Литературная Россия
       
Литературная Россия
Еженедельная газета писателей России
Редакция | Архив | Книги | Реклама |  КонкурсыЖить не по лжиКазачьему роду нет переводуЯ был бессмертен в каждом слове  | Наши мероприятияФоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Казачьему роду нет переводу»Фоторепортаж с церемонии награждения конкурса «Честь имею» | Журнал Мир Севера
     RSS  

Новости

17-04-2015
Образовательная шизофрения на литературной основе
В 2014 году привелось познакомиться с тем, как нынче проводится Всероссийская олимпиада по литературе, которой рулит НИЦ Высшая школа экономики..
17-04-2015
Какую память оставил в Костроме о себе бывший губернатор Слюняев–Албин
Здравствуйте, Дмитрий Чёрный! Решил обратиться непосредственно к Вам, поскольку наши материалы в «ЛР» от 14 ноября минувшего года были сведены на одном развороте...
17-04-2015
Юбилей на берегах Невы
60 лет журнал «Нева» омывает берега классического, пушкинского Санкт-Петербурга, доходя по бесчисленным каналам до всех точек на карте страны...

Архив : №12. 03.04.2015

Предчувствие апокалипсиса на сломе эпох

                                                           Двадцать лет назад

                                        опубликован роман Алексея Варламова «Лох»

 

«Учись, лох!» – бросил в столице напёрсточник ребёнку с фотоаппаратом, которого он обманул на деньги. Потом сказали, что подобное надо пройти, чтобы после никто не обманул. Своеобразный обряд инициации в новый мир. Обманный.

Главный герой повести Алексея Варламова «Лох», вышедшей двадцать лет назад в 1995 году, Александр Тёзкин – умирает, когда ему не исполнилось ещё и тридцати. Это была отсроченная смерть. Умереть он должен был ещё девять лет назад в армии от туберкулёза. Но его спасает, жертвуя собой, его девушка Катерина, которая выходит замуж за нелюбимого ради его спасения. Именно Катерина впервые привела героя в церковь. Александр с другом прозвали её Козетта по имени героини роман Виктора Гюго «Отверженные». Отверженность – это вообще важное мироощущение людей на сломе эпох. Постепенное разрастание этого разлома и описывает Варламов.

Повествование проходит на фоне умирания великой державы. Дряхлая власть, «последнее покойное лето огромной страны», «безалаберный правитель», промотавший богатство, начало чехарды. Главное понятие и ценность жизни для молодёжи – кайф, жить в кайф. На кухнях разговоры про «воздух несвободы и рабство народа». Незыблемый мир рухнул в одночасье. Начало разрухи пошло с вырубки виноградников, а потом был Чернобыль – апокалиптический знак: «катастрофа, явившая собой начало распада и переход в новое состояние всей российской жизни». Чернобыль для страны, как практически смертельный туберкулёз у Саши.

Начиналось «брожение, шевеление», а вместе с этим стал развёртываться «один из самых нелепых и бестолковых сюжетов российской истории». По сравнению с нынешним хаосом, прежние времена стали восприниматься как «хорошие». Перестроечные романтические надежды о том, что «свалим зверя» и наступит счастье, развеялись. В реальности восторжествовали мелкие бесы. Во время московских событий 91-года бесы залезают на танк, они оккупировали телевизор. Саша зовёт к себе в деревню друга Лёву, предлагает купить поросёнка и назвать Борькой: «А в России всех боровов так зовут»…

Все девять лет отсроченной смерти Тёзкина преследовала лёгочная болезнь и тоска. Приступы тоски – спутники всех его перемен в жизни. В эти дарованные девять лет Александр тянется к своей Козетте, пребывая в хаотическом движении, желает вновь её обрести. В финале после долгих поисков соединяясь, герой умирает. В предсмертном бреду он говорил, что «Бог рассудил ему умереть в девятнадцать лет, и никто не имел права вмешиваться в этот замысел», он не хотел видеть произошедшего с близкими, со страной.
То и дело его сопровождают разговоры о последних временах, об Апокалипсисе, он и сам в него начинает верить и транслировать эту веру людям. Практически, как Кабаниха в «Грозе» Островского, которая также постоянно говорит о последних временах. Вообще у Варламова много перекличек с «Грозой», не зря у главных героинь одно имя, обе они страдают от любви.

Так о последних временах Тёзкину говорит священник. По его словам, с Россией произошла «страшная вещь», за её историю был накоплен большой запас «нравственных и духовных сил», по теперь в жизни по инерции он практически растрачен, исчерпан. Ощущение исчерпаемости, конечности людских ресурсов, невосстанавливаемых духовных сил – один из лейтмотивов времени, который будто бы должен оправдать разрастающийся разлом.

