Архив : №29. 22.07.2011

Учитель Вадима Кожинова

Ле­о­нид Пин­ский дол­гое вре­мя счи­тал­ся у нас са­мым круп­ным зна­то­ком за­пад­но-­е­в­ро­пей­ской ли­те­ра­ту­ры эпо­хи Воз­рож­де­ния. Кро­ме ис­сле­до­ва­тель­ско­го да­ра, у не­го был ещё та­лант пре­по­да­ва­те­ля. Это он пер­вым под­толк­нул к на­уч­ным изы­с­ка­ни­ям сво­е­го сту­ден­та – Ва­ди­ма Ко­жи­но­ва.

 

Ле­о­нид Ефи­мо­вич Пин­ский ро­дил­ся 6 но­я­б­ря 1906 го­да в Бе­ло­рус­сии в се­мье учи­те­ля. Ког­да при­шло вре­мя вы­би­рать про­фес­сию, он ре­шил про­дол­жить судь­бу от­ца и ус­т­ро­ил­ся в од­ну из сель­ских школ на Чер­ни­гов­щи­не. Но по­том ему ста­ло яс­но, что без ос­но­ва­тель­ной проф­под­го­тов­ки не обой­тись, и в 1926 го­ду пар­ниш­ка по­сту­пил на фил­фак в Ки­ев­ский уни­вер­си­тет.

По­сле за­щи­ты дип­ло­ма Пин­ский был рас­пре­де­лён в Ти­ра­с­поль. Там он с 1930 по 1933 год пре­по­да­вал в Мол­дав­ском пе­дин­сти­ту­те ук­ра­ин­скую ли­те­ра­ту­ру. Од­на­ко его ин­те­ре­сы уже тог­да бы­ли на­мно­го ши­ре. Ему уже в ту по­ру хо­те­лось за­нять­ся изу­че­ни­ем куль­ту­ры всей Ев­ро­пы.

Эта меч­та мо­ло­до­го ис­сле­до­ва­те­ля ис­пол­ни­лась в ас­пи­ран­ту­ре Мос­ков­ско­го пе­дин­сти­ту­та име­ни Буб­но­ва. Пин­ский по­пал на ка­фе­д­ру все­об­щей ли­те­ра­ту­ры, где ему пред­ло­жи­ли взять­ся за дис­сер­та­цию о Раб­ле. Но по­сколь­ку на ас­пи­рант­скую сти­пен­дию про­жить бы­ло не­воз­мож­но, быв­ший сель­ский учи­тель на­шёл се­бе под­ра­бот­ку в те­а­т­раль­ном учи­ли­ще при те­а­т­ре Ре­во­лю­ции.

За­щи­тив в 1936 го­ду дис­сер­та­цию, Пин­ский пла­ни­ро­вал ос­тать­ся в Моск­ве. Од­на­ко сво­бод­ных ва­кан­сий в сто­ли­це для не­го не ока­за­лось, и он вы­нуж­ден был уе­хать в Курск. В Моск­ву ему уда­лось вер­нуть­ся лишь в 1938 го­ду. Его тог­да при­ня­ли до­цен­том в Мос­ков­ский ин­сти­тут фи­ло­со­фии, ли­те­ра­ту­ры и ис­кус­ст­ва.

Ког­да на­ча­лась вой­на, Пин­ский до­б­ро­воль­цем за­пи­сал­ся в ар­мию. Но в мар­те 1942 го­да его ото­зва­ли в Моск­ву и на­пра­ви­ли на ка­фе­д­ру за­пад­ной ли­те­ра­ту­ры в МГУ.

