Архив : №40. 01.10.2010

Текст как свидетель

  Кто автор стихотворения   «До свиданья, друг мой, до свиданья»?

 

Последним про­из­ве­де­ни­ем С.А. Есе­ни­на, на­пи­сан­ным его соб­ст­вен­ной кро­вью 27 де­ка­б­ря 1925 го­да в но­ме­ре гос­ти­ни­цы «Ан­г­ле­тер», при­ня­то счи­тать сти­хо­тво­ре­ние «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья». Вот оно в том ви­де, в ка­ком пе­ча­та­ет­ся в со­бра­нии со­чи­не­ний по­эта:

 

До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья. Ми­лый мой, ты у ме­ня в гру­ди. Пред­наз­на­чен­ное рас­ста­ва­нье Обе­ща­ет встре­чу впе­ре­ди.   До сви­да­нья, друг мой, без ру­ки, без сло­ва, Не гру­с­ти и не пе­чаль бро­вей, – В этой жиз­ни уми­рать не но­во, Но и жить, ко­неч­но, не но­вей.

Свя­зан­ное с тра­ги­че­с­кой кон­чи­ной по­эта сти­хо­тво­ре­ние не вы­зы­ва­ло осо­бых со­мне­ний. Од­на­ко в хо­де ра­бо­ты пи­са­тель­ской ко­мис­сии по вы­яс­не­нию об­сто­я­тельств смер­ти Есе­ни­на в 1992 го­ду всё же бы­ли про­ве­де­ны две экс­пер­ти­зы.

Од­на из них ус­та­но­ви­ла, что текст на ли­ст­ке на­пи­сан кро­вью. И хо­тя мож­но бы­ло бы тут же вы­яс­нить, бы­ла ли это кровь че­ло­ве­ка или жи­вот­но­го, и ес­ли че­ло­ве­ка, то яв­ля­ет­ся ли она кро­вью Есе­ни­на, срав­нив её с дан­ны­ми род­ст­вен­ни­ков по­эта, ко­то­рые при­ни­ма­ли уча­с­тие в ра­бо­те ко­мис­сии, но это­го сде­ла­но не бы­ло.

Вто­рая экс­пер­ти­за, по­чер­ко­вед­че­с­кая, ус­та­но­ви­ла, что текст на ли­ст­ке на­пи­сан ру­кой Есе­ни­на, ко­то­рый на­хо­дил­ся в не­о­быч­ном пси­хо­фи­зи­о­ло­ги­че­с­ком со­сто­я­нии. Но, во-пер­вых, эта экс­пер­ти­за про­во­ди­лась по фо­то­ко­пи­ям ру­ко­пи­сей, че­го ни­ког­да не де­ла­ют в се­рь­ёз­ных слу­ча­ях, при­чём ру­ко­пи­си для срав­не­ния бы­ли да­же не 1925, а 1924 го­да. И, во-вто­рых, эти ру­ко­пи­си бы­ли на­пи­са­ны ав­то­ром в обыч­ном со­сто­я­нии. Мож­но бы­ло бы для срав­не­ния за­тре­бо­вать ру­ко­пи­си Есе­ни­на, на­пи­сан­ные им в не­о­быч­ном пси­хо­фи­зи­о­ло­ги­че­с­ком со­сто­я­нии, на­при­мер, не­ко­то­рые из его пи­сем. Но экс­перт оз­на­ком­лен с ни­ми не был и свои вы­во­ды де­лал чи­с­то те­о­ре­ти­че­с­ки. Ис­хо­дя из это­го, при­знать вы­во­ды обе­их экс­пер­тиз окон­ча­тель­ны­ми бы­ло бы не­сколь­ко преж­де­вре­мен­но.

Ни­что не ме­ша­ет нам про­ана­ли­зи­ро­вать текст сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», ко­то­рый, за­ме­тим, не был най­ден в но­ме­ре гос­ти­ни­цы «Ан­г­ле­тер», как не­ко­то­рые ду­ма­ют, ря­дом с мёрт­вым те­лом Есе­ни­на. Не по­пал он и на стра­ни­цы след­ст­вен­но­го де­ла о его смер­ти. Текст это­го сти­хо­тво­ре­ния впер­вые по­явил­ся в ле­нин­град­ской «Крас­ной га­зе­те. Ве­чер­ний Вы­пуск», где оно бы­ло на­зва­но «по­смерт­ным» сти­хо­тво­ре­ни­ем Есе­ни­на (не каж­дая ошиб­ка так крас­но­ре­чи­ва), 29 де­ка­б­ря 1925 го­да, в день, ког­да про­во­ди­лось вскры­тие и ве­че­ром ко­то­ро­го гроб с те­лом по­эта был от­прав­лен в Моск­ву.

По­пы­та­ем­ся про­ана­ли­зи­ро­вать текст сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», что­бы по­нять, яв­ля­ет­ся ли оно есе­нин­ским про­из­ве­де­ни­ем или это ли­те­ра­тур­ная ми­с­ти­фи­ка­ция. Впро­чем, ми­с­ти­фи­ка­ци­ей это на­звать труд­но. Ми­с­ти­фи­ка­ци­ей в рус­ской ли­те­ра­ту­ре бы­ли про­из­ве­де­ния ни­ког­да не су­ще­ст­во­вав­ших Козь­мы Прут­ко­ва или Че­ру­би­ны де Га­б­ри­ак.

А сти­хо­тво­ре­ние «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», под­пи­сан­ное, за­ме­тим, не пол­ным име­нем Есе­ни­на, как обыч­но, а все­го лишь ини­ци­а­ла­ми, за под­дел­ку ко­то­рых ни­ка­ко­го на­ка­за­ния не бы­ва­ет, в слу­чае ус­та­нов­ле­ния его чу­же­род­но­с­ти твор­че­ст­ву Есе­ни­на бу­дет яв­лять­ся кри­ми­наль­ной фаль­шив­кой, име­ю­щей пря­мое от­но­ше­ние к его ги­бе­ли.

***

Пер­вая осо­бен­ность, ко­то­рая бро­са­ет­ся в гла­за уже при бег­лом про­смо­т­ре сти­хов Есе­ни­на – это ма­лое ко­ли­че­ст­во сти­хов-вось­ми­ст­роч­ни­ков. Их все­го во­семь: пять опуб­ли­ко­ва­ны до 1917 го­да и три в 1925 го­ду. Но имен­но та­кой объ­ём в во­семь строк име­ет сти­хо­тво­ре­ние «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья». Ка­за­лось бы, тут нет про­ти­во­ре­чия. В ок­тя­б­ре 1925 го­да Есе­нин на­пи­сал три вось­ми­ст­роч­ни­ка, а по­том в кон­це де­ка­б­ря ещё од­но. Но де­ло в том, что эти три ок­тябрь­ских вось­ми­ст­роч­ни­ка из цик­ла ко­рот­ких сти­хов о зи­ме, хо­тя и бы­ли на­пе­ча­та­ны в жур­на­ле «Крас­ная новь» №9 (но­ябрь), 1925 г., но в пер­вое со­бра­ние со­чи­не­ний Есе­ни­на не по­па­ли, по­сколь­ку, как пи­шет о них С.А. Тол­стая-Есе­ни­на в сво­ём «Ком­мен­та­рии», «они его не удов­ле­тво­ря­ли». Ра­зо­ча­ро­вав­шись в ко­рот­ких сти­хах, по­эт боль­ше не воз­вра­щал­ся к этом сти­хо­твор­но­му объ­ё­му.

Ес­те­ст­вен­но, что об этом ни­че­го не бы­ло из­ве­ст­но пред­по­ла­га­е­мо­му ав­то­ру сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», так как сти­хи Есе­ни­на трёх по­след­них ме­ся­цев 1925 го­да бы­ли на­пе­ча­та­ны или по­сле его смер­ти, или где-то да­ле­ко, в га­зе­те «Ба­кин­ский ра­бо­чий». По­это­му для сво­ей под­дел­ки он вы­би­ра­ет объ­ём в во­семь строк. Во-пер­вых, есть све­жий есе­нин­ский при­мер в но­ябрь­ском но­ме­ре жур­на­ла «Крас­ная новь», во-вто­рых, на ко­рот­ком сти­хо­тво­ре­нии мень­ше шан­сов, что на­зы­ва­ет­ся, «про­ко­лоть­ся».

