Архив : №51. 21.12.2012

КРЮЧОК НАЙДЁТСЯ ДЛЯ КАЖДОГО

На днях я стал свидетелем того, как наши высокие руководители умеют дёргать крючок, на котором находятся чиновники помельче.

Сидел, слушал радио, познавательную, по идее, передачу «Музейные палаты». В этот раз в ней рассказывалось о музее Маяковского. Правда, разговор почти сразу превратился в выяснение отношений между директором музея Светланой Стрижнёвой и главой департамента культуры Москвы Сергеем Капковым.

Проблем в музее оказалось много. Конфликт директора с её заместителем и вообще «конфликт поколений», срок закрытия музея на капитальный ремонт – директор говорила, что к ней постоянно приходят сотрудники департамента с известием, что музей закроют то в феврале, то в апреле, Сергей же Капков утверждал, что до окончания юбилейного года Владимира Владимировича Маяковского музей будет работать; опасение, что в ходе капремонта может погибнуть «лицо музея» – экспозиция Тараса Полякова. И так далее.

И в тот момент, когда в голосе директора зазвучало нечто победное (тем более что ведущие были скорее на её стороне, чем на стороне главы департамента), Сергей Капков обрушил на ведущих и слушателей такую вот инфу: «…Также мы знаем, что и в 2007 году, и в 2009-м были проверки фондов в музее Маяковского, которые проводило федеральное Министерство культуры, ещё когда там был министр Авдеев, Швыдкой, а я вообще не имел отношения к департаменту культуры. И нет у нас в хранилищах 52 экспонатов из музейного фонда. Это же правда?»

На несколько секунд директор потеряла дар речи, а потом призналась: «Да, это правда».

«Они куда делись? – воспользовался ошеломлением Сергей Капков. – Это работы Родченко, личные вещи Маяковского. Я их не брал точно, и мои замы не брали».

Дальше позволю себе привести довольно пространную цитату:

«Стрижнёва: Я их тоже не брала.

Капков: А куда же они делись?

Стрижнёва: Они исчезли в тот момент, когда проходила реконструкция музея и когда вещи вывозились в семь районов Москвы.

Капков: Вы же тогда были директором?

Стрижнёва: Да, я была директором, но я же не могу стоять и проверять каждый экспонат.

Капков: А кто должен стоять?

Стрижнёва: Для этого существуют главные хранители, хранители фондов, которые менялись не один раз. Мы пять раз проверяли свой фонд, для того чтобы выявить. Два экспоната мы нашли за рубежом, мы их вернули.

Капков: На тот момент вы были руководителем, Светлана Ефимовна?

Стрижнёва: Да, я была руководителем.

Капков: Библиотека музея Маяковского сейчас где находится? На чердаке управы Басманного района.

Стрижнёва: Не только. Она и на чердаке музея находится. Потому что департамент управления культуры выбросил все документы…

Капков: Вы спрашивали про конфликт. Основной конфликт такой – руководители учреждений, большинства московских учреждений, не могут разграничить, где ответственность государства и города, а где ответственность их как руководителей учреждений. Я не брал 52 экспоната. Я не знаю, куда они делись. Но Светлана Ефимовна как руководитель говорит: «Я тоже не брала, но не знаю, где они».

Стрижнёва: Два из них мы уже вернули.

Капков: 50 остались. Злые люди украли. Главный хранитель. Главный хранитель был вашим подчинённым на тот момент. Вы не говорите, что за два года все замы и главные бухгалтеры у вас уволились. Потому что каждый зам вам не нравится. А я же с вами пытаюсь разговаривать в форме только закона. Я говорю: я не лезу к вам, проект делайте какой хотите, только скажите, где 52 экспоната из нашего музея. Нашего – это всех нас, и московского тоже. «Я не брала». Вы говорите: «А что, я должна была отслеживать экспонаты?» Вы должны были, потому что вы директор музея.

