Архив : №38. 21.09.2012

Рамзай

 НА   КОН­КУРС   «ЧЕСТЬ   ИМЕЮ»

 

Заснеженной зимой тридцать второго года канцлером Германии стал военный – генерал-лейтенант Шлейхер. Человеком он был малоизвестным, поэтому стремился привлечь в свой кабинет людей, имевших вес в стране.

К таким выдающимся деятелям Шлейхер отнёс и Гитлера, и в самом конце года, в декабре, направил в Веймар, где обосновался будущий фюрер, своего посланца. Этим посланцем был сотрудник Института истории новой Германии подполковник Отт. Отт привёз Гитлеру лестное предложение рейхсканцлера: занять второе место в империи и стать вице-канцлером. Будущий фюрер предложение принял.

Шлейхер вскоре вылетел из своего кресла, не успел его даже насидеть и сделать тёплым, а Гитлер переместился на верхнюю иерархическую ступеньку.

Надо полагать, Гитлер запомнил Отта. И прибыл подполковник в Японию явно не с целью пострелять в свободное время из мортиры и снести зарядами пару крыш у каких-нибудь старых сараев – он прибыл с другой задачей: наладить сотрудничество между немецкой и японской разведками. К такому выводу пришёл Зорге.

 

Они встре­ти­лись втро­ём – Зор­ге, Эй­ген Отт и Хель­ма – и ре­ши­ли вме­с­те по­обе­дать в ста­ром то­кий­ском ре­с­то­ра­не, где Ри­хард пре­ду­с­мо­т­ри­тель­но за­ка­зал сто­лик.

По­го­да сто­я­ла тёп­лая, со сто­ро­ны мо­ря при­но­сил­ся лёг­кий све­жий ве­тер, при­ят­но об­ду­вал ли­цо, ру­ки, ше­ве­лил ку­с­ты в скве­рах.

– В этом ре­с­то­ра­не на­сто­я­щая япон­ская кух­ня, ста­рая, грех с нею не по­зна­ко­мить­ся, – ска­зал Зор­ге Эй­ге­ну, за­тем с по­лу­по­кло­ном по­вер­нул­ся к Хель­ме:

– Вы не про­тив?

Та сде­ла­ла вос­хи­щён­ный взмах ру­кой:

– О-о-о! Япон­ская кух­ня, на­сто­я­щая – это о-о-о! С удо­воль­ст­ви­ем, гос­по­дин Зор­ге! – Хель­ма иг­ри­во гля­ну­ла на Зор­ге.

«Бес­тия ещё та, – не­воль­но от­ме­тил Зор­ге, улыб­нул­ся ши­ро­ко. – Бы­ло у ме­ня что-ни­будь с нею там, во Франк­фур­те, или нет?» Это­го он не по­мнил. Что-то до­сад­ли­вое мельк­ну­ло у не­го в гла­зах, мельк­ну­ло и тут же ис­чез­ло, Зор­ге как был са­ма уч­ти­вость, так са­мой уч­ти­во­с­тью и про­дол­жал ос­та­вать­ся.

Ма­ши­ну вёл Зор­ге. Вёл ли­хо, на это об­ра­ти­ли вни­ма­ние и са­ма Хель­ма, и её муж.

– Где вы на­учи­лись так здо­ро­во уп­рав­лять ав­то­мо­би­лем, док­тор Зор­ге? – спро­сил Отт.

– Как где? В стра­не на­сто­я­щих муж­чин и ис­тин­ных па­т­ри­о­тов...

– В ве­ли­кой Гер­ма­нии? – ри­ск­нул пред­по­ло­жить Отт. Ква­д­рат­ный под­бо­ро­док его, чи­с­то вы­бри­тый, лос­ня­щий­ся, во­ин­ст­вен­но вы­пя­тил­ся.

– Имен­но там, – под­твер­дил Зор­ге, на хо­ро­шей ско­ро­сти во­гнал ма­ши­ну в уз­кий про­улок – гро­мозд­кий ав­то­мо­биль во­шёл в не­го, буд­то нит­ка в уш­ко игол­ки, лег­ко, толь­ко свер­ху, с крыш от­ку­да-то, вниз рух­нул зву­ко­вой пласт, так про­ст­ран­ст­во ото­зва­лось на звук мо­то­ра, – под­пол­ков­ник вос­тор­жен­но кач­нул го­ло­вой: Ри­хард ему нра­вил­ся.

– За­ви­дую вам, док­тор Зор­ге.

Зор­ге рас­сме­ял­ся без­мя­теж­но:

– Это мы об­су­дим, док­тор Отт, ког­да бу­дем си­деть за сто­лом.

– Всё это вре­мя я имел де­ло с во­ен­ны­ми, а они в япон­ской кух­не смыс­лят не боль­ше, чем я в ас­тро­но­мии, – по­жа­ло­вал­ся Отт.

– Ни­че­го страш­но­го. Я рас­ска­жу вам всё, что знаю о япон­ской кух­не.

– Я слы­шал, что глав­ные у них – два ку­ша­нья... Это так?

– Да. Су­ки­я­ки и тэм­пу­ра. Но, ес­ли че­ст­но, япон­цы по­за­им­ст­во­ва­ли их у дру­гих. Об этом в Япо­нии, ко­неч­но, ни­где не на­пи­са­но, но в Ев­ро­пе, в на­уч­ных кру­гах, из­ве­ст­но.

– Сов­сем не­о­жи­дан­но, – за­сом­не­вал­ся Отт, – да­же ин­те­рес­но.

– Су­ки­я­ки по­за­им­ст­во­ва­ли в три­над­ца­том ве­ке у мон­го­лов, а тэм­пу­ру – в ше­ст­над­ца­том ве­ке у пор­ту­галь­цев.

– Пор­ту­галь­ская-то кух­ня как сю­да, на эти ого­ро­ды, по­па­ла?

– За­вез­ли мис­си­о­не­ры.

– Век жи­ви – век учись, – глу­бо­ко­мыс­лен­но за­ме­тил Отт.

– Тэм­пу­ра – это ры­ба, ли­бо ку­с­ки ось­ми­но­га, каль­ма­ров, ме­дуз, кре­ве­ток, ко­то­рые япон­цы оку­на­ют в жид­кое те­с­то и жа­рят в мас­ле. Очень вкус­но и... – Зор­ге по­ко­сил­ся на От­та, си­дев­ше­го в ма­ши­не ря­дом с ним, Хель­ма си­де­ла сза­ди од­на, – оки­нул взгля­дом его под­жа­рую силь­ную фи­гу­ру и не­воль­но улыб­нул­ся. – На ва­шей стат­ной ком­плек­ции, герр под­пол­ков­ник, это ни­как не от­ра­зит­ся.

– За свою фи­гу­ру я не бес­по­ко­юсь, – Отт бес­печ­но мах­нул ру­кой, – в мо­ём ро­ду ни­ког­да не бы­ло жир­ных тол­стя­ков. А как, соб­ст­вен­но, пор­ту­галь­цы уму­д­ри­лись до­брать­ся до Япо­нии?

– По во­де. В ты­ся­ча пять­сот ка­ком-то, точ­но не по­мню, го­ду они по­яви­лись на ос­т­ро­вах ря­дом с На­га­са­ки, и япон­цы при­ня­ли их, док­тор Отт.

– Япон­цы ведь во все вре­ме­на очень труд­но шли на кон­такт...

– Ви­дать, сре­ди пор­ту­галь­цев на­хо­дил­ся ве­ли­кий дип­ло­мат, ина­че вряд ли бы они ос­та­лись жи­вы.

Отт рас­сме­ял­ся, по­том обо­рвал смех, по­гля­дел на Зор­ге стро­го.

– Мне как-то по­па­лась на гла­за кни­га, где кра­соч­но рас­пи­са­ны каз­ни, ко­то­рые древ­ние япон­цы ус­т­ра­и­ва­ли над ино­ст­ран­ца­ми. Изо­б­ре­та­тель­ность у хо­зя­ев ос­т­ро­вов не­о­бык­но­вен­ная – мо­роз по ко­же бе­жит.

– Док­тор Отт, Хель­ме на­вер­ня­ка на­ши ре­чи не­ин­те­рес­ны...

– Как ска­зать, – не­о­пре­де­лён­но ото­зва­лась Хель­ма.

– А мон­го­лы ка­ким бо­ком сю­да за­лез­ли? – спро­сил Отт.

– Внук Чин­ги­с­ха­на ре­шил за­во­е­вать Япо­нию и чуть бы­ло это не сде­лал.

– Ка-ак? – уди­вил­ся Отт. – Мон­го­лы?

– На во­прос «как?» от­вет один – с по­мо­щью фло­та, ес­те­ст­вен­но. Мон­го­лы ре­ши­ли по­до­гнать сю­да де­сять ты­сяч ко­раб­лей и по­ста­вить их по­пе­рёк мо­ря, пе­ре­го­ро­дить его. С ко­раб­ля на ко­рабль пе­ре­бро­сить мос­тки и пу­с­тить по ним кон­ни­цу...

– Очень ос­т­ро­ум­ный план.

– Я то­же так счи­таю. Но на япон­скую зем­лю мон­го­лы так и не про­ник­ли, го­во­рят, на­ле­тел тай­фун и рас­ки­дал ко­раб­ли, а вот спо­соб при­го­тов­ле­ния мя­са про­ник. На­зва­ли его япон­цы су­ки­я­ки. Ни­ког­да не про­бо­ва­ли су­ки­я­ки, герр под­пол­ков­ник?

– Ес­ли че­ст­но, не знаю. Мо­жет быть, и про­бо­вал.