Дру­гая, до­ста­точ­но не­о­жи­дан­ная, ха­рак­тер­ная при­ме­та есе­нин­ских сти­хов, об­на­ру­жен­ная на­ми, это на­ли­чие в тек­с­те поч­ти каж­до­го из них сло­ва «я», то есть, ме­с­то­име­ния «я» в име­ни­тель­ном па­де­же, ко­ли­че­ст­во та­ких слов ва­рь­и­ру­ет­ся от од­но­го до двад­ца­ти че­ты­рёх в сти­хо­тво­ре­нии «Русь ухо­дя­щая» 1924 го­да.

Вы­яс­не­ние при­чи­ны та­ко­го сло­вес­но­го пред­по­чте­ния не вхо­дит в на­шу за­да­чу. А.А. Блок, на­при­мер, лю­бил сло­ва «ту­ман», «ту­ман­ный». Бы­ло под­счи­та­но, что в пер­вом то­ме сти­хов Бло­ка эти сло­ва встре­ча­ют­ся 87 раз, во вто­ром – 61, в тре­ть­ем – 60 раз.

У Есе­ни­на за семь лет, с 1919 по 1925 год вклю­чи­тель­но, сло­во «я» встре­ча­ет­ся в 116 сти­хо­тво­ре­ни­ях из 127, то есть, без сло­ва «я» им на­пи­са­но все­го 11 сти­хо­тво­ре­ний; при­чём два по­след­них та­ких сти­хо­тво­ре­ния по­яви­лись в на­ча­ле ок­тя­б­ря 1925 го­да, а даль­ше поч­ти за три по­след­них ме­ся­ца его жиз­ни ни од­но­го сти­хо­тво­ре­ния без сло­ва «я» Есе­ни­ным на­пи­са­но не бы­ло.

По­сколь­ку у пред­по­ла­га­е­мо­го ав­то­ра сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» не име­лось в рас­по­ря­же­нии со­бра­ния со­чи­не­ний Есе­ни­на, ко­то­рое вы­шло толь­ко в 1926 го­ду, то за­ме­тить эту осо­бен­ность есе­нин­ских сти­хов для не­го бы­ло прак­ти­че­с­ки не­воз­мож­но. Не­уди­ви­тель­но, что её нет в сти­хо­тво­ре­нии «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья».

От­сю­да сде­ла­ем сле­ду­ю­щий про­ме­жу­точ­ный вы­вод: ес­ли бы ав­то­ром сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» был Есе­нин, то с ве­ро­ят­но­с­тью 95% он вы­брал бы объ­ём не во­семь строк, а дру­гой, и с ве­ро­ят­но­с­тью 92% – это сти­хо­тво­ре­ние со­дер­жа­ло бы сло­во «я».

***

Про­ве­дём те­перь по­ст­роч­ный ана­лиз сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья». Вот его пер­вая стро­ка: «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья».

Со­вер­шен­но оче­вид­но, что это ва­ри­ант стро­ки «До сви­да­нья, пе­ри, до сви­да­нья» из сти­хо­тво­ре­ния Есе­ни­на «В Хо­рос­са­не есть та­кие две­ри…», ко­то­рое впер­вые бы­ло опуб­ли­ко­ва­но 3 ап­ре­ля 1925 го­да в га­зе­те «Ба­кин­ский ра­бо­чий», а за­тем как за­клю­чи­тель­ное сти­хо­тво­ре­ние во­шло в цикл «Пер­сид­ские мо­ти­вы», из­дан­ный от­дель­ной кни­гой в мае-ию­не 1925 в из­да­тель­ст­ве «Со­вре­мен­ная Рос­сия» в Моск­ве ти­ра­жом 5 000 эк­земп­ля­ров. Там эта стро­ка яв­ля­ет­ся коль­це­вой для по­след­ней стро­фы сти­хо­тво­ре­ния, ко­то­рая чи­та­ет­ся так:

 

До сви­да­нья, пе­ри, до сви­да­нья, Пусть не смог я две­ри от­пе­реть, Ты да­ла кра­си­вое стра­да­нье, Про те­бя на ро­ди­не мне петь. До сви­да­нья, пе­ри, до сви­да­нья.

 

По сви­де­тель­ст­ву С.А. Тол­стой-Есе­ни­ной, не­за­дол­го до смер­ти Есе­нин за­ду­мал но­вое из­да­ние «Пер­сид­ских мо­ти­вов», где сти­хи рас­по­ла­га­лись уже в дру­гой по­сле­до­ва­тель­но­с­ти (со­хра­нил­ся спи­сок), но по-преж­не­му сти­хо­тво­ре­ние «В Хо­рос­са­не есть та­кие две­ри…» бы­ло за­клю­чи­тель­ным для все­го цик­ла, и стро­фа «До сви­да­нья, пе­ри, до сви­да­нья…» яв­ля­лась про­щаль­ной стро­фой для все­го цик­ла, сле­до­ва­тель­но, это бы­ло важ­но для Есе­ни­на.

Ав­то­ры ста­тьи «О по­след­нем сти­хо­тво­ре­нии Есе­ни­на» Н.Г. Юсов и С.П. Ко­шеч­кин, счи­тая его есе­нин­ским про­из­ве­де­ни­ем, про­во­дят па­рал­лель с не­мец­кой ма­сон­ской пес­ней: «Ти­хо спи, из­му­чен­ный борь­бою…» в пе­ре­во­де Апол­ло­на Гри­го­рь­е­ва 1846 г., но за­ме­тим, что и там стро­фа:

 

До сви­да­нья, брат, о, до сви­да­нья! Да, за гро­бом, за ми­ну­той тьмы, Нам с то­бой на­сту­пит час сви­да­нья И те­бя в си­я­ньи уз­рим мы!

 

яв­ля­ет­ся не на­чаль­ной, как в сти­хо­тво­ре­нии «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», а за­клю­чи­тель­ной стро­фой сти­хо­тво­ре­ния, и это важ­но от­ме­тить. К то­му же об­ра­ще­но оно к умер­ше­му че­ло­ве­ку.

На­до ска­зать, что сло­во «до сви­да­нья» все­го од­наж­ды встре­ча­ет­ся в сти­хах Есе­ни­на в уже упо­мя­ну­том сти­хо­тво­ре­нии «В Хо­рос­са­не есть та­кие две­ри…», но и для пи­сем Есе­ни­на это ред­кое сло­во, ко­то­рое ис­поль­зо­ва­лось им 2–3 ра­за за всю жизнь в тех слу­ча­ях, ког­да шла речь дей­ст­ви­тель­но о бу­ду­щей встре­че.

Го­раз­до ча­ще в сти­хах Есе­ни­на встре­ча­ет­ся сло­во «про­щай». На­при­мер, в та­ких сти­хах как: «Про­щай, род­ная пу­ща…», 1916 г.; «Зе­лё­ная при­чё­с­ка», 1918 г.; «Про­ща­ние с Ма­ри­ен­го­фом», 1922 г.; «Цве­ты мне го­во­рят – про­щай», 1925 г.; «Про­щай, Ба­ку! Те­бя я не уви­жу», 1925 г.

От­ме­тим, что Есе­нин ни­ког­да не за­им­ст­во­вал свои же стро­ки из на­пе­ча­тан­но­го уже сти­хо­тво­ре­ния, в дан­ном слу­чае из сти­хо­тво­ре­ния «В Хо­рос­са­не есть та­кие две­ри…».

Вспо­ми­на­ют­ся сло­ва С.А. Тол­стой-Есе­ни­ной, ска­зан­ные по ана­ло­гич­но­му по­во­ду: «В ок­тя­б­ре 1925 го­да он на­пи­сал сти­хо­тво­ре­нье «Цве­ты мне го­во­рят – про­щай», в ко­то­ром по­вто­ря­лись не­ко­то­рые стро­ки по­эмы «Цве­ты». Это сти­хо­тво­ре­ние Есе­нин на­пе­ча­тал и тем са­мым, ра­зу­ме­ет­ся, от­ка­зал­ся от воз­мож­но­с­ти на­пе­ча­тать по­эму». Здесь речь идёт о по­эме «Цве­ты» 1924 го­да, ко­то­рую Есе­нин не вклю­чил в со­бра­ние сво­их со­чи­не­ний.