Кто по­том толь­ко у Пин­ско­го не учил­ся. По­сле вой­ны его лек­ции слу­шал, к при­ме­ру, глав­ный рев­ни­тель рус­ской куль­ту­ры Ми­ха­ил Ло­ба­нов. Поз­же бо­рец с но­си­те­ля­ми ли­бе­раль­ных идей вспо­ми­нал: «Сре­ди про­фес­су­ры бы­ли и «на­став­ни­ки мла­дых душ» вро­де Ле­о­ни­да Ефи­мо­ви­ча Пин­ско­го, лек­ции ко­то­ро­го по за­пад­ной ли­те­ра­ту­ре по­клон­ни­ки его из ев­ре­ев на­зы­ва­ли «ге­ни­аль­ны­ми», а ме­ня ди­ви­ли раз­ве толь­ко тем соч­ным, поч­ти фи­зи­о­ло­ги­че­с­ким удо­воль­ст­ви­ем, с ка­ким тол­стые гу­бы лек­то­ра бес­ко­неч­но об­са­сы­ва­ли сло­во «раб­ле­зи­ан­ст­во». Как мне ста­ло из­ве­ст­но поз­же, вне уни­вер­си­те­та Пин­ский со­би­рал во­круг се­бя «мо­ло­дых мыс­ли­те­лей» (сре­ди них по­бы­вал и В.Ко­жи­нов, по его сви­ди­тель­ст­ву). Там-то и про­ра­с­та­ло то се­мя, ко­то­рое даст в бу­ду­щем та­кие обиль­ные пло­ды» (М.Ло­ба­нов. В сра­же­нии и люб­ви. М., 2003).

Аре­с­то­ва­ли Пин­ско­го в ию­не 1951 го­да. До­нёс на не­го Яков Эль­сберг. Как го­во­ри­ли, ор­га­ны МГБ в рам­ках борь­бы с ко­с­мо­по­ли­та­ми пла­ни­ро­ва­ли ор­га­ни­зо­вать круп­ную ак­цию по об­ли­че­нию вра­гов в кру­гу мос­ков­ских ли­те­ра­ту­ро­ве­дов. Но до по­ка­за­тель­но­го про­цес­са де­ло не до­шло. Пин­ско­му вти­ха­ря да­ли де­сять лет и со­сла­ли в один из ла­ге­рей в Горь­ков­скую об­ласть, где он от­си­дел пол­сро­ка.

Вый­дя на сво­бо­ду в 1956 го­ду, учё­ный вер­нул­ся в МГУ и вско­ре из­дал сра­зу две кни­ги: «Ре­а­лизм эпо­хи Воз­рож­де­ния» и «Шек­с­пир. Ос­нов­ные на­ча­ла дра­ма­тур­гии». По этим ра­бо­там он ре­шил всту­пить в Со­юз пи­са­те­лей. Ре­ко­мен­да­ции ему да­ли Алек­сандр Аникст, Ми­ха­ил Лиф­шиц и Вик­тор Не­кра­сов. «Ра­бо­ты Л.Пин­ско­го, – от­ме­чал Аникст, – на­пи­са­ны жи­во. Од­на­ко ес­те­ст­вен­но, что жи­вость у не­го – это не жур­на­лист­ская бой­кость, а жи­вость мыс­ли. Чи­та­тель сра­зу же ока­зы­ва­ет­ся за­хва­чен­ным тем жи­вым ощу­ще­ни­ем при­ро­ды ре­нес­санс­но­го ис­кус­ст­ва, ко­то­рое про­ни­зы­ва­ет все ра­бо­ты Л.Пин­ско­го. Но ис­кус­ст­во для не­го не ка­кая-то аб­ст­ракт­ная ре­аль­ность, су­ще­ст­ву­ю­щая вне его твор­цов. С этой точ­ки зре­ния при­ме­ча­тель­ны этю­ды об от­дель­ных ма­с­те­рах куль­ту­ры эпо­хи Воз­рож­де­ния. Мо­жет быть, ни­где жи­вое ощу­ще­ние лич­но­с­ти ху­дож­ни­ка не вы­ра­же­но у Л.Пин­ско­го так, как в его этю­де о Бен­ве­ну­то Чел­ли­ни».

Для при­ём­ной ко­мис­сии кни­ги Пин­ско­го от­ре­цен­зи­ро­ва­ли А.Вял­це­ва и Н.Лю­би­мов. По­след­ний под­черк­нул: «Л.Е. Пин­ский по­ра­жа­ет ши­ро­той сво­их на­уч­ных ин­те­ре­сов. Эразм Рот­тер­дам­ский, Бен­ве­ну­то Чел­ли­ни, Раб­ле, Кри­с­то­фер Мар­ло, Шек­с­пир, Сер­ван­тес, Валь­тер Скотт, за­пад­но-ук­ра­ин­ская клас­си­ка – та­ков да­ле­ко не пол­ный пе­ре­чень имён и це­лых об­ла­с­тей ли­те­ра­ту­ры, сде­лав­ших­ся пред­ме­том его вдум­чи­во­го и мно­го­сто­рон­не­го ис­сле­до­ва­ния, его бле­с­тя­ще­го ана­ли­за».

Но этих от­зы­вов для лит­функ­ци­о­не­ров ока­за­лось не­до­ста­точ­но. Не­кто Дми­т­рий Ерё­мин на ре­ша­ю­щем за­се­да­нии пре­зи­ди­у­ма Мос­ков­ской пи­са­тель­ской ор­га­ни­за­ции 13 фе­в­ра­ля 1963 го­да за­явил по по­во­ду ра­бот Пин­ски­о­го: «Я про­чи­тал его всту­пи­тель­ные ста­тьи, про­чи­тал дру­гие ра­бо­ты. Всё это хо­ро­шо, ум­но, с пол­ным зна­ни­ем пред­ме­та на­пи­са­но, но опять-та­ки это чи­с­тая на­ука. Это учё­ный, да ещё за­ни­ма­ю­щий­ся за­пад­ным «да­лё­ком». По­сле та­ко­го за­яв­ле­ния за кан­ди­да­ту­ру Пин­ско­го про­го­ло­со­вал лишь один че­ло­век. 9 про­го­ло­со­ва­ли про­тив и трое воз­дер­жа­лись.

По­втор­но де­ло Пин­ско­го бы­ло рас­смо­т­ре­но 9 де­ка­б­ря 1963 го­да. На­стой­чи­вость про­явил А.В. Ка­ра­га­нов.

Но сам Пин­ский сго­вор­чи­вым так и не стал. В 1968 го­ду он по­ста­вил свою под­пись под об­ра­ще­ни­ем в за­щи­ту Гинз­бур­га и Га­лан­ско­ва. За это на­чаль­ни­ки из Мос­ков­ской пи­са­тель­ской ор­га­ни­за­ции объ­я­ви­ли ему вы­го­вор.

Поз­же за учё­ным был ус­та­нов­лен не­глас­ный над­зор. Вновь со­труд­ни­ки спец­служб к не­му по­сту­ча­лись в мае 1972 го­да. Кри­тик Лев Ле­виц­кий 7 мая 1972 го­да за­пи­сал в сво­ём днев­ни­ке: «У Пин­ско­го был обыск. Ис­ка­ли ли­те­ра­ту­ру. В семь ут­ра раз­дал­ся зво­нок в дверь. Во­шли три мо­ло­дых че­ло­ве­ка в ци­виль­ном, из­ви­ни­лись, что вы­нуж­де­ны бес­по­ко­ить хо­зя­ев, предъ­я­ви­ли ор­дер на обыск по де­лу но­мер 25 (фор­ма те­перь та­кая) и при­сту­пи­ли к «ра­бо­те». Шмо­на­ли це­лый день. Ра­зу­ме­ет­ся, на­шли ка­кие-то пре­до­су­ди­тель­ные кни­ги и ру­ко­пи­си и унес­ли их. С че­го это вдруг по­на­до­би­лось де­лать обыск у по­жи­ло­го че­ло­ве­ка, уже от­си­дев­ше­го срок? До­вод, что в сто­ли­це пред­при­ни­ма­ют­ся про­фи­лак­ти­че­с­кие ме­ры, свя­зан­ные с пред­сто­я­щим при­ез­дом Ни­ксо­на, не ка­жет­ся мне убе­ди­тель­ным. Са­мое лёг­кое объ­яс­не­ние да­ле­ко не все­гда бы­ва­ет са­мым точ­ным. Вче­ра раз­нёс­ся слух, что обыск был не у од­но­го Пин­ско­го. Шмо­на­ли яко­бы в де­сят­ке дру­гих квар­тир. На­до бы до­ко­пать­ся, прав­да это или нет? По­жа­ло­вать мо­гут к каж­до­му из нас. В том чис­ле и ко мне. И вы­та­щить днев­ник».

Умер Пин­ский 26 фе­в­ра­ля 1981 го­да в Моск­ве.

Вячеслав ОГРЫЗКО