Зор­ге улыб­нул­ся веж­ли­во. Всё де­ло в том, что каж­дый по­се­ти­тель ре­с­то­ра­на го­то­вит се­бе су­ки­я­ки сам, по­это­му под­пол­ков­ник не мог не за­пом­нить ско­во­ро­ду, сто­я­щую на ши­пя­щей го­рел­ке при­му­са, рас­ка­лён­ное мас­ло, из­да­ю­щее аро­мат­ный дух, и неж­ные тон­кие лом­ти­ки го­вя­ди­ны, мгно­вен­но пре­вра­ща­ю­щи­е­ся во вкус­ную еду.

Рас­по­ла­гал­ся об­лю­бо­ван­ный Ри­хар­дом ре­с­то­ран в не­боль­шом де­ре­вян­ном до­ме, сра­бо­тан­ном под ста­рин­ную па­го­ду с рез­ны­ми стол­ба­ми, ок­ра­шен­ны­ми в ма­ли­но­вый цвет, и та­ким же рез­ным пря­мо­уголь­ным вер­хом. Сто­лик уже был при­го­тов­лен, гос­тей встре­тил сам рас­по­ря­ди­тель ре­с­то­ра­на. Лич­но. Одет рас­по­ря­ди­тель был в до­ро­гой чёр­ный ко­с­тюм, по бор­там окайм­лён­ный бле­с­тя­ще-чёр­ной шёл­ко­вой лен­той, бе­ло­снеж­ная ру­баш­ка бы­ла на­крах­ма­ле­на до хру­с­та, под под­бо­род­ком кра­со­ва­лась бор­до­вая, в го­ро­шек ба­боч­ка – мод­ный гал­стук ре­с­то­ра­то­ров Ев­ро­пы и преж­де все­го – Па­ри­жа – в преж­ние, ес­те­ст­вен­но, вре­ме­на. Те­перь гал­стук пе­ре­ко­че­вал и в Азию, сю­да.

На сто­ле, за ко­то­рый их уса­дил рас­по­ря­ди­тель, уже ти­хо по­тре­с­ки­ва­ли ры­жим пла­ме­нем три ке­ро­син­ки. На них сто­я­ли не­боль­шие ско­во­род­ки. Что очень уди­ви­ло От­та, ско­во­род­ки бы­ли от­ли­ты из плот­но­го тём­но­го стек­ла.

– А по­че­му ско­во­род­ки стек­лян­ные? – спро­сил он у по­до­шед­ше­го офи­ци­ан­та.

– На них ни­ког­да ни­че­го не под­го­ра­ет, – по­яс­нил тот, – ни мя­со, ни ры­ба. – До­ба­вил: – Ско­во­род­ки бы­ли спе­ци­аль­но за­ка­за­ны во Фран­ции.

– М-м-м! – по­ни­ма­ю­ще скло­нил го­ло­ву на­бок Отт.

– Для на­ча­ла да­вай­те вы­пьем за зна­ком­ст­во, а по­том бу­дем го­то­вить су­ки­я­ки, – пред­ло­жил Зор­ге.

Под­пол­ков­ник одо­б­ри­тель­но хмык­нул.

Пи­ли са­ке из не­боль­ших фар­фо­ро­вых ча­ше­чек, раз­ри­со­ван­ных цвет­ны­ми дра­ко­на­ми. Отт вы­са­дил ча­шеч­ку од­ним глот­ком – про­сто вдох­нул на­пи­ток в се­бя, а вы­ды­хать не стал. По­дёр­гал угол­ком твёр­до­го рта:

– Тёп­лая, за­ра­за.

– Са­ке все­гда по­да­ют тёп­лым, – до­б­ро­же­ла­тель­ным то­ном по­яс­нил Зор­ге, – так по­ло­же­но. Тра­ди­ция.

– Не­мец­кий шнапс или рус­ская вод­ка вкус­нее, – ска­зал Отт, – осо­бен­но, ес­ли пить со льдом.

– Что да, то да, – Зор­ге при­дви­нул к се­бе ке­ро­син­ку, по­пра­вил ско­во­род­ку и, лов­ко под­це­пив па­лоч­ка­ми тон­кий лом­тик мя­са, опу­с­тил его на тол­стое стек­лян­ное дно ско­во­род­ки, в рас­ка­лён­ное мас­ло.

Че­рез не­сколь­ко мгно­ве­ний лом­тик мя­са был го­тов, Зор­ге по­со­лил, по­пер­чил его и от­пра­вил в рот. Отт вни­ма­тель­ным взгля­дом про­сле­дил за ним:

– Ну как?

– Пре­вос­ход­но. Луч­ше не бы­ва­ет, гос­по­дин Отт, – Зор­ге под­хва­тил па­лоч­ка­ми ещё один лом­тик мя­са, про­де­лал преж­нюю опе­ра­цию. – А глав­ное, ни в од­ном по­хо­де ни­ка­кой за­ра­зы с та­кой едой не под­хва­тишь. Мон­го­лы зна­ли, что де­ла­ли.

– Пред­ла­гаю вы­пить ещё, – ска­зал Отт, по­ко­сил­ся на пу­за­тую фар­фо­ро­вую бу­тыл­ку са­ке, – толь­ко, мо­жет, нам вы­пить вод­ки? Сколь­ко гра­ду­сов в са­ке?

– Не бо­лее трид­ца­ти.

– А в вод­ке со­рок ли­бо да­же со­рок пять.

Под­пол­ков­ник вёл се­бя так, буд­то же­ны его во­об­ще не су­ще­ст­во­ва­ло – не за­ме­чал её, Хель­ма всё вре­мя мол­ча­ла, – и ре­ше­ния при­ни­мал сам, и прось­бы ис­хо­ди­ли от не­го од­но­го. «На­вер­ное, в сре­де не­мец­ких во­ен­ных так за­ве­де­но», – пред­по­ло­жил про се­бя Зор­ге. Он ото­рвал­ся от ско­во­род­ки, встре­тил­ся гла­за­ми с офи­ци­ан­том, сто­яв­шим не­по­да­лё­ку, кив­нул, под­зы­вая, – тот, про­вор­ный, вы­шко­лен­ный, не­мед­лен­но ус­т­ре­мил­ся к сто­ли­ку.

– У вас есть не­мец­кий шнапс?

В гла­зах офи­ци­ан­та про­мельк­ну­ла тень, слов­но бы он че­го-то ис­пу­гал­ся, скло­нив ви­но­ва­то го­ло­ву, он про­из­нёс ти­хо:

– Нет, к со­жа­ле­нию.

– А рус­ская вод­ка?

Офи­ци­ант гор­де­ли­во под­нял ко­рот­ко ос­т­ри­жен­ную, с ров­ным на­бри­о­ли­нен­ным про­бо­ром го­ло­ву:

– Рус­ская вод­ка есть.

– Бу­тыл­ку на стол! – ско­ман­до­вал Зор­ге, по­вер­нул­ся к су­пру­ге под­пол­ков­ни­ка: – А вам, Хель­ма, я пред­ла­гаю от­ве­дать ви­на из ро­зо­вых ле­пе­ст­ков ли­бо из пло­дов мо­ло­дой че­реш­ни...

– Ро­зо­вых ле­пе­ст­ков? – Хель­ма ожи­ви­лась. – За­бав­но.

– Ви­но со­вер­шен­но не­о­быч­ное по вку­су. Но «мо­ло­дая че­реш­ня» луч­ше.

Фрау Отт встре­пе­ну­лась, на ожив­шем ли­це её за­иг­ра­ла улыб­ка. В сле­ду­ю­щий миг она не­о­жи­дан­но ру­ба­ну­ла ру­кой воз­дух: гу­лять так гу­лять.

– Да­вай­те че­реш­не­вое! – вос­клик­ну­ла она.

– Бу­тыл­ку че­реш­не­во­го ви­на на стол! – эхом под­хва­тил Зор­ге. – И со­от­вет­ст­вен­ную по­су­ду к ви­ну. – Щёлк­нул паль­ца­ми. – А к вод­ке не за­будь­те лёд.

– По­ви­ну­юсь, гос­по­дин, – офи­ци­ант по­слуш­но на­кло­нил го­ло­ву.

Под­пол­ков­ник Отт тем вре­ме­нем взял в ру­ки па­лоч­ки, ос­то­рож­но по­вер­тел их в паль­цах и по­ло­жил на стол.

– Сколь­ко я ни про­бо­вал брать еду эти­ми зу­бо­чи­ст­ка­ми – ни­че­го у ме­ня не по­лу­ча­ет­ся. Ни ра­зу не взял...

– Ни­че­го страш­но­го. Сей­час мы по­тре­бу­ем вил­ку и нож, это до­б­ро в ре­с­то­ра­не то­же име­ет­ся.

В за­ле бы­ло ти­хо, толь­ко где-то не­да­ле­ко, как-то за­дав­лен­но, глу­хо, слов­но бы из-под зем­ли, до­но­си­лись зву­ки ба­ра­ба­на, со­зда­вав­шие ощу­ще­ние по­коя, от­би­вав­шие ритм, ко­то­ро­му долж­но бы­ло сле­до­вать серд­це, Зор­ге при­слу­шал­ся к это­му зву­ку, и у не­го дрог­ну­ли кон­чи­ки губ: зву­ки вся­ко­го ба­ра­ба­на на­по­ми­на­ют ему толь­ко об од­ном – о за­дым­лён­ном, ис­по­ло­со­ван­ном вы­ст­ре­ла­ми про­шлом, о сол­да­тах, ос­тав­ших­ся ле­жать во Флан­д­рии, эти ре­бя­та ни­ког­да не по­ста­ре­ют, па­мять их на­всег­да за­пе­чат­ле­ла мо­ло­ды­ми, о див­ной зем­ле, где Ри­хар­ду бы­ло боль­но.

– А это удоб­но – есть вил­кой и но­жом, ког­да все во­круг едят па­лоч­ка­ми?

– Впол­не удоб­но.

Ког­да офи­ци­ант раз­лил по стоп­кам хо­лод­ную вод­ку, Отт ска­зал:

– Я пред­ла­гаю, Ри­хард, пе­рей­ти на «ты» и об­ра­щать­ся друг к дру­гу по име­нам.

– За это и вы­пьем, Эй­ген, – про­го­во­рил Зор­ге со­глас­но, – а сле­ду­ю­щий наш тост – за Хель­му... Что бы мы де­ла­ли без жен­щин?

Отт про­гу­кал что-то се­бе под нос, буд­то го­лубь, и ма­хом от­пра­вил вод­ку в се­бя. Пил он, как боль­шин­ст­во во­ен­ных, без вся­ко­го сма­ко­ва­ния, без про­мед­ле­ния от­прав­лял лю­бой на­пи­ток, да­же са­мый до­ро­гой, в же­лу­док: хлоп – и не­ту! Толь­ко драз­ня­щие ос­тат­ки, па­ры вин­ные, в воз­ду­хе бол­та­ют­ся. Отт под­це­пил вил­кой лом­тик сы­ро­го мя­са, при­дер­жал его но­жом и от­пра­вил на гроз­но шквор­чав­шую ско­во­род­ку. Че­рез не­сколь­ко мгно­ве­ний вы­дер­нул, по­сы­пал со­лью, пер­цем и от­пра­вил в рот.

Вос­хи­щён­но по­мо­тал го­ло­вой:

– Вкус­но!

Хель­ма, в от­ли­чие от му­жа, с обе­ден­ны­ми па­лоч­ка­ми справ­ля­лась лег­ко – то ли на­вык был, то ли при­род­ная лов­кость по­мо­га­ла, ско­рее все­го, всё-та­ки был на­вык, – под­хва­ти­ла кон­чи­ка­ми скре­щен­ных па­ло­чек со­ча­щий­ся су­к­ро­ви­цей мяс­ной лом­тик и опу­с­ти­ла его в фыр­ка­ю­щее мас­ло.

– Зна­чит, это и есть древ­ний мон­голь­ский ме­тод при­го­тов­ле­ния мя­са? – под­пол­ков­ник при­выч­но вы­пя­тил под­бо­ро­док. – Од­на­ко не ду­ра­ки бы­ли эти мон­го­лы.

– Ина­че бы не за­во­е­ва­ли пол­ми­ра, – по­да­ла го­лос Хель­ма, но муж не об­ра­тил на неё вни­ма­ния.

– Что ещё, кро­ме это­го ре­с­то­ра­на, есть при­мет­но­го в Япо­нии? – за­дал Отт не­ук­лю­жий во­прос. Как раз­вед­чик, он не дол­жен был его за­да­вать, но что про­изо­ш­ло, то про­изо­ш­ло.

– Со­ве­тую по­се­тить ста­рую сто­ли­цу ос­т­ро­вов Ки­о­то, – ска­зал Зор­ге, – и те­бе, Эй­ген, и Хель­ме Ки­о­то по­нра­вит­ся.

– А что там вы­да­ю­ще­е­ся во­дит­ся?

– Дво­рец Нид­зе, на­при­мер... Рань­ше в нём жил сё­гун. Дво­рец це­ли­ком сде­лан из рез­но­го де­ре­ва, буд­то шка­тул­ка. По­лы во двор­це – по­ющие.

– По-пти­чьи, что ль, го­ло­сят?

– Поч­ти. По­ют на все ла­ды... Как сквор­цы в на­шей лю­би­мой Гер­ма­нии в ве­сен­нюю по­ру – так же друж­но и кра­си­во. Ну-у, ещё… как ке­на­ри с по­до­кон­ни­ков до­мов в го­ро­де Маг­де­бур­ге.

– О-о, Маг­де­бург! – не вы­дер­жал Отт, взгляд его за­ту­ма­нил­ся вос­хи­щён­но. – Пред­ла­гаю вы­пить за на­шу ве­ли­кую Гер­ма­нию.

Так и по­сту­пи­ли.

– От Япо­нии я в вос­тор­ге, – за­ме­тил за­хме­лев­ший Отт. – Ве­ли­ко­леп­ный флот... Вы зна­е­те, Ри­хард, ка­кой у Япо­нии мощ­ный флот?

Зор­ге сде­лал не­по­ни­ма­ю­щее ли­цо, хо­тя как мо­лит­ву знал, сколь­ко у япон­цев лин­ко­ров и ли­ней­ных крей­се­ров, ка­ков их тон­наж, сколь­ко авиа­нос­цев и ко­раб­лей с ар­тил­ле­ри­ей ка­ли­б­ром свы­ше ста пя­ти­де­ся­ти пя­ти мил­ли­ме­т­ров (та­ки­ми пуш­ка­ми мож­но в не­сколь­ко ми­нут раз­не­с­ти в щеп­ки го­род сред­ней ве­ли­чи­ны, – на­при­мер, Ки­о­то), сколь­ко на­хо­дит­ся на пла­ву под­вод­ных ло­док, мин­ных за­гра­ди­те­лей и траль­щи­ков, как ор­га­ни­зо­ва­но уп­рав­ле­ние мор­ски­ми си­ла­ми и так да­лее – сло­вом, знал всё. Или поч­ти всё. Во вся­ком слу­чае, боль­ше, чем под­пол­ков­ник Отт.

– У Япо­нии – ве­ли­кий флот, – про­из­нёс Отт гром­ко, – ве­ли­кая авиа­ция, ве­ли­кие су­хо­пут­ные си­лы.

Япо­ния – стра­на бу­ду­ще­го. Ес­ли мы за­клю­чим со­юз, то из­ме­ним весь мир, Гер­ма­ния бу­дет вла­ды­че­ст­во­вать в Ев­ро­пе, Япо­ния – в Азии.

Сколь­ко раз слы­шал по­доб­ные сло­ва Зор­ге – не со­счи­тать, они ему из­ряд­но на­до­ели. С веж­ли­вой по­ни­ма­ю­щей улыб­кой он на­кло­нил го­ло­ву:

– Це­ли­ком раз­де­ляю твою точ­ку зре­ния, Эй­ген.

– Ещё бы не раз­де­лять, – Эй­ген хмык­нул, – это – точ­ка зре­ния фю­ре­ра.

Хель­ма в бе­се­де по-преж­не­му поч­ти не при­ни­ма­ла уча­с­тия – ей это бы­ло не­ин­те­рес­но, а вот к ви­ну из мо­ло­дой че­реш­ни она при­кла­ды­ва­лась с ин­те­ре­сом, щу­ри­ла гла­за до­воль­но, буд­то мно­го­му­д­рая жен­щи­на с кар­тин Ту­луз-Ло­т­ре­ка (это­го ху­дож­ни­ка Зор­ге лю­бил осо­бен­но), раз­гля­ды­ва­ла его на свет, от­пи­ва­ла по глот­ку, за­дер­жи­ва­ла во рту, при­дав­ли­ва­ла язы­ком к нё­бу. Про­дол­жал раз­да­вать­ся ти­хий при­зыв­ный стук ба­ра­ба­на, бу­дил гос­тей за сто­лом, при­гла­шал ку­да-то пой­ти. По­се­ти­те­лей в ре­с­то­ра­не бы­ло не­мно­го – в ос­нов­ном, се­мей­ные па­ры.

– Эй­ген, а в сле­ду­ю­щий раз да­вай­те-ка от­ве­да­ем дру­гой япон­ской еды – той, ко­то­рая име­ет пор­ту­галь­ские кор­ни.

– Бу­ду бла­го­да­рен, Ри­хард.

– И я бу­ду бла­го­дар­на, – не­о­жи­дан­но по­да­ла го­лос Хель­ма.

Зор­ге не вы­дер­жал, улыб­нул­ся – ну сов­сем как в гим­на­зии...

– Мы бу­дем те­бе очень бла­го­дар­ны, Ри­хард, – тя­жё­лое ли­цо под­пол­ков­ни­ка утя­же­ли­лось ещё боль­ше, под­бо­ро­док вы­пя­тил­ся уг­ро­жа­ю­ще; не­смо­т­ря на со­лид­ную внеш­ность, под­пол­ков­ник за­хме­лел бы­с­т­ро, очень да­же бы­с­т­ро, – где-то в его ор­га­низ­ме име­лась сла­би­на. На лбу От­та вы­сту­пи­ли мел­кие ис­крин­ки по­та, щё­ки по­крас­не­ли.

Из ре­с­то­ра­на вы­шли в тем­но­те. Го­род по­нем­но­гу ус­по­ка­и­вал­ся, в не­бе под­ра­ги­ва­ли не­ров­ные пят­на – сле­ды эле­к­т­ри­че­с­ких спо­ло­хов, да и са­мо не­бо име­ло цвет сла­бо­го эле­к­т­ри­че­с­ко­го вспле­с­ка, сплош­но­го, за­тяж­но­го, в этом по­ле и пла­ва­ли жи­вые свет­лые пят­на; шум ав­то­мо­би­лей, до­но­сив­ший­ся до ре­с­то­ра­на, был при­ду­шен­ным, он сла­бел на гла­зах: го­род ук­ла­ды­вал­ся спать, за­в­т­ра, ра­но-ра­но, у не­го на­чи­нал­ся но­вый ра­бо­чий день. Мно­гим жи­те­лям при­хо­ди­лось вста­вать в че­ты­ре ча­са ут­ра.

– Хо­ро­шо тут, – вос­хи­щён­но про­бор­мо­тал Отт, – век бы жил в То­кио.

– А кто ме­ша­ет?

– Долг пе­ред ве­ли­кой Гер­ма­ни­ей, Ри­хард, – Отт хмык­нул, – я – че­ло­век во­ен­ный, хо­жу по ли­ней­ке – увы, – он раз­вёл в сто­ро­ны бе­лые изящ­ные ру­ки.

Ру­ки у под­пол­ков­ни­ка бы­ли ари­с­то­кра­ти­че­с­кие, это Зор­ге уже от­ме­тил: та­кие ру­ки бы­ва­ют толь­ко у пред­ста­ви­те­лей древ­них ро­дов ли­бо у вы­со­ко­класс­ных пи­а­ни­с­тов.

– Увы, – ещё раз раз­вёл ру­ки под­пол­ков­ник и спря­тал их в кар­ма­ны.

Зор­ге от­вёз су­пру­гов Отт до­мой – на квар­ти­ру во­ен­но­го ве­дом­ст­ва, ко­то­рую вы­де­ли­ли под­пол­ков­ни­ку, по­сиг­на­лил на про­ща­ние и не­спеш­но по­ка­тил даль­ше.

 

Обыч­но пе­ред сном Ри­хард что-ни­будь чи­тал – ча­ще все­го му­д­рые япон­ские тан­ки (и тог­да, он по­ла­гал не без ос­но­ва­ния, бу­дет иметь воз­мож­ность про­сы­пать­ся ут­ром му­д­рее, чем он есть на са­мом де­ле), а в этот раз слов­но бы что-то от­ру­би­ло: в ви­с­ках сто­ял звон, в за­тыл­ке так­же пле­с­кал­ся тя­жё­лый мед­ный звон, в гру­ди ни­как не рас­са­сы­ва­лось что-то плот­ное, груз­ное, воз­ник­шее по­сле ужи­на, серд­це сад­ни­ло, Ри­хард взял в ру­ки кни­гу, не­сколь­ко ми­нут по­дер­жал её пе­ред со­бой, по­том по­ло­жил на пол и вы­клю­чил ноч­ник – ди­ко­вин­ную лам­пу, сде­лан­ную из обо­лоч­ки боль­шо­го тро­пи­че­с­ко­го пло­да. Что это был за плод, Зор­ге не знал – во вся­ком слу­чае, ни в Ки­тае, ни в Гон­кон­ге, ни в Ин­дии ему эта не­ви­даль не по­па­да­лась.

Ус­нул он бы­с­т­ро. Во сне, да­же в глу­хом за­бы­тьи, он при­выч­но филь­т­ро­вал зву­ки: вот мыш­ка, сов­сем кро­хот­ная, ед­ва при­мет­но про­скреб­лась по по­лу, вот в от­кры­тое ок­но вле­тел боль­шой ноч­ной мо­тыль, за­мо­ло­тил кры­ль­я­ми по воз­ду­ху, вот ма­ши­на про­шур­ша­ла ши­на­ми за уг­лом до­ма... Зву­ки эти не вы­зы­ва­ли у не­го тре­во­ги. На лю­бой тре­вож­ный звук он сре­а­ги­ро­вал бы, но тут не бы­ло ни­че­го тре­вож­но­го – ти­ши­на бы­ла... Спо­кой­ная ноч­ная тишь с по­сто­рон­ни­ми лёг­ки­ми зву­ка­ми, в ко­то­рой сво­бод­но би­лось серд­це.

В два ча­са, в вяз­кой тем­но­те, Зор­ге про­снул­ся, вклю­чил ноч­ник. Сквозь тон­кую ко­жу­ру тро­пи­че­с­ко­го пло­да про­бил­ся не­яр­кий свет. Ри­хард по­смо­т­рел на ча­сы, сто­яв­шие на низ­ком, с гну­ты­ми нож­ка­ми, сто­ли­ке. Вздох­нул не­воль­но: два ча­са но­чи – не то вре­мя, ко­то­рое спо­соб­но за­ста­вить че­ло­ве­ка вски­нуть­ся на по­сте­ли и боль­ше не спать.

Ус­по­ко­ен­ный, Зор­ге ус­нул сно­ва. Хо­тя вну­т­ри у не­го всё-та­ки ос­та­ва­лось что-то ме­ша­ю­щее – буд­то за­но­за си­де­ла под ко­жей. На­до бы за­снуть по­ос­но­ва­тель­нее, по­глуб­же, так, что­бы к ут­ру про­снуть­ся с лёг­кой го­ло­вой и яс­ны­ми мыс­ля­ми, Ри­хард на­тя­нул на го­ло­ву по­душ­ку, плот­нее при­жал её, свер­ху об­нял ру­кой и за­был­ся.

Здо­ро­во за­был­ся, слов­но бы на го­ло­ве у не­го не обыч­ная по­душ­ка ле­жа­ла, а це­лый во­рох се­на. И пах­ло от это­го се­на дет­ст­вом, вот ведь как. Хо­ро­ший это за­пах, очи­ща­ет ду­шу, вы­скре­ба­ет из ду­ши вся­кую на­липь, грязь, гниль, и Зор­ге улы­бал­ся во сне, ра­ду­ясь на­сту­па­ю­щей лёг­ко­с­ти.

Не­о­жи­дан­но в сон про­ник дре­без­жа­щий, с виз­г­ли­вы­ми нот­ка­ми зво­нок, Зор­ге встре­пе­нул­ся, стя­нул с го­ло­вы по­душ­ку, за­мер, пы­та­ясь со­об­ра­зить, на­яву он слы­шал этот зво­нок или же раз­бол­тан­ный звук этот про­зву­чал во сне?

Зво­нок по­вто­рил­ся. Ста­рый, ржа­вый, он ло­ма­ной не­при­ят­ной про­во­ло­кой ввин­чи­вал­ся в уши, был спо­со­бен при­чи­нить фи­зи­че­с­кую боль. Зво­ни­ли в ка­лит­ку, уп­ря­мо при­жи­мая паль­цем чёр­ную гла­за­с­тую кноп­ку к бо­ко­ви­не ог­ра­ды. Не­уже­ли по­ли­ция? Тре­во­га по­лос­ну­ла Ри­хар­да из­ну­т­ри ос­т­ро, он по­спеш­но вско­чил с кро­ва­ти и, на­тя­нув на се­бя ха­лат, по­до­шёл к ок­ну: что там, на ули­це, вдруг дей­ст­ви­тель­но топ­чет­ся по­ли­цей­ский на­ряд с пред­пи­са­ни­ем на ру­ках: аре­с­то­вать та­ко­го-то и пре­про­во­дить ту­да-то... Зор­ге про­тёр гла­за – он не ве­рил то­му, что ви­дел. На ули­це сто­я­ла жен­щи­на. Стат­ная, не ли­шён­ная изя­ще­ст­ва, в шёл­ко­вом пыль­ни­ке с ка­пю­шо­ном, на­тя­ну­тым на го­ло­ву. Не­воль­но вздох­нув – дав­но у не­го не бы­ло при­клю­че­ний, – Ри­хард спу­с­тил­ся вниз и по влаж­ной от ноч­ной ро­сы до­рож­ке, за­сте­лен­ной ше­ро­хо­ва­той, что­бы не ос­коль­зать­ся в дождь, плит­кой, про­шёл к две­ри, вре­зан­ной в ог­ра­ду.

За ог­ра­дой сто­я­ла... Хель­ма Отт.

– Гос­по­ди, – глу­хо про­бор­мо­тал Ри­хард, по­мял паль­ца­ми гор­ло, – Хель­ма, это вы? Что-то слу­чи­лось?

– Слу­чи­лось, – жен­щи­на при­ду­шен­но за­сме­я­лась, – слу­чи­лось, что я при­шла к те­бе. – Она впер­вые об­ра­ти­лась к Зор­ге на «ты», это что-то зна­чи­ло.

– А Эй­ген... – про­бор­мо­тал Зор­ге смя­тен­но и умолк – всё, что он ни ска­жет сей­час, бу­дет зву­чать глу­по, – вздох­нул и от­крыл ка­лит­ку, про­пу­с­кая Хель­му во двор.

Она при­ль­ну­ла к не­му.

– Я те­бя за­пом­ни­ла дав­ным-дав­но, – про­шеп­та­ла Хель­ма жар­ко, – ещё там, во Франк­фур­те... Но ты ус­кольз­нул от ме­ня.

– У те­бя же был муж-ар­хи­тек­тор.

– Вер­но. Но он ма­ло что зна­чил в мо­ей жиз­ни. Ве­ди ме­ня к се­бе.

– На чём ты при­еха­ла? – Зор­ге ог­ля­дел­ся: нет ли где по­соль­ской ма­ши­ны? Ма­ши­ны не бы­ло, впро­чем, её и не долж­но бы­ло быть – дом, ко­то­рый снял Ри­хард, на­хо­дил­ся в глу­бо­ком кар­ма­не, прой­ти сю­да ма­ши­на не мог­ла, свой ав­то­мо­биль Зор­ге ос­тав­лял, на­при­мер, за уг­лом...

– На так­си, на чём же ещё, – про­го­во­ри­ла Хель­ма ти­хо и не­тер­пе­ли­во топ­ну­ла но­гой: – Ве­ди ме­ня к се­бе.

Зор­ге хо­тел про­бор­мо­тать что-то об Эй­ге­не, но по­том смя­тен­но мах­нул ру­кой... Как там го­во­рят му­д­рые рус­ские? Че­му бы­вать, то­го не ми­но­вать? Или что-то ещё?

Где-то за уг­лом, на со­сед­ней ули­це, про­гро­хо­та­ла за­поз­да­лая ма­ши­на, вон­зи­лась лу­ча­ми силь­ных фар в про­ст­ран­ст­во, взре­ве­ла вновь мо­то­ром – ви­дать, во­ди­тель был пья­ный, и всё стих­ло.

Го­род спал.

Валерий ПОВОЛЯЕВ