Архив : №24. 13.06.2014

Русский Диснейленд и руины Дрездена

Не столь давно вышла книга Алексея Шепелёва с двумя повестями: «Настоящая любовь/ Грязная морковь» и «Russian Disneyland». О современной сельской жизни, если выражаться штампами. Как сказал Илья «Мэддисон» Давыдов, это на Западе, может, существует такое понятие как «очарование деревни», а у нас в деревнях – только одно разочарование. На первый взгляд об этом и повести Шепелёва. Место действия – глухая русская провинция начала 90-х. Обшарпанные снаружи и внутри дома, раскисшая земля, ощущение одновременно и бесконечной суеты и гнетущего одиночества. Странные люди населяют это место. Городская молва наделяет деревенских жителей самыми экзотическими качествами, от какой-то особой душевности (которая, как и духовность считается практически неотъемлемым свойством русского народа, а крестьянин – значит вдвойне русский) до звериной жестокости.

Впрочем, поселяне из деревни А. Шепелёва – самые обычные люди, разве что чуть более необузданные и с чуть меньшим словарным запасом. От этого наблюдать за их повседневностью только интереснее. Особенно учитывая временами зашкаливающий градус их экстремального взаимодействия с окружающим миром. Автор, работающий в собственной стилистике «радикального радикализма», усердно запечатлевает деструктивную деятельность своих товарищей, что особенно ярко проявляется в каскаде зарисовок, в которых стая употребивших подростков превращает школу едва ли не в руины Дрездена образца 1945-го года.

Структура произведений и сюжет – нелинейны, можно даже сказать, гипертекстовы. Идут постоянные отсылки к произошедшему и раньше и позднее, к воображаемым событиям, а также к эпизодам, имевшим место вне поля зрения читателя. Часть действия так и останется загадкой, например, чем это главный герой так ловко шантажировал учителя по прозвищу Бадор, уверенно вертя им в своих хитрых интересах. Леонид (протагонист повестей), как очень быстро становится ясно, парень не промах. Явственно чувствуется, что он не от мира сего, что он чужд не только тупому деревенскому прозябанию, но и, так сказать, местной программе-максимум: толстосумному фермерскому райку. А с другой стороны, он то ли так мастерски мимикрирует, то ли по щиколотку завяз в местных тягучих почвах и не может до конца расстаться со змием и типично крестьянским озорством.

И вместе с тем книга лишена непременного атрибута прозы «деревенщиков» – тоскливости, безысходности и обречённой забубённости. Есть здесь какой-то свет в конце туннеля, не только декларирование возможности выхода, но и признание за микрокосмом деревни права на существование, отказ от расчеловечивания сельских жителей. Шепелёв пишет о своей родной среде как свободный, неравнодушный и думающий человек: есть здесь и критика, и гордость, и усталость и вдохновение. Нет навязчиво пропихиваемой заданности. И это подкупает.

^{Алексей. А. Шепелёв. Настоящая любовь: Повести. – М.: Фонд СЭИП, 2013.}

Андрей СОКОЛОВ,
журналист, историк,
г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