Девять лет отсрочки для Тёзкина, как движение по кругам разверзшегося нового ада. Главная задача для Александра – быть не причастным ему, не впасть в инерцию и не начать жить по его законам. Поэтому он категорически отвергает логику этого мира, совершает алогические поступки, которые с общепринятой точки зрения воспринимаются за чудаковатые. Возможно, это его личное схождение во ад. Возможно, он и есть тот самый необходимый праведник, которым спасётся город.

По сути, герой умер для мира, практически принял особую мирскую форму монашества и лишь тянется к своей Прекрасной Даме. Но и от рождения его отмечала особость. «Был задумчив, тих», не любил шумных игр – автор практически дублирует рассказ о детстве будущего святого из житийной литературы. С юности Сашу отличали две особенности: «таинственное предощущение смерти и необыкновенная влюбчивость во всё женское». Причём женщин ему было суждено постоянно терять. Кроме женщин он был равнодушен ко всему мирскому. Единственное, что привлекало его – карта звёздного неба.

На Саше крест младшего третьего сына – Иванушки-дурачка. С детства отмечалось, что из него не выйдет ничего путного и будущее ему светит «нелепое и бестолковое». Он не уверен в себе, не самого лучшего о себе мнения, наплевал на собственную судьбу, был безалаберным – «недоучка звездочёт и лжепророк». Как заметил ближе к финалу немец, у него отсутствует воля к жизни. При этом он был всегда независим и никого не подпускал к себе в душу, где всё было под завесой тайны. Он остался «маленьким и храбрым идеалистом», не готовым продаваться миру. Он и своих институтских друзей заклинал не продавать душу дьяволу.

Александр Тёзкин всегда противился инерции общего потока, движения, протестовал против того, чтобы его загоняли в то или иное «стойло», отсюда и его почти стихийные метания, он то и дело странствовал по Руси. Он из тех, кто «ни при какой власти преуспевать не будет». Соглашается со своими студенческими друзьями, назвавшими его «совком несчастным», но при этом видит, что все они «поломались окончательно», продались, прогнулись под новые реалии.

Тёзкин верит в судьбу, рассуждает о трёх старухах-мойрах, предопределяющих неотвратимый жребий жизни. Отцу говорит о себе, как о блудном сыне, который мечтает «вернуться к тому состоянию, когда люди желали не изменить мир, а всего-навсего его понять». Это его мечта очень актуальна: вместо понимания, у нас всё время норовят что-то изменить, переделать, перековать, при этом разрушая всё, практически до основания.

В центре романа персонажная пара Александр Тёзкин – Лев Голдовский, которая напоминает оппозицию Обломов – Штольц. Можно также вспомнить схожую пару Служкин и Будкин из романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил». После школы парни поклялись быть братьями. Потом – то соединялись, то с холодностью отталкивались друга от друга. Тот же Голдовский, который был предпринимателем «милостью Божьей» признался себе, что дружба со странным Тёзкиным – самое ценное, что у него есть в жизни.

Мечта Саши, высказанная отцу, проявляется и на отношении к стране, к её реалиям. Лев перед отъездом из России говорит, что «всюду только одна гадость, ложь, фарисейство… чёрт меня догадал родиться с душой и талантом в России». На что Тёзкин ему ответил, что не хотел бы «переменить родину или иметь иную историю». Не изменить, а понять. «Я с ужасом думаю, что было бы, если бы моя жизнь прошла не в России, а в вашей чудесной, милой стране» – сказал после Тёзкин немцу Фолькеру.

«Голдовский любил Россию. Он проклинал её нищету, разбитые дороги, пьяные рожи её опустившихся мужиков, её барство и рабство, он не понимал тех, кто всему этому умиляется и толкует о её особой избранности, но представить себя вне её не мог» – пишет автор уже после того, как Лёва вернулся на родину. Его чувство к России напоминает чувство «сына по отношению к обанкротившемуся и спившемуся отцу».

 «А может, и нет никакой России? Может быть, была она и кончилась?» – задаётся вопросом Лёва. Он также говорит о любви к России, но к какому-то иному умозрительному образу, ныне ушедшему, а реальность – дерьмо, от неё душно и тошно. Так и выстраивается концепция восприятия страны: идеализация прошлого и гипертрофированная критичность по отношению к настоящему. В этом вакууме и появляется пустота, а также постоянное сомнение: может, и нет никакой?..

Мир распадается, атомизируется, в нём всё более властвует хаос, и в этом плане тот же Голдовский течёт вместе с этим миром, пытается мимикрировать под него, под логику распада. Тёзкин же ощущает связанность людей, и это не только в переживаниях о своей Козетте. Провожая отца на станцию, Саша отметил, что «его отец, эта девушка, старухи в церкви, священник – все эти люди с кроткими, страдающими глазами образуют одно целое, они связаны между собой, и больше всего на свете он боялся бы выпасть и эту связь с ними разорвать». Так он дорос до настоящего христианского чувства, так в нём пророс инстинкт веры, связывающий весь мир в единое целое, где каждый ответственен за всех, где грех каждого ложится на всех, где общая радость и чудо.

Через апокалиптическое чувство, главный герой ощущает связь и с глобальной человеческой историей. Он переживает включённость в годовой цикл христианских празднеств, в евангельскую историю. Становится участником вселенской пасхальной мистерии: «Он почувствовал, что там, в надзвёздной вышине, за глубинами всех вод, где на незримых весах решается в эти дни судьбы мира, может быть, перевесит какое-то иное соображение, случится чудо, и неизбежный конец земной истории в который раз отодвинется». Наступает Страстная неделя, а после чудо – Пасха и «Христос воскресе!» Балансирование между жизнью и смертью сменяет победа жизни через чудо Воскресения, через мольбы молящихся об отсрочке. В пасхальную ночь: «было какое-то одно томительное мгновение перед закрытой дверью, когда почудилось всем, что не откроется она, не отвалится камень от гроба, а разверзнется небо от края до края…» Но «снова качнулась земля…, и планета понеслась навстречу Светлому утру».

«Смерть! где твоё жало? Ад! где твоя победа?» – в очередной раз ликует весь мир вместе с апостолом Павлом в послании к Коринфянам.

Когда немец Фолькер спрашивает Сашу, почему тот равнодушен к себе, без воли к жизни, почему умный и порядочный человек в России не борется, а отступает, Тёзкин ему отвечает: «мне кажется, мы просто ушли вперёд». Ушли в отсрочку, в которой совершенно теряется ценность собственного «я», но начинаешь понимать связанность со всем прочим миром, ведь последние времена – они для всех без исключения. Знание об этом последнем времени, конце и есть то самое понимание – мечта Тёзкина: «последние времена всё равно настанут и никакие праведники и молитвенники не удержат мир от падения в бездну, но бояться этого не надо».
Роман Варламова завершается сном Голдовского, в котором конец света – это не катастрофа, а постепенный процесс. Последней остаётся Россия «не то, как покидающий последним корабль капитан, не то потому, что больше всех накопилось в ней грехов». И после всего остаётся только одна точка – в деревне «три ветхие старухи, три мойры».

Мир держится на ниточке, он балансирует между падением в бездну и чудом, которое его каждый раз спасает. В России это балансирование наиболее отчётливо можно ощутить. Она сама балансирует, мерцает, а потому и воспринимается каждым по-разному. Кто-то видит в ней пустоту, а кто-то свет и потенцию чуда. Главное попытаться понять и полюбить. Это сложнее, чем изменить. Баланс слишком шаткий.


Андрей РУДАЛЁВ,
г. СЕВЕРОДВИНСК




Поделитесь статьёй с друзьями:
Кузнецов Юрий Поликарпович. С ВОЙНЫ НАЧИНАЮСЬ… (Ко Дню Победы): стихотворения и поэмы Бубенин Виталий Дмитриевич. КРОВАВЫЙ СНЕГ ДАМАНСКОГО. События 1967–1969 гг. Игумнов Александр Петрович. ИМЯ ТВОЁ – СОЛДАТ: Рассказы Кузнецов Юрий Поликарпович. Тропы вечных тем: проза поэта Поколение Егора. Гражданская оборона, Постдайджест Live.txt Вячеслав Огрызко. Страна некомпетентных чинуш: Статьи и заметки последних лет. Михаил Андреев. Префект. Охота: Стихи. Проза. Критика. Я был бессмертен в каждом слове…: Поэзия. Публицистика. Критика. Составитель Роман Сенчин. Краснов Владислав Георгиевич.
«Новая Россия: от коммунизма к национальному
возрождению» Вячеслав Огрызко. Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов: Биобиблиографический указатель Вячеслав Огрызко. Отечественные исследователи коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока Казачьему роду нет переводу: Проза. Публицистика. Стихи. Кузнецов Юрий Поликарпович. Стихотворения и поэмы. Том 5. ВСЁ О СЕНЧИНЕ. В лабиринте критики. Селькупская литература. Звать меня Кузнецов. Я один: Воспоминания. Статьи о творчестве. Оценки современников Вячеслав Огрызко. БЕССТЫЖАЯ ВЛАСТЬ, или Бунт против лизоблюдства: Статьи и заметки последних лет. Сергей Минин. Бильярды и гробы: сборник рассказов. Сергей Минин. Симулянты Дмитрий Чёрный. ХАО СТИ Лица и лики, том 1 Лица и лики, том 2 Цветы во льдах Честь имею: Сборник Иван Гобзев. Зона правды.Роман Иван Гобзев. Те, кого любят боги умирают молодыми.Повесть, рассказы Роман Сенчин. Тёплый год ледникового периода Вячеслав Огрызко. Дерзать или лизать Дитя хрущёвской оттепели. Предтеча «Литературной России»: документы, письма, воспоминания, оценки историков / Составитель Вячеслав Огрызко Ительменская литература Ульчская литература
Редакция | Архив | Книги | Реклама | Конкурсы



Яндекс цитирования