Не знаю, как у других, а мои симпатии переметнулись к главе департамента. Действительно, директор виновата в пропаже экспонатов – она отвечает за всё… Но концовка разговора вновь многое поменяла.

«Стрижнёва: …Дело всё в том, что вывоз всех экспонатов и всего, что было в музее, прошёл за один месяц. И таким образом всю упаковку экспонатов под руководством хранителя делали в основном солдаты. Потому что сил у музея не было. Не были составлены списки, которые должны обязательно быть составлены.

Капков: Главный хранитель, Светлана Ефимовна, подчиняется вам по уставу музея Маяковского, это ваш подчинённый. Не были составлены списки. Вы это говорите мне или себе? Вами не были составлены списки. Кого в этом обвинить?

Тимур Олевский (ведущий): А если бы вы не уложились в сроки и за месяц не вывезли?

Капков: Наверное, солдаты могли бы…

Стрижнёва: Что, списки составлять? Солдаты не могли составлять списки.

Олевский: А можно было не вывозить за месяц?

Стрижнёва: Нет, нельзя было.

Олевский: Сергей Александрович, почему нельзя было?

Стрижнёва: Потому что, извините, здание было без воды, без тепла. Соседняя организация строила своё здание и перекрыла нам все пути тепловые, все коммуникации. Оставаться в зиму с музеем…

Капков: Какой год был?

Стрижнёва: Это был 1987 год. Я бегала по всей Москве, искала какие-нибудь помещения, для того чтобы куда-нибудь вывезти эту коллекцию. Её вывозили в восемь районов Москвы. И это надо было сделать буквально в течение одного месяца. В феврале было принято решение, в марте уже была вывезена коллекция.

Капков: А что ж экспонаты не переписали, когда вывозили?

Стрижнёва: Это же тысячи экспонатов. Это так легко сейчас говорить об этом. 250 тысяч книг. Как можно их было все переписать? Это не так просто. Сегодня это кажется легко. Тогда не было ни компьютеров, ничего. И как это можно было сделать?

Олевский: Это было похоже на эвакуацию, видимо.

Стрижнёва: Да, это было похоже на эвакуацию, причём в пожарном состоянии. Потому что мы оказались в центре стройки, которую вёл КГБ СССР. Они строили соседнее здание. Мы оказались просто на этой площадке. И если бы не моё письмо к первому лицу КГБ, вообще не известно, чем бы это закончилось».

Тут как раз подоспел конец эфира; Сергей Капков лишь успел пообещать, что музей «всегда будет работать». 

Смешно, конечно, винить гэбуху в пропаже экспонатов (среди которых самый ценный, видимо, очки Маяковского, в основном же это плакаты и другая «печатная продукция»). Впрочем, нравы и советских, и нынешних российских силовых структур нам хорошо известны. Могли и не месяц дать, а приказать очистить помещение в два счёта. Не стоит сбрасывать со счетов, что музей находится на Лубянке…

Несколько коробит тот тон, с каким общался молодой человек (Капков) с пожилой женщиной. И хоть в вопросах, какие они обсуждали, за возраст прятаться не принято, но всё же… В последнее время стало уже неким символом: молодой, энергичный, эрудированный, инициативный специалист и пожилой, путающийся, с не совсем чистым прошлым, цепляющийся за старое… Впрочем, символ этот старый, уже не раз в истории появлявшийся.

А главное, что я вынес из передачи «Музейные палаты», это подтверждение своей догадки о том, что все мы на крючках, даже не подозревая об этом. И в любой момент любого могут за этот крючок дёрнуть. Сначала мы потеряем дар речи, а потом сникнем, поняв, что сопротивляться бесполезно. Сам, дескать, хорош.

Сергей Капков этот приём отлично продемонстрировал. Правда, не исключено, что и в нём есть подобный крючок (а может быть, и не один – биография непростая). Не позавидуешь тогда нынешнему начальнику московской культуры, когда за крючок этот дёрнут

Роман СЕНЧИН