По­эту, на­пи­сав­ше­му «Мы те­перь ухо­дим по­нем­но­гу…» или «От­го­во­ри­ла ро­ща зо­ло­тая…», со­вер­шен­но не­за­чем бы­ло за­им­ст­во­вать стро­ку для но­во­го сти­хо­тво­ре­ния у се­бя са­мо­го. А вот пред­по­ла­га­е­мо­му не­из­ве­ст­но­му ав­то­ру сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», что­бы до­бить­ся уз­на­ва­е­мо­с­ти сво­е­го про­из­ве­де­ния, та­кие ци­та­ты из сти­хов Есе­ни­на бы­ли не­об­хо­ди­мы, как воз­дух. По та­ко­му же пра­ви­лу пи­шут и па­ро­дии на ко­го-ли­бо.

***

По­смо­т­рим, что ска­жет нам вто­рая стро­ка сти­хо­тво­ре­ния: «Ми­лый мой, ты у ме­ня в гру­ди».

Мож­но от­ме­тить, что про­сто об­ра­ще­ние «ми­лый мой», без по­сле­ду­ю­ще­го име­ни или сло­ва «друг», не встре­ча­ет­ся ни в пись­мах, ни в сти­хах Есе­ни­на ни­ког­да.

Есть:

«Мой ми­лый друг» («Па­мя­ти Брю­со­ва»);

«Мой ми­лый Джим» («Со­ба­ке Ка­ча­ло­ва»);

«Ми­лый, ми­лый смеш­ной ду­ра­лей» («Со­ро­ко­уст»);

«Ми­лый мой То­ля» в пись­мах к А.Ма­ри­ен­го­фу из-за гра­ни­цы, но нет об­ра­ще­ния «ми­лый мой», имен­но в та­ком по­ряд­ке. Воз­мож­но, по­то­му что в раз­го­вор­ной ре­чи оно име­ет лёг­кий не­га­тив­ный от­те­нок. На­при­мер, фра­за: «Ми­лый мой, ну что же вы хо­ти­те!» сов­сем не оз­на­ча­ет, что че­ло­век, к ко­то­ро­му вы об­ра­ща­е­тесь, вам очень нра­вит­ся, ско­рее на­обо­рот.

Что­бы под­черк­нуть своё ду­шев­ное рас­по­ло­же­ние, Есе­нин и в пись­мах, и в сти­хах ис­поль­зу­ет уд­во­е­ние сло­ва «ми­лый» или «до­ро­гой». «Ми­лая, ми­лая Же­ня!» (пись­мо к Е.Лиф­шиц от 8 ию­ня 1920 го­да), «До­ро­гая, до­ро­гая» (пись­мо А.А. Бер­зинь от 7 ав­гу­с­та 1925 го­да), «ми­лый, ми­лый Мо­ни­лейб». (Пись­мо с из­ви­не­ни­я­ми к М. Бра­гин­ско­му, ян­варь 1923 го­да), «Ми­лый, ми­лый смеш­ной ду­ра­лей» (сти­хо­тво­ре­ние «Со­ро­ко­уст», 1920).

Об­ра­тим­ся ко вто­рой ча­с­ти этой стро­ки: «…ты у ме­ня в гру­ди».

Та­ко­го при­зна­ния не удо­с­то­ил­ся от Есе­ни­на ни один из его дру­зей, вклю­чая Н.Клю­е­ва и А.Ма­ри­ен­го­фа, ни од­на из его лю­би­мых жен­щин. Он во­об­ще го­во­рил о се­бе: «я с хо­лод­ком».

Сло­во «грудь», ино­гда во мно­же­ст­вен­ном чис­ле, в сти­хах Есе­ни­на преж­де все­го от­но­сит­ся к жен­щи­не («Ты ска­за­ла, что Са­а­ди…», «Мо­ре го­ло­сов во­ро­бь­и­ных») или к бе­рёз­ке, ко­то­рая на­по­ми­на­ет ав­то­ру де­вуш­ку («Мой путь»).

Го­во­ря о се­бе, по­эт ред­ко ис­поль­зу­ет сло­во «грудь». Го­раз­до ча­ще он го­во­рит о серд­це, о ду­ше.

 

И по­то­му мне В ду­шу грусть Во­шла, как горь­кая от­ра­ва. («Мой путь»)

 

«Но­чью жё­ст­кую по­душ­ку к серд­цу при­жи­маю» («Пес­ня»).

Ес­ли брать всю фра­зу це­ли­ком: «Ми­лый мой, ты у ме­ня в гру­ди…», то, рас­по­ло­жен­ная сра­зу же во вто­рой стро­ке сти­хо­тво­ре­ния, она име­ет от­пе­ча­ток не­ко­то­рой ис­те­рич­но­с­ти, со­вер­шен­но не свой­ст­вен­ной ли­ри­ке Есе­ни­на. Срав­ним:

 

Про­щай, про­щай. В по­жа­рах лун­ных Дож­дусь ли ра­до­ст­но­го дня? Сре­ди про­слав­лен­ных и юных Ты был всех луч­ше для ме­ня. («Про­ща­ние с Ма­ри­ен­го­фом»)

 

Кро­ме то­го, и в сти­хах Есе­ни­на, и в его пись­мах об­ра­ще­ния к муж­чи­нам все­гда но­сят ис­клю­чи­тель­но дру­же­с­кий или род­ст­вен­ный ха­рак­тер:

 

Го­луб­чик! Де­душ­ка! («Пись­мо де­ду»)   Я вас люб­лю, Как шум­ную Ку­ру, Люб­лю в пи­рах и в раз­го­во­рах. («По­этам Гру­зии»)

без вся­ких на­мё­ков на ка­кие-то осо­бые чув­ст­ва и от­но­ше­ния.

***

Тре­тья и чет­вёр­тая стро­ки сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» об­ра­зу­ют пред­ло­же­ние:

 

Пред­наз­на­чен­ное рас­ста­ва­нье Обе­ща­ет встре­чу впе­ре­ди.

 

Два сло­ва из пя­ти ни­ког­да не встре­ча­ют­ся в сти­хах Есе­ни­на. Это сло­ва «пред­наз­на­чен­ное» и «обе­ща­ет». Сло­во «впе­ре­ди» в фор­ме «впе­рёд» мы на­хо­дим толь­ко раз в сти­хо­тво­ре­нии 1918 г. «За­ме­та­ет пур­га бе­лый путь…». Сло­во «рас­ста­ва­нье» встре­ча­ет­ся толь­ко лишь один раз в со­че­та­нии «рас­ста­ва­нья час» в сти­хо­тво­ре­нии «Го­лу­бая ро­ди­на Фир­ду­си». Го­раз­до ча­ще при­ме­ня­ет Есе­нин сло­во «раз­лу­ка» или вы­ра­же­ние «в по­след­ний раз».

Что ка­са­ет­ся сло­ва «пред­наз­на­чен­ное», то оно во­об­ще слов­но взя­то из ка­кой-то ин­ст­рук­ции или тех­ни­че­с­ко­го ру­ко­вод­ст­ва, и ни­ког­да Есе­ни­ным не при­ме­ня­лось, это и не­уди­ви­тель­но.

Че­ты­ре бук­вы «н» в од­ном сло­ве – сов­сем не по­да­рок для по­эта. Оно и так не про­стое, име­ет две при­став­ки, 15 букв и 6 сло­гов. К то­му же за ним сле­ду­ет сло­во «рас­ста­ва­нье» из 4-х сло­гов и с уда­ре­ни­ем на тре­ть­ем сло­ге.

Как пра­ви­ло, при­ме­няя сверх­длин­ные сло­ва в сво­их сти­хах, Есе­нин ок­ру­жа­ет их ко­рот­ки­ми, в 2–3 сло­га, сло­ва­ми. Ино­гда од­но из них мо­жет быть со­ю­зом «и» или од­но­сло­го­вым, ча­с­то од­но­бук­вен­ным, пред­ло­гом.

А вот не­ти­пич­ный при­мер из сти­хо­тво­ре­ния 1924 го­да «Ба­тум»:

 

Это зна­чит, С лов­ко­с­тью со­ба­чь­ей Про­би­ра­ет­ся кон­тра­бан­дист.

 

По­след­няя стро­ка со­сто­ит из пя­ти­сло­го­во­го сло­ва «про­би­ра­ет­ся» (11 букв) и че­ты­рёх­сло­го­во­го сло­ва «кон­тра­бан­дист» (13 букв, 2 кор­ня). Ка­за­лось бы, слу­чай, на­по­ми­на­ю­щий стро­ку «Пред­наз­на­чен­ное рас­ста­ва­нье». Но в ней рас­сто­я­ние меж­ду дву­мя удар­ны­ми сло­га­ми со­став­ля­ет пять бе­зу­дар­ных сло­гов, а стро­ка «Про­би­ра­ет­ся кон­тра­бан­дист...» не име­ет боль­шо­го рас­сто­я­ния меж­ду удар­ны­ми сло­га­ми из-за сла­бо­го до­пол­ни­тель­но­го уда­ре­ния на пер­вом сло­ге в сло­ве «кон­тра­бан­дист».

Од­на­ко это всё о де­та­лях. В це­лом же, лю­бое есе­нин­ское чет­ве­ро­сти­шье объ­е­ди­ня­ет­ся, как пра­ви­ло, еди­ным вну­т­рен­ним смыс­лом и свя­зью. Но в сти­хо­тво­ре­нии «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» в пер­вой стро­ке – про­ща­ние, во вто­рой – при­зна­ние, в тре­ть­ей – рас­ста­ва­ние, в чет­вёр­той – обе­ща­ние. Где еди­ный смысл? Кто с кем рас­ста­ёт­ся, по­че­му и ку­да со­би­ра­ет­ся ухо­дить, по пер­вым че­ты­рём стро­кам со­вер­шен­но не­по­нят­но. Не луч­ше об­сто­ит де­ло и со сле­ду­ю­щи­ми че­тырь­мя стро­ка­ми сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья».

***

По­го­во­рим о пя­той стро­ке это­го сти­хо­тво­ре­ния: «До сви­да­нья, друг мой, без ру­ки, без сло­ва».

Об­ра­тим вни­ма­ние на то, что пер­вая стро­ка сти­хо­тво­ре­ния и пя­тая на­чи­на­ют­ся оди­на­ко­во «До сви­да­нья, друг мой». Ка­за­лось бы, пе­ред на­ми клас­си­че­с­кий по­эти­че­с­кий при­ём – при­ме­не­ние ана­фо­ры (еди­но­на­ча­тия), по­вто­ра в на­ча­ле сти­ха. Но в слу­чае со сти­хо­тво­ре­ни­ем «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» нель­зя го­во­рить о пер­вом и вто­ром чет­ве­ро­сти­шии, по­сколь­ку на ли­ст­ке, где бы­ло на­пи­са­но сти­хо­тво­ре­ние, ни­ка­ко­го де­ле­ния на чет­ве­ро­сти­шия нет. Ско­рее мож­но пред­по­ло­жить, что оно на­пи­са­но дву­сти­ши­я­ми, как сти­хо­тво­ре­ния «Пес­ня» («Есть од­на хо­ро­шая пес­ня у со­ло­вуш­ки…»), «Слы­шишь – мчат­ся са­ни, слы­шишь – са­ни мчат­ся» или «Клён ты мой опав­ший…». В свя­зи с этим вспо­ми­на­ют­ся стро­ки из пись­ма Есе­ни­на Г.Бе­ни­слав­ской, на­пи­сан­но­го в Ба­ку вес­ной 1925 го­да: «…по­ме­с­тить дву­сти­ши­я­ми. При­вет Ва­се На­сед­ки­ну. Он зна­ет, что та­кое дву­сти­шие…». Из это­го от­рыв­ка вид­но, на­сколь­ко это бы­ло су­ще­ст­вен­но для Есе­ни­на как ав­то­ра.

Во вся­ком слу­чае, ни­ка­кой раз­бив­ки на чет­ве­ро­сти­шия, ка­кую мы ви­дим в со­вре­мен­ных пуб­ли­ка­ци­ях сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», в его ав­то­гра­фе нет. А зна­чит, при­ме­не­ние ана­фо­ры бес­смыс­лен­но, и Есе­нин это хо­ро­шо знал. На­при­мер, в сти­хо­тво­ре­нии 1925 го­да «Про­щай, Ба­ку! Те­бя я не уви­жу» весь текст де­лит­ся на три чет­ве­ро­сти­шия с по­мо­щью слов «Про­щай, Ба­ку!».

Лю­бо­пыт­но, что да­же А.Вер­тин­ский, на­пи­сав­ший по мо­ти­вам сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» свой ро­манс «Пись­мо Есе­ни­на», бо­лее из­ве­ст­ный под на­зва­ни­ем «По­след­нее пись­мо», при­вёл его текст с по­мо­щью ана­фо­ры к трём чет­ве­ро­сти­ши­ям, уб­рав и сло­ва «ми­лый мой, ты у ме­ня в гру­ди» и «дру­га», ко­то­рый без ру­ки и без сло­ва.

Вот что у не­го по­лу­чи­лось:

 

До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья. Мне так труд­но жить сре­ди лю­дей. Каж­дый шаг мой сте­ре­гут стра­да­нья. В этой жиз­ни сча­с­тья нет ни­где.   До сви­да­нья, до­го­ре­ли све­чи... Как мне страш­но ухо­дить во тьму! Ждать всю жизнь и не дож­дать­ся встре­чи, И ос­тать­ся но­чью од­но­му.   До сви­да­нья, без ру­ки, без сло­ва – Так и про­ще бу­дет и неж­ней... В этой жиз­ни уми­рать не но­во, Но и жить, ко­неч­но, не но­вей.

 

По­сле­ду­ю­щие ис­пол­ни­те­ли это­го ро­ман­са вне­сли ис­прав­ле­ние в его за­клю­чи­тель­ную стро­ку, за­ме­нив сло­во «ко­неч­но» на сло­во «по­нят­но».

Сто­ит за­ду­мать­ся, по­че­му этот ме­ло­дич­ный, бе­ру­щий за ду­шу ро­манс, на­пи­сан­ный А.Вер­тин­ским в 1927 го­ду, за­пи­сан­ный на пла­с­тин­ку, не во­шёл в зо­ло­той фонд рус­ско­го ро­ман­са. Текст его впол­не в ду­хе жа­н­ра, од­на­ко ро­манс «По­след­нее пись­мо» слу­ша­те­лям прак­ти­че­с­ки не­из­ве­с­тен.

На наш, взгляд при­чи­на кро­ет­ся в том, что сло­во «до сви­да­нья», ме­ха­ни­че­с­ки пе­ре­не­сён­ное из жиз­не­ут­верж­да­ю­ще­го есе­нин­ско­го сти­хо­тво­ре­ния «В Хо­рос­са­не есть та­кие две­ри…» сна­ча­ла в сти­хо­тво­ре­нии «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», а за­тем в тек­с­те ро­ман­са «По­след­нее пись­мо», где оно од­но­знач­но свя­зы­ва­ет­ся с мыс­лью о смер­ти, на­тал­ки­ва­ет­ся на пси­хо­ло­ги­че­с­кое пре­пят­ст­вие со сто­ро­ны слу­ша­те­лей. Мы не свя­зы­ва­ем смерть с буд­нич­ным сло­вом «до сви­да­нья», а глав­ное, не хо­тим свя­зы­вать. На­ше под­со­зна­ние ожи­да­ет встре­тить на ме­с­те это­го сло­ва дру­гое – «про­щай».

Се­го­дня сло­во «до сви­да­нья» поч­ти сов­сем вы­тес­ни­ло не­ког­да та­кое рас­про­ст­ра­нён­ное и в пись­мах, и в раз­го­вор­ной ре­чи сло­во «про­щай». У В.И. Да­ля в тол­ко­вом сло­ва­ре ска­за­но: «про­щай, про­сти – при­вет рас­ста­ю­щих­ся. «Про­сти, ко­ли в чём ви­но­ват, не по­ми­най ли­хом».

Сло­во «до сви­да­нья» та­кой смыс­ло­вой на­груз­ки не име­ет. Рас­ста­ва­ясь, лю­ди го­во­рят друг дру­гу «до сви­да­нья», т.е. «до сле­ду­ю­щей встре­чи». Но ес­ли по­ис­кать сло­во «до сви­да­нья» в пись­мах Пуш­ки­на, Лер­мон­то­ва или Го­го­ля, то там мы его не встре­тим, там есть толь­ко сло­ва «про­щай», «про­щай­те». 

У Льва Тол­сто­го из­ред­ка по­яв­ля­ет­ся в пись­мах сло­во «до сви­да­нья», но толь­ко ког­да речь идёт о кон­крет­ной встре­че. Двад­ца­тый век по­сте­пен­но вы­тес­нил сло­во «про­щай» бо­лее лег­ко­вес­ны­ми «до сви­да­нья», «по­ка» и т.д., ос­та­вив ему не­зыб­ле­мое за­кон­ное ме­с­то при про­ща­нии в слу­чае кон­чи­ны ко­го-ли­бо. Из­ме­нив­ший­ся быт из­ме­нил и язык об­ще­ния. По­это­му мы ис­пы­ты­ва­ем чув­ст­во бес­соз­на­тель­но­го со­про­тив­ле­ния, ког­да слы­шим сло­во «до сви­да­нья», упо­мя­ну­тое не на сво­ём ме­с­те, как в сти­хо­тво­ре­нии «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» или в ро­ман­се А.Вер­тин­ско­го «По­след­нее пись­мо», где мы ожи­да­ем ус­лы­шать сло­во «про­щай».

Но вер­нём­ся к на­шей пя­той стро­ке сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» и срав­ним её с пер­вой стро­кой, в ко­то­рой де­сять сло­гов, и сре­ди них три удар­ных.

Стро­ка пя­тая: «До сви­да­нья, друг мой, без ру­ки, без сло­ва».

В ней уже две­над­цать сло­гов, из них че­ты­ре удар­ных. По­лу­чив ещё два сло­га, один удар­ный и один бе­зу­дар­ный, пя­тая стро­ка ли­ши­лась яс­но­с­ти смыс­ла. Вме­с­то про­ща­ния «без ру­ки, без сло­ва», т.е. мол­ча, без ру­ко­по­жа­тия, по­лу­чил­ся друг «без ру­ки, без сло­ва», фак­ти­че­с­ки ин­ва­лид. И вме­с­то то­го, что­бы под­дер­жать не­сча­ст­но­го дру­га, ав­тор сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» го­то­вит ему но­вый удар, на­ме­кая на свою близ­кую кон­чи­ну.

Сло­вес­ные ка­зу­сы, по­доб­ные это­му, Есе­нин чув­ст­во­вал очень хо­ро­шо, и ни­ког­да бы та­ко­го не на­пи­сал. Это пер­вый ар­гу­мент.

Вто­рой – это сам на­мёк на ру­ко­по­жа­тие в та­кой имен­но си­ту­а­ции, при про­ща­нии с ду­шев­ным дру­гом. Ес­ли пе­ре­чи­тать пись­ма Есе­ни­на, то мож­но за­ме­тить, что сло­ва «жму Ва­ши/твои ру­ки/ру­ку» – это обыч­ная кон­цов­ка пи­сем к лю­дям, в от­но­ше­нии с ко­то­ры­ми у Есе­ни­на бы­ла или воз­ни­ка­ла в про­цес­се об­ще­ния оп­ре­де­лён­ная дис­тан­ция. С очень близ­ки­ми людь­ми по­эт про­щал­ся в пись­мах и в сти­хах по-дру­го­му, сло­ва­ми: «об­ни­маю», «це­лую», «люб­лю», «твой», без вся­ко­го ру­ко­по­жа­тия. При­ме­ры в пись­мах мно­го­чис­лен­ны.

Та­ким об­ра­зом, в сти­хо­тво­ре­нии «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» име­ет­ся про­ти­во­ре­чие меж­ду вто­рой стро­кой, где «ми­лый мой, ты у ме­ня в гру­ди», и пя­той стро­кой, где опи­сы­ва­ет­ся рас­ста­ва­ние, ко­то­рое не со­сто­я­лось, в ви­де сце­ны с ру­ко­по­жа­ти­ем.

У Есе­ни­на есть сти­хо­тво­ре­ние, где мы на­хо­дим ес­те­ст­вен­ный для по­эта при­мер дру­же­с­ко­го про­ща­ния. Это сти­хо­тво­ре­ние «Про­щай, Ба­ку! Те­бя я не уви­жу…» 1925 го­да. Из би­о­гра­фии Есе­ни­на мы зна­ем, что в ап­ре­ле-мае 1925 го­да он на­хо­дил­ся на ле­че­нии в од­ной из боль­ниц г. Ба­ку с по­до­зре­ни­ем на ско­ро­теч­ную гор­ло­вую ча­хот­ку. Сколь­ко от­ча­я­ния вло­же­но по­этом в пись­мо от 19 ап­ре­ля 1925 го­да к се­с­т­ре Ека­те­ри­не при по­лу­че­нии это­го из­ве­с­тия.

«У ме­ня ту­бер­ку­лёз!!! Ско­ро­теч­ный или не ско­ро­теч­ный, не знаю. Од­ним сло­вом, ка­ш­ляю кро­вью. …Про­щай, род­ная! Об­ни­ми Шу­ру. При­вет ро­ди­те­лям.

Дру­жок мой, по­мни, что я брат.

От ко­го у нас мо­жет быть ча­хот­ка?

…Ка­ш­ляю. Ка­ш­ляю с кро­вью».

И вот сти­хо­тво­ре­ние, в ко­то­рое пе­ре­пла­ви­лись все эти чув­ст­ва. По­свя­ще­но оно В.Бол­дов­ки­ну, бра­ту П.И. Ча­ги­на, с ко­то­рым Есе­нин по­дру­жил­ся в Ба­ку.

 

Про­щай, Ба­ку! Те­бя я не уви­жу. Те­перь в ду­ше пе­чаль, те­перь в ду­ше ис­пуг. И серд­це под ру­кой те­перь боль­ней и бли­же, И чув­ст­вую силь­ней про­стое сло­во: друг.   Про­щай, Ба­ку! Синь тюрк­ская, про­щай! Хла­де­ет кровь, ос­ла­бе­ва­ют си­лы. Но до­не­су, как сча­с­тье, до мо­ги­лы И вол­ны Ка­с­пия, и ба­ла­хан­ский май.   Про­щай, Ба­ку! Про­щай, как песнь про­стая! В по­след­ний раз я дру­га об­ни­му... Чтоб го­ло­ва его, как ро­за зо­ло­тая, Ки­ва­ла неж­но мне в си­ре­не­вом ды­му.

 

Ка­кое бла­го­род­ное, не­су­ет­ное на­сто­я­щее есе­нин­ское сти­хо­тво­ре­ние! На­пи­сал его по­эт, ощу­щав­ший се­бя на краю мо­ги­лы. Мно­го ли об­ще­го у это­го сти­хо­тво­ре­ния со сти­хо­тво­ре­ни­ем «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья»? Ни­че­го.

Про­ве­рим на нём на­ши про­ме­жу­точ­ные вы­во­ды. Мы ви­дим, что сти­хо­тво­ре­ние «Про­щай, Ба­ку! Те­бя я не уви­жу» не вось­ми­ст­роч­ник, со­дер­жит два сло­ва «я» в тек­с­те. Ана­фо­ра пра­виль­но раз­де­ля­ет его на три чет­ве­ро­сти­шья. По­ни­мая раз­ни­цу в зна­че­нии слов «про­щай» и «до сви­да­нья», Есе­нин вы­би­ра­ет сло­во «про­щай». Объ­ём его все­го лишь на че­ты­ре стро­ки боль­ше, чем у сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», но ка­кая у не­го бо­га­тая сло­вес­ная па­ли­т­ра, на­сто­я­щая «зо­ло­тая сло­вес­ная гру­да», ко­то­рой гор­дил­ся Есе­ни­н и ко­то­рая ни в ка­кое срав­не­ние не идёт с бес­цвет­ным, в пря­мом смыс­ле сло­ва, тек­с­том сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья». И сце­на про­ща­ния с дру­гом про­хо­дит не с по­мо­щью ру­ко­по­жа­тия, а так же, как в пись­мах Есе­ни­на: «В по­след­ний раз я дру­га об­ни­му…».

Сти­хо­тво­ре­ние «Про­щай, Ба­ку! Те­бя я не уви­жу» бы­ло на­пе­ча­та­но при жиз­ни по­эта толь­ко в га­зе­те «Ба­кин­ский ра­бо­чий» 25 мая 1925 го­да и ши­ро­кой чи­та­тель­ской пуб­ли­ке, в том чис­ле и не­из­ве­ст­но­му ав­то­ру сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», зна­ко­мо не бы­ло, в от­ли­чии от нас. Как нель­зя луч­ше сти­хо­тво­ре­ние «Про­щай, Ба­ку», вы­яв­ля­ет ис­кус­ст­вен­ную сущ­ность сти­хо­тво­ре­ния-под­ки­ды­ша «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья».

***

Сле­ду­ю­щая, ше­с­тая, стро­ка сти­хо­тво­ре­ния: «Не гру­с­ти и не пе­чаль бро­вей».

Ка­за­лось бы, здесь осо­бен­но по-есе­нин­ски зву­чит «пе­чаль бро­вей». Но всё де­ло в том, что сло­во «пе­чаль» в дан­ном слу­чае не су­ще­ст­ви­тель­ное, а по­ве­ли­тель­ное на­кло­не­ние гла­го­ла «пе­ча­лить», от­нюдь не си­но­ни­ма гла­го­ла «хму­рить». Гла­гол «пе­ча­лить» од­но­го кор­ня со сло­ва­ми «опе­ка», «опе­кун» (ко­рень «пе­ча» – за­бо­та, хло­по­ты), и «пе­ча­лить», по све­де­ни­ям тол­ко­во­го сло­ва­ря В.И. Да­ля, мож­но толь­ко ко­го-то, но не что-то. То есть, рус­ский язык не поз­во­ля­ет пе­ча­лить или не пе­ча­лить бро­ви или что-то ещё. И Есе­ни­ну, ко­то­рый при­зы­вал смо­т­реть все­гда в ко­рень сло­ва и сам к это­му стре­мил­ся, труд В.И. Да­ля был хо­ро­шо из­ве­с­тен, в от­ли­чие от ав­то­ра сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья».

В ка­че­ст­ве до­ка­за­тель­ст­ва это­го ут­верж­де­ния мож­но при­ве­с­ти дру­гой при­мер. Из-за то­го, что в по­чер­ке Есе­ни­на ма­лень­кие про­пис­ные бук­вы «г» и «ч» очень сход­ны по на­чер­та­нию, ли­те­ра­ту­ро­ве­ды не ус­та­ют спо­рить о том, ка­кое сло­во на­пи­са­но Есе­ни­ным в кон­це де­ся­той стро­ки по­эмы «Чёр­ный че­ло­век». Вот от­ры­вок с этой стро­кой:

 

Го­ло­ва моя ма­шет уша­ми, Как кры­ль­я­ми пти­ца. Ей на шее но­ги Ма­я­чить боль­ше не­вмочь.

 

Од­на­ко и сле­ду­ю­щее сло­во «ма­я­чить» не ме­нее за­га­доч­но, ес­ли знать то его един­ст­вен­ное зна­че­ние, ко­то­рое име­ет­ся, на­при­мер, в «Сло­ва­ре рус­ско­го язы­ка» С.И. Оже­го­ва – «вид­неть­ся в от­да­ле­нии».

Ес­ли же об­ра­тить­ся к сло­ва­рю В.И. Да­ля, то там мож­но най­ти не один де­ся­ток зна­че­ний это­го сло­ва, ма­ло­зна­ко­мых уже со­вре­мен­ни­кам Есе­ни­на, ина­че про­бле­ма в по­ни­ма­нии по­след­не­го сло­ва де­ся­той стро­ки не воз­ник­ла бы. В том чис­ле, там есть и зна­че­ние «та­с­кать», «но­сить», ко­то­рое ис­поль­зо­ва­но Есе­ни­ным в по­эме. Смысл фра­зы: го­ло­ве на шее но­ги та­с­кать боль­ше не­вмочь. Та­ким об­ра­зом, мы ви­дим, что Есе­ни­ну бы­ли зна­ко­мы эти мно­го­чис­лен­ные значения сло­ва «ма­я­чить», ко­то­рые мы на­хо­дим в сло­ва­ре В.И. Да­ля.

***

На­ко­нец, мы до­б­ра­лись до за­клю­чи­тель­ных строк сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья»:

 

В этой жиз­ни уми­рать не но­во, Но и жить, ко­неч­но, не но­вей.

 

На пер­вый взгляд, эта фра­за так­же впол­не есе­нин­ская, осо­бен­но с этим «ко­неч­но».

Сра­зу вспо­ми­на­ет­ся тро­е­крат­ное «ко­неч­но» из сти­хо­тво­ре­ния Есе­ни­на «Воз­вра­ще­ние на ро­ди­ну»:

«Да уж и я, ко­неч­но, стал не преж­ний…»

«Ко­неч­но, мне и Ле­нин не ико­на…»

«Ни при ка­кой по­го­де… я этих книг, ко­неч­но, не чи­тал…»

Это сти­хо­тво­ре­ние в ию­не-ию­ле 1924 го­да бы­ло опуб­ли­ко­ва­но в жур­на­ле «Крас­ная новь» №4 и раз­ле­те­лось по всей стра­не.

Но что ос­та­нет­ся, ес­ли уб­рать сло­во «ко­неч­но» из на­шей фра­зы: «В этой жиз­ни уми­рать не но­во, но и жить не но­вей». Не­ве­ли­ка пре­му­д­рость.

Из­ве­ст­но, как Есе­нин от­но­сил­ся к но­виз­не.

Во-пер­вых, о се­бе он го­во­рил:

 

Я че­ло­век не но­вый! Что скры­вать? Ос­тал­ся в про­шлом я од­ной но­гою… («Русь ухо­дя­щая», 1924 г.)

 

Во-вто­рых, раз­ве за но­виз­ну це­нил жизнь Есе­нин, ско­рее на­обо­рот. Вот стро­ки из его сти­хо­тво­ре­ния «Спит ко­выль. Рав­ни­на до­ро­гая…», опуб­ли­ко­ван­но­го при его жиз­ни толь­ко в га­зе­те «Ба­кин­ский ра­бо­чий» 20 ию­ля 1925 го­да, за пол­го­да до смер­ти.

 

И те­перь, ког­да вот но­вым све­том И мо­ей кос­ну­лась жизнь судь­бы, Всё рав­но ос­тал­ся я по­этом Зо­ло­той бре­вен­ча­той из­бы.   По но­чам, при­жав­шись к из­го­ло­вью, Ви­жу я, как силь­но­го вра­га, Как чу­жая юность брыз­жет но­вью На мои по­ля­ны и лу­га.   Но и всё же, но­вью той те­сни­мый, Я мо­гу про­чув­ст­вен­но про­петь: Дай­те мне на ро­ди­не лю­би­мой, Всё лю­бя, спо­кой­но уме­реть!

 

В этом от­рыв­ке сло­ва «брыз­жет но­вью» слов­но при­кры­ва­ют дру­гие – «брыз­жет кро­вью».

Толь­ко один этот при­мер пол­но­стью про­ти­во­ре­чит смыс­лу за­клю­чи­тель­ной фра­зы сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья…», а глав­ное, её ду­ху. Вид­но, что ни­че­го есе­нин­ско­го в этих яко­бы мно­го­зна­чи­тель­ных есе­нин­ских сло­вах нет, обыч­ная тав­то­ло­гия, по­втор близ­ких по смыс­лу и зву­ча­нию слов (в жиз­ни – жить, но­во – но­вей), за ко­то­ры­ми нет ни чув­ст­ва, ни мыс­ли.

В 1924 го­ду в по­эме «Песнь о Ве­ли­ком по­хо­де» Есе­нин вло­жил в ус­та Пе­т­ра Ве­ли­ко­го поч­ти фоль­к­лор­ное вы­ра­же­ние на те­му жиз­ни и смер­ти:

 

По­ми­рать бо­юсь. По­ми­рать бо­юсь, Да и жить не рад…

 

на­пи­сан­ное в ду­хе рус­ских на­род­ных по­сло­виц на ту же те­му: «Жить горь­ко, да и уме­реть не слад­ко», «Жить гру­ст­но, а уми­рать тош­но», «Жить му­чить­ся, а уме­реть не хо­чет­ся», «Жить тяж­ко, да и уми­рать не лег­ко».

Сам Есе­нин лю­бил и це­нил жизнь. Да­же зна­ме­ни­то­му те­перь Джи­му он вну­шал, «что жить на све­те сто­ит» («Со­ба­ке Ка­ча­ло­ва», март 1925 г.).

А вот его сло­ва, ска­зан­ные ле­том 1924 го­да в Ле­нин­гра­де: «Я люб­лю жизнь, я очень люб­лю жизнь – быть мо­жет, по­то­му я за­хлё­бы­ва­юсь пес­ней, что жизнь, с её ок­ру­жа­ю­щи­ми людь­ми, так хо­ро­шо при­ня­ла ме­ня и так ме­ня ле­ле­ет. Я ча­с­то ду­маю: как бы­ло бы пре­крас­но, ес­ли бы всех по­этов лю­би­ли, так же, как и ме­ня». И там же: «У ме­ня сла­ва и день­ги, все хо­тят об­ще­ния со мною, всем ле­ст­но, но я в чу­жом об­ще­ст­ве те­ря­юсь – и толь­ко для хра­б­ро­с­ти я пью» (Вос­по­ми­на­ния Вл. Ри­чи­от­ти «Есе­нин пе­ред са­мим со­бой». «Крас­ная га­зе­та. Ве­чер­ний вы­пуск». 29 де­ка­б­ря 1926 г.). При­во­жу здесь эти сло­ва, по­сколь­ку вос­по­ми­на­ния Вл. Ри­чи­от­ти не по­па­ли ни в один сбор­ник вос­по­ми­на­ний о Есе­ни­не.

И раз­ве не о том же сти­хи, на­пи­сан­ные 14 ок­тя­б­ря 1925 го­да, за два с по­ло­ви­ной ме­ся­ца до смер­ти:

 

Пусть на окош­ках гни­лая сы­рость, Я не жа­лею, и я не пе­ча­лен. Мне всё рав­но эта жизнь по­лю­би­лась, Так по­лю­би­лась, как буд­то вна­ча­ле. («Сви­щет ве­тер, се­ре­б­рё­ный ве­тер»)

 

При та­ком взгля­де на жизнь, смерть для Есе­ни­на яв­ле­ние уни­каль­ное, она пер­вая и по­след­няя, а не «пред­наз­на­чен­ное рас­ста­ва­нье» или что-то но­вень­кое, для не­го это не­из­беж­ное за­вер­ше­ние так го­ря­чо лю­би­мой им жиз­ни.

Сов­сем дру­гое от­но­ше­ние к жиз­ни и смер­ти мы на­хо­дим у ав­то­ра сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья».

И тут мож­но со­гла­сить­ся с той не­га­тив­ной оцен­кой, ко­то­рую дал в 1926 го­ду сти­хо­тво­ре­нию «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» со­вре­мен­ник Есе­ни­на – по­эт А.Е. Кру­че­ных: «Ка­кое над­ру­га­тель­ст­во над жиз­нью! Ка­кие не­ук­лю­жие сло­ва! Ка­кой Со­ло­губ во­дил ру­кой Есе­ни­на?!..» («Ги­бель Есе­ни­на». М., 1926 г., с.10).

***

По ито­гам на­ше­го по­ст­роч­но­го ана­ли­за сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья…» мож­но сде­лать сле­ду­ю­щий вы­вод.

Сти­хо­тво­ре­ние «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» пред­став­ля­ет со­бой ли­те­ра­тур­ный кол­лаж из ку­соч­ков есе­нин­ских сти­хов, вро­де «до сви­да­нья, пе­ри, до сви­да­нья», «друг мой, друг мой», «ко­неч­но» и мно­го­чис­лен­ных эпи­те­тов «ми­лый».

Цель бы­ла про­стая: на­пи­сать не­что про­щаль­ное «под Есе­ни­на».

Про­фес­си­о­наль­но текст сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» сде­лан пло­хо:

– име­ет­ся раз­дво­е­ние смыс­ла в пя­той стро­ке;

– де­фор­ма­ция рит­ма в тре­ть­ей стро­ке;

– не­о­прав­дан­ное при­ме­не­ние ана­фо­ры в сти­хо­тво­ре­нии, на­пи­сан­ном дву­сти­шь­я­ми в пер­вой и пя­той стро­ках;

– не­зна­ние осо­бен­но­с­тей рус­ской раз­го­вор­ной ре­чи во вто­рой стро­ке;

– не­пра­виль­ное со­че­та­ние слов в ше­с­той стро­ке;

– со­мни­тель­ной му­д­ро­с­ти сен­тен­ция в седь­мой и вось­мой стро­ках.

Кро­ме то­го, в тек­с­те сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» от­сут­ст­ву­ет сло­во «я» – яр­кая ха­рак­тер­ная при­ме­та есе­нин­ских сти­хов 1919–1925 го­дов.

По этим при­чи­нам счи­тать сти­хо­тво­ре­ние «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» есе­нин­ским мож­но толь­ко в на­деж­де ког­да-ни­будь по­лу­чить ана­лиз его тек­с­та от апо­ло­ге­та офи­ци­аль­ной вер­сии его есе­нин­ско­го про­ис­хож­де­ния.

***

По­ми­мо тек­с­та сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», о его не­есе­нин­ском про­ис­хож­де­нии сви­де­тель­ст­ву­ют та­кие фак­ты:

1. От­сут­ст­вие да­же упо­ми­на­ния об этом сти­хо­тво­ре­нии в след­ст­вен­ном де­ле о смер­ти Есе­ни­на, не­смо­т­ря на то, что след­ст­вие ве­лось не­сколь­ко не­дель.

2. От­сут­ст­вие упо­ми­на­ния об этом сти­хо­тво­ре­нии в днев­ни­ках, пись­мах и раз­го­во­рах ле­нин­град­ских ли­те­ра­то­ров до опуб­ли­ко­ва­ния его тек­с­та в «Крас­ной га­зе­те. Ве­чер­ний вы­пуск» 29 де­ка­б­ря 1925 г.

3. Не­со­впа­де­ние сви­де­тель­ских по­ка­за­ний В.Эр­ли­ха и Г. и Е. Ус­ти­но­вых, ко­то­рые не бы­ли рас­счи­та­ны на чте­ние по­сто­рон­ни­ми ли­ца­ми, и их же ли­те­ра­тур­ных вос­по­ми­на­ний о Есе­ни­не, осо­бен­но в опи­са­нии со­бы­тий по­след­не­го дня жиз­ни по­эта 27 де­ка­б­ря 1925 г.

4. Ссыл­ка Воль­фа Эр­ли­ха на то, что он за­был о по­да­рен­ном ему сти­хо­тво­ре­нии «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья». Из вос­по­ми­на­ний А.Бер­зинь из­ве­ст­но, что он мог без ошиб­ки по па­мя­ти за­пи­сать весь текст по­эмы Есе­ни­на «Песнь о Ве­ли­ком по­хо­де». Но в «Ан­г­ле­те­ре» он за­бы­ва­ет о сти­хо­тво­ре­нии, на­пи­сан­ном кро­вью, о порт­фе­ле с до­ве­рен­но­с­тью, о том, что на до­ве­рен­ность по­ла­га­ет­ся ста­вить пе­чать.

За­быв­чи­вость В.Эр­ли­ха, свя­зан­ная со сти­хо­тво­ре­ни­ем «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья», про­дол­жа­лась и в 1926 го­ду. На прось­бу С.А. Тол­стой-Есе­ни­ной, со­би­рав­шей ма­те­ри­а­лы для му­зея Есе­ни­на, при­не­с­ти ав­то­граф это­го сти­хо­тво­ре­ния для пе­ре­съём­ки ле­нин­град­ско­му фо­то­гра­фу В.В. Прес­ня­ко­ву Эр­лих от­ре­а­ги­ро­вал толь­ко 27 мая, а за­тем про­сто за­был об ав­то­гра­фе поч­ти на пол­го­да. Вот что пи­сал Прес­ня­ков Со­фье Ан­д­ре­ев­не 24 мая 1926 г.:

«На­ко­нец объ­я­вил­ся Эр­лих и для на­ча­ла – на­дул, обе­щав при­не­с­ти ав­то­граф в вос­кре­се­нье и не ис­пол­нив это­го», и че­рез пять ме­ся­цев 21 ок­тя­б­ря 1926 г: «По­сы­лаю Вам один эк­земп­ляр ав­то­гра­фа Сер­гея Алек­сан­д­ро­ви­ча. Ори­ги­нал до сих пор у ме­ня, так как Эр­лих по­сле не­при­ят­но­го раз­го­во­ра со мной скрыл­ся, ко­неч­но, не за­пла­тив, как и по­до­ба­ет дей­ст­во­вать ара­пу пло­хой мар­ки».

Со­гла­си­тесь, что с до­ро­гой для те­бя ве­щью так не по­сту­па­ют, тем бо­лее с по­след­ним тво­ре­ни­ем зна­ме­ни­то­го по­эта.

5. В ав­то­гра­фе сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» нет раз­де­ле­ния тек­с­та на две стро­фы. В то вре­мя как пер­вая пуб­ли­ка­ция тек­с­та в ле­нин­град­ской «Крас­ной га­зе­те. Ве­чер­ний вы­пуск» 29 де­ка­б­ря 1925 г. в ста­тье Г.Ус­ти­но­ва «Сер­гей Есе­нин и его смерть» име­ет раз­де­ле­ние на две стро­фы, при­чём не по че­ты­ре стро­ки, как оно де­лит­ся сей­час, а на чет­ве­ро­сти­шье и пя­ти­сти­шье, где сло­ва «без ру­ки, без сло­ва» вы­де­ле­ны в от­дель­ную стро­ку. Та­кой про­из­вол го­во­рит о том, что на мо­мент пуб­ли­ка­ции ав­то­граф сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» не был из­ве­с­тен Г.Ус­ти­но­ву, толь­ко текст. Текст на­пи­сать го­раз­до про­ще, чем ква­ли­фи­ци­ро­ван­но под­де­лать ав­то­граф, для это­го тре­бу­ют­ся и об­раз­цы по­чер­ка, и вре­мя, и спе­ци­а­ли­с­ты.

6. Про­ме­жу­ток вре­ме­ни дли­ной в один ме­сяц меж­ду пуб­ли­ка­ци­я­ми в пе­ча­ти тек­с­та сти­хо­тво­ре­ния «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» – 29 де­ка­б­ря 1925 г. и фо­то­ко­пии ав­то­гра­фа – 28 ян­ва­ря 1926 го­да. За это вре­мя впол­не бы­ло воз­мож­но пе­ре­не­с­ти его текст на бу­ма­гу есе­нин­ским по­чер­ком, осо­бен­но ес­ли под­клю­чить к это­му оп­ре­де­лён­ные служ­бы, ко­то­рые все­гда име­лись в Рос­сии и до ре­во­лю­ции, и по­сле. Из­ве­ст­ный при­мер – пись­мо Б.В. Са­вин­ко­ва граж­да­ни­ну Дзер­жин­ско­му на­ка­ну­не вы­па­де­ния тер­ро­ри­с­та с вы­со­ты пя­то­го эта­жа в мае 1925 г. на Лу­бян­ке.

7. Упо­ми­на­ние о том, что сти­хо­тво­ре­ние «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья» бы­ло на­пи­са­но Есе­ни­ным соб­ст­вен­ной кро­вью по при­чи­не от­сут­ст­вия чер­нил в но­ме­ре «Ан­г­ле­те­ра». Мно­го­чис­лен­ные сви­де­тель­ст­ва род­ст­вен­ни­ков и зна­ко­мых Есе­ни­на, а так­же стро­ки его сти­хов и пи­сем и, в пер­вую оче­редь, ко­неч­но, са­ми ру­ко­пи­си по­эта го­во­рят о том, что в ка­че­ст­ве лю­би­мо­го ин­ст­ру­мен­та для пись­ма у Есе­ни­на был ка­ран­даш: про­стой, чер­ниль­ный или цвет­ной, ко­то­рый все­гда был при нём, а чер­ни­ла бы­ли сов­сем не обя­за­тель­ны.

Эта де­таль – на­пи­са­ние сти­хо­тво­ре­ния кро­вью – бы­ла при­ду­ма­на, что­бы отв­лечь вни­ма­ние от не­же­ла­тель­ных во­про­сов: по­че­му нет пред­смерт­ной за­пи­с­ки, от­ку­да у Есе­ни­на ра­ны на го­ло­ве и ру­ках, по­че­му у не­го та­кая не­ха­рак­тер­ная для по­ве­сив­ше­го­ся по­за и рас­тер­зан­ный вид. К то­му же, от­дель­ные не­со­впа­де­ния в по­чер­ке мож­но бы­ло объ­яс­нить не­о­быч­ным спо­со­бом за­пи­си.

***

Как это ни стран­но зву­чит, но ис­то­рия о пи­са­нии кро­вью име­ла своё про­дол­же­ние в 1965 го­ду. Это был юби­лей­ный для Есе­ни­на год, и жур­нал «Ли­те­ра­тур­ная Гру­зия» в де­ся­том но­ме­ре на­пе­ча­тал вос­по­ми­на­ния о Есе­ни­не Ни­ны Алек­сан­д­ров­ны Та­бид­зе, вдо­вы Ти­ци­а­на Та­бид­зе, гру­зин­ско­го по­эта, рас­ст­ре­лян­но­го в 1937 го­ду, хо­ро­ше­го зна­ко­мо­го Есе­ни­на в пе­ри­од его пре­бы­ва­ния на Кав­ка­зе в 1924–1925 го­дах. Вос­по­ми­на­ния вы­шли че­рез пол­го­да по­сле смер­ти Ни­ны Алек­сан­д­ров­ны, и ни­ка­ко­го упо­ми­на­ния о том, что Есе­нин что-то пи­сал кро­вью, на стра­ни­цах этих вос­по­ми­на­ний не бы­ло.

Но очень ско­ро по­яви­лась в пе­ча­ти дру­гая ре­дак­ция этих вос­по­ми­на­ний, как пи­са­лось в ком­мен­та­ри­ях, «рас­ши­рен­ная и до­пол­нен­ная», с но­вы­ми ко­ло­рит­ны­ми де­та­ля­ми, в том чис­ле и о том, что сбор­ник «Стра­на со­вет­ская», ос­тав­лен­ный Есе­ни­ным для Ни­ны Алек­сан­д­ров­ны 21 фе­в­ра­ля 1925 го­да, был над­пи­сан его кро­вью, но за­тем эта кни­га бы­ла у неё ук­ра­де­на. С тех пор имен­но этот ва­ри­ант вос­по­ми­на­ний Н.А. Та­бид­зе о Есе­ни­не вре­мя от вре­ме­ни пе­ре­из­да­ёт­ся. Бо­лее то­го, не­ко­то­рые ре­ти­вые ли­те­ра­ту­ро­ве­ды че­рез мно­го лет по­сле смер­ти Н.А. Та­бид­зе ста­ли при­пи­сы­вать ей сло­ва о том, что и сти­хо­тво­ре­ние «По­этам Гру­зии» Есе­нин за­пи­сал сво­ей кро­вью, по­сколь­ку не бы­ло чер­нил в гос­ти­ни­це.

Факт ми­фо­твор­че­ст­ва оче­ви­ден, но ока­за­лось, что не для всех. В свя­зи с этим не­сколь­ко за­ме­ча­ний. Ес­ли, дей­ст­ви­тель­но, слу­чаи на­пи­са­ния кро­вью со сто­ро­ны Есе­ни­на име­ли ме­с­то, то по­че­му об этом ни­че­го не на­пи­са­ли в сво­их вос­по­ми­на­ни­ях ни муж Н.А. Та­бид­зе – Ти­ци­ан Та­бид­зе в 1927 го­ду, ни дру­гие гру­зин­ские по­эты, ни рус­ские слу­жа­щие ре­дак­ции ти­ф­лис­ской га­зе­ты «За­ря Вос­то­ка», дру­жив­шие с по­этом, на­при­мер, жур­на­лист Н.К. Верж­биц­кий. И по­че­му об этом вспом­ни­ли толь­ко в 1965 го­ду и поз­же, ког­да про­ве­рить что-ли­бо бы­ло уже не­воз­мож­но.

По­пыт­ка об­ра­тить­ся к ав­то­гра­фу вос­по­ми­на­ний окон­чи­лась ни­чем. Род­ст­вен­ни­ки Н.А. Та­бид­зе со­об­щи­ли, что ав­то­ри­зо­ван­ная ма­ши­но­пис­ная ру­ко­пись на­хо­дит­ся в Му­зее ли­те­ра­ту­ры Гру­зии в Тби­ли­си, от­ку­да по­сту­пил от­вет, что вос­по­ми­на­ний Н.А. Та­бид­зе о С.А. Есе­ни­не у них в фон­дах нет.

По это­му по­во­ду вспо­ми­на­ет­ся слу­чай с Н.Н. Гор­ба­чё­вым, ко­то­рый в на­ча­ле 1926 го­да на­пи­сал «По­сла­ние еван­ге­ли­с­ту Де­мь­я­ну (Бед­но­му)» и вы­дал его за есе­нин­ское сти­хо­тво­ре­ние. На во­прос, за­чем он это сде­лал, тот от­ве­тил: «А на мёрт­вых ва­лить лег­че». Эти сло­ва впол­не мож­но бы­ло бы по­ста­вить эпи­гра­фом ко всей ис­то­рии со сти­хо­тво­ре­ни­ем «До сви­да­нья, друг мой, до сви­да­нья». Са­мо это сти­хо­тво­ре­ние, по всей ве­ро­ят­но­с­ти, и в са­мом де­ле ока­за­лось по­смерт­ным для Есе­ни­на. 

Зинаида МОСКВИНА