­ни­ва­ние стра­ны и ли­ше­ние на­ро­да ве­ры.

Пер­вым раз­ве­ял Ко­жи­нов и мно­гие ми­фы, свя­зан­ные с жур­на­лом «Но­вый мир» и фи­гу­рой Твар­дов­ско­го. Ра­ди­каль­ные ли­бе­ра­лы ут­верж­да­ли, что жур­нал и по­эта по­гу­бил до­нос груп­пы вли­я­тель­ных поч­вен­ни­ков, опуб­ли­ко­ван­ный в 1969 го­ду в жур­на­ле «Ого­нёк». А Ко­жи­нов на­ста­и­вал на том, что ох­ра­ни­те­ли к от­лу­че­нию Твар­дов­ско­го из «Но­во­го ми­ра» ни­ка­ко­го от­но­ше­ния не име­ли. Уб­ра­ли по­эта из жур­на­ла дру­гие си­лы и по иным при­чи­нам – за пуб­ли­ка­цию на За­па­де по­эмы «По пра­ву па­мя­ти». По за­ве­дён­ным по­ряд­кам ли­те­ра­тур­ная эли­та тог­да мно­го что мог­ла се­бе поз­во­лить в стра­не, но не име­ла пра­ва об­на­ро­до­вать суть сво­их рас­хож­де­ний с вла­с­тью на За­па­де. На­пом­ню, что до Твар­дов­ско­го за не­санк­ци­о­ни­ро­ван­ные пе­чат­ные вы­ступ­ле­ния на За­па­де по­ст­ра­да­ли Юли­ан Ок­с­ман, Бу­лат Оку­д­жа­ва, Алек­сандр Га­лич. Твар­дов­ский всё это пре­крас­но знал (в кон­це кон­цов, раз­ве не при его уча­с­тии в 1958 го­ду был за­клей­мён по­зо­ром Па­с­тер­нак, по­смев­ший из­дать «Док­то­ра Жи­ва­го» на За­па­де), но по­че­му-то до по­след­не­го на­де­ял­ся, что вот ему-то за­пад­ные пуб­ли­ка­ции про­стят.

На­сто­ра­жи­ва­ло дру­гое: ме­то­ды Ко­жи­но­ва. Ра­ди до­сти­же­ния сво­их це­лей он не­ред­ко ис­поль­зо­вал весь­ма со­мни­тель­ные при­ёмы. По­мнит­ся, од­но вре­мя он как с не­пи­са­ной тор­бой стал но­сить­ся с ку­бан­ским пи­са­те­лем Ана­то­ли­ем Зна­мен­ским. Я чи­тал его ро­ман «Крас­ные дни». С пер­вых строк бы­ло вид­но, что ав­тор не ла­дил с рус­ским язы­ком. Все ге­рои у не­го по­лу­чи­лись схе­ма­тич­ны­ми. В об­щем к ху­до­же­ст­вен­ной ли­те­ра­ту­ре это не име­ло ни­ка­ко­го от­но­ше­ния. Ко­жи­нов в уз­ком кру­гу со­гла­шал­ся, что, да, Зна­мен­ский – пи­са­тель не­важ­ный. Но в «Крас­ных днях» для не­го глав­ным ока­за­лись не ху­до­же­ст­вен­ные об­ра­зы, а идеи. Кри­ти­ку по­нра­ви­лось, что Зна­мен­ский по­пы­тал­ся раз­вен­чать по­ли­ти­ку Троц­ко­го, вы­ве­дя то­го иу­душ­кой. Ну и в чём со­сто­я­ло от­ли­чие «Крас­ных дней» от «Де­тей Ар­ба­та» Ры­ба­ко­ва? Толь­ко в зна­ках «плюс» и «ми­нус». Один Ста­ли­на хва­лил, дру­гой – ру­гал. Вот и всё. И ко­му та­кая ли­те­ра­ту­ра нуж­на?

Так­же Ко­жи­нов вся­че­с­ки под­ни­мал на щит Ви­та­лия Ка­наш­ки­на, став­ше­го ре­дак­то­ром аль­ма­на­ха «Ку­бань». Он хо­тел ви­деть в Ка­наш­ки­не как бы па­т­ри­о­ти­че­с­ко­го Ко­ро­ти­ча. Но что Ка­наш­кин, что Ко­ро­тич – они оба бы­ли не­са­мо­сто­я­тель­ны­ми фи­гу­ра­ми и пло­хи­ми пи­са­те­ля­ми. Раз­ни­ца за­клю­ча­лась в том, что за од­ним ма­я­чи­ла убо­гая фи­гу­ра ру­ко­во­ди­те­ля ком­пар­тии Рос­сии Ива­на По­лоз­ко­ва, а дру­го­го под­дер­жи­вал опыт­ный ин­три­ган Алек­сандр Яков­лев.

Ко­жи­нов ду­мал, что он – стра­тег. Но в ре­аль­но­с­ти кри­тик де­лал од­ну ошиб­ку за дру­гой. Со мно­ги­ми сво­и­ми со­юз­ни­ка­ми и уче­ни­ка­ми он по-преж­не­му не це­ре­мо­нил­ся (Куз­не­цов со­став­лял ис­клю­че­ние), всех (или поч­ти всех) про­дол­жая ло­мать о ко­ле­но. А тут ещё в кон­це 1989 го­да Гор­ба­чёв со­гла­сил­ся с ру­ко­вод­ст­вом Со­ю­за пи­са­те­лей Рос­сии и ут­вер­дил дав­не­го со­рат­ни­ка Ко­жи­но­ва – Ста­ни­сла­ва Ку­ня­е­ва – ре­дак­то­ром жур­на­ла «Наш со­вре­мен­ник».

Ко­жи­нов сра­зу на­вя­зал Ку­ня­е­ву боль­шую часть клю­че­вых со­труд­ни­ков. По его на­сто­я­нию от­дел кри­ти­ки сра­зу от­да­ли мно­го­обе­щав­ше­му про­за­и­ку Алек­сан­д­ру Се­ге­ню. Меж­ду­на­род­ный от­дел фак­ти­че­с­ки тут же был ре­фор­ми­ро­ван в не­кий стра­те­ги­че­с­кий штаб, ко­то­рый воз­гла­вил фи­ло­соф Дми­т­рий Гал­ков­ский. Ещё один важ­ный от­дел – пуб­ли­ци­с­ти­ки – пе­ре­шёл под кон­троль двад­ца­ти­т­рёх­лет­не­го кри­ти­ка Ан­д­рея Пи­са­ре­ва, за­кон­чив­ше­го к то­му вре­ме­ни все­го лишь два кур­са жур­фа­ка МГУ. Ко­жи­нов да­же на от­дел пи­сем про­толк­нул сво­е­го че­ло­веч­ка – по­эта Ма­ри­ну Бе­лян­чи­ко­ву. Кро­ме то­го, в глав­ной ре­дак­ции жур­на­ла, по за­мыс­лу кри­ти­ка, всё дол­жен был ко­ор­ди­ни­ро­вать пол­ков­ник юс­ти­ции и ав­тор об­ли­чав­ших де­мо­кра­тов сти­шат Алек­сандр По­зд­ня­ков. Ку­ня­ев при та­ком рас­кла­де по­лу­чал­ся все­го лишь сва­деб­ным ге­не­ра­лом.

За­по­лу­чив в свои ру­ки вли­я­тель­ную пе­чат­ную пло­щад­ку, Ко­жи­нов по­шёл даль­ше и в на­ча­ле 1990 го­да дал со­гла­сие на вы­дви­же­ние сво­ей кан­ди­да­ту­ры в на­род­ные де­пу­та­ты Рос­сии. Кро­ме не­го, по дру­гим сто­лич­ным од­но­ман­дат­ным ок­ру­гам в де­пу­та­ты вы­дви­ну­лись Ста­ни­слав Ку­ня­ев, Алек­сандр Ка­зин­цев, Сер­гей Лы­ко­шин и не­ко­то­рые дру­гие пред­ста­ви­те­ли яко­бы па­т­ри­о­ти­че­с­ко­го ла­ге­ря. Но все они вы­бо­ры с тре­с­ком про­иг­ра­ли. Па­т­ри­о­ти­че­с­кая ри­то­ри­ка не сра­бо­та­ла. А кон­крет­ную про­грам­му ре­форм, ко­то­рая смог­ла бы убе­дить раз­гне­ван­ную Моск­ву, ни­кто из па­т­ри­о­тов пред­ло­жить так и не смог.

Стра­на как ни­ког­да ока­за­лась близ­ка к ха­о­су. Страш­но пе­ре­жи­вая про­ис­хо­дя­щее, Куз­не­цов, об­ра­ща­ясь к Ко­жи­но­ву, в те дни пи­сал:

 

Ты про­сти: я в этот день пе­ча­лен,

По­то­му что солн­це не взо­шло.

Дух до­б­ра и све­та из­на­ча­лен,

Но смо­т­реть на зем­лю тя­же­ло.

 

Вот бре­дут, по­ка­чи­ва­ясь, двое

И по­ют на­вз­рыд во мра­ке дня:

– Ца­ре­град уй­дёт на дно мор­ское,

А Моск­ва по­гиб­нет от ог­ня.

 

Это зна­чит, на­до то­ро­пить­ся,

Из лю­дей по­вы­бит су­щий дух.

Кро­ме пра­ха, ни­че­го не снит­ся…

Как ещё ты дер­жишь­ся, мой друг?

 

Ко­жи­нов це­нил уча­с­тие Куз­не­цо­ва в его судь­бе и пла­тил ему тем же. Я по­мню, как ле­том 1991 го­да, го­то­вя по­езд­ку твор­че­с­кой бри­га­ды жур­на­ла «Наш со­вре­мен­ник» в Даль­не­во­с­точ­ный во­ен­ный ок­руг и на Ти­хо­оке­ан­ский флот, поз­вал в до­ро­гу по­эта и кол­ле­гу Ко­жи­но­ва по ИМ­ЛИ – Сер­гея Не­боль­си­на. Так Ко­жи­нов до са­мо­го от­лё­та зво­нил на день по три-че­ты­ре ра­за и на­по­ми­нал, что­бы ни в ко­ем слу­чае Куз­не­цо­ву во вре­мя ко­ман­ди­ров­ки не на­ли­ва­ли ни кап­ли. «Ему сей­час нель­зя, – объ­яс­нял кри­тик. – Ина­че у не­го от­ни­мут­ся но­ги. А дру­го­го Куз­не­цо­ва у нас нет».

Но в ка­кой-то мо­мент Куз­не­цов и Ко­жи­нов на­ча­ли друг от дру­га по­нем­но­гу от­да­лять­ся. Хо­тя со сто­ро­ны ка­за­лось, что они про­дол­жа­ли дер­жать­ся вме­с­те. Но в ре­аль­но­с­ти по­эт и кри­тик по­сле раз­ва­ла стра­ны на бу­ду­щее стра­ны ста­ли смо­т­реть по-раз­но­му.

Что скры­вать: ког­да про­ва­лил­ся путч, часть вид­ных па­т­ри­о­тов силь­но ис­пу­га­лась за се­бя лич­но и ста­ла ла­ви­ро­вать. Так, Сер­гей Ка­ра-Мур­за, бо­ясь воз­мож­ных ре­прес­сий, по­про­сил уб­рать своё имя из всех анон­сов жур­на­ла «Наш со­вре­мен­ник» и ка­кое-то вре­мя пе­ча­тать его толь­ко под псев­до­ни­мом. За псев­до­ни­ма­ми по­спе­шил ук­рыть­ся в глав­ном ру­по­ре оп­по­зи­ции – га­зе­те «Со­вет­ская Рос­сия» – Пётр Па­ли­ев­ский. Ку­ня­ев, тот и во­все на три са­мых слож­ных ме­ся­ца сбе­жал из Моск­вы, со­слав­шись на не­об­хо­ди­мость до­пи­сать кни­гу о Есе­ни­не, ос­та­вив за се­бя в жур­на­ле Ко­жи­но­ва, ко­то­рый до это­го в ли­те­ра­тур­ной пе­ча­ти не ра­бо­тал ни од­но­го дня. И лад­но, ес­ли б Ко­жи­нов пред­ло­жил план фи­нан­со­во­го спа­се­ния из­да­ния или но­вую твор­че­с­кую кон­цеп­цию. Он то­же ду­мал толь­ко о се­бе, на­вя­зав жур­на­лу свою мо­но­гра­фию об ис­то­рии рус­ско­го сло­ва. Ко­жи­нов хо­тел, что­бы каж­дый но­мер на треть (а то и на­по­ло­ви­ну) со­сто­ял из его ра­бо­ты, со­про­вож­дав­шей­ся ог­ром­ным на­уч­ным ап­па­ра­том (что аб­со­лют­но не от­ве­ча­ло фор­ма­ту ли­те­ра­тур­но-ху­до­же­ст­вен­но­го жур­на­ла). Ар­гу­мент у кри­ти­ка был один: мол, ни­кто не зна­ет, что бу­дет че­рез три ме­ся­ца, со­хра­нит­ся ли жур­нал или всё рух­нет. Ис­кать ори­ги­наль­ную про­зу или не­о­быч­ные сти­хи он уже не хо­тел.

В это вре­мя Ко­жи­нов ре­шил окон­ча­тель­но отой­ти от ли­те­ра­ту­ры и за­нять­ся в ос­нов­ном ис­то­ри­ей. У не­го по­яви­лось мно­го ин­те­рес­ней­ших идей. Но ему очень по­вре­ди­ли не­по­мер­ное тще­сла­вие и из­лиш­няя са­мо­уве­рен­ность. Ведь что та­кое быть ис­то­ри­ком? Это в том чис­ле и уме­ние оты­с­ки­вать фак­ты, ра­бо­та в ар­хи­вах, ана­лиз ис­точ­ни­ков. А тут он не­ред­ко до­пу­с­кал се­рь­ёз­ные про­счё­ты.

Во­об­ще на ошиб­ках Ко­жи­но­ва ча­с­то ло­ви­ли ещё с на­ча­ла 1960-х го­дов. Я здесь ог­ра­ни­чусь лишь крат­ким рас­ска­зом о кон­флик­те, про­ис­шед­шем в 1969 го­ду, ког­да Ко­жи­нов в жур­на­ле «Во­про­сы ли­те­ра­ту­ры» в рам­ках дис­кус­сии о сла­вя­но­фи­лах на­пе­ча­тал ста­тью «О глав­ном в на­сле­дии сла­вя­но­фи­лов». Тог­да этот ма­те­ри­ал вы­звал силь­ное раз­дра­же­ние у ос­но­ва­те­ля тар­ту­с­кой фи­ло­ло­ги­че­с­кой шко­лы Юрия Лот­ма­на. В пись­ме Бо­ри­су Его­ро­ву он с пе­ча­лью от­ме­тил: «Но, бо­же, на ка­ком уров­не ве­дёт­ся дис­кус­сия в «Во­плях»! Ко­жи­нов в те­о­ре­ти­че­с­кой ста­тье уве­ря­ет, что Улы­бы­шев был де­ка­б­ри­с­том, а Кю­хель­бе­кер – чле­ном «Об­ще­ст­ва со­еди­нён­ных сла­вян». Ис­точ­ни­ки ошиб­ки яс­ны до тро­га­тель­но­с­ти: Улы­бы­шев вклю­чён Щи­па­но­вым по не­гра­мот­но­с­ти в «Из­бран­ные фи­ло­соф­ские про­из­ве­де­ния де­ка­б­ри­с­тов», а Кю­хель­бе­кер в этом из­да­нии рас­по­ло­жен ря­дом (!!!) с «Со­еди­нён­ны­ми сла­вя­на­ми». Он пи­шет, не толь­ко не зная эле­мен­тар­ных ве­щей, но и про­честь не мо­жет – не­ког­да! Я хо­тел дать в «Во­пли» реп­ли­ку, но раз­ду­мал: я уже раз с Ко­жи­но­вым спо­рил – этак ре­шат, что я во­все по­шёл по кож­ной спе­ци­а­ли­за­ции. Во­об­ще же всё это – му­ра, и спо­рить с ни­ми нет ни­ка­кой воз­мож­но­с­ти. Бе­да не в не­ве­же­ст­ве – у ко­го его нет, а в пол­ном от­сут­ст­вии до­б­ро­со­ве­ст­но­с­ти мыс­ли, в про­даж­но­с­ти на­ск­возь».

У Ко­жи­но­ва, по­хо­же, сло­жи­лась своя осо­бая си­с­те­ма ра­бо­ты. Он, су­дя по все­му, сна­ча­ла фор­му­ли­ро­вал оп­ре­де­лён­ную кон­цеп­цию, а по­том под­го­нял под неё со­от­вет­ст­ву­ю­щую ба­зу, за­ча­с­тую иг­но­ри­руя ис­точ­ни­ки с оцен­ка­ми, от­ли­чав­ши­ми­ся от его суж­де­ний. От­сю­да про­ис­те­ка­ли слу­чаи со­зна­тель­но­го ис­ка­же­ния ци­тат. Кро­ме то­го, Ко­жи­нов, ког­да вы­ст­ра­и­вал свою оче­ред­ную те­о­рию, опе­ри­ро­вал в ос­нов­ном ма­те­ри­а­ла­ми сво­ей лич­ной биб­ли­о­те­ки (дей­ст­ви­тель­но, бо­га­той, но всё же да­ле­ко не пол­ной, в ко­то­рой име­лось не­ма­ло ла­кун) и по­че­му-то иг­но­ри­ро­вал ар­хи­вы. По­это­му мно­гие вы­во­ды кри­ти­ка гре­ши­ли тен­ден­ци­оз­но­с­тью. И он ещё по­том оби­жал­ся, что его про­ва­ли­ли на вы­бо­рах в Рос­сий­скую ака­де­мию на­ук. За­бал­ло­ти­ро­ва­ли-то его не по по­ли­ти­че­с­ким мо­ти­вам. Во­прос упи­рал­ся в про­фес­си­о­на­лизм.

Знал ли всё это Куз­не­цов? Да, ко­неч­но, знал. Но как ис­пра­вить си­ту­а­цию, ему бы­ло не­ве­до­мо. Он сам вер­тел­ся тог­да как бел­ка в ко­ле­се. Ми­зер­ной зар­пла­ты пре­по­да­ва­те­ля Выс­ших лит­кур­сов по­эту ни на что не хва­та­ло. Что­бы про­кор­мить се­мью, ему при­шлось ус­т­ра­и­вать­ся на вто­рую ра­бо­ту – в из­да­тель­ст­во «Со­вет­ский пи­са­тель», став­шее враз «Со­вре­мен­ным пи­са­те­лем». А там вме­с­то ре­дак­ти­ро­ва­ния ру­ко­пи­сей его за­ста­ви­ли си­деть пе­ред вхо­дом в зда­ние и тор­го­вать ос­тат­ка­ми ти­ра­жей.

Тем не ме­нее да­же в этих ус­ло­ви­ях Куз­не­цов ни от ко­го не от­рёк­ся, ни­ко­го не пре­дал и ни­ко­го не под­ста­вил. Я по­мню, как в 1992 го­ду не­ко­то­рые со­рат­ни­ки уго­ва­ри­ва­ли его вый­ти из ред­кол­ле­гии глав­ной оп­по­зи­ци­он­ной га­зе­ты «День». По­эта по­пре­ка­ли: мол, он сво­им име­нем взял­ся под­дер­жи­вать весь­ма спор­ные ста­тьи Алек­сан­д­ра Ду­ги­на и Ша­ми­ля Сул­та­но­ва, яко­бы ис­ка­жав­шие ис­то­рию рус­ско­го на­ро­да. Кста­ти, Куз­не­цов не скры­вал, что его то­же в ста­ть­ях Ду­ги­на и Сул­та­но­ва мно­гое не ус­т­ра­и­ва­ло. Но в то же вре­мя он счи­тал, что по­ки­дать ред­кол­ле­гию в тот мо­мент, ког­да власть уг­ро­жа­ла га­зе­те за­кры­ти­ем, а её ру­ко­во­ди­те­лям аре­с­та­ми, – это рав­но­силь­но пре­да­тель­ст­ву. Сво­им со­рат­ни­кам по­эт го­во­рил, что ес­ли и рас­ста­нет­ся с «Днём», то толь­ко тог­да, ког­да Про­ха­нов и его га­зе­та ока­жут­ся в пол­ной бе­зо­пас­но­с­ти.

Не­смо­т­ря на опас­ное вре­мя, Куз­не­цов про­дол­жал мно­го ра­бо­тать, пи­сать сти­хи, пе­ре­во­дить, ду­мать о про­шлом и бу­ду­щем и глав­ное – ис­кать вы­ход.

В 1994 го­ду ис­ка­ния Куз­не­цо­ва вы­ли­лись в но­вый по­эти­че­с­кий пе­ре­вод од­но­го из са­мых та­ин­ст­вен­ных па­мят­ни­ков древ­не­рус­ской ли­те­ра­ту­ры – «Сло­ва о За­ко­не и Бла­го­да­ти» ми­т­ро­по­ли­та Ила­ри­о­на. Та­ин­ст­вен­ным этот па­мят­ник счи­тал­ся по­то­му, что на про­тя­же­нии не­сколь­ких сто­ле­тий он не пе­ча­тал­ся. Ста­рые и но­вые вла­с­ти по­че­му-то бо­я­лись это­го Сло­ва как ог­ня. Все­гда ки­чив­ший­ся сво­ей сме­ло­с­тью ака­де­мик Ли­ха­чёв то­же дол­го не ре­шал­ся вклю­чить пись­мен­ные рас­суж­де­ния ми­т­ро­по­ли­та Ила­ри­о­на в ака­де­ми­че­с­кий де­ся­ти­том­ник, по­свя­щён­ный древ­не­рус­ской ли­те­ра­ту­ре. Сло­во Ила­ри­о­на по­па­ло толь­ко в до­пол­ни­тель­ный, ка­жет­ся, две­над­ца­тый том.

Уже в 2001 го­ду Куз­не­цов в ин­тер­вью га­зе­те «Де­ся­ти­на», рас­ска­зы­вая о сво­ём ин­те­ре­се к те­мам Но­во­го За­ве­та, при­знал, что пер­вый раз Еван­ге­лие он про­чи­тал в двад­цать шесть лет, а со свя­то­оте­че­с­кой ли­те­ра­ту­рой на­чал зна­ко­мить­ся на чет­вёр­том де­сят­ке. «В 1988 го­ду, – го­во­рил Куз­не­цов, – воз­ник­ло сти­хо­тво­ре­ние «Пор­т­рет Учи­те­ля». При­бли­зи­тель­но тог­да же у ме­ня по­яви­лась мысль (к ко­то­рой ме­ня по­двиг В.В. Ко­жи­нов) по­эти­че­с­ки пе­ре­ве­с­ти ве­ли­кое про­из­ве­де­ние древ­не­рус­ской сло­вес­но­с­ти «Сло­во о За­ко­не и Бла­го­да­ти» ми­т­ро­по­ли­та Ила­ри­о­на. Но по раз­ным об­сто­я­тель­ст­вам этот пе­ре­вод (или «со­тво­ре­ние») я осу­ще­ст­вил толь­ко в 1994 го­ду. Чи­та­те­ли го­во­рят, что пе­ре­вод по­лу­чил­ся весь­ма до­ступ­ный, так что его мож­но да­вать да­же школь­ни­кам».

Еще в про­цес­се ра­бо­ты над пе­ре­ло­же­ни­ем «Сло­ва о За­ко­не и Бла­го­да­ти» Куз­не­цов все­рьёз за­ду­мал­ся над об­ра­зом Спа­си­те­ля. Но в этот раз вли­я­ния Ко­жи­но­ва во­об­ще не бы­ло ни­ка­ко­го. Боль­ше то­го, я ду­маю, что Ко­жи­нов пол­но­стью так и не про­ник­ся но­вым за­мыс­лом Куз­не­цо­ва. Он как все­гда стал лишь за­щи­щать по­эта, по при­выч­ке не вда­ва­ясь в ана­лиз но­вых его тек­с­тов.

По­хо­же, в по­след­ние го­ды Куз­не­цов и Ко­жи­нов уже не до кон­ца по­ни­ма­ли друг дру­га. Внеш­не всё со­хра­ня­лось как преж­де. Да­ря по­эту пе­ре­из­да­ние сво­ей пуб­ли­ци­с­ти­че­с­кой кни­ги «Судь­ба Рос­сии», кри­тик над­пи­сал по­эту: «Юрию Куз­не­цо­ву – од­но­му из за­ме­ча­тель­ных по­этов ХХ ве­ка, пе­ред ко­то­рым ав­тор сей кни­ги пре­кло­ня­ет­ся ров­но 25 лет, с 1973 го­да. 11 мая 1998 г.». При этом Ко­жи­нов до­га­ды­вал­ся, что Куз­не­цов к по­след­ним его ис­то­ри­че­с­ким ве­щам от­но­сил­ся, мяг­ко го­во­ря, скеп­ти­че­с­ки. Так же, как и Ко­жи­нов не во всём при­ни­мал трак­тов­ки Куз­не­цо­ва о Спа­си­те­ле.

В об­щем, всё шло к раз­вяз­ке. Пер­вым ушёл в мир иной Ко­жи­нов. Он скон­чал­ся 25 ян­ва­ря 2001 го­да от обо­ст­ре­ния яз­вы. А Куз­не­цов умер от сер­деч­но­го при­сту­па, при­вед­ше­го ко вто­ро­му ин­фарк­ту, 17 но­я­б­ря 2003 го­да.


Вячеслав ОГРЫЗКО